«I didn't give up the fight
I gave up on what's right
Everything I should've believed
I don't care about the warnings
Just who I've become
You swore that I wouldn't succeed»
В доме всего три комнаты, не считая ванной, — кухня, гостиная и небольшая спальня. Здесь толком не развернуться, сюда не пригласить друзей на домашнюю вечеринку, а на заднем дворе не хватит места для уютного барбекю с соседями на выходных. Дом напоминает дурно сбитый сарай на два этажа, потому-то его и сдают за такие смешные деньги, но в нём хотя бы можно жить. Да и разве им есть с кем устраивать вечеринки? Джей не помнит, когда в последний раз общался с кем-то из друзей. Остались ли у него хотя бы приятели? От коллег из компании ничего не слышно с момента увольнения, а на заправке они с Джой работают вдвоем. Иногда к ним заглядывает владелец, периодически они здороваются со своими сменщиками на улице, но и только. В новую жизнь не хочется пускать никого чужого. Остальным не нужно знать, чему они её посвящают. Не стоит видеть, как они превращают её в ад. Джей улыбается. Считает, будто в таком аду ему самое место. Он точно болен. Зеркало в ванной заляпано пятнами зубной пасты и высохшими брызгами воды, но под ярким светом потолочной лампы всё равно можно разглядеть отражение. Длинные волосы спадают ниже плеч, Джей недовольно отбрасывает несколько прядей с лица. Над правым глазом белеет уродливый шрам — спасибо, что он вообще видит. Неприветливая медсестра в Кронборге обещала слепоту, но не срослось. Улыбка его не красит, и Джей по привычке опускает уголки губ. Теперь он выглядит недовольным и мрачным, а щетина будто бы делает его похожим на дальнобойщика. На преступника, она делает его похожим на преступника. И не только она. Джей криво ухмыляется себе под нос. Глядя в зеркало, он видит вовсе не взрослого мужчину, а подростка — того, который не умел держать себя в руках и готов был при любом удобном случае выпустить наружу ярость, свои отвратительные желания. Таким он и становится. Снова. Старше, сильнее, опаснее. По собственной воле шагает всё ближе к краю пропасти, а может, давно перешагнул его, просто не заметил. За дверью протяжно зевает Джой. Его Джой. Когда-то Джей думал, что вылечился и от нездорового к ней влечения — оставил позади, как глупое, непозволительное чувство. Но такие, как он, никогда не меняются. Амелия была права. Джей становится самим собой, — настоящим — и Джой принимает его таким. Джой любит его таким. Схватив с полки футболку, он выключает свет и выходит из ванной, но вернуться в спальню не успевает. Чувствует, как вибрирует в кармане мягких свободных брюк телефон. — Доброе утро, — хрипло отзывается Джей в трубку. Прислоняется к дверному косяку, загораживая дверь в спальню, и на мгновение широко ухмыляется Джой. Теперь она никуда отсюда не выйдет. Джой закатывает глаза в ответ, залезает обратно под одеяло. Любит поспать подольше. Он, честно говоря, тоже, но иногда у них не остается другого выбора даже в выходные. Сегодня они проспали в лучшем случае пару часов — и те днём. В окно светит красноватое закатное солнце. — Да уж вечер на дворе. Я думал, никогда до тебя не дозвонюсь, — в голосе Фреда на другом конце провода слышно недовольство. Сколько раз он звонил, прежде чем Джей взял трубку? — Ты что, спал всё это время? — Я был занят, — усмехается Джей. Занят уборкой остатков сгоревшей одежды какого-то парня, от него ещё осталось несколько кусков в холодильнике, как насчёт приехать на ужин? Господи, ему ведь действительно смешно. Он отвратителен. — Прости. Ты же знаешь, новый дом, новая жизнь — сплошные хлопоты. Ты чего-то хотел? Как Франсин? Когда-то Джею не нравилась эта женщина. Вторая жена Фреда, на несколько лет его моложе и совсем не похожая на мать Джой, она казалась вечно всем недовольной. Почему мы не можем переехать обратно в Чикаго? И они переехали. Почему ты так беспокоишься о дочери, она ведь уже взрослая! Но беспокоиться Фред не перестал. И постепенно Джей к ней привык, смирился, что место Амелии Вудс в семье заняла Франсин Перье. А вот поладить у них не получилось. Видит бог, Джей пытался, но отпустить Амелию не сумел — в отличие от Джой, он простил её и никогда не думал о ней как о предательнице. В отличие от Джой, он навещал её в тюрьме, но Амелия не смотрела на него как на члена семьи. В глазах ее стояла откровенная неприязнь, когда она утверждала, будто ни в чем не виновата. Ни Джей, ни его прощение ничего для неё не значили. Франсин же пыталась быть Амелией, и простить ее за это Джей не сумел. К счастью, с годами пересекаются они всё реже. — Всё в порядке. — Фред то ли торопится, то ли нервничает. Джей поудобнее перехватывает телефон. — Почему ты вообще решил переехать? Я могу понять Джой, она никогда не любила оставаться на одном месте, но ты-то? Я думал, она рванула в Хордвилл к кому-то из своих ухажеров, но я сомневаюсь, что ты бы вписался в их… семейное гнездышко. Да и как же Стефани? Джей закатывает глаза. Фред измеряет их жизни собственными — адекватными — ценностями и не догадывается, для чего они свалили в эту дыру. Неужели он ничего не заметил за прошедший год? Не увидел, что после психотерапии стало только хуже? Не связал одно с другим? Слишком редко они пересекаются. — Мы расстались, ты же знаешь. — Джей смотрит, как Джой выбирается из-под одеяла, поднимается с кровати и встает около него. Слушает. — Да и какая разница? Такое бывает — люди сходятся, потом расходятся. Здесь спокойно, вот и всё. Так спокойно, что пока никто не заметил пропажи того парня. Так спокойно, что они могут хранить его останки в холодильнике. Здесь их никто не знает, не обращает на них внимания и не замечает, в каких отношениях они состоят. И даже если кто-то из соседей однажды спросит, Джей не признается, что они с Джой выросли вместе. Чужакам нет места в их жизни. — А как же твоя работа, Джей? У тебя была отличная должность в «Нортоне», ты же добивался ее чуть ли не полгода, — по голосу Фреда Джей может сказать, что сейчас он машет правой рукой, левой прижимая телефон к уху. Годы идут, а он все такой же эмоциональный. — Ну и что? Я уже нашёл новую, — тяжело вздыхает Джей. Разговор кажется бессмысленным, странным — о таком должен беседовать с Фредом другой Джей, навсегда похороненный в Де-Мойне. Тот, у которого были спокойная, размеренная жизнь, хорошая работа и будущая жена. Здоровый Джей. Но это не он. — На заправке. Джой обнимает его поперек торса, утыкается носом в грудь. Пытается успокоить? Джей ведь ничем не показывает, что нервничает. Чувствует ли она, каким импульсивным он стал в последние месяцы? Нет, не так. Он стал собой — таким, каким мог бы стать уже давно, не будь в его жизни года в стационаре на окраине Чикаго. Наверное, вопросы читаются в глазах Джея, потому что Джой едва ощутимо пинает его ногой по лодыжке. — На заправке?! Джей, ну ты серьёзно? — Фред будто бы разочарован. У Джея возникает неприятное чувство дежавю. — Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь. Джой выйдет замуж и ей будет уже всё равно, где работать, — хоть в магазине, хоть под началом самого президента, — а вот тебе нужно что-то делать со своей жизнью. Сдержать смех не получается. Джей убирает трубку подальше от уха и несколько секунд сдавленно посмеивается, крепко обнимая Джой второй рукой. Да, она обязательно выйдет замуж, а он найдёт хорошую работу, и их счастливые семьи станут воплощением американской мечты. Обязательно, только не в этой жизни. Улыбка сползает с лица Джея так же резко, как и появилась. Они с Фредом живут в разных мирах, и пропасть между ними растет с каждым днём. И он ничего не поймёт, попытайся Джей ему объяснить. Не переживай, Фред, я не отдам Джой другому, так что замуж она не выйдет. Никто, кроме меня, не сможет её понять. Стоит открыть рот, как Фред вызовет ему врача. А может, заявится в Хордвилл лично. — Не собираюсь я замуж, па, — громко говорит Джой — так, чтобы её было слышно и на том конце. — Чего ты к нему привязался? — Смотрю, вы так и не расстаетесь, — Джей слышит, как Фред улыбается. — Но вы уже давно не дети, Джей. Подумай о том, что я тебе сказал. — Обязательно. — Он крепче прижимает Джой к себе. — Ты позвонил только ради того, чтобы прочитать мне нотацию? Сам же сказал, что мы давно уже не дети. И в состоянии разобраться со своей жизнью. — Я всё понимаю, Джей. Но я желаю вам добра. — Заведите уже с Франсин ещё одного ребенка, чтобы вам было чем заняться. — Хочется сбросить звонок и утянуть Джой совсем в другие объятия, но Джей держит себя в руках. Фред не сделал им ничего плохого. Пока что. — Только не вздумай ей об этом сказать, когда мы заедем на следующей неделе. Хочу посмотреть, как вы устроились. Щёлк. К чёрту. Одним коротким движением оборвав связь, Джей откидывает телефон на кровать и склоняется к Джой. Подхватывает её на руки, прижимает к себе и целует. Крепко, глубоко, неправильно. К черту Фреда и его новую жену, к черту мысли о бывших Джой. Она сама приручила его. Разрешила ему быть собой, открыла клетку поганой твари, которую он носит внутри много лет, и выбросила ключ куда подальше. Как ты можешь жить под одной крышей с животным, Джой? — Успокойся, Джей. — Она касается пальцами его губ, крепче обхватывает ногами за талию. Ближе. — Как будто ты не знаешь, что он просто беспокоится. Ну приедут они, посмотрят на нас и всё равно ничего не поймут. Иногда Джей думает, что подчиняется её приказам. Джой просит его успокоиться — и он успокаивается, словно где-то внутри него есть выключатель, реагирующий на её голос. Точно как в школе, когда она крепко обнимала его и говорила, что всё будет в порядке. Убеждала, что он ни в чём не виноват. Виноват. Одному богу известно, сколько костей он сломал в прошлом, и сколько жизней может оборвать в будущем. Страх липкой, холодной пеленой расползается вдоль позвоночника, провоцирует мурашки. Рано или поздно он сломает и Джой. — У меня всё на лице написано. — Джей ухмыляется, но ухмылка его нервная и кривая. Он привык скалиться. — Твоего лица за волосами даже не видно, так что выброси это из головы. Сосредоточься на мне, Джей, — говорит Джой и накрывает его губы своими. И он слушается. Тонет в их поцелуе, растворяется во влечении к ней, потакает желаниям тела, когда несёт Джой обратно к кровати и смахивает надрывающийся от звонков телефон на пол. Пусть Фред думает, будто он вспылил или устал слушать его нравоучения. Пусть считает его импульсивным и говорит, что Амелия была права. Пусть. Джею всё равно. Джей сосредоточен на Джой. Она единственная умеет укрощать его тягу к разрушению, его слепое желание поддаваться эмоциям. И Джей понимает, почему она может жить с ним под одной крышей. Нет ничего страшного в диком животном, если можно накинуть на него поводок. Когда-нибудь он порвётся, Джой. Когда-нибудь.