62 автобус ходит всегда

      — Одна тысяча восемьдесят три… — вкрадчивым шёпотом сообщает монитору Маринетт, нажимая кнопку “прочитано” в контекстном меню по правому нажатию мыши в чате под названием “Центр-13”. — Эта шутка уже вышла из-под контроля.       — Так выпусти узду, покуда она не выкинула тебя в кусты!       Девушка вздрагивает, едва не расплескав по столу свежезаваренный чай, пока ещё совсем кипяток.       — Сколько раз мне повторять, что спать надо где положено! — вспыхивает Маринетт, облизывая кончики обожжённых пальцев.       Издалека она приняла неровный сугроб на диванчике за прикрытую наспех пледом гору неразобранного реквизита со вчерашнего, прости господи, “представления”. Но нет. Ничего и никого, кроме главного реквизита — самого импресарио Освальда. Стало быть, никаких внеплановых уборок сегодня.       — Миледи, я человек простой, — потерев глаза ладонью, сообщает Освальд. — Где устал, там и упал!       — Неважно… Я же под подпись вчера ключи сдавала. Тебя кто из камеры выпустил?       — Кто знает! — невинно пожимает плечами импресарио. — Мало ли героев ныне прячет своё благородство под покровом ночи?       Знает Маринетт этих “героев” — либо шатались по коридорам во хмелю, либо в своё время все свободные очки прокачки в Справедливость вдолбили, а следовало бы в интеллект. Про себя она делает заметку спросить потом об этом инциденте товарищей с Хеседа и с Нецаха.       — От него пахло мокрой подушкой. И свежестиранным постельным бельём, подсушенным на солнышке, — как будто наблюдая за ходом её мыслей, подсказывает Освальд. Как будто это чем-то поможет — человеку, который не пытается понюхать всё подряд!       В “Центре-13” появилось уже тридцать сообщений.       Всё ещё удивительно, насколько сильно изменился мир снаружи за последние десять лет. В Корпорации Лоботомия был интерком, но использовали его строго по работе, а все неприятные в целом и Анжеле в частности сообщения удалялись прежде, чем их мог увидеть хоть кто-нибудь, кроме этой самой Анжелы. В Библиотеке директор вовсе избавилась от этой столь раздражавшей её необходимости цензурировать каждое прописное слово; но для того, чтобы поговорить с человеком, изволь отыскать его лично. Для людей в Городе в это время стало нормальным полдня отвечать на электронную почту, а следующие полдня зависать в групповых чатах. И когда они только успевают работать?!       Изначально чат с дурацким названием “Центр-13” Маринетт и три другие её молодые бабки сделали, чтобы не потерять контакт. Цифру “13” взяли из названия Ассоциации, а “Центр” остался от “Центрального отдела управления”, — даже спустя месяцы на Этаже Естественных наук они не перестали называть себя так, по крайней мере в своём междусобойчике.       Потом решили позвать Тиф… Лизу. Лиза справедливо считала, что оставлять за скобками всех других бывших сотрудников отдела как-то нечестно. А потом подтянулись коллеги с Хеседа и Гебуры, не менее справедливо решившие, что “Центр” — это про “Центральные отделы” в целом. Уже тогда народу туда набилось больше пятидесяти человек; а потом кто-то додумался приглашать новых коллег из Тринадцатой Ассоциации. Таким чудесным образом в чате Центральных этажей появились не только библиотекари, но и многие, кто на этих самых Центральных этажах Библиотеки бывал до смерти избит; иные — ещё и по нескольку раз.       Именно тогда Маринетт с чистой совестью заглушила канал, скинула права на Дани, Кали и Лизу, — а потом собрала тот же состав подруг из четырёх “волшебных бабушек” в отдельном диалоге. И всё же, глядя на иконку с постоянно увеличивающимся в геометрической прогрессии числом, Маринетт всякий раз становится немного горько, как будто у неё отняли что-то личное.       Времена и технологии меняются, но кое-какие вещи остаются неизменными: если хочешь сделать что-то для себя — давай как-нибудь без начальства.