▼▼▼
— Ты слышал? — Что? — Ёнхо оторвался от кото и посмотрел на Чону. — Недалеко от города утонул ученик монаха. Тело так и не нашли. Очевидцы сказали, что у реки лежала тыква-горлянка. — Ах ты про это… Ходили слухи, что что-то подобное случилось. Юта с Тэёном ведь там недавно гуляли и нашли эту тыкву. Но разве они не развеяли этот миф? — Что они развеяли? Тыква как раз доказала, что это правда. Такое выбрасывать — расточительство! — Я вообще считаю, что у неизвестных храмов разгуливать опасно, — уточнил Ёнхо. — Говорят, что там не монах, а монахиня. Не человеческая женщина, отвечаю, а ямауба. И ученика своего она просто-напросто съела. — Но ямауба ведь живёт в горах? — Чону плохо разбирался в местной мифологии, но это знали даже дети. — Что мешает ей переехать? Горы могут быть и далеко, но и она не человек. Ей запросто прожить неделю без еды и пройти весь путь пешком. — Так она по Токайдо не пройдёт, у неё грамоты нет, на границе бы просто обезглавили. — Да местная, скорее всего, какой Токайдо… Ты вот слышал, что мост новый строить собираются? И знаешь, с чьей помощью? Этот храм предложил деньги с пожертвований. — Это… хорошо? — Ага, — саркастично ответил Ёнхо, — они построят новый мост, а потом, спустя время, кто-то с него прыгнет, и зародится новая Хасихимэ. У ёкаев одно на уме — искоренить род человеческий. — Мы его тоже в какой-то мере искореняем, но тебя это никогда не смущало! — Ёнхо отложил кото и грозно посмотрел, что Чону затушевался и начал подбирать слова. — Я имею в виду, что это даже за угрозу нельзя посчитать. Я с трудом, честно, верю, что ёкаи вообще существуют, поэтому не вижу ничего страшного в новом мосте… Люди были достаточно ограниченны, особенно в сельской местности. Хотя и куртизанки, которые часто пересекались с грамотными и влиятельными людьми, не могли похвастаться здравомыслием. Не секрет, что народ боялся сверхъестественных существ: всякие каппы, кицунэ — они пугали их до смерти. Чону был одним из немногих, кто не верил в существование всей этой нечисти, но ему приходилось часто молчать. Таких людей не любили, считали одержимыми. Даже Ёнхо, умный, молчаливый и рассудительный, взорвался, когда Чону спокойно отнёсся к слухам. В любом случае, дело было нечисто. Сельское население, конечно, часто умирало по глупости, но монахи сильно зависели от пожертвований, поэтому лишние слухи могли навредить состоянию храма и жизни его обитателей. Ни монахов, ни их учеников людьми безграмотными назвать нельзя. То, что какой-то юноша не послушал своего наставника и утонул, пока набирал воду, не укладывалось в голове. — Я всё же уточню у Тэёна, как это в целом выглядело. Вдруг им снова придёт в голову наведаться в храм. — Не суй свой нос куда не надо, — Ёнхо, похоже, успокоился. — Эти двое сильно рискуют, когда выходят погулять. Да и на тебе сейчас все глаза, сиди тише воды, ниже травы, иначе– — Иначе что? В храм я по-любому пойду, весь день сижу в чайном домике, скоро сгнию здесь. Надо же как-то разнообразить такую никчёмную жизнь. Хозяин не сможет меня постоянно ограничивать, я свободная птица! Перед тем, как Ёнхо успел что-нибудь сказать, Чону встал, забрал подушку и спрятался у себя в комнате. Тот отложил кото и, зачесав волосы и выпустив несколько локонов в чёлку, тоже собрался уходить. Он подобрал свои вещи и, выходя из комнаты, даже не заметил, как в смежном помещении прятался человек. Он подслушал весь разговор, уловил каждое слово, произнесённое Чону и Ёнхо, тщательно проанализировал и думал, что делать с полученной информацией. И хотя сообразительности ему хватило на то, чтобы не попасться на глаза, он сам же оказался застигнутым врасплох, когда со второго этажа спустился Тэиль, медленно и плавно, в глазах его читалось, что он готов задать несколько неприятных вопросов. Перед тем, как убежать или спрятаться, Тэиль громко сказал: — Ренджун! А ну стой! Ренджун дёрнулся, но не рискнул идти до конца. Он дождался, когда Тэиль спустится, и повернулся к нему, прикрывая лицо расписным рукавом. На его внутренней стороне остались пятна от белил, которые не могли остаться незамеченными, особенно для зоркого глаза. — Нет смысла закрываться, я вижу, как криво разрисовано твоё лицо. Не стыдно в таком виде разгуливать? Или уверен, что никто сегодня не зайдёт? — Это совпадение, — пытался защититься Ренджун. — Мне ничего их разговор не даст. — Слишком смело нагло врать мне в лицо. Что ты разнюхиваешь? Выслеживать и подслушивать старших как минимум неприлично, мало ли, они обмениваются чем-нибудь сокровенным и не хотят этим делиться с посторонними наблюдателями. — Я думал, ты держишь весь бордель в стальной хватке, а получается, у всех работников развязаны пояса, и они у тебя сплетничают под носом. Ты одновременно и всезнающий, и слепой. — Есть совесть говорить мне это в лицо? — Тэиль всегда был достаточно мягким для лидера и позволял младшим коллегам сидеть у него на шее, сбагривать на него свою работу и даже высмеивать. Поэтому он не понимал, почему к нему сейчас такое грубое отношение; обычно Ренджун скрипя зубами не осмеливался сказать мысли вслух. — Я никогда тебя не обижал и ни в чём не ограничивал. — Тебе стоить быть жёстче. Я же ради твоего блага стараюсь. Если ты не в курсе, то некоторые личности в чайном домике хотят улизнуть как можно скорее, и они не будут тебя предупреждать или хотя бы пытаться провести честный разговор. — Это ложь. — С чего бы мне тебе врать? Я пытаюсь помочь. Каждой шлюхе понятно, что ты за нас всех в ответе. Хозяин в ус не дует чем мы все наедине занимаемся, ему не до нас. Он достаточно заработает и продаст бордель своему сыну, которому тоже хлопоты не нужны. Ты для них всего лишь удобный посредник. Угадай же, что произойдет, если ты им быть перестанешь? Тэиля понизят. Или накажут — кто знает. В любом случае, побег сильно скажется на его репутации, которую он выстраивал годами. Церемониться хозяин не будет, он для него ничем не отличался от остальных куртизанок, такой же «похотливый, мягкий и лживый». Он не хотел верить, что кто-то из работников, его настоящих друзей, действительно планировал такой безрассудный поступок, который не только подставит Тэиля, но, в случае неудачи, ещё скажется на каждом его участнике. У них всех будут большие проблемы, если что-то подобное случится. — Я тебя предупредил. Я действительно за тебя переживаю, просто прими мои слова и поверь, и следи за остальными тщательнее, иначе все мы окажемся в беде. Поверь, никого не пощадят. Ренджун откланялся и поспешил к себе в комнату, оставив Тэиля с информацией, которую не то, что нельзя было проверить — оставлять саму по себе было страшно. Так бы тихо и жили в борделе жильцы с хозяином, если бы не Донхёк, заставивший их сердца трепетать от боли. С огромной улыбкой на пол лица и ровной спиной он в тот же день после разговора Тэиля и Ренджуна торжественно сообщил важную новость, которую ему довелось услыхать. Казалось, что не было и дня, когда ему не удалось намутить воду по важному и не очень поводу, но, к счастью, это раньше обычно быстро решалось. Сейчас же весть, рассказать которую ему было невтерпёж, сильно могла повлиять не только на бордель, но и на настроение в коллективе. Понять, что из слов Донхёка правда, а что слух, без опыта невозможно. Но когда он, красный от волнения, но всё равно улыбающийся как дурак, во весь голос объявил, что произошло, ни у кого не возникло сомнений о том, что он сказал правду. «Патрон Чону покупает его. Он заполнял документ в комнате хозяина», — слова, которые эхом прошлись по всей комнате. Слова, от которых у Тэиля прошли мурашки по коже, а глаза налились кровью от переживаний.▼▼▼
— Как вы посмели? — Чону пнул стол и чуть не упал от рези, прошедшей по всей ноге. Но как бы ни была сильна боль, она не могла сравниться с обидой. — Ты прекрасно понимаешь, это не в наших силах что-то поменять, — Ёнхо пытался успокоить его, но Чону, как и любую другую куртизанку в отчаянии, усмирить трудно. — Я не хочу жить у патрона! Не о такой жизни я мечтал… — Всё решают деньги, и у твоего мужчины они есть, — сказал как отрезал Тэиль. — Ничего не поделаешь, лучше соберись и готовься к отъезду. — Он не может просто взять и купить меня как предмет… — Может. И жену может. Поэтому не тебе учить его морали, попытайся найти хорошие стороны. — Тэиль верно говорит, вдруг там жена красавица или служанка, идеальная жизнь может получиться! — Ёнхо резко замолчал, когда встретился с недовольными взглядами. Чону никогда не мечтал переехать в дом патрона. У него в голове не укладывалось, как он будет соседствовать с другими слугами или супругой хозяина. Как его появление объяснят детям? От подобного унижения хотелось зарыться в землю и там остаться. Тем более, настроение портила та самая история Марка с его патроном, от которой не только зубы скрипели от злости, но и гремела посуда и даже летела из окон. Чону не желал подобной судьбы, и каждый в борделе разделял с ним это мнение. Но почему-то именно сейчас, когда ему больше всего нужна была поддержка, он столкнулся с ледяными взглядами коллег и сухим «Что мы поделаем?» от Тэиля, от того, который обычно из кожи вон лез, но отстаивал интересы младших и позволял вольности, словно в доме обитали одни таю. Тэиль, отличавшийся всегда трезвостью ума, просто отвернулся и даже не пытался переговорить с хозяином. На их споры и шум сбежались все жильцы чайного дома, кроме занятых и сидевших за харимисэ. Самые младшенькие толпой собрались у комнаты, но не решались открыть дверь, пока Ёнхо любезно не впустил их. Среди юношей он разглядел Донхёка и показательно цокнул, мол, это из-за тебя начался переполох, не умеешь держать язык за зубами. После новостей на Донхёка многие косо глядели, но не зарождали конфликт. Чону было стыдно, что на его психи, вполне оправданные, пришли посмотреть из каждого угла дома. Сердце его крошилось на множество осколков, чрезвычайно острых, что ими свободно можно было бы прорезать кожу. В груди гремела пустота, слёзы застилали взор, и Чону, смело игнорируя всех присутствовавших, заплакал. Плач его напоминал звук, словно царапаешь ногтями керамику, звонкий и неприятный. Позорная картина, что даже Донхёк на момент пожалел, что проболтался. Тэиль, не желая продолжения шоу, вывел Чону и потащил его в самую дальнюю комнату на первом этаже, рядом со спальной хозяина. Когда они оказались там, он отряхнул одежду и причесал пальцами волосы Кима, сожалея, что пришлось держать его за них. Два пучка волос распушились, и Чону выглядел так, словно спал без подушки. Тэиль встал за дверью и наказал: — Будешь жить здесь до момента, пока тебя не заберёт патрон. — Джэхёна можешь привести? — просьба Чону была слишком неожиданной. — Я не знаю, чем вы там занимаетесь, но нет. Ты больше никого не увидишь до отъезда, сын хозяина будет приносить тебе еду. — Не надо отвечать, я и так знаю, что он трахает Доёна — и ясновидящий не нужен. Я ничего от него не ожидал, но то, что ты вот так меня оставляешь? — Мне жаль, — дверь Тэиль не смог закрыть, и небольшая щель между ними служила катализатором зрительного контакта. — Правда жаль. Я не ожидал, что найдётся кто-то настолько богатый и наглый, недооценил твоего патрона. Но я не могу разорвать сделку, потому что никто в этом доме. Моя власть искусственна, моё слово решает только мелочи в быту. Пожалуйста, прости и пойми — тебя ничего не спасёт. Я позову Джэхёна, когда он будет свободен, но сомневаюсь, что ему захочется тратить своё драгоценное время на ваши разборки. Тэиль плотно закрыл дверь в надежде на то, что Чону послушает последнее наставление и будет сидеть тихо и покорно.▼▼▼
Первая комната, вторая, третья… Джэхён часто жаловался Тэёну на то, что они с Доёном любят меняться комнатами, из-за чего запомнить, кто где жил, было невозможно, и другие куртизанки, боясь перепутать, просто игнорировали их просьбы и перекладывали дело либо на Тэиля, либо на кого-то из младших. Джэхён отсчитал двери с начала коридора, потом с конца и наконец убедился, что он в нужном месте. Тэён позвал его поздно вечером, когда обычно все заняты, чтобы то ли обсудить личный секрет, то ли просто переспать на удачу перед рабочей сменой — он не знал. Поэтому трусить у двери не было смысла, он отодвинул её и увидел, что Тэён не один: рядом, как всегда, сидел Доён, покуривая трубку. Пояс его был развязан, волосы распущены, а макияж размазан, на шее ни намёка на белила. Они сидели у низкого столика и о чём-то увлечённо разговаривали. Сначала Джэхёну показалось, что всё-таки он попал не туда и перепутал комнаты, но Тэён, увидев его у двери, медленно помахал рукой и указал на подушку у столика. Тот без колебаний сел. — Ты хотел поговорить? — начал Джэхён. — Ага, пока нас ещё на разобрали сегодня, хотел поделиться с тобой одной идеей. — Вот оно как… Я думал, мы будем одни. — Моё присутствие тебя смущает, Джэхённи? — Доён надул губы. — Даже не думал, что тебе со мной некомфортно, вчера ничего не сковывало тебя. Или это был другой случай? — Я ничего не имею против тебя, просто Тэён не уточнил, что ты тоже будешь. Я бы тогда не убил полчаса на раздумья, где чья комната. Прошу прощения, если тебя это как-то задело. — Он не обижен, а просто с тобой играет. В любом случае, присутствие Доёна обязательно, ведь именно его идеей я бы хотел с тобой поделиться. А точнее, мы. — Джэхённи, сколько ты зарабатываешь за день? — спросил Доён. — Не помню, никогда не считал, меньше рё? — Само собой меньше, тебе ранг большее не позволит. А тратишь на что? — Часть дохода уходит отцу, поэтому остатки я даже не считаю. Их мало, я покупаю обычно одежду и украшения для комнаты. Иногда откладываю на крупные расходы, но много не копится. — Как ты знаешь, ранг Доёна позволяет ему брать больше за гостя и довольствоваться крупными чаевыми. Брату и матери он давно ничего не отсылает, поэтому ему удалось поднакопить кругленькую сумму. Показать? Доён отодвинул дверцу шкафа и вытащил небольшой мешок. Он был размером с ладонь, идеально умещался, толстый и увесистый. Доён положил его на пол и потянулся вглубь за следующим. Пока Джэхён наблюдал, картина в голове уже нарисовалась, и он предположил: — У вас настолько масштабные планы? Хотите купить чайный дом? — Слишком узко мыслишь, Джэхённи, — Доён вытаскивал мешочек за другим, и спустя мгновение на полу лежала россыпь полных круглых мешков, забитых доверху монетами. — Мы хотим убежать. Тишина. Молчание. Осуждение и обида в глазах. Вот так они с ним поступили, подумал Джэхён. Он всегда знал, что они все не более чем любовники, и отношения между ними намного дальше, чем он себе представлял. Хотелось злиться, сломать стол, сдать друзей с поличным, чтобы у них отобрали деньги. Но всё, что у него получилось — это выдавить фальшивую натянутую улыбку. — Поздравляю вас, — сказал он. — С чем ты нас поздравляешь? — Доёну показалось, что он неправильно расслышал. — Вы сбегаете из борделя и Симабары как давно и мечтали. — Ты не понял. Мы сбегаем из Симабары. — Джэхён, неужели ты подумал, что мы тебя оставим? — Тэён подполз к нему взял за руку. — Доён давно планировал побег исключительно с нами тремя, поэтому ему понадобилось время, чтобы накопить так, чтобы нам хватило хотя бы до конца года. Мы не знаем, что с нами случится, где мы будем жить, как будем прятаться от преследований. Спрячемся ли в местных храмах, укроемся ли в лесу или рискнём пройти по Токайдо — ничего не известно. Мы не можем вернуться домой, потому что после побега это будет первое место, куда наведаются люди из Симабары. Вся оставшаяся жизнь превратится в выживание. Это опасное дело, но мы готовились достаточно долго и тщательно, чтобы попытать удачу. — Я всё изначально планировал на троих человек, потому что был уверен, ты согласишься. Я ошибся? — Нет-нет, — покачал головой Джэхён, — когда я впервые услышал о побеге, то подумал, что вы вдвоём хотите меня предупредить, потому что доверяете. Честно, я на момент обиделся, что вы меня не взяли. Я согласен, согласен на всё, что вы решили. Я буду исправно вас слушаться во благо счастья и свободы. — Наш разговор был абсолютно секретен, — поспешил напомнить Доён. — Если хозяин узнает, то не видать нам больше головы. А у лишних ушей есть лишние рты, которые не смогут долго молчать. Об этом опасно говорить даже самым близким, хотя я сам нарушил условие и всё же рассказал Джено. — Ты сделал что? Мы же договаривались… — Я верю ему как вам, поэтому не жалею о своём поступке. — А что будет с Тэилем? — когда Джэхён услышал о побеге, это была первая мысль, которая пришла в голову. — Мне очень жаль его, — ответил Тэён, — надеюсь, хозяин окажется благосклонен к нему и оставит в живых. Смертной казни обычно нет за недосмотр, но кто знает, в каком настроении окажется он, когда узнает. — С Тэилем мы, конечно, зверски поступаем. Никогда бы не подумал, что окажемся настолько близки, что я буду за него переживать. — Доён-а, не вини себя, мы всё решили. Я могу отпустить Джэхёна? Доён махнул рукой в знак согласия. Джэхён поклонился, встал и направился к двери. Он хотел отодвинуть её, как она резко распахнулась, и перед ними предстала ужасная картина. На коленях стоял Чону, который слышал каждое слово их разговора. В глазах его читалась боль и решимость, и Джэхён не понимал, что из этого преобладало. — Возьмите меня с собой! — его голос звучал, словно он сейчас заплачет. Перед тем, как Доён успел что-то сказать, дверь полностью раскрылась, и из коридора выглянули ещё две головы — Марка и Донхёка. Ужас в глазах Доёна в тот момент не мог описать никто. Казалось бы, ситуация не могла стать хуже, но именно в это время Юте приспичило выйти в коридор и наткнуться на толпу людей, скопившуюся у комнаты Тэёна. Он, конечно, услышал всё. Их план успел провалиться, даже не начавшись.