«Your skin and lips
Desire in your eyes
They all are made of sin
The taste of fucking lies
Is in my mouth
It's in my blood
You are the Judas kiss
Right to my heart»
Четыре года назад. Почему Джей изменился? Джой то и дело поворачивает голову, чтобы взглянуть на него. Сегодня в аудитории их всего четверо — они с Джеем, Гарри Кингхарт и профессор Ноубл. Та ведет лекцию, словно её не волнует отсутствие большинства студентов из группы. Джой не может сосредоточиться на её словах, смотрит только на Джея и краем глаза замечает, как Гарри лениво водит карандашом по бумаге. Наверняка рисует что-нибудь, уж точно не заунывные речи профессора конспектирует. А та всё бубнит и бубнит себе под нос. И всё-таки почему? Первые полгода после выписки из больницы Джей казался прежним. Улыбался так же искренне, пусть и с трудом — и в его улыбке она, как и всегда, видела с десяток невысказанных сожалений. Прости, Джой, я не оправдал твоих ожиданий. Прости, я не защитил тебя. Прости, я не был рядом, когда ты хотела этого сильнее всего. Извиняться ему было не за что, но она знала: сам себя он простить никогда не сможет. Джей винил себя в произошедшем не только с Артуром Линчем, но и с матерью. Джой теребит в руках тонкий провод наушников. — На тебе лица нет, Джей, — сказала она, когда он вернулся с первого и единственного свидания с матерью. Гадала, какой чуши та ему наговорила и насколько глубоко поселилось в нём чувство вины. — Что она?.. Что она ему сказала? — Не надо, Джой. — Джей склонился к ней, коснулся пальцами щеки и улыбнулся так грустно, что в один момент у неё свело внутренности. Столько в его глазах было боли. Он напоминал пса, которого избил и выбросил из дома на мороз хозяин, и его растрепанные длинные волосы впечатление только усиливали. — Я знаю, что ты об этом думаешь, но я так не могу. Амелия приютила и воспитала меня, понимаешь? И… — Что бы она тебе ни сказала, это всё вранье. — Джой нахмурила брови и схватила его за запястье. Джей совсем не такой, каким представляет мать — нет в нём ни сумасшествия, ни злости, ни опасности. Нет никого, кто был бы к ней добрее и мягче Джея. Он не мог быть проблемой. — Если бы не её самодеятельность, тебе не пришлось бы торчать в больнице, и… — Не надо, — повторил Джей и склонился ещё ниже, заключил её в объятия. Джой до сих пор помнит, что тогда у неё едва не хрустнули ребра, но ей понравилось. Никто другой никогда не обнимал её так крепко. И хриплый голос над ухом она помнит тоже. — Я должен научиться держать себя в руках. Доктор Рейес говорит, что ещё полгода, и всё наладится. И знаешь… Я люблю тебя, Джой. Это стало для неё незыблемой истиной ещё в средней школе: Джей любит её и сделает всё, чтобы она была довольна. Поссорится с поклонниками, сцепится с обидчиками, проводит до школы или до дома. Заступится перед здорово выпившей матерью и прикроет перед отцом. И Джой считала это нормальным. Они ведь выросли вместе, и никогда роднее друг друга у них нет. Тогда она не понимала, что ей хочется чувствовать его любовь иначе. В старшей школе Джей был её идеалом: выше и мощнее других парней, всегда серьёзный и собранный. Не смущало даже, что от него несло сигаретами чаще, чем теми духами, которые она подарила ему на Рождество. И хотелось, чтобы остальные были на него похожи — все те ребята, что ухаживали за ней, приглашали на свидания. На выпускной Джой пошла с Тайлером Пейсом, — здоровенным парнем из футбольной команды — не осознавая своих попыток увидеть в нём Джея. Но Тайлер не отращивал волосы, не курил и не закатывал глаза, когда она грубо шутила, не сгребал её в объятия и не понимал её. Тайлер казался ей глупым верзилой. — Я всегда буду на твоей стороне, Джей, — ответила она ему тогда. — Даже если ты станешь настоящим монстром. Джой пошутила, а он не улыбнулся. Ей показалось, будто она почувствовала, как скатываются по его щекам слёзы, — падают, оставляя мокрые пятна на футболке — но проверить он ей не дал. Джей едва не задушил её в объятиях. И с того дня он ни разу не обнимал её так крепко. Так правильно. Профессор Ноубл продолжает лекцию, хотя никто уже не слушает. Гарри откинулся на спинку стула и дремлет, прикрывшись разрисованной причудливыми узорами тетрадью, а Джей смотрит в окно, улыбаясь чему-то своему. Чему он радуется без неё? Почему больше не делится с ней всем, что творится у него в голове? Джой останавливает взгляд на его забранных в хвост волосах, на носу с горбинкой, — Джей ломал его раза три, если не больше — и осознаёт, что завидует. Не понимает только, ему или самой себе из прошлого. Ей совсем не по душе то, что доктор Рейес назвал выздоровлением. Джей изменился и стал другим человеком — отвратительно спокойным, во многом флегматичным и улыбчивым. Куда исчез её мрачный старший брат со взглядом загнанного зверя? Почему он так редко на нее смотрит? Почему всё его внимание теперь достается другим? Вот кому Джой на самом деле завидует. Другим. Мысли ее неправильные и эгоистичные, и она об этом знает. В школе брата будто бы не волновали люди вокруг, и такой расклад был ей по душе. И пусть некоторые одноклассники продолжали звать её Шпалой, пусть смотрели косо и огрызались, когда Джей этого не слышал, для него она оставалась особенной. Единственной. А теперь Джей будто бы ей не принадлежит, и от этого внутри разрастается черная дыра, засасывает в себя все адекватные рассуждения и требует сделать хоть что-нибудь. Вернуть Джея — такого, к какому она привыкла за их недолгую жизнь. Почему? Джой смотрит на него так пристально, что в один момент он оборачивается к ней и вскидывает брови. Она натянуто улыбается, надеясь, что ненормальное желание навредить Джею не написано у неё на лице. Ты не умеешь читать мысли, Джей, ничего у тебя не выйдет. — Дыру во мне только не прожги, — вполголоса произносит он, ухмыляется. У него изменилась даже ухмылка! — Что не так, Джой? Смотришь, будто я задолжал тебе пару миллионов. Джей и не представляет, сколько на самом деле должен Джой. Обращенные к другим улыбки, — настоящие улыбки! — короткие прикосновения и долгие разговоры. Она ведь знает обо всём: о Карле с параллельного потока, с которой брат встречался несколько месяцев в начале года; о посиделках в столовой колледжа, где ей не всегда есть место; о его попытках бросить курить. С последним не срослось, и глубоко в душе Джой радовалась этому, как ребенок. Хоть что-то в брате оставалось неизменным. От него и сейчас табаком несёт за милю, запах насквозь пропитал собой волосы и одежду. Сколько сигарет он выкуривает за день? Нет, это неправильные вопросы. Ей наплевать, сколько курит Джей. Куда сильнее Джой хочется узнать, почему она так сильно его ревнует. Джей всегда принадлежал только ей. Это её сводный брат, её неуправляемое животное, и он не должен от неё отдаляться. Сейчас, глядя на него, смущенного молчанием, Джой понимает простую, но пугающую истину: ей нравится Джей. Не как идеал, вроде тех, о которых пишут на форумах. Как там было? Женщины выходят замуж за отцов, а мужчины женятся на матерях, но в такие глупости Джой не верит. Джей нравится ей как мужчина. Мужчина, несколько лет подряд смотревший только на неё. Мужчина, напрочь забывший о её существовании, поставивший ее в один ряд с беспринципной матерью. Он любит её, и Джой об этом знает, но ей хочется совсем другой любви. Нынешнего Джея наверняка отвратит сама мысль о том, чтобы взглянуть на неё как на женщину. Джой кривит губы. Какая разница? Встречаются же некоторые со своими кузинами, и ничего. Она лично знает девчонку со второго курса, и та не просто встречается — живет с кузеном уже год, и никто её за это не осуждает. В половине штатов им и жениться можно. Но они с Джеем не кузены. Не родственники даже. — Знаешь, Джой, я начинаю думать, что где-то облажался, и сейчас ты сидишь и мечтаешь дать мне затрещину. — Джей шутит, а ей не хочется улыбаться. Он не разбирается в чужих эмоциях и не понимает намеков, но сейчас попал в точку. Жаль только, что сам этого не осознаёт. — Что случилось? Профессор Ноубл не обращает внимания на их разговоры. Длинная лекция по истории сливается в сплошной поток монотонного гула, среди которого выделяется лишь голос Джея. — Ты занят вечером? — спрашивает вдруг Джой, нахмурив брови. Надеяться на положительный ответ глупо: у команды колледжа по футболу тренировки каждый четверг, а после они всегда зависают в баре, и Джей возвращается домой только под вечер — к себе домой, не к ним. Но Джой не собирается сдаваться. Скажи, что для меня ты всегда свободен, Джей. — Сегодня же четверг. — Он неопределенно машет рукой в сторону окна. Там с трудом, но можно разглядеть зеленеющую вдалеке спортивную площадку. Джой разочарованно выдыхает. Как избавиться от этого назойливого чувства? У неё нет права вмешиваться в жизнь Джея — нового, здорового Джея — со своими претензиями. Они год как поступили в колледж, переехали из родного Чикаго в Де-Мойн, и поселились в разных домах, а она всё не может успокоиться. Им нужно строить собственные жизни, создавать новые ячейки общества, как говорят на лекциях по праву, а она… Она хочет вернуть всё как было. Пусть Джей и дальше кидается на людей. Пусть огрызается на каждое случайное слово. Пусть снова станет собой. На мгновение — всего одно мгновение — Джой вспоминает о таблетках и едва не вскакивает с места. Крепко стискивает пальцами край длинной столешницы, дышит тяжелее. Неужели она ничем не отличается от матери? К горлу подступает ком. Нет. Нет, нет, нет. Они совсем не похожи, ей никогда не хотелось навредить Джею. Джой желает ему только добра. У неё нет никого ближе и дороже Джея, она не сделает ему больно, никогда не станет пичкать таблетками в угоду собственным желаниям. — Не расстраивайся так, Джой. — Джей пододвигает свой стул к ней поближе и обнимает за плечи. Дурак, не понимает даже, из-за чего она побледнела и вздрогнула. Какой же ты наивный, Джей, какой простой. — Это всего пара часов, а потом я могу зайти к тебе. Купим пива, посмотрим какую-нибудь ерунду. Да, как нормальные люди. Вечер перед телевизором, разговоры ни о чём и противно-кислое пиво, запах его сигарет в её доме. Он накинет на неё плед, а она отберет у него толстовку с эмблемой колледжа и закутается в неё, а потом оставит у себя. Джой уверена, что Джею понравится. Он не увидит в этом ничего странного и не поймёт, если она позволит себе чуть больше положенного. Так же, как не понимает, что слушается её. Джой всего лишь дернулась, а он уже готов отложить традиционный визит в бар и остаться с ней, только бы она успокоилась. Где-то в глубине души брат остаётся собой. Ей нужно лишь вскрыть толстую скорлупу спокойствия, раздробить стену безразличия и добраться до сердца. Дикого, неудержимого сердца Джея Вудса. Ни у кого другого и близко такого нет. Эгоистка. Отвратительная, зацикленная на себе эгоистка. Джой слышит голос совести в голове, когда мягко улыбается Джею. Пусть он встречается с другими, не обращает внимания, каких ухажеров выбирает себе Джой, но в глубине души он всегда будет к ней привязан. С детства они чувствуют друг друга, понимают и почти не ссорятся. Они выросли вместе. Никто не сможет стать Джею ближе, чем Джой. — А как же команда? — Она довольно улыбается. Знает, каким будет ответ. — Разок и без меня обойдутся. — И он улыбается тоже. Искренне, ярко — так, как должен улыбаться ей одной. — Не могу же я отказать тебе, когда ты делаешь такое недовольное лицо. Джой придвигается к нему чуть ближе и удобнее устраивается в объятиях. Крепко сжимает его ладонь обеими руками, жадно вдыхает запах табака, всё-таки смешанный с ароматом тех самых духов. Он не забыл о них. Расслабляется. Тепло его тела и монотонная лекция едва не убаюкивают Джой, но позади раздается оглушительный грохот. Они с Джеем оборачиваются одновременно. — Вы в порядке, мистер Кингхарт? — спрашивает профессор Ноубл, наконец-то оторвавшись от чтения. Опускает бумаги на стол и смотрит на них поверх очков в тонкой оправе. — Я цел! Спасибо, профессор. — Гарри поднимается с пола, отряхивается и ставит стул на место. Темные, вьющиеся волосы взъерошены, ворот футболки перекошен, но улыбается он довольно. И даже подмигивает Джой. Она закатывает глаза. — Я всё слышал, между прочим. Планируете посиделки, а меня позвать даже не подумали. Только Гарри им и не хватало. Джой хочет возразить, но не успевает. — Это семейный вечер. — Джей выпускает её из объятий, отворачивается. — Приглашены только мы с Джой, так что обломись, Гарри. — Ты такой зануда, Джей. — Гарри поднимает с пола тетрадь, осоловело разглядывает помятые листы. — Но я готов простить тебя за пару банок «Гиннесса», не переживай. К их беседе Джой уже не прислушивается. Довольно ухмыляется себе под нос и искоса поглядывает на Джея. Он принадлежит ей. Сейчас, может быть, Джей этого не осознает, но рано или поздно — когда ему надоест прятать всё в себе и вспоминать о длительных сеансах психотерапии с доктором Рейесом, — он все поймет. До тех пор Джой его не отпустит. Кто ещё сможет принять его таким, какой он на самом деле? Понять его? Никто. Джой особенная, и это Джей приучил её так думать.