«Manic, I'm erratic, yes it's true
Panic like an addict for abuse
Panic like an addict, I'm confused
I need to feel you
Pressure coming, pressure down below
Forever you never let me go
Pressure coming, feel like I could choke
Can't live without you»
Все дороги ведут в Кронборг. Джей мрачно оглядывает обшарпанный холл местного мотеля и ухмыляется. Куда бы они с Джой ни отправились, как бы далеко ни убегали, они всегда оказываются в этом проклятом городе — и на каждом шагу Джей замечает фантомов Марты и Боба Харрисов. В щуплом пареньке за стойкой, например, — тот вовсе не похож на Боба, на вид ему лет двадцать пять, но с его взглядом что-то не так. Слишком яркий. Жестокий. Голодный. Джей отворачивается, любуется изъеденным молью диваном. Разве это место стоит того, чтобы остаться на ночь? Нет. Им просто хочется задержаться здесь подольше. Осмотреться вокруг, заглянуть в глаза ещё кому-нибудь, повернуть за угол местной церкви и столкнуться нос к носу с Харрисами. Джой преследуют те же мысли, когда она просит ключи у администратора и недовольно возится с наличкой. Этот город — почти деревня — тянет их назад. — Спасибо, — говорит Джой, когда парнишка наконец бросает ключи на стойку. Выглядит так, словно посетители ему не в радость. Скорее всего, они разбудили его, заявившись сюда в пятом часу утра. — Приятного вечера, парень. — И вам. — Администратор отмахивается от них и хватается за телефон. Приглушенная музыка наполняет пустой холл. Лифта здесь нет, и на второй этаж они поднимаются по лестнице. В коридорах тишина, словно сегодня они единственные посетители мотеля. Не слышно ни разговоров за дверями номеров, ни храпа или шорохов. Половина из них не закрыта, и свет из коридора падает на изъеденные молью ковры. В их номере нет ничего, кроме такого же истоптанного ковра, просевшей кровати и пары стульев. Сквозь потрепанные занавески пробивается тусклый свет уличных фонарей, а на потолке у лампы сидит десяток мелких комаров. За неприметной, облезлой деревянной дверью в самом углу — крошечная ванная комната. Поганое место, но всяко лучше, чем ночевать в машине. Или в подвале. — Надо было просто поехать домой, — хмыкает Джей, опустившись на кровать. — Не нуди, Джей, — Джой бросает сумку у дверей и щелкает дверным замком, прежде чем подойти и сесть к нему на колени. Кровать жалобно скрипит под их весом. — Ночь в мотеле — своего рода романтика, ты не находишь? Особенно в Кронборге. Ничего романтичного в этом нет. Одна мысль о городе пробуждает в Джее противную, слепую ярость. Хочется сорваться с места, добраться до дома Харрисов и убедиться, что те не прячутся в подвале. Не выжидают новых жертв, не приглядывают за безлюдными дорогами под холмом. Хочется выпустить наружу животное, не задумываясь, чем это грозит. Джей помнит Трэвиса. Джой так и не призналась, как заставила его замолчать, но в полицию он так и не обратился. Пока что. Лишившийся нескольких зубов, со сломанными ребрами и рукой, зафиксированными повреждениями внутренних органов, Трэвис до последнего утверждал, будто сам виноват. Как же. Джей злится. Хочет знать. Но когда он заглядывает в глаза Джой, то понимает — этого она и добивается. Ждёт, что он вспылит и разозлится — и чем быстрее, тем лучше. Вот почему ей так хотелось задержаться в Кронборге. Не только из-за навязчивого желания убедиться, что Харрисов давно и след простыл. Вовсе нет. Она решила остановиться в этом мотеле, потому что чем ближе они к чёртовому дому, тем сложнее Джею держать себя в руках. Зараза. — Ты играешь с огнём, Джой, — выдыхает он ей на ухо ухмыляясь. Болезненно прикусывает тонкую кожу на шее, крепче прижимает к себе. Может, какая-то романтика в этом всё-таки есть. — Как будто я не знаю. — Джой улыбается, с удовольствием подставляется под ласки и обхватывает его ногами за талию. — Попробуй сжечь меня, Джей. И Джей целует её снова и снова. Чувствует, как она нетерпеливо стягивает с него футболку и впивается ногтями в кожу чуть ниже лопаток. Опрокидывает её на кровать и нависает сверху — так, как ей хочется больше всего. Он изучил привычки Джой вдоль и поперек, и знает, что ей нравится чувствовать себя маленькой и хрупкой рядом с ним. Она в восторге от его манеры прикасаться к ней — от красноватых следов пальцев, которые наутро превратятся в синяки, от грубых кровоточащих укусов, какие Джой никогда не прячет под высокими воротниками. Джей не сумеет её сжечь. Если Джой прикажет остановиться, он не сможет сдвинуться с места, будь хоть десять раз ослеплен желанием. Её власть над ним ненормальная, нездоровая, и она ей тоже нравится. В такие моменты глаза ее горят особенно ярко. И этот взгляд сводит его с ума. — Ближе, — её голос звучит словно из-под толщи воды, Джей слушается. Прогибается в спине, склоняется ниже к лицу и накрывает её губы своими. Как же, мать его, неправильно они целуются. Жадно и жарко, точно два подростка без тормозов. Сколько они уже вместе? Не меньше трёх месяцев, а Джею всё мало. Каждый раз, прикасаясь к Джой, он наверстывает упущенное — все те годы, когда мог только смотреть. Кусать губы и думать, что она никогда не будет принадлежать ему. Винить себя, что это он ненормальный, неправильный. Но теперь всё иначе. Теперь Джой принадлежит ему одному. А он — Джой. Пуговицы на тонкой кофте разлетаются в стороны под напором его прикосновений. Джей тянет ткань в стороны, нетерпеливо касается мягкой, разгоряченной кожи. Не может успокоиться, пока Джой не тянет его назад за волосы. Ещё, Джой. Делай что хочешь, только не заставляй меня останавливаться. — Посмотри на меня, Джей, — приказывает она, и он смотрит. В её потемневшие от возбуждения глаза, на им же искусанные, раскрасневшиеся губы. Рычит. — Мне нравится, ты ведь знаешь? Когда ты срываешься с цепи, как животное. Джой не права, он не срывается, как животное, — он и есть животное. И с каждым днём теряет человеческий облик, тонет в самом себе и нездоровых желаниях. Как далеко они зайдут? На что решатся, чтобы заглушить назойливые голоса в голове? У него нет ответов на эти вопросы. Здесь и сейчас Джей может думать только о ней. Ещё, Джой. Ещё. Она глухо стонет, когда он касается зубами сосков. До боли сжимает его волосы пальцами, тянет на себя и тут же отталкивает обратно. Как же ярко Джой реагирует. Никогда не сдерживается, и Джей уверен, что тонкие стены номера в обшарпанном мотеле её не остановят. Если она захочет, её услышит даже администратор на первом этаже. Яркие следы укусов один за другим распускаются у неё на груди, цепочкой краснеют до низа живота. Джей оставляет всё больше меток на бледной коже. Его ведет от одного только их вида. Возбуждение отзывается болью в паху. Долго Джей не продержится. Нетерпеливый по своей природе, он сорвётся, если Джой не заставит его остановиться. Никто в мире не понимает его так, как Джой. — Тише, Джей. — Сегодня при ней нет веревки, какую Джой однажды накинула ему на шею в Хордвилле, и она тянет его за волосы. Болезненно. — До утра ещё куча времени, нечего так торопиться. Черт. Джой улыбается так довольно и держит его так крепко, что дыхание невольно учащается. Джей слышит собственные шумные, больше похожие на хрипы вздохи как будто со стороны и до боли прикусывает нижнюю губу. Он должен держаться. Иногда Джею хочется, чтобы Джой завела для него настоящий поводок. — Меня всегда возбуждала твоя сила, Джей, — шепчет она ему на ухо, касается губами. Заставляет дрожать. — Ты можешь вырваться, когда захочешь, переломать мне все кости, а ты подчиняешься любому моему приказу. Дрожишь как мальчишка, потому что я этого хочу. Джей прикрывает глаза и дышит глубже. Он должен слушаться. Джой смеётся, а он нетерпеливо стонет, и стон переходит в рык. Хочется мертвой хваткой сжать её запястья, прижать к кровати и любить до искр перед глазами. Движениями выбить из Джой всякую охоту издеваться над ним и искусать её до крови. Но Джей не может. — Что будет, если ты сорвёшься? — Она прижимается к нему всем телом, трётся бедрами об пах. Это жестоко, Джой. — Я могу мучить тебя до самого утра. Ты выдержишь ещё пару часов, Джей? Её глаза сверкают всё ярче, и он точно знает — ей нравится. Нравится играть с ним и чувствовать себя хозяйкой положения в постели. Словно пьяный, Джей прислушивается к охрипшему от возбуждения голосу Джой и жадно хватает ртом воздух. Нужно сделать хоть что-нибудь. Руками он опирается на кровать по обе стороны от её лица и снова впивается в губы. Кусает за язык, давит на неё всем телом и утробно рычит сквозь поцелуй, чувствуя жар её кожи. Болезненная тяжесть в паху становится невыносимой. Джей должен, так ведь? Сегодня подчиняться чертовски сложно. Щелк. Очередной предохранитель в подсознании сгорает. Джей чувствует, как в нос забивается до боли знакомый запах крови, и окончательно теряется в собственных ощущениях. Целует нетерпеливо и горячо, подрагивающими руками срывает остатки одежды с Джой и расстегивает собственные джинсы. Она пытается его удержать? Царапины на спине отзываются ноющей болью, но Джей не обращает на нее внимания. Плевать. Джой сама толкнула его за черту дозволенного, и сейчас, буквально вколачиваясь в её тело, — грубыми, размашистыми толчками — Джей может только рычать. Накрывая её собой, до синяков стискивая запястья в ладони, прижимая их к матрасу, он едва не закатывает глаза от удовольствия. И ей нравится. Джей знает. Слышит, как самозабвенно она стонет, чувствует, как изгибается под ним дугой, подмахивая бедрами. Малышка Джой в восторге от его отвратительной натуры. Для тебя, Джой, я готов стать кем угодно. Чем угодно. — Ещё, — просит она на выдохе. Ломко. Коротко. Сегодня Джей ее не жалеет. Наверняка частые, глубокие толчки причиняют ей боль, но он уже не сумеет остановиться. Джой мечется под ним, до крови царапает плечи и стонет в попытке потянуться за поцелуем. Нет. Не сегодня. Не сейчас. Джей слизывает выступившую на коже кровь, облизывается и запрокидывает голову. Наслаждение медленно заполняет сознание, погребает под собой остатки здравомыслия. Ещё. Джой вскрикивает, когда он опускается на неё всем телом. Ещё. Скулит, когда он впивается в плечо зубами. Ещё. Дрожит и стонет его имя, когда он толкается в неё до упора. Ещё. Ещё. Ещё. Собственный короткий стон теряется в новом укусе. Джей замирает на несколько мгновений, позволяет оргазму накрыть его с головой. Слишком хорошо. Слишком правильно. — Делай так почаще, Джей, — довольно хрипит Джой, дрожащими руками обнимает его за шею. — Ты не выдержишь, — ухмыляется он в ответ. Не узнает свой голос — севший и непослушный. — Меня хватит ещё на пару раундов. — Она строит серьезную мину пару секунд, но не выдерживает и смеется. — Я ведь говорила, что ночь в мотеле у черта на рогах — это романтично. По-своему, конечно. В ответ впору закатить глаза, но Джей поднимается с кровати и подхватывает на руки Джой. Животное или нет, он ещё в состоянии понять, что им обоим нужно в душ. Сейчас же. Только спустя двадцать минут, когда горячая вода ставит мозги на место, он понимает, что долго так продолжаться не может. Джой любит его доводить, а ему нравится поддаваться, но ничем хорошим это не кончится. Когда-то доктор Рейес говорил, что каждый новый приступ понижает сопротивляемость. Объяснял, что чем чаще Джей срывается, тем сложнее будет держать себя в руках в будущем — рано или поздно у него закончатся билеты в человечность, и в один момент он просто не придёт в себя. Мы разберемся с этим, когда придёт время, — так ведь говорила Джой? И он склонен ей доверять. Своим голосом — уверенным, жестким — она вытащит его откуда угодно, даже из самых глубин подсознания. Да и какая разница, если нет? Ему ведь нравится быть животным. Такому, как он, никогда не стать человеком. Джей выходит на балкон в одних джинсах, мокрые после душа волосы липнут к лицу и лезут в рот. Курит. Со второго этажа открывается убогий вид на небольшую улочку перед входом в мотель, покосившуюся вывеску магазина напротив и перекресток. Джей лениво осматривается по сторонам, стараясь выбросить из головы неприятные мысли. Замечает пару мужчин у перекрестка, затягивается глубже. Один из них напоминает полицейского, — в полутьме не рассмотреть, но фуражка вроде бы форменная, — а от силуэта второго откровенно воротит. На мгновение Джей возвращается в прошлое. Вместо проржавевших металлических ограждений балкона вокруг вырастают земляные стены подвала, вместо запаха табака в нос забивается вонь свежей крови и мяса. Стук. Рука Гарри Кингхарта валится в таз. Хлюп. Бесформенные органы летят в пластиковое ведро. Человек у перекрестка до боли напоминает Боба Харриса. Сигарета тлеет почти до фильтра, ещё немного, и обожжет пальцы, но Джей не обращает внимания. Не может быть. Ему всего лишь мерещится. Так ведь? Свет уличного фонаря на мгновение освещает лицо мужчины, когда тот поворачивается. Всего секунду они смотрят друг другу в глаза, но и этого достаточно. Джей видит знакомую жестокость, чувствует голод во взгляде ублюдка — поганого нелюдя. Он его узнаёт. На коже остаются мелкие ожоги, когда сигарета наконец догорает. Джей не замечает боли. Не замечает ничего, кроме растворившегося в темноте за поворотом Боба Харриса и нарастающей злости. Щёлк. Хлипкие металлические перила деформируются под напором его хватки.