Животное

Голоса Джой Джей не слышит. Мир перед глазами в одно мгновение погружается в красноватую дымку, запах крови становится ярче и гуще, и он медленно тонет в этом мареве. Грани дозволенного стираются, и Джей не видит разницы между Трэвисом Уилсоном и букашкой, которую можно уничтожить одним ударом. Трэвису нужно гораздо больше, и Джей это понимает. Бьёт снова и снова, пока плоть под кулаками не становится мягче, пока запах крови не забивается в нос. Не чувствует боли, не замечает ран, ни на мгновение не задумывается, что творит. Ему просто хочется разорвать этого урода на части. Никто не имеет права называть Джой своей. Вмешиваться в их и без того сложную жизнь. Разве он не дал Трэвису достаточно возможностей уйти? Он стонет у Джея под ногами, непроизвольно хватается за живот и сплевывает кровь на пол. Разве не попросил его просто закрыть рот? Не лезть не в своё дело? Трэвис отказался, и сам в этом виноват. Джею нравится. Нравится чувствовать, как Трэвис сходит с ума от боли. Он уже готов потерять сознание? Сдохнуть? Джей пинает его ногами, пачкает в крови джинсы и тихо, едва слышно усмехается. Хочется сделать Трэвису больнее. Увидеть, как он превратится в бесформенную груду мяса, переломать все кости, пересчитать его противным лицом кафельную плитку на полу. Тебе нравится? Теперь ты понимаешь, что тебя не касается, что и почему делаем мы с Джой? Впервые за долгие годы мысли о Джой не находят отклика в его голове. Джей забывает о её существовании, о самом себе. Забывает обо всём, кроме навязчивого желания уничтожать. Он позаботится, чтобы о Трэвисе Уилсоне никто не вспомнил. Никогда. Отголоски реального мира доносятся до него словно из-под толщи воды. Джей смотрит лишь на изувеченное лицо противника: на заплывшие синяками глаза, на перекошенную влево челюсть и стекающую вниз по подбородку кровь. Поднимает Трэвиса с пола за шкирку — одной рукой, словно тот ничего и не весит. Держит несколько долгих мгновений и впечатывает в кухонную стену. Хруст костей звучит подобно музыке. Ещё. Под силой ударов ломаются ключицы, ребра, и Джей чувствует, как искры жизни одна за другой покидают тело Трэвиса. Он обмякает в его руках, становится похожим на безвольную куклу, но так даже лучше. Хочется, чтобы от ублюдка не осталось и мокрого места, чтобы он превратился в уродливую лужу на полу. Что-то едва заметно касается его плеча, когда Джей подносит ко рту заляпанные кровью пальцы. Жадно вдыхает сладковатый запах, касается кожи языком и едва не закатывает глаза от вкуса человеческой крови. Ещё. Ему хочется ещё и ещё — разорвать на части, уничтожить, убить. Кухня расплывается перед глазами, становится похожа на едва различимое в белом тумане пятно. Изуродованное лицо Трэвиса напоминает восковую маску, а до сознания вдруг доносятся крики. Громкие, яркие, отчаянные. Голос кажется знакомым, но Джей, так и замерев на месте, никак не может вспомнить, кому тот принадлежит. Кому-то важному. Разве не должен он остановиться, прислушаться и повиноваться? Джей медленно поворачивает голову, не выпуская Трэвиса из рук. Он давно уже не дергается и не подает признаков жизни. А может, Джей просто их не замечает. — Джей! — знакомый голос становится громче, звучит требовательнее. Чей? — Прекрати! Посмотри на меня! И Джей смотрит, только ничего перед собой не видит. В сознании зудит желание развернуться и продолжить, он не может сопротивляться. Да и разве стоит? Для него это нормально, и Джей это запомнил. Он всего лишь животное, которое притворяется человеком. Амелия не думала, что Джей прислушивался к ней, но ее слова навсегда отложились у него в голове. Он способен только крушить, ломать, портить. Как неудержимое пламя, неконтролируемое и всеобъемлющее, Джей может лишь причинять боль. Собственными руками уничтожать всё, что так ему дорого. Он заносит кулак для очередного удара и замирает. Джой. Вот чей это голос. Единственного важного для него человека — единственного, которому он не желает делать больно. Джей медленно разжимает пальцы, Трэвис с грохотом валится на пол. Задевает холодильник, кровь оставляет на металлических дверцах уродливые разводы. — Джей! — Джой хватает его за руку, тянет на себя, заставляет развернуться и отшатывается в сторону, едва они встречаются взглядами. Страх. Он видит в её голубых глазах страх, замечает, как она прижимает ладони к груди. Такая хрупкая на его фоне, в его огромной футболке, Джой разве что не трясётся. Покусывает тонкие губы, но смотрит уверенно — так, словно точно знает, что Джей не сумеет причинить ей вреда. Он улыбается, и она натянуто улыбается в ответ. — Ты боишься меня, Джой? — Джей выпрямляется во весь рост и одним движением выдергивает глубоко вошедшую в плечо вилку. Не чувствует боли. Кровь скатывается вниз по груди, крупные капли разбиваются о кафельный пол. Их маленькая кухня похожа на побоище. Конечно, боится. Глубоко внутри шевелится отвратительное чувство страха. Джей и сам опасается — не себя, а её гнева. Того, что она взглянет на него под другим углом и наконец поймёт, что впустила в свою жизнь настоящую бомбу замедленного действия. Ему нужно было остаться в Де-Мойне. Сидеть на транквилизаторах и дважды в неделю ходить к доктору Трентону в попытках избавиться от жуткого запаха крови повсюду. — Нет, — Джой смело вскидывает подбородок, осторожно шагает в его сторону. Тянет к нему руки. — Ты не сделаешь мне больно, Джей. И мы оба об этом знаем. Хочется улыбнуться шире, но вместо этого Джей скалится. Джой неприкосновенна. Его единственная, любимая Джой. Он может переломить её пополам, если захочет, задушить её за минуту, или даже быстрее, но понимает, что ничего не выйдет. Поводок всё ещё держится. Джей чувствует, как тот натягивается всё сильнее, грозится лопнуть в любой момент, но он сам, добровольно, обматывает его вокруг шеи все туже. Не отпускай меня, Джой. Ты в ответе за того, кого приручила. Тебе нравится смотреть, как я медленно схожу с ума, правда? Уголки губ опускаются. Так ведь оно и есть, и Джей это понимает. Джой любит его таким — жестоким, импульсивным, отвратительным животным. Сходит с ума от того, каким диким он бывает. Джой толкает его за край пропасти, но не падает вместе с ним. В отличие от него, она уверенно стоит на ногах у самого края и довольно улыбается, дергая за поводок. Джей сгребает её в объятия, — резко, неожиданно — и стискивает в них до боли. Чувствует, как часто бьётся её сердце и как на мгновение она прекращает дышать. Чего она от него ждала? Удара? Джей смеется в голос. — Ты так и планировала, Джой? — Он запускает пальцы в её волосы, пачкая их в крови, и продолжает глухо посмеиваться. — Довести меня до ручки, чтобы я вспомнил о тебе. Знаешь, чего мне стоило избавиться от этой привязанности? Научиться держать себя в руках и стать человеком? — Пары лет психотерапии, Джей. — Джой поглаживает его по волосам, словно ребенка. Или пса, который вовремя послушался хозяина. — И самого себя. Успокойся, ладно? Всё в порядке. Всё в порядке? Хочется встряхнуть её за плечи, и показать, что в сложившейся ситуации нет ничего хорошего. Вскочить на ноги и со всей силы ударить кулаком по стене, чтобы не поддаваться глупым попыткам его успокоить. Но Джей молчит. Слушается. Хороший мальчик, Джей. Но Джой этих слов не произносит. Лишь мягко отстраняется от него и склоняется над бездыханным телом Трэвиса. Дрожащими руками проверяет пульс, хмурит светлые брови. Откуда мне знать, что ты делаешь с моей девушкой в этой глуши? — голос ублюдка звучит в голове, заставляя Джея всё-таки садануть по стене. Джой вздрагивает. — Не трогай, — хрипит он грубо. — Он ещё жив, ему нужно к врачу, — её голос звучит так серьёзно. Почему? Почему она не может просто оставить Трэвиса в покое, дать Джею его добить? Он утробно рычит. — Пожалуйста. До предела натянутый поводок скрипит. Каждый раз, представляя его у себя в голове, Джей видит длинный кожаный хомут, накинутый на шею, словно удавка. Джой дергает за него, пытается вытянуть Джея из пропасти, но он лишь задыхается. Теряется в ярко-красных сполохах и сладком металлическом запахе. Он не отпустит Трэвиса живым. Не теперь. — Нет, — впервые на своей памяти Джей сопротивляется. Не слушается Джой. — Мы вызовем ему врача, Джей. — Она глядит на него так же, как смотрела в детстве Амелия. Строго, уверенно. Но в глазах Джой читается и кое-что другое: тепло, которого Джею так не хватало когда-то. — Я не хочу, чтобы из-за него нам на хвост сели копы. Что он вообще сказал такого, что тебя повело? Джой мгновенно жалеет о своих словах. Джей не жалеет ни капли. Сколько раз он предупреждал ее? Десятки. Сотни. — Спросишь у него, когда он придёт в себя, — ухмыляется он криво. Достает из кармана джинсов телефон, бездумно глядя на потрескавшийся дисплей. Плевать. Пальцы не слушаются, и он не попадает по нужным цифрам. Кровь забивается в мелкие трещины. — Но он всё равно даст показания против меня. Мы не очень-то поладили, как видишь. Смешно. Слепая ярость медленно отступает в сторону, и понимание ситуации давит на Джея, как головная боль утром после пьянки. В старшей школе он едва не прикончил Артура Линча, и тогда, очнувшись, до дрожи испугался. Самого себя, своей силы и того, что когда-нибудь все повторится. А сейчас ему не страшно. Трэвис Уилсон наверняка сообщит обо всём полиции. Обвинит Джея не только в попытках убить его голыми руками, но и в насилии по отношению к Джой. Сдержать смешок не выходит. Ни страх, ни боль так и не вернулись. — Не даст. — Джой поднимается на ноги, но не подходит. Боится? — Я найду способ его заткнуть. — Джой. — Он наклоняется к ней, касается пальцами её волос и ухмыляется — широко, криво. Делать Джой больно не хочется, — не хочется видеть в ее глазах настоящий, животный страх — но её слова выбивают Джея из колеи сильнее, чем беспочвенные заявления Трэвиса. Какими методами она заставит его заткнуться? Как много поводков ей хочется держать в руках? — Только попробуй. Они смотрят друг другу в глаза, пока на другом конце провода не раздается голос оператора службы спасения. Джой не боится его, но Джей надеется, что она его понимает — лучше, чем обычно. Никто не смеет прикасаться к его Джой, даже если вдруг она этого захочет. Джой знала, на что шла, когда умоляла его стать самим собой, правда? Джей, которого она так хотела видеть, — нелюдь. Но не может же она сознательно выбрать другого, пусть и ради спасения их далеко не спокойной жизни. Джой не дура, и никогда в жизни они не предавали друг друга. До этого года они много чего никогда не делали. — Я люблю тебя, Джой, — шепчет Джей ей на ухо, прикрывая ладонью микрофон, пока оператор представляется. — Но всему есть предел. В нём наверняка говорит злость. И когда Джей наконец придёт в себя, то ещё пожалеет об этом. Вызывая врача Трэвису Уилсону, он не чувствует ни единого признака отката. И ему становится по-настоящему страшно.