«Careful and quiet, a loving hand
Is placing beside you a grain of sand
Your happiest dream is for you to dwell
Goodnight, sweetheart. Sleep well»
Шесть лет назад. Амелия Вудс спускается на первый этаж окружной тюрьмы в сопровождении двух пожилых охранников. Они шагают с ней в ногу, и, кажется, оборачиваются тоже — поглядывают за собравшимися у кабинок заключенными и их родственниками. Большинство из них довольны возможностью пообщаться с близкими, пусть всего полчаса, и это видно по улыбкам, по блестящим интересом глазам. Амелия же чувствует себя, словно идёт на эшафот. Знает, кто сегодня пришёл на свидание с ней. Не муж, — Фред заглядывал в прошлом месяце, чтобы обсудить детали развода, — не дочь — Джой не разговаривает с ней после ареста. Нет, к ней пришёл именно он. Джей. Амелия уверена, что мальчишка должен лежать в больнице. Его не вылечить за год, да даже лет за десять. Болезнь проросла глубоко в его сознание, оплела всё естество и превратила его в настоящего монстра. Ей ли не знать. Что бы ни говорил Фред, она растила и воспитывала Джея как подобает. Да, она предлагала отказаться от него, когда родилась Джой, но Фред настоял, что они должны нести ответственность за свои решения. Джей, мол, не виноват, что врачи ошиблись, диагностировав у Амелии бесплодие. Лучше бы она не прислушивалась к мужу. — Привет, — произносит Джей, едва она прикладывает к уху красную пластиковую трубку. Звучит совсем по-взрослому — низко и хрипло, будто ему не девятнадцать, а давно за тридцать. Во всём виноваты сигареты. Амелия знает, что курить мальчишка не бросил, она и сама на его месте не стала бы. Должно быть, табак помогает ему держать себя в руках. — Здравствуй, Джей, — говорит она, и тон её холодный и жёсткий. Как иронично, что только он и заглянул к ней по собственной воле. Амелия надеялась, что сын забудет о ней, выбросит из головы или прислушается к Джой и сочтет приемную мать предательницей. Но он сидит напротив и смотрит на неё, словно выброшенный на улицу щенок. Неужели рассчитывает, что она сумеет его полюбить? Такого неуправляемого, сложного, испорченного. Амелия заметила, что с Джеем что-то не так, когда ему исполнилось двенадцать. Сколько она перечитала литературы о подростках, сколько раз просила совета у начальника, — тогда ещё молодого доктора Рейеса — и считала, что готова к любым перипетиям пубертата. Амелия помнила себя в том же возрасте: как она ссорилась с родителями, убегала из дома и, кашляя удушливым дымом, пробовала сигареты со старшеклассниками. Да, она ругалась со своими детьми, как её мать когда-то, но кто бы ни ругался? Однажды Джей и Джой чуть не переломали ноги на свалке за городом, отправившись туда с соседскими детьми, и она надавала им по первое число. Джой в тот день вывихнула лодыжку, и Джей тащил её на спине добрую половину пути. Тогда Амелия умилялась отношениям детей. Многие братья и сестры, даже родные, ссорятся — не могут и пары часов провести вместе, не осыпав друг друга ругательствами, а то и дерутся. Её же дети ладили между собой, но в том-то и дело, что только между собой. Джей отказывался общаться с другими дольше, чем требовалось, чтобы сказать «привет», и был болезненно привязан к Джой. — А чего ты хотела, дорогая? — смеялся над ней Фред. Для него это всегда было сродни шутке, он не разбирался и не хотел разбираться, что происходило с сыном. — Они же выросли вместе, может, до старости не расстанутся. Чем ты недовольна-то? Не запираться же им по разным комнатам и не подкалывать друг друга за обедом, как в том ситкоме, который ты смотришь по выходным. Именно этого она и боялась — того, что Джей, повзрослев, останется привязан к Джой. И чем старше он становился, тем сложнее было с ним сладить. Его нежелание общаться переросло в стремление отгородиться от других единственным доступным способом: с детства крупный, плотно сложенный, Джей постоянно дрался с ребятами в школе, злился и не умел держать себя в руках. Однажды дети болтали о том о сём в гостиной, вернувшись домой с прогулки. Тогда Джей впервые вспылил у неё на глазах. К их разговорам Амелия не прислушивалась, но в тот вечер он вскочил с дивана, отбросил в сторону тетради и чуть не опрокинул стол. Первая ссора окончилась, толком не начавшись. Джой погладила Джея по плечу и попросила успокоиться. Амелия видела, как изменился его взгляд. Горящие недовольством глаза в одно мгновение потухли, несколько секунд Джей смотрел прямо перед собой, а потом опустился обратно на диван и тихо извинился. Если он с кем-то и ссорился, то точно не с Джой. Уже тогда их связь была странной. Никогда Амелия не видела, чтобы один ребенок оказывал такое колоссальное влияние на другого. Не единожды после этого она замечала, как Джой помыкает Джеем. Он готов был делать всё, о чём попросит Джой, и чем чаще она просила, тем сильнее разгоралась его ярость. Пока однажды та не перекинулась и на приемную мать. — Хватит, Джей, — осадила его Амелия, когда он устроил погром в гостиной. Хватался за мебель, швырял в сторону и дышал шумно и тяжело, словно загнанный зверь. — Что на тебя нашло? Его взгляд напоминал ей об особо буйных пациентах доктора Рейеса. Она видела, как тот беседовал с ними, успокаивал и выписывал направление на лечение. Настоящее. Но Джей не мог оказаться таким. Он должен быть нормальным — спокойным и уравновешенным, как и Джой. Но нет, он смотрел на неё с откровенной злобой и никак не желал заткнуться. — Ты не можешь отправить меня куда-то без Джой! — Джей со злостью пнул металлическую ножку дивана, словно и не почувствовав боли, и сжал ладони в кулаки. — Я не хочу оставлять её одну! В то лето дети должны были отправиться в лагерь, — у них с Фредом не было времени заниматься ребятами летом, их обоих с головой завалили работой, — но Амелия умышленно определила их в разные группы. Не понимала лишь, откуда об этом узнал Джей. Рылся в её документах? Всего шестнадцать, а уже такой поганец. Нет, мальчишка не мог быть идеальным. Он все-таки не ее ребенок, пусть они с Джой в чем-то и похожи. Дурная кровь. Кто знает, кем были его родители. — Успокойся, Джей, — она попробовала скопировать интонацию дочери, только ничего не вышло. Слишком громко, слишком возмущенно. — Это всего на пару месяцев, как-нибудь переживете друг без друга. — Нет. — Джей достал из кармана билеты и их карты, одним движением разорвал пополам. — Не получится. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза. Амелия была уверена — мальчишка не выдержит её взгляда и сдастся раньше, чем она повысит голос. Но он не просто не сдался, ей показалось, будто он готов был на неё наброситься. Подросток, но уже сильнее, Джей мог в любую секунду рвануть вперёд и ударить. Ничего не произошло. Его дыхание всё также заполняло собой комнату, ярость ощущалась едва ли не физически, но он молчал и не двигался, сомкнув губы так плотно, что те побелели. — Думаешь, тебе всё позволено, Джей? — Она подошла к нему и отвесила ощутимый подзатыльник. Светлые волосы взметнулись вверх, нечесаной копной упали на лицо, закрыв жуткие глаза. Так-то лучше. — С сегодняшнего дня ты под домашним арестом. И тебе очень повезёт, если он закончится до лета. Ты меня понял? — Нет. — Джей вскинул голову, отбросил волосы назад. Его глаза горели всё тем же огнём. Из него вырос не послушный мальчишка, а настоящий дьявол. — Я не дам никому разлучить нас с Джой. Она мне нужна. Только спустя полгода, когда они отвели Джея к психотерапевту, Амелия поняла, в чём дело. Вспышки агрессии? Подавление гнева? Эмоциональная нестабильность? Ей хотелось бы, чтобы только этим всё и ограничилось. Нет, Джей оказался по-настоящему ненормальным. Совсем ещё сопляк, не отдающий себе отчета в том, что делает, он был влюблён в Джой. Амелию до сих пор потряхивает при мысли об этом. Узнала она случайно, и тогда их с ним отношения окончательно рассыпались. Заглянув в кабинет доктора Рейеса во время консультации, — пусть он и просил так не делать, оставить Джею хоть немного личного пространства, — она услышала, о чем они говорили. — Наверное, мне нужно избавиться от этого чувства, — тогда голос Джея ещё не сломался, звучал иначе. — Я знаю, что это ненормально, но… Вдруг мне станет хуже, если я разлюблю Джой? Мне… У меня не получается о ней как о сестре. Она помогает мне оставаться в себе. Ни у кого больше не выходит. — Мы с тобой обязательно проработаем этот момент, Джей, — произнес доктор Рейес, и, даже не глядя на него, Амелия могла сказать, что он улыбался. Улыбался, когда Джей говорил о своих омерзительных чувствах. — Думаю, ключ к твоей проблеме в вашей связи. Корни агрессии берут начало именно оттуда, и с помощью этой же связи Джой тебя контролирует. Хочешь рассказать о чём-нибудь ещё или отложим до следующего раза? Амелия тихо прикрыла дверь. Лучше бы она не заглядывала в кабинет, оставалась бы в неведении и никогда не смотрела на Джея под этим углом. Он любил Джой? Её единственную дочь, её маленькую драгоценность? Казалось, еще немного, и Амелию вырвет. К горлу подступил ком, голова закружилась, и она опустилась на диван в холле. У них под носом вырос неудержимый монстр. Извращенец. Животное. Его нужно лечить, и вовсе не сеансами психотерапии два раза в неделю. Так она и ему сказала, прежде чем начать пичкать таблетками. Тогда Амелия хотела положить его в больницу, а теперь сама оказалась в тюрьме. И сейчас она смотрит на Джея, хочет увидеть в нём здорового человека, а видит всё того же агрессивного подростка. Кажется, ещё мгновение — и он откроет рот, чтобы заявить о своей любви к сводной сестре. Ублюдок. — Я не держу на тебя зла, — говорит Джей тихо, она замечает на его губах едва заметную улыбку. Печальную. О чём может грустить животное? — Если вдруг ты переживала об этом. Джой… — Я не переживала, — перебивает Амелия, поджимая губы. Как смеет он говорить о Джой? Между ними двумя лежит бездонная пропасть, и он не стоит и грязи на ботинках её дочери, пусть наверняка и мнит себя достойным. — Я, конечно, увлеклась… Но я и подумать не могла, что лекарство сделает тебя ещё хуже, Джей. Как там Артур, поправился? Она пытается улыбнуться. Ничего не выходит. Джей поднимает на неё взгляд, и на мгновение кажется уязвимым, словно сбрасывает всю ту броню, которой прикрывался на протяжении жизни. В его глазах нет ни злобы, ни осуждения. Мальчишка заявился сюда за её одобрением. Не дождётся. — Артур в порядке, насколько я слышал. — Он крепче сжимает трубку в огромной ладони. Как только та не трескается. — Послушай… Я никогда не хотел, чтобы так вышло. Ты в этом не виновата. Не виновата? Стоило бы рассмеяться ему в лицо. Такой взрослый, а такой наивный. Джей понятия не имеет, что творилось у неё на душе, когда она снова и снова увеличивала дозу. Почему не становилось лучше? Почему он злился всё сильнее? В какой-то момент она готова была запихивать таблетки ему прямиком в глотку, хоть через силу. Амелия не верит, что Джей настолько слеп. Невозможно было не заметить, как изменилось её к нему отношение. Как изменилась она сама. Это из-за него Амелия окончательно пристрастилась к выпивке, это его поганое, извращенное влечение к Джой выбило её из колеи. Фред столько раз просил её остановиться, а она даже не решилась рассказать ему, в чём причина. Спальня насквозь пропахла спиртом. И всё из-за Джея. — Я знаю. — В глаза Джею Амелия смотрит безо всякой жалости. Плевать, ранят ли его эти слова. — Это твоя вина, Джей. Я пыталась бороться с тобой до последнего, вывести из тебя эту дрянь. Как ты мог так смотреть на мою дочь? Если бы не ты, животное, всё было бы в порядке. Это удар прямо в сердце. Так кажется Амелии, когда она замечает, как Джей опускает глаза и покусывает нижнюю губу. И она уверена, что свободной рукой он стискивает колено или сжимает её в кулак с такой силой, что ногти впиваются в кожу. Как тебе нравится оказаться на моём месте, Джей? Добро пожаловать в ад, ты заслужил. Амелия улыбается. Она плохая мать, и Джей не лучше, но остановиться у них уже не получится. Ей не понять его любви. За последние три года она сделала всё, чтобы Джей осознал — она не примет его. И не поверит, что когда-нибудь он сможет стать нормальным. Его не вылечить всего за год. Он просто закопал свою кошмарную сущность где-то глубоко внутри, спрятал и теперь сливается с обществом. Делает вид, что он здоров и ничем не отличается от других. Но она-то знает. Она всё знает. — Ты так и не понял, да? — Амелия улыбается, — неприятно — но Джей больше не смотрит на нее. Неужели расплачется? Мужчины не должны давать волю эмоциям, пусть учится держать себя в руках, раз из стационара его выпустили. — Я знала о тебе всё: о том, что ты не в состоянии справиться с дурацкими приступами злости, о твоих чувствах к Джой. Ты готов был бегать за ней, как преданная собачонка, в надежде, что она хотя бы взглянет в твою сторону. И если тебя от самого себя не тошнило, то меня от тебя — еще как. По его подбородку стекает едва заметная капля крови, катится вниз и скрывается в светлой, совсем не подростковой щетине. Джей выглядит как мужчина, а ведёт себя как ребенок. До крови кусает губы. Амелии хочется сделать ему больно, и не только физически. Отомстить за годы страданий. За то, что по его вине она оказалась в тюрьме. За развод с Фредом. Она ведь пыталась спасти его. Не сдавалась до самого конца, питала какие-то надежды, пусть и смотрела на мальчишку с неприязнью. Но он неисправим, и своим ядом отравил ещё и Джой. Только потому дочь и отправила мать за решётку. Джей испортил её. — Прости, — произносит он глухо, сдавленно. Амелия ожидала от него чего угодно: сломанной трубки, снесенной в приступе ярости перегородки, криков и скандала, но не этих слов. Амелия приоткрывает рот, дыхание сбивается. — Я всё равно люблю тебя. Спасибо за все, что вы для меня сделали — и ты, и Фред. Джей поднимается с места. Высокий, — выше Фреда — совсем взрослый, но такой печальный и потерянный. Его глаз не разглядеть за спадающими на лицо волосами, а на правой ладони выделяются ярко-красные следы от ногтей. Впервые Амелия видит в мальчишке своего ребенка — одинокого, нуждающегося в любви ничуть не меньше Джой, непонятого и отвергнутого приемными родителями. Могла ли она помочь ему? По-настоящему? Прежде чем развернуться и уйти, Джей всё-таки на неё смотрит. У Амелии перехватывает дыхание. Нет. Он не может быть человеком, она давно решила для себя, что Джей — дикое, несдержанное животное. Не может. Двое пожилых охранников провожают Амелию Вудс обратно в камеру, пока она гадает, станет ли Джей читать её письма, если когда-нибудь она решится ему написать. Навестить её он уже не придёт, это точно. Всё-таки животное в их семье только одно, и оно сидит за решёткой.