«Got me spinnin' all around
Dizzy, I can't feel the ground
Up, up and then we go down
On the Misery Go Round
Think my head is sick, I can't handle it
Up, up and then we go down
On the Misery Go Round
And I don't feel so good right now»
Когда жизнь покатилась по наклонной? Джей Вудс с уверенностью может сказать, что всего пару месяцев назад. В момент, когда он закрылся от окружающих и отказался от того, к чему привык за несколько лет нормальной, даже счастливой жизни. Когда его превращение во что-то другое вышло из-под контроля. У него было всё, о чём только может мечтать мужчина в его возрасте: стабильная работа, всегда готовый сорваться и помочь Фред в шумном Чикаго, любимая девушка и живущая в паре кварталов от дома Джой. Что ещё ему было нужно? Джей с сомнением поглядывает на кусок сырого, сочащегося бледной кровью — а может, её остатками, перемешанными с водой, — мяса и понимает, что не в состоянии ответить на этот вопрос. Он понятия не имеет, что ему нужно. Лжец. Имеет, но признаться себе в этом значит навсегда перечеркнуть прошлое. Не идеального, но адекватного человека — бывшего капитана футбольной команды, здоровяка с дурацким чувством юмора и привычкой курить чаще, чем стоило бы. Здоровяка. Как же его раздражает это слово. — Я так больше не могу, — возмущалась Стефани, когда собирала шмотки в спортивную сумку. Бросала на Джея недовольный, полный презрения взгляд, а он лишь безразлично косился на неё в ответ, снова и снова прикладываясь к текиле. Они не понимали друг друга. — Посмотри на себя, Джей! Ты… ты… Слов подобрать она не сумела. Размахивала руками и трясла перед ним тряпками, как перед быком на корриде. Так он для неё выглядел? Опасным, разъяренным быком — наверное, она и не знала, чего от него ждать. Но до того дня Джей никогда на неё не злился. Стефани просто раздражала его. — Ты же мужчина, Джей, — она всё говорила и говорила, не собираясь затыкаться. — А ведешь себя как ребенок. Ты больше года сам не свой, пора отпустить прошлое и вернуться к жизни. Как ты не понимаешь? Нельзя было бросать лечение на половине пути, даже если так сказала Джой. Как ты вообще мог поставить ее выше нашей семьи? Посмотри, во что ты в итоге превратился! Стефани начинала повторяться, он тоже — повторял один шот за другим, наслаждаясь ощущением легкого тумана в голове. Смотрел, как расплывается её силуэт у него перед глазами. Что она вообще знала о том дне? О нём? О Джой? В подвале они пережили в десяток раз больше, чем эта размалеванная пигалица за двадцать пять лет. Джей не смог вспомнить, когда начал с таким пренебрежением относиться к Стефани. Он ее уже не любил. — Мы с тобой просто живём вместе, Стеф, — произнёс он спокойно, кажется, даже засмеялся. — Это не делает нас семьёй. — Ах так? — она бросила в сумку несколько фотографий с полки у камина и посмотрела на него с таким возмущением, будто хотела прожечь в нём дыру. Наверное, так оно и было. — Ну и пошёл ты со своей чёрствостью, урод! Спивайся, скуривайся, что угодно — мне плевать. Ноги моей больше не будет ни в твоем доме, ни в твоей жизни. Господи, какой я была дурой, понимала же, что от таких здоровяков, как ты, никакого толка — у вас на уме ничего нет, кроме самих себя. Никогда в жизни Джей не злился на подколы по поводу внешности. В школе его особо не задирали — попробуй тронуть высокого, похожего скорее на студента, чем на школьника, Джея и тебе самому прилетит под первое число. В те годы Джей только и делал, что лез в драки. Это в прошлом, правда? Он давно уже не такой. В колледже над ним глупо подтрунивали, часто переходили границы приличия, но в конце концов он привык. Привык, что выглядит устрашающе, и даже сделал это своей изюминкой. Начал ходить в зал, привёл себя в форму. Гарри часто обзывал его «шкафом» и говорил, будто не понимает, как они с Джой могут быть родственниками. Никак, Гарри, никак. И все это казалось нормальным. Но Джей помнит, как презрительно и холодно назвала его «здоровяком» Марта Харрис. И ему не понравилось. — Не открывай рот, если не знаешь, о чём говоришь. — Тогда Джей схватил Стефани за запястье — так крепко, что наверняка остались синяки — и взглянул на неё со всем отвращением, что жило внутри него. Со злостью. — Ясно, Стеф? — Убери руки, — произнесла она холодно, но из его хватки вырваться не сумела. — Ты ненормальный, Джей. Покажись психотерапевту, сходи проветрись или съезди к Фреду, не знаю, но такими темпами ты свою жизнь в тюрьме закончишь. А теперь отпусти, я не собираюсь здесь оставаться. И он отпустил. Ему и не хотелось её держать, так же как не хочется сейчас просматривать оставленные в мессенджере сообщения. Тот Джей, что когда-то влюбился в Стефани Логан, остался в прошлом. Нет, не так. Он умер, и его место теперь занимает Джей совсем другой — мрачный, с пляшущими в глазах искрами злости, с извращенным удовольствием смотрящий на лежащий на тарелке стейк. Будто бы тот же, что и раньше, — лет семь назад. Он знает, что это неправильно. Понимает, что такое нужно лечить, но как? Они с Джой пару месяцев сидели на тяжелых антидепрессантах, но те работали точно как полиция Кронборга — не работали вовсе. Ему нужно что-то другое, что ярче и тяжелее странной тяги к мясу. Джей отрывает куски зубами, по губам и подбородку течёт жалкое подобие крови, — в основном всё-таки воды — но он и не замечает. Тянет его вовсе не к этому мясу. Он перекатывает во рту жесткие, будто резиновые куски сырой говядины, чувствует на языке ее вкус. Это просто сублимация. Попытка заменить одно другим, выбросить из головы глупую мысль о том, каково это — однажды попробовать человека на вкус. Не в постели. Не в поцелуе. Иначе. При мысли об этом уже не тошнит, а ведь когда-то Джей прекратил есть мясо вовсе — лишь ради того, чтобы забыть об увиденном в подвале дома на окраине Кронборга. И что это ему дало? Ничего. От желания никуда не деться, оно преследует его повсюду, как навязчивый запах крови. Доктор Трентон говорил, что тот исчезнет, но грош цена его словам. Галлюцинации шагают за Джеем по пятам, заставляя оборачиваться и искать источник запаха там, где быть его не может. Посреди улицы, в тёмном переулке между парой светлых и ухоженных домов, в супермаркете. Джей чувствует кровь, но никогда её не видит. Ему хочется. Отбиться от мысли об этом не выходит. В попытках отвлечься, он часто думает о Джой. Чувствует ли она то же самое? Прошибает ли её изнутри от одного воспоминания о запахе человеческой крови? И получается ли у неё думать о чём-то другом? Ведь и в ее жизни всё пошло наперекосяк. Когда-то Джой работала в страховой компании — с улыбкой оформляла документы, отрывалась с подругами, устраивала тусовки и меняла парней как перчатки. А после встречи с Харрисами закрылась в себе, уволилась и вроде как собирается уехать из Де-Мойна куда-нибудь в Небраску. Одна. Тарелка с грохотом валится на стол. Растерзанная половина стейка лежит на ней, словно остатки покалеченной хищником жертвы. Так оно и есть, а? Джей ухмыляется и сводит брови на переносице. Почему он вообще вспомнил о парнях Джой? Ему сама мысль о них противна. Высокие как на подбор, но всегда его ниже, такие же широкие в плечах. Поганый же у неё вкус. Стоит вспомнить о Джой, как в другом конце дома раздается пронзительный вой дверного звонка. Перешагивая через разбросанные по полу пластиковые упаковки из-под мяса и давно уже пустые пивные банки, Джей кое-как добирается до двери. — Выглядишь паршиво, — криво ухмыляется Джой вместо приветствия. Короткие волосы аккуратными прядями спадают вдоль бледного лица. Под глазами залегли тени, но она всё равно кажется в десять раз красивее Джея. Даже если в ее голове и прячутся жуткие мысли о том, чтобы ощутить на языке вкус человеческого мяса, она не позволяет им отразиться на внешности. — Что, разрыв со Стефани так тебя подкосил, Джей? — Она заходит к нему как к себе домой, бросает толстовку на диван в гостиной и сама опускается рядом. Тянется за текилой. — Я думала, он просто стал последней каплей в ваших обреченных отношениях. Сколько там месяцев подряд вы ругались? Ты у меня ночевал чаще, чем дома. Джой смеётся, закидывает ноги на стол и касается остатков мяса на тарелке. Джей завороженно наблюдает за тем, как она расправляется с куском сырой говядины. Красноватая плоть, так похожая на человеческую, исчезает за подкрашенными губами, и это выглядит настолько правильно, что становится не по себе. Джей дышит тяжелее, облизывается. — При чем тут Стеф? — спрашивает он с долей раздражения, когда идёт на кухню. Лезет в холодильник, чтобы достать ещё одну бутылку текилы и пару стейков. Сегодняшняя ночь будет очень длинной. — При том, что по телефону ты попросил меня приехать, потому что вы расстались, — кричит Джой из гостиной. — И не забудь вторую тарелку! Он не забывает. Бросает ее на стол рядом со своей, вместе с сырым мясом. Почему, мать его, всё это выглядит так нормально? Сводные брат с сестрой собираются оплакивать неудачные отношения под пару шотов текилы и куски человечины. Джей нервно посмеивается собственным испорченным мыслям. Потому что это говядина. — Ерунда, — отмахивается он. Падает на диван рядом с Джой и отбирает у неё открытую бутылку. Бокалы им сегодня не понадобятся. — Поговорить я хотел не об этом. Ты же знаешь, наши отношения в последний год были скорее… Для галочки. Мне хотелось сделать вид, что всё нормально, но как-то не получилось. Наверняка Джой всё понимает. Смотрит так пристально, улыбается. Ёрзает на диване, пока наконец не придвигается ближе и не закидывает ноги к нему на колени, опираясь поясницей на подлокотник. Как в детстве. Только сейчас Джой уже не маленькая девочка, а взрослая женщина. В дурацкой юбке. — Не работает это дерьмо, — уверенно говорит она и открывает вторую бутылку текилы. Пьёт прямо из горла. — Сколько ни делай вид, что всё нормально, а нормально уже никогда не будет. Ты же чувствуешь это, Джей? Чувствует. Как оно пробирается в голову глубже и глубже, как пускает корни и начинает хозяйничать во всех сферах жизни, пробуждать мысли и желания, о которых он никогда бы и не подумал. Откуда они в его голове? Время от времени Джей убеждает себя, что они чужие — проскользнут яркой вспышкой и исчезнут так же легко, как и появились. Но эти мысли никогда не исчезают. — Да. — Он кивает, не замечая, что поглаживает Джой по ногам от лодыжек до колен и обратно. Старая привычка, сейчас та смотрится странно, но ему, пьяному, всё равно. — Так говорить не стоит, но, кажется, я начинаю понимать, почему им нравилось. Мне хочется заглушить жажду чем-то другим, может, ещё более ненормальным, но куда уж больше. Некуда. Если когда-нибудь Джей дойдёт до убийства, то это станет конечной точкой его жизни. Подсознание услужливо напоминает о Марте Харрис. Несколько дней Джей думал, что убил её, но жизнь его не остановилась. Более того, он готов был прикончить и её мужа, и детей. Даже детей! Что-то сломалось в нём в тот день, и починить его уже не выйдет. В одну реку нельзя войти дважды. Джей просто врёт себе снова и снова, в надежде, что всё наладится. Ничего не наладится, потому что налаживаться нечему. Текилы он сегодня выпил непозволительно много, и мир перед глазами окончательно расплывается. Джей крепко стискивает колени Джой в ладонях, чтобы не завалиться набок. У неё до странного мягкая кожа. — Всегда есть что-то ярче, Джей. — Джой ставит бутылку на стол. Ещё несколько мгновений — и она уже сидит у него на коленях, будто так и надо. Он не возражает. — Что-нибудь, в чём захочется утонуть, как в запахе крови. Я знаю, ты чувствуешь его до сих пор, иначе не торчал бы тут наедине с выпивкой и куском сырого мяса. — Надо думать, ты это «ярче» уже нашла, — хмыкает Джей, не понимая, куда деть собственные руки. Имеет ли он право обнимать Джой за талию, как Стефани? Или класть ладони ей на бедра? Господи, какой бред, конечно же, нет. И он просто опускает их на диван, случайно задевая её лодыжки. — Надеюсь, это не какая-нибудь дрянь, потому что на это дерьмо я переходить не готов. Она смеётся над ним — а может, над его предположениями — и елозит по бедрам, устраиваясь поудобнее. Не надо, Джой. Он вновь облизывает губы, убеждая себя, что ничего странного в этом нет. Она пьяна — оттуда двусмысленность движений, заискивающая улыбка и попытки прижаться к нему крепче. Прекрати, Джой, ты не понимаешь, что делаешь. — Вечно ты предлагаешь всякую хрень, Джей. — Она дает ему шутливый подзатыльник, но и тот какой-то неправильный. Почему теперь они друг к другу еще ближе? Дыхание тяжелеет. — Ты никогда не пробовал просто оглядеться вокруг? Подумать? Сегодня он не понимает Джой, а может, не хочет понимать. Всматривается в её голубые глаза и не видит в них ничего, кроме пьяного блеска, холодной уверенности и желания. Если Джей осмотрится вокруг, то не заметит никого другого, а думать он не в состоянии уже часа полтора как. И Джой наверняка об этом знает. Его малышка Джой всегда была проницательной девочкой. А его эмоции она считать может? Десяток постыдных желаний, вспыхивающих в его теле, когда она двигает бедрами, например? Ненормальное, отвратительное и наверняка пьяное влечение? Джей надеется, что нет. Ему не хочется выглядеть в глазах Джой придурком, по пьяни спутавшим её со своей подружкой. Но никакой подружки у Джея давно нет. Стефани ушла только сейчас, но он не может вспомнить, когда они в последний раз спали. В другой жизни, где Джей Вудс ещё был человеком. — Поверь, Джой, сегодня мне лучше не думать. — Он улыбается, и улыбка его напоминает оскал. Но Джой всё понимает. Обнимает его покрепче и прислоняется своими губами к его. Осторожно, несмело, словно боится спугнуть. Умом Джей осознаёт, что нужно отстраниться, — оттолкнуть Джой и сказать, что сейчас их действиями руководит текила — но этого осознания недостаточно. Он медлит, выжидает, стараясь запихнуть неуместные желания как можно глубже, а Джой приоткрывает рот и целует его по-настоящему. Обхватывает за шею, запускает руки в волосы и касается его так правильно, что на мгновение перехватывает дыхание. Джей не успевает ни о чём задуматься, когда замечает, что целует Джой в ответ. Обнимает за талию, прижимает к себе и проводит языком по зубам. Они целуются, — жадно и беспорядочно — пока хватает дыхания. Только оторвавшись от её губ, на которых застывают горечь текилы пополам с терпкостью сырого мяса, Джей понимает, что произошло. Смотрит на Джой расширившимися от удивления глазами, дышит тяжело и будто бы даже трезвеет. Так быть не должно. Если и есть что-то более дикое, чем другие его желания, то это желание переспать с Джой. Он давно уже не такой. Вылечившись, Джей не единожды говорил себе и ей, что он нормальный, разве нет? Вы даже не родственники, Джей. Во всём виновата выпивка. — Тише, Джей. — Джой прикладывает к его губам указательный палец, едва он открывает рот, чтобы высказаться. — Ты же знаешь, что это значит. Никто не сможет тебя понять. Ни Стефани, ни другие девушки — все они будут смотреть на тебя как на сумасшедшего, и рано или поздно им встанут поперек горла и ты, и твои навязчивые мысли. Ты не сможешь от них избавиться, Джей. Они роятся в голове, как тараканы, заслоняют собой всё вокруг и не дают сосредоточиться. Их не заглушить выпивкой, не прогнать прочь сигаретами, выкури хоть десять пачек разом. Ты скорее сдохнешь, чем избавишься от них. — Она обнимает его крепче и почти шепчет, прислонившись губами к уху: — Мы с тобой другие. Мы сломались, понимаешь? Джей судорожно прижимает Джой к себе, не в силах произнести ни слова. Они сломались уже давно, но это не значит, что нельзя попробовать прийти в себя хоть как-нибудь. От вранья тошнит. В глубине души он и сам понимает, что уже пару месяцев как в себе. Джой права — они другие, у него просто не хватает мужества в этом признаться. Почему она настолько сильнее? Почему, кроме физической силы, никакой другой ему при рождении не досталось? Джой — настоящая, а он только и делает, что давится собой со школьной скамьи. Задыхается от одной мысли о том, что он такое. — Понимаю. — Джей кивает, пальцами мнёт тонкую футболку. — Но нельзя просто взять и… — Ты засосал меня в ответ, — мрачно усмехается Джой. — И продолжил бы, будь в состоянии дышать. Так что не заливай, что тебе было противно. Я прекрасно знаю, какой ты на самом деле. Врать бесполезно. Она видит его насквозь, а на этот раз против играет даже собственное тело — скрыть накатывающее возбуждение при всём желании не получится. Джей помогает ей спуститься обратно на диван, но легче не становится. Джой смотрит на него испытующе, внимательно, ждёт ответа. Что он скажет? Прости, но мы не созданы друг для друга? Мы не можем быть вместе? Мы просто в сопли пьяные и в нас говорит алкоголь? Всё это звучит так глупо и наигранно, что лучше уж промолчать. И он молчит добрых несколько секунд, которые кажутся вечностью. — Я не сказал, что мне не понравилось, — произносит Джей медленно, тщательно подбирая слова. Удивляется, как легко оказалось признаться — ему понравилось. — Просто… Мы же выросли вместе, Джой! Это не какая-то мелочь вроде несовместимости по гороскопу, это, мать твою, семейные узы — от них не избавиться, как от глупого предрассудка. — Мы не родственники, Джей! Ты вырос с нами под одной крышей, но тебе двадцать шесть, а ты до сих пор зовешь моих родителей по имени! — Она щурится. Злится. — Ты никогда и сестрой-то меня не считал. Думаешь, я не знаю? — Джой! — Что «Джой»? — Она вскакивает на ноги и едва не сшибает стол вместе со всем, что на нём ещё стоит. — Неужели ты ничего не понимаешь? Мы одинаковые, Джей! Просто ты родился тормозом. Сиди тут, делай вид, что всё в порядке. Тебе всё равно никуда от этого не сбежать. Когда-нибудь до тебя дойдёт, но я к тому моменту буду жить где-нибудь подальше отсюда. И Джой тоже хлопает дверью. Смотрит на него свысока напоследок, хватает толстовку и уходит. На этой неделе его оставили сразу две женщины — из прошлой жизни и настоящей. Что он сделал не так? Всё. Теперь уже никто не станет осуждать его за курение в доме. Несколько раз щёлкнув зажигалкой, — та не слушается, выскальзывает из дрожащих рук — он всё-таки прикуривает. Как они к этому пришли? К желаниям странным настолько, что рассказать о них можно только друг другу. Показывать их и вовсе никому нельзя. Мы одинаковые, последние слова Джой эхом отдаются в сознании. Она права. Просто Джей не такой смелый, не такой яркий. Он готов до последнего убеждать себя, что их поцелуй был всего лишь пьяной ошибкой, даже если он уже пару месяцев как снова начал смотреть на Джой не так. Но проблема не только в нём. Они могут годами выяснять отношения, но те — ошибка это или нет — не отменяют других желаний. Джей поглядывает на оставшееся на столе мясо. Что делать с желанием попробовать? Ничего. Он просто сойдёт с ума. Сигаретный дым поднимается к потолку, заволакивает небольшую гостиную, и та становится похожа на подсознание Джея. Такое же неясное, затуманенное. Надо лечь спать. Протрезветь, прийти в себя и как-нибудь позвонить Джой. Им о многом нужно поговорить. Просто не сегодня. Сегодня Джей сделал достаточно, чтобы перевернуть с ног на голову не только свою жизнь. И даже не завтра.