Плоды персикового дерева

— Джэхён, пожалуйста, — успокаивал его Тэён, — расскажи, что случилось. Когда он прибежал в храм, весь запыханный и красный, во двор сразу же сбежались остальные и столпились вокруг ворот. Не успели они опросить Джэхёна, как один из служителей прогнал их внутрь, так как они распугивали посетителей. Все собрались в одной из побочных комнат и начали расспрашивать Джэхёна, что случилось, почему он бежал, и где, собственно, Донхёк. — Дело вот в чём, — начал Джэхён, и его дыхание уже пришло в норму. — Мы разделились с Донхёком. Он пошёл выбирать шляпы, а я — хаори и хакама. Нашёл место с дешёвым, но достойным товаром, как хозяин начал спрашивать, мол, кто ты и откуда, кем будешь. Я растерялся и второпях выпалил, что ремесленник и ищу себе рабочую форму. Отказался примерять одежду, поэтому торопил, ведь скоро работать. Мы разговорились, я протягиваю ему деньги, а он схватился за мою руку и не отпускает. А потом говорит: «Это каким ремеслом ты занимаешься с такими ногтями?». И пальцы мои одновременно поглаживает. Я испугался, засадил двумя пальцами ему в глаза, но, кажется, их не выколол — только ранил, вырвал руку и убежал. Про Донхёка совсем позабыл. — Это всё? — Абсолютно. Мне жаль, я подверг нас опасности. Если быть честным, ситуация, в которую они попали, грозилась сорвать им весь путь по Токайдо и лишить всех участников побега либо достоинства, либо голов, если они продолжат играть по-крупному. Ругать Джэхёна сейчас было глупо, это все понимали, но долгое молчание после его рассказа давило на него камнем. Пусть хозяин магазина и догадался, что поймал куртизанку, кроме внешности, он не знал о Джэхёне ничего. Наведается он в Симабару, опишет внешность беглеца — а что дальше? Дождётся, когда Джэхёна поймают, и оттрахает в качестве приза? Пока большинство думало над дальнейшим планом, Ёнхо тенью прошёл по комнате, обойдя тех, кого не поставил себе целью. Никто не заметил, как он замахнулся левой рукой и вместо звонкой пощёчины отвесил одному из сопутников тяжёлым кулаком. И, на удивление, кулак достался не Джэхёну. — Долго всем мозги пудрить будешь? — не унимался Ёнхо. Он схватил Доёна за ворот пальто и со всей силы впечатал его в стену комнаты. Для его же счастья, она не оказалась бумажной, иначе пришлось бы объяснять служителю, что между ними произошло, и возмещать потери. И не факт, что деньгами. — Эй, что ты взъелся на него? — Юта попытался оттолкнуть Ёнхо, но тот легко отшвырнул его к остальным. В глазах его читалось: «Не вмешивайтесь». Он снова повернулся к Доёну и переместил руки на его горло. Их пытались перехватить, но силой с Ёнхо не мог поравняться никто, разве что только охранники у ворот Симабары. Доён схватился за чужие руки, попробовав ослабить их хватку, как тут его оттащили от стены и бросили на пол. Не успел Ёнхо снова подойти, как перед ним возник Тэён, выставивший перед ним руки и закрыв телом младшего. — Отойди. — К чему столько агрессии? — Отойди, — повторил Ёнхо, — иначе я тебя силой уберу. Тэён не сдвинулся с места. Он был морально готов отлететь, когда крепкие руки уже обхватили ворот и притянули к их хозяину. Тэён еле держался на ногах, поэтому Ёнхо пожалел его и мягко опустил на пол к остальным, а потом снова принялся за Доёна. — Посмотри, к чему привели твои эгоистичные желания, — он ударил Доёна в солнечное сплетение. Тот съёжился, закрыл живот руками и принял позу эмбриона. В надежде защититься, он повернулся к Ёнхо спиной, но его грубо развернули назад. Доён боялся смотреть в Ёнхо глаза. Они у него чёрные, бездонные и пустые, словно за ними не стоит не единой эмоции. Обычно спокойный и равнодушный к конфликтам, сейчас он пылал злостью, негодованием, и Доён не мог искренне понять, что же его так разозлило в словах Джэхёна. Ёнхо вдавил свои острые ногти ему в щёки, что на них остались следы, обвёл пальцами глаза, а потом схватился за голову, словно держал в руках вазу, и начал подниматься. Доён был вынужден за ним поспешить, иначе бы голову ему оторвали с концами, и быстро встал. Ёнхо выше, поэтому сейчас он стоял на носочках, шатаясь от боли, которая последовала после удара. — Почему другие ходят то купить что-то, то в разведку, а ты прохлаждаешься? Джэхён поранил продавца, и тот не настолько простой, чтобы отпустить вот так ситуацию. — Мне не нужна одежда, и, вообще, они в мой план не входили, но я милосердно разрешил присоединиться и даже выделил деньги из своих сбережений. — Благородный ты наш, что же в план не входило сидеть как мышки и не высовываться понапрасну? Отправить проституток в торговый район, а потом удивляться, что их там узнали. На лице всё написано, не спрячешь. Не дойдём мы до Эдо такими темпами, возвращаемся в Симабару прямо сейчас. — Эй, я тут главный, — возразил Доён, — ты не имеешь права командовать! Не успел он договорить, как Ёнхо замахнулся и отвесил очередным кулаком, что Доён пошатнулся. — Прекратите немедленно! — Тэён подбежал к Ёнхо и повис у него на руке. Тот, не желая причинять невиновному боли, слегка оттолкнул, но не рассчитал силы, и Тэён с глухим звуком упал на пол. Чону тут же оттащил Ёнхо, вложив все силы, чтобы это сделать. Доён подполз к Тэёну, потрогал его, уложил его голову себе на колени и, корчась от боли, посмотрел обидчику в глаза. Поразительно, но Ёнхо светился страстью, хотя глаза его были спокойны. Они, словно стеклянные шарики, таили в себе россыпь эмоций, бушующих глубоко внутри, но не стремящихся выйти наружу. Пусть жест Чону и успокоил Ёнхо немного, руки всё равно сжимались в кулаках, будто ему хотелось добавить последний, победный удар. Когда к ним присоединился Тэиль и, вместо того чтобы помочь Тэёну, он встал за Ёнхо, Доён понял, куда пойдёт разговор. — Доён, — начал он, — я понимаю ваш энтузиазм зажить новой жизнью. Я ценю это и уважаю. Но тебе стоит понимать, чем чреваты необдуманные поступки. Взгляни на ситуацию трезво: ты подвергаешь жизнь не только свою, но и других опасности. Ты не смог просчитать, как может повернуться событие в Нисидзин, что уж говорить, когда вы пойдёте по Токайдо. Вы не думайте, что проститутки так легко бегут из квартала. Нам всем стоит вернуться, твоё упрямство пробьёт потолок, и я сдерживать Ёнхо не стану. — Мы вернёмся в бордель, и хозяин сдерёт с нас шкуры! Я не дурак и знаю, какие последствия будут от побега. И не дурак, чтобы осознанно возвращаться. По Токайдо проходит уйма народу, на каждой станции есть рёканы и закусочные, носильщики и банщицы. У подорожной грамоты нет особых ограничений в пользовании, её легко подделать. — А у вас даже грамоты нет? Как вы собрались пересекать Оцу? Если тебе хватает сил преодолеть такой длинный и утомительный путь, то для кого-то он может стать последней станцией жизни. Взгляни на Тэёна. Он ужасно себя чувствует, с трудом передвигается, ему нужны постоянные остановки. Мы продолжим дорогу, и в итоге он загнётся где-то под Нумадзу или раньше, потому что каменные перевалы ему не под силу. Если твой дорогой друг действительно таковым является — не упрямься. — Мне под силу пройти весь путь, это не стоит таких переживаний… — Он загнётся не по пути, — Тэёна резко прервал Доён, — а в борделе, где его каждый день имеют толпы непонятных мужиков, у которых ни морали, ни совести, ни эмпатии — есть только деньги. Именно поэтому Тэён в таком ужасном состоянии. Его довёл бесчисленный поток клиентов, который не знает перерывов и выходных. Если у меня или тебя есть мнимая защита в лице нашего выдуманного ранга, то у Тэёна нет ничего. Он не может никому отказать. Хозяин поставил на него самую низкую цену, чтобы даже какие-то чумазые тратили последние моны, пока их жёны с трудом поднимают детей. Если вернёмся — эти мучения продолжатся. Но разве понять тебе или Ёнхо; ваше расписание непостоянное, и вы позволяете себе отлынивать от работы и отказывать гостям, и в таких ситуациях обязанность обслужить перекладывается на Тэёна. — Не преувеличивай, сколько людей работает в Симабаре, многие женщины возвращались домой после того, как уплатили долг. Мы всегда сытые и с крышей над головой, глупость отказываться от таких благ. — Как же узко ты мыслишь, — в разговор наконец-то вмешался Тэён. — Я считал тебя умным человеком, Тэиль. Но ты даже толком не покидаешь чайный дом, раз никогда не видел кладбище на территории квартала. Кладбище тех, кто умер здесь, пока работал, не успев оплатить долг. Кто умер и остался без родственников, что их похоронили под самой дешёвой табличкой с прозвищем куртизанки. Все они запомнятся в истории как шлюхи, настоящие имена которых неизвестны. Я не хочу такой судьбы, честно говорю. Лучше умру где-то в приключении, почувствую, каково это — съесть то, что ты хочешь, прогуляться по городу без ограничений, увидеть быт обычных крестьян, пожить жизнью путешественника. Даже в памяти не хочу держать образ Симабары, хочу стереть этот фрагмент подчистую. Я сам выбрал сложный путь и буду его придерживаться. Не надо за меня переживать. И на Доёне срываться не надо, если не хотите моих срывов. Когда Тэён закончил, на какое-то время в комнате была тишина. Видимо, его слова заставили отчасти задуматься о собственных целях, о жизни, о времени, потраченном в борделе. Колени Доёна стали невообразимо лёгкими: Тэёну стало лучше, и он поднялся. Его речь заставила его гордиться, спустя столько мучительных лет в заточении он наконец смог поделиться тяготами жизни не только с самыми близкими, но и остальными друзьями. Всё время, что он работал, ему упрямо твердили: не преувеличивай трудности, так у всех, а что ты хотел от работы проституткой и прочее. Люди вокруг казались фальшиво счастливыми и пытались навязать это счастье Тэёну. Постоянно живя в такой ядовитой обстановке, он сам начал считать, что его всё устраивает, что это жизнь, судьба, от которой нельзя взять и убежать по собственной воле. Он выполнял долг, которым его обременили родители, и гордился этим. Но время притворяться слепым закончилось. Ёнхо тоже успокоился, его за рукав держал Чону. Младшему никогда не нравились драки, он их боялся и старался избегать. Поэтому, когда Доёна ударили, его самого словно стукнули по позвоночнику изо всех сил, что колени пошатнулись, и он побежал останавливать Ёнхо. Рядом стоял Тэиль, в голове его перемешались мысли Тэёна с собственными. Ему не впервой сталкиваться с мнением, отличающимся от его, и он обычно приходил к компромиссу. Здесь, однако, к нему приходить нельзя, как и уступать. Этот мятеж может затянуться надолго и создать ещё больше проблем. И впутать самого Тэиля: он не забывал, зачем его с Ёнхо за ними послали, и отказ от обязанностей будет означать, что они пошли против хозяина и всего квартала. Пока рано устраивать бурю, подумал он, и решил довериться плану, о котором он даже толком не знал. — Ты как? — к Тэёну подошёл Юта и предложил руку помощи, ведь тот еле держался на ногах, хоть и встал сам. — Ну ты выдал, конечно, это же надо — Тэиля заткнуть! Да так элегантно, он реально не понимает, через какую задницу мы проходим. — Красивыми речами дело не исправишь, — отметил Тэён. — Джэхёна наверняка в лицо запомнили. Желательно поскорее продумать, что делать дальше. — Мы ведь не планировали так быстро покидать Киото, верно? — к ним подошёл Джэхён. На лице его читалось раскаяние. — А ты будто не знаешь? — Меня не посвятили полностью в план, Юта, держу в курсе. Юта осёкся. Стало неприятно, что его заткнули. Пока он ковырял ногти, Тэён вытащил из фуросики бумагу и чернильный камень. Стола рядом не было, поэтому он принялся расписывать прямо на полу. — Смотрите, — начал он, — во-первых, не обязательно идти до самого Эдо. Мы можем затаиться где-то по пути, остаться в какой-нибудь деревушке и спокойно там прожить. Или разбежаться кто куда, если Эдо у некоторых во снах появляется и не отпускает. Так мы избежим преследований, ведь большинство будет полагать, что ставка сёгуна — наша конечная цель. Во-вторых, в Оцу находится пропускной пункт, где каждого путешественника проверяют на наличие подорожной грамоты. У нас, как понимаете, ничего подобного нет и не будет. Проституткам нельзя из квартала выходить, чего уж говорить о Токайдо. — Поэтому нам надо придумать, как найти фальшивые грамоты или перебраться через Оцу без них, — сказал Джэхён, подсаживаясь рядом с Тэёном и прижимаясь грудью к его спине, что тот слышал чужое сердцебиение. Тэён отстранился, отодвинувшись на немного, но Джэхён после плотно прижал его тело к своему. Смущаться было нечего: все рядом были свои, да и для бордельных подобные контакты даже близостью не считались, но именно в этот момент обстановка, когда Джэхён еле слышно дышал ему в ухо, казалась чересчур интимной. Тэён взглянул на Юту, но тот не повёл и глазом — ему не привыкать, что они обжимались на публике. Джэхён явно делал это не специально. Если на него взглянуть, то он натянуто улыбался, опирался рукой о пол, а другой держался за подол пальто Тэёна. В голове у него проблемы, связанные с подорожной грамотой, а тело существовало само по себе: то приобнимет, то оттолкнёт. Поэтому, когда Тэён поднял голову и коснулся губами подбородка Джэхёна, он слегка склонил голову в знак извинения и отодвинулся. — Д-да, верно, — Тэён ещё не отошёл от смущения, — проблема в том, что даже если мы пройдём Оцу, то в конце пути, почти у Эдо, будет тоже пропускной пункт. Какая там охрана — мы не знаем, сможем ли договориться — мы не знаем. Это возвращает нас к первой теме о том, что идти до самого Эдо не лучшая идея. — Эй, подожди, — прервал Юта, — почему вы раньше ничего не придумали? Доён хвастался, что составил идеальнейший план, а сейчас мы узнаём, что в нём куча дыр. Как можно забыть, что для путешествия обязательна грамота? Неужели нельзя было подготовиться раньше? — Изначально мы не планировали идти до Токайдо… — Не в дороге дело. Чтобы элементарно выйти за пределы города и его ближайших станций, наличие грамоты обязательно. Не пошли бы вы через Токайдо — направились бы в другую сторону, и с вас спросили. Мы ворвались, конечно, внезапно, но всё равно как минимум три грамоты должны быть здесь и сейчас. Или вы не собирались покидать Киото? Тогда вас вскоре бы поймали и вернули, прятаться в городе — глупость. Если это ваш прекраснейший план, то он и одного мона не стоит. Теперь я думаю, что зря на всё это согласился. — Двери всегда открыты, Тэиль ждёт тебя с распростёртыми руками прямо сейчас в соседней комнате, — театрально улыбнулся Джэхён, на что Юта в ответ показал язык. — Будешь ехидничать — и Тэён совсем от тебя отсядет, вон он весь изворачивается, как бы не коснуться тебя. Вот со мной такого никогда не происходит, потому что он меня любит. Тэён устал. Он сейчас хотел бы слизать масло с ночных ламп, подобно абуранамэ, и уснуть, не слышать споров между друзьями. Ему представлялась ночь, беззвёздная и тихая, когда обычные горожане спят, а по лесам и вдоль рек гуляют праздные путешественники. Хотелось так же не быть обременённым делами, слоняться из города в город и не знать страха перед временем или правительством. Хоть они и собирались в Эдо, мысли о том, что за ними охотятся, только угнетали сильнее, камнем повиснув на шее. В такой шумный час глаза смыкались сами собой. Тэён не заметил, как полностью прилёг на Джэхёна, моментально сократив между ним расстояние, и пролежал так несколько минут. Никто не хотел его тревожить. — Ну вот, а ты говорил, что ему неприятно, — отметил Джэхён. — А он, смотри, даже глаза закрыл; спать, походу, захотелось. — Неужели это он так от моих вопросов убежал? Или они стали причиной, что он так утомился… В любом случае, мы ни к чему не пришли. И в Оцу мы прибудем с улыбками и раздвинутыми ногами, я так понимаю, потому что иначе на ту сторону не перебраться. — Ты слишком шумный, что от тебя голова болит. Если ничего к тому времени не придумаем, то ты будешь осуществлять свой план. — А вы? — А мы постоим рядом, покажем голые ноги и подкинем денег. Всё равно смотритель пункта со всеми за раз не управится; дедуля, небось, там сидит. Джэхён поднялся, взял Тэёна на руки и перенёс его в другую комнату, где никого не было. Оставив его там, Джэхён вернулся к Юте; к тому времени к нему уже присоединился Марк. Глаза у него круглые, как у щенка, до ужаса наивные, а сам он выглядел так, словно не понимал, где они и что творят. «И что делать дальше?» — единственное, что можно прочитать по его лицу. А единственное, что понятно каждому — с грамотами придётся повременить. — Идём до Оцу по северной линии, тут недалеко, за несколько часов спокойно дойдём. Выходим ночью, чтобы не привлекать много внимания. — Это вы с Ютой и Тэёном решили? — Марк в недоумении посмотрел сначала на Юту, затем на Джэхёна. Никаких подробностей. Джэхён кивнул в знак подтверждения и расписал, как они действуют в ближайшие дни. Тэилю, конечно, их расклад не понравился: слишком абстрактный и непонятный; ругаться они не хотели, поэтому смиренно дождались вечера, чтобы попрощаться с настоятелем и выдвинуться в путь. Хорошей бы идеей было погадать на дорогу, но омикудзи мог как принести большое счастье, так и обречь путешествие на непредотвратимую трагедию, поэтому большинство воздержалось. Перед уходом Тэён всё-таки рискнул и решил вытянуть палочку с номерком. Он протянул её пожилой женщине при храме, и она вручила ему аккуратно свёрнутый омикудзи. Несколько секунд колебаний — и Тэён развернул бумажку. А потом застыл, словно его облили водой в мороз. И даже не заметил, как к нему подошли со спины. — Что там написано? Всё плохо? — прямо в ухо ему крикнул Донхёк. — «Среднее счастье», — Тэён прочитал написанное на омикудзи. — Среднее так среднее! Значит, можно за будущее не переживать и идти дальше! Донхёк убежал, а Тэён спрятал бумажку за пазухой. Среднее счастье всё-таки не было большим, но явно лучше абсолютного несчастья. Боги могли быть не настолько к нему благосклонны, поэтому Тэён посчитал, что жаловаться на судьбу не стоит, и принял всё как есть. Он бросил последний взгляд на приютивший их храм, скорее всего последний в Киото, и поспешил догнать остальных.

▼▼▼

Первым вопросом, которым задались путники по дороге в Оцу — почему здесь рос мискант. Обычное дело, когда этим растением называют чайный дом или заведение. Аккуратные метёлки часто украшали улицы и дома, местные с удовольствием ухаживали за городскими растениями, но путешественники уверяли: за городом его нет и быть не должно. Может, он рос где-то в горах, куда не ступала нога человека, но не на пути Токайдо. Марк сорвал одну метёлку, как на его плечо легла рука Ёнхо. В его глазах читалось то ли беспокойство за бедное растение, то ли осуждение за то, что Марк сорвал соцветие. «Ничего страшного», — подумал он. Всё-таки даже в сухом виде мискант выглядел волшебно и прекрасно вписывался в цветочные композиции. Марк поднялся и, ускорив шаг, поравнялся с Ёнхо. Они шли в самом конце группы. Джэхён следил за дорогой, остальные воодушевлённо разговаривали о чём-то. По пути встречались небольшие ручейки, где можно было помыть руки и лицо. Никто дано не купался, и поплескаться в чистой, прохладной воде могло звучать довольно заманчиво, но Джэхён посоветовал не тратить время попусту: когда они выйдут на Токайдо, на промежуточных станциях будет достаточно бань и гостиниц, где они могут в безопасности отдохнуть. Марк с Ёнхо молчали. Не говорили ни слова и шли отдалённо от остальных, что в такой тишине даже было страшно дышать — вдруг другой услышит. Ужасно неловко, хотя в борделе они постоянно болтали о разном, не фильтровали темы от слова совсем. Марку Ёнхо казался человеком спокойным, загадочным, но с переменчивым характером. Он видел, как легко он загнал Доёна в угол несколькими ударами, буквально раздавил морально, да ещё и Тэёну досталось. Ёнхо мог контролировать силу, но не хотел этого. Он знал, что его боятся, поэтому не стеснялся напоминать остальным, что может поставить на место за неподобающее поведение или несоответствие его идеалам. Последнее редкость, ведь в борделе Тэн учил его принимать чужое мнение, и Ёнхо успокаивался от разговоров с ним. Ручей журчал под ногами, белая вода блестела на солнце. Вдруг в одном месте дно резко пошло вниз. — Это оно! — закричал Юта. — Это то место, где мы с Тэёном нашли штаны, тут недалеко храм. — Храм, где живёт ямауба, — ответил Ёнхо. — Возможно, здесь и утонул ученик монахини, и вы могли бы стать свидетелями того, что произошло с ним. — В итоге узнали, как так случилось? — Нет, дело закрыли, улик нет; знаков, что ученик жив — тоже. — Говорят, ёкай его утопил, — поддержал разговор Чону. Только вечер, и солнце уже давно попрощалось с Киото, поцеловало верхушки деревьев лучами и исчезло, как похоть гостя ранним утром после продолжительных развлечений. Дорогу видно всё хуже и хуже, вокруг деревья и кусты, под ногами ни камушка — одна непонятная трава. Рядом ручей и одинокий фонарь каждые два тё. Теперь роли поменялись: Тэён брёл в конце группы, его ноги болели от утомления, обувь засасывало землёй и отпускало с трудом, так что каждый шаг он считал подвигом. Доён держал его за руку, иногда помогая переступить бревно или взобраться на помост. Он попутно общался с Ёнхо, который вспоминал детали слуха, что недавно всплывал. Никто не торопился, некоторые поправляли одежду в отражении воды и умывали лицо. Доён посмотрел на себя в реку и заметил, как несколько дней его буквально иссушили. Чёлка блестела от грязи, длинные пряди волос покрылись жиром и свисали отдельными толстыми сосульками, что Доён спрятал их под пальто. Обычно они блестели, как смоль, переливались на солнце, но сейчас даже самому владельцу было мерзко на них смотреть. Лицо чистое, но уставшее. «Надо найти время на отдых, а то постарею быстро», — единственная мысль в голове. Рядом стоял Тэён, и он выглядел ещё печальнее. Будучи и так постоянно истощённым и худым, он походил не на иву, как его обычно описывали, а на ствол голого кипариса. Длинные волосы собраны в неаккуратный пучок, и кончики торчали в разные стороны. Из-под пальто видны острые ключицы, которые так и норовили показаться, разорвав кожу. Доён давно начал переживать за друга, но тот просил не менять расписание из-за него. Как бы ни было тяжело в пути — тяжелее будет работать в борделе после побега. Грустно признавать, но изношенное тело выглядело именно так. Казалось, что прошла вечность, Киото до сих пор оставался по правую сторону от них. До Оцу придётся идти в потёмках, и даже места посидеть или перекусить нет — только садиться на холодную траву. Так думал Джэхён, буквально прорубая дорогу остальным, пока не ощутил под ногой камень, каким покрывают более-менее значимые дороги. Он сообщил об этом остальным, и толпа в темноте начала двигаться заметно быстрее и чуть ли не бежала. Впереди ни капельки света, но дорожка под ногами вселила надежду. Лес поредел, и взору открылась большая поляна с храмом посередине. Какого вероисповедания — сказать сложно, в элементах здания не находилось чего-то, свойственному буддизму или синтоизму. Ни соседней пристройки, где можно повесить пожелания, ни бассейна для омовения рук, ни торий — ничего. Место определённо выглядело заброшенным, если бы не чистая дорога, не ухоженные декоративные цветы. Ёнхо, боясь собственных подозрений, подошёл ближе и увидел, что на пороге храма ни пылинки — его регулярно убирают. Здесь кто-то жил, это точно. Это могла быть та самая ямауба, которая утопила своего ученика. Которая, притворяясь религиозным служителем, пожирала путников. Уродливая карга, у которой на лице трескалась кожа и отваливалась кусками каждое новолуние, а на её месте появлялся новый слой, такой же сухой и твёрдый, как предыдущий. Она искушала молодых людей, просила помочь с содержанием храма, а потом предавалась с ними похоти и съедала. Такое чудище никто бы не держал в городе, власти это понимали, поэтому заперли её на севере Киото в непонятном храме. Да, именно так считало большинство. Именно так смерть ученика монахини преподнесли в городе. Возможно, они устроили слишком много шума, чем привлекли внимание. Дверь храма отворилась, и из неё показалась молодая женщина с голым онуса в руках. На её лице читался испуг: она явно не ожидала гостей, да ещё таких наглых и своевольных, поэтому взяла что-то для защиты. Донхёк, стоявший ближе всех к двери, закричал от увиденной картины и сильно отпрыгнул, что неудачно приземлился и вывернул ногу. На его крик сбежались остальные и помогли подняться. Она стояла перед ними, словно статуя, впилась руками в деревянный онуса и рвано дышала, что было слышно на всю поляну. Её чёлка подрагивала, волосы пушистые и спутавшиеся, будто её отвлекли от какого-то дела. Однотонное длинное кимоно, как у обычной крестьянки, а не служительницы храма. Лицо белое, чистое — ни толики макияжа, пухлые щёки, но тонкая шея. Полная противоположность того, как описывали ямаубу. Лицо Ёнхо перекосилось от ужаса: не такую монахиню он представлял, когда ходили слухи. В любом случае, внешность не так важна, и свою кровожадность она может показать другими способами. Ёнхо развёл руки в стороны, создавая формальный барьер между ней и куртизанками, защищая их, но остальные не разделяли его ненависти к женщине. — Это та самая монахиня, про которую ты рассказывал? — удивился Марк. — Быть не может, что она охотится на людей. — Определённо красавица, — поддакнул Юта. Он хотел ещё что-то добавить, как на него направили онуса. — Мы не преступники, а путешественники, — Тэён начал продвигаться к женщине, вытянув руки вперёд. — Мы не собираемся причинять вам и вашему храму вред. Пожалуйста, выслушайте нас. Она опустила дрожащую руку и успокоилась в лице. Оно поменялось, и теперь женщина смотрела отстранённо и холодно, словно пыталась вселить в гостей страх или другое неприятное ощущение. — Говорите, — кивнула она. «Эта женщина явно опасна», — пронеслось у Ёнхо в голове.