«Massive addictive
And suddenly I'm greatly affected
Like burning fire inside my cyanide
Scared of losing my mind
I'm totally completely afflicted
As I inspire the lie like a lullaby
Crawling around in my mind»
Шесть лет назад. В новой школе одиноко. Джой возвращается домой, бросает сумку в коридоре и тяжелым шагом поднимается к себе в комнату. Отец уже несколько месяцев пропадает на работе, а Джея так и не выписали из больницы. Джой не нравится коротать дни без брата. Она бессильно падает на кровать, поворачивает голову вправо и натыкается на единственные вещи, какие разобрала после переезда, — на старые фотографии. Мама их не любила и часто просила убрать с видного места на комоде, но теперь она за решеткой, и фотографии стоят на прикроватной тумбочке. Распечатанные на домашнем принтере, когда-то сделанные на телефон снимки выглядят смазанными и размытыми, но всё равно нравятся Джой. На одном из них она повисла на Джее, крепко обхватив за шею. Тогда она заставила его нести её домой на руках, потому что подвернула ногу на тренировке. А на другой он почти заснул, положив голову ей на колени. Он уже тогда был ощутимо выше нее, и смотрелось это смешно. В те времена брат еще играл за школьную команду по футболу, исключили его уже потом, когда держать себя в руках стало сложнее. Разочарованная и недовольная, Джой утыкается лицом в подушку. До сих пор злится на мать. Как она могла так поступить с Джеем? И ведь не раскаивалась даже, только и талдычила, что это ей было тяжело. Как будто он под её погаными таблетками жил, как на райском курорте! В новой школе о нём ещё никто ничего не знает, но Джой помнит, какие слухи поползли по старой после инцидента с Артуром Линчем. Джея разве что в тюрьму заочно не отправили. Некоторые ребята были уверены, что сухим из воды он не выйдет. Думали, будто он издевался над людьми по своей воле, чуть ли не удовольствие от этого получал. Видели бы они его лицо, когда он пришёл в себя! Да брат в жизни не был таким напуганным, как в тот день. Бледный, в крови, мелко дрожащий с ног до головы. Джей сам-то не понял, как всё произошло. Она снова и снова бьёт ладонями по кровати. И ведь из футбольной команды его тоже исключили из-за заскоков матери, хотя он успел стать капитаном, пока играл. После этого мама сама же его и отчитывала, ни разу не вспомнив, каких успехов он добился. Будто Джей мог только ошибаться. — Ты не можешь даже на хобби сосредоточиться, Джей, — тогда Джой подслушивала их разговор из-за дверей гостиной, но можно было и не напрягаться. Мать, уже изрядно выпившая, кричала так, словно говорила с соседями, а не со стоящим в паре шагов от неё Джеем. — За что тебя выгнали? — За драки, — произнес он устало. Будто бы грустно. — Сказали, что сначала я должен научиться держать в руках себя, а потом уже браться за мяч. — И правильно сказали. — Джой услышала грохот, словно мама неосторожно поставила стакан на стол. Теперь-то она знает, что это была бутылка. — Когда ты уже возьмешься за ум? Второй год лечимся, а толку никакого! Вот именно! Сейчас она и сама не может держать себя в руках, думая об этом. Никакого толка не было от лечения, одни проблемы. Поделом, пусть посидит в тюрьме и подумает, что творила все эти годы. На первом этаже хлопает дверь, и Джой резко подскакивает на кровати. Разве папа не должен был вернуться вечером? Утром, за завтраком, он говорил, будто сегодня на работе какое-то важное собрание и ждать его не стоит даже к ужину. Джой перескакивает через ступеньку и останавливается, заметив до боли знакомый силуэт. Джей будто бы стал ещё немного выше за прошедшие месяцы и сильно побледнел, его длинные волосы собраны в неаккуратный хвост. Они молча смотрят друг на друга долгих несколько секунд, пока до Джой наконец-то не доходит, что произошло. — Джей! — Она бросается ему на шею, едва не сбивает с ног и чувствует, как он неловко обнимает её в ответ. Осторожно и медленно, словно боится сломать. Глупый. На его месте она вложила бы в объятие всю силу, чтобы аж ребра затрещали. — Тебя выписали? — Привет, Джой. — Джей улыбается, и его улыбка кажется непривычно мягкой и спокойной. Обнимает её крепче и тепло, часто дышит на ухо. Так ей даже больше нравится. — Да. Соскучилась? По голосу слышно, что брат пытается шутить, и в ответ Джой хочется отвесить ему подзатыльник. Как будто сам не понимает, как она скучала. Как сильно ей хотелось, чтобы он оставался рядом всегда, — каждый день, каждый час, каждую секунду. И пусть Джей ей на самом деле даже не родственник, Джой верит, что расставаться они не должны. Уж точно не на несколько месяцев. Почти на год! Да, к нему можно было заехать на выходных, но это совсем не то. Что такое пара часов общения, когда раньше Джой обращалась к брату в любое время? В детстве она могла заявиться к нему посреди ночи, сказав, что ей страшно спать одной. И Джей всегда уступал свою кровать, держал её за руку и говорил, что легко справится с любым монстром. — Дурак! — Она шлепает его по плечу. — Конечно, соскучилась! Кукую тут одна целыми днями, пока отец делает вид, что всё в порядке, и отсиживается на работе. Думает, будто я не понимаю, что это всё из-за мамы. По лицу Джея пробегает тень. Не умеет Джой вовремя заткнуться. Брат пропустил суд и не знает, что мама наговорила в последний момент, и наверняка до сих пор винит себя в произошедшем. Считает, если бы не он, то всё в семье было бы хорошо — сидели бы сейчас в старом доме, чинно попивали чай в гостиной и обсуждали последние новости. Как же. Теперь-то Джой знает, что и без Артура Линча и того телефонного разговора, всё пошло бы наперекосяк. Мать пила третий год подряд, рано или поздно семья посыпалась бы сама по себе. Отец не мог не заметить, как она изменилась. Да и доктор Рейес в конце концов увидел бы, что она выписывает рецепты от его имени. Это был всего лишь вопрос времени. — По ней ты тоже скучаешь? — Джей улыбается, но выходит у него из рук вон плохо. Взгляд его его мрачнеет, объятия ослабевают, и Джой выпутывается из них сама. — Ещё чего не хватало. — Она вздергивает подбородок. — Ты бы ее слышал. Мать она нам или нет, я никогда не смогу её простить. Предательство это, вот что. Так нельзя. Конечно же, он ей не верит. Джей с детства был привязан к матери сильнее, чем к отцу. И ведь папа любил их одинаково, никогда не проводил между ними черту и считал, что за свои проступки они должны отвечать вместе. Для него Джей был как родной. Да, с возрастом отец стал к Джой строже — всё говорил, что она девушка и должна быть осторожна. Но эти его заскоки не шли ни в какое сравнение с материнскими. Ты всё делаешь не так, Джей! Оставь Джой в покое, Джей! Нет, я не хочу, чтобы вы учились в одной школе! Тогда Джой сама устроила скандал. Чего ей хотелось в последнюю очередь, так это переходить в старшую школу без брата. Да она бы быстрее повесилась. И вообще, разве не ради нее его отдали в школу на пару лет позже? Они всегда учились в одном классе, хотя Джей на два года ее старше. — Ты просто злишься. — Он стягивает толстовку через голову, бросает в шкаф. — Это пройдет, и ты поймёшь, что тебе её не хватает. — Чем тебя лечили, Джей, «занудином»? — хмыкает Джой и тянет брата за руку в сторону лестницы. — И вообще, расскажи лучше о себе. Сколько времени толком не общались, а ты давай сразу о матери говорить. Джей делает вид, что его не задевает ее грубость. Но Джой замечает, как он отводит взгляд и поджимает тонкие губы. За проведенный в клинике год он как будто стал серьезнее и старше. Сейчас, когда они шагают в сторону комнаты, Джей выглядит и ощущается иначе. Это всё ещё её сводный брат, но какой-то другой. Повзрослевший. Словно в глубине его души погасла искра. Яркая, часто пылающая сверх меры, но делающая его самим собой. Разве так бывает? Он прошёл курс лечения и, насколько Джой поняла из разговоров отца с психотерапевтом, курс тяжелый, но ведь никакие препараты не могут изменить саму суть человека. Стержень. Наверняка он просто устал. Отвык от нормальной жизни. — Хочешь послушать о моих увлекательных приключениях в больнице? — Джей невесело усмехается, пропускает её вперёд и садится на пол рядом с кроватью. Он даже в таком положении высокий! Неужели действительно ещё вырос? — Завтрак по расписанию, групповые сеансы психотерапии после обеда, никаких внеплановых прогулок, посетители только по субботам. — Я тебя сейчас ударю, — на полном серьёзе произносит Джой, садясь на кровать. — Я думала, ты будешь вне себя от радости, когда домой вернешься. А ты ходишь как в воду опущенный, ещё и издеваешься надо мной. Тебя там успокоительными на год вперёд накачали? Слова острее ножа, но Джой об этом не задумывается. В этом же нет ничего особенного, — в шутках о лечении, об успокоительных — хотя она слышала разговор доктора Рейеса с отцом. — Случай запущенный, конечно, — скрипучий голос психотерапевта хорошо отложился в памяти. — Никогда не подумал бы, что Амелия… Но это неважно. Джей готов работать над собой, и за полгода-год мы управимся. Но вы должны понимать, мистер Вудс, что всё это очень непросто. Почти три года на тяжелых антидепрессантах, а теперь ещё и заново начинать, пусть и с другими препаратами. И это в восемнадцать лет! Джой считает брата сильным. Ему всё по плечу — неважно, что произошло и насколько было тяжело. Он справится. Всегда справлялся, сколько она себя помнит. Джей переступит через любые трудности и проблемы, если Джой его об этом попросит. Она улыбается. Джей мрачнеет. — Лет на пять вперед, чтоб наверняка, — кивает он, и Джой на мгновение замирает. Не понимает, шутит он с таким лицом или говорит серьёзно. Ерунда, это просто его дурное чувство юмора. — Как дела в школе? Их разговор становится странным. Отстраненным, словно они не самые близкие друг другу люди, а случайно встретившиеся после летних каникул одноклассники. Да что с ним не так?! Джой хочет задать этот вопрос вслух, но вовремя останавливается. Глубоко выдыхает, откидывается назад. Пробует взглянуть на происходящее глазами Джея: он вернулся домой спустя год, проведенный в клинике. В одиночестве. Жил по расписанию, поговорить с кем-то родным мог только в выходные. И тут она с порога засыпает его упреками. Ей неуютно. А ведь брат даже не злится на неё, говорит на отвлеченные темы, как она и попросила. И кто из них больший дурак? — Тебе бы понравилось. — Джой улыбается одними губами, глядя куда угодно, только не на Джея. — Потише, чем в старой, и всем плевать на твое прошлое. Но пометки в личном деле есть, я проверяла. — Ты копалась в школьной картотеке? Серьёзно, Джой? — Когда она поворачивается, то замечает, что Джей улыбается в ответ. Искренне. — Хотела оставить о себе яркое впечатление? — Никто же не узнал. — Она всё-таки слезает с кровати и садится на пол рядом с братом. Обнимает его за руку. Тепло. — А если бы узнали, я бы не расстроилась. Мне нужно было проверить. — Зачем? — Хотела посмотреть, что там про тебя понаписали, — пожимает плечами Джой. Она гордится своим поступком и уверена, что другим девчонкам её возраста не хватило бы духу залезть в картотеку без разрешения. — Ничего особенного. А директор, когда принимал документы, состроил такую рожу, словно к нему в школу черта какого-то записывали. Она буквально чувствует, как Джей закатывает глаза, хотя и не видит его лица. И ей хочется потянуться к нему и растрепать хвост, распустить волосы и спутать, как делала в детстве, но брат тянется к ней сам и заключает в объятия. Крепкие. Такие нравятся ей куда сильнее тех слабеньких в коридоре. Теперь Джей больше похож на самого себя. От него пахнет лекарствами. И сигаретами. Ей вдруг становится интересно, разрешали ли ему курить в клинике. Сколько раз они с отцом к нему ни заходили, от него никогда не пахло табаком. — Я скучал, Джой, — тихо произносит Джей ей на ухо. Поглаживает по волосам, почти как раньше. — Думал, у меня крыша поедет от одиночества. — И чувствовал себя так, будто у тебя отняли самое дорогое. — Она кивает. Улыбается. — Я знаю, Джей. Что-то идёт не так, когда они смотрят друг другу в глаза. Джой замечает, каким ярким становится его взгляд. Джей склоняется к ней чуть ближе, и она замирает, чувствуя его дыхание на своих губах. Странно. В отличие от неё, Джей дышит часто и прерывисто. На мгновение, одно неправильное мгновение, кажется, будто он должен её поцеловать. По-настоящему. Но Джей лишь качает головой и касается губами её лба. Джой разочарованно выдыхает. Почему, Джей? Она была бы не против, если бы он поцеловал её как положено. От этой мысли становится не по себе. Но ведь они даже не родственники — просто выросли под одной крышей, Джей так и не научился звать ее родителей мамой и папой. — Мне уже не пять лет, чтобы ты так делал, — ухмыляется Джой, уверенная, что ухмылка её кривая и фальшивая. — Но ты всё ещё младше. — И его усмешке она тоже не верит. Кажется, Джей, как и она, думает вовсе не о глупой перепалке. Джой уверена, что и ему хотелось поцеловать ее по-другому. — Всего на два года. Невысказанные сожаления висят в воздухе, проводят между ними невидимую черту. И пусть они с Джеем до сих пор сидят рядом, переплетают между собой пальцы рук, чувствуют тепло друг друга, во всём этом что-то не так. Разве раньше они не были свободнее? Ярче? Впервые Джой думает, что до лечения Джей точно поцеловал бы её. Вспоминает, как он смотрел на неё всё это время. Тогда почему теперь все иначе? Эти мысли хочется отбросить в сторону и никогда больше о них не вспоминать. Это всё ещё её Джей. И он вовсе не изменился.