Плоды персикового дерева

Ни крики западных птиц, ни плач цикад, спрятавшихся от палящего солнца в кустах, не могли заглушить шум в голове Доёна. Путь до Оцу стал намного легче и приятнее — спасибо помощи Сохён. Тропа чистая, воздух прозрачный, дышится свободно. В фуросики теснилась еда, соседствуя с монетами. К позднему утру дорога стала постепенно наполняться путниками, одиночество с каждой секундой превращалось в отголоски, и к моменту, когда они прибыли в Оцу, от него ничего не осталось. Доён повернул голову и увидел, как пожилая пара с несколькими детьми решила перекусить перед самим городом. Слишком уж они юные для их собственных детей. «Наверно, это внуки», — подумал Доён. Семья сгорбилась над чашечками с бататом, его запах доходил до другого края моста, что кто-то из других путешественников зажал нос. Выглядело это комично, ведь запах батата назвать плохим нельзя. У входа в город толпа, и даже не заметно, как она постепенно разрослась от трухлявого храма до Оцу. Впрочем, Доёну народ не мешал, если бы не Тэён, постоянно огладывавшийся во все стороны в поисках подозрительных или знакомых людей. Именно он сказал, что видел нескольких мужчин, что появились незадолго после того, как они выбрались из леса и вышли на официальную тропу до Оцу. Единственным, кто прислушался к его подозрениям, был Джэхён, и то он, как ни всматривайся, не заметил неясных выпадов в их сторону. Тэиль попросил их перестать заниматься ерундой, и они послушались и сосредоточились на том, как будут переходить границу. Сейчас Доён потерялся в россыпи лиц и ярких, безвкусных воротников, каждый человек казался ему подозрительным, но он успокаивал себя тем, что на публике их, скорее всего, не поймают. Эти мысли позволили ему расслабиться и собрать все кусочки плана воедино, спокойно и без ненужного напряжения. Итак, вот их план. Они снимут комнату в рёкане, а на следующий день отправятся к пропускному пункту. Там они предъявят свои подорожные грамоты и в случае успеха выходят на Токайдо. Если их уличат в подделке грамоты, то придётся верить Сохён на слово и выделять, что они паломники. Конечно, их могут вызвать по одному и допрашивать, поэтому заранее нужно договориться о ходе их истории. А ещё им нужны деньги, ведь даже самый честный пограничный не устоит перед несколькими блестящими моммэ: у таких обычно дома всё-таки ждут жена с детьми. Да и на рёкан тратить собственные кровные Доёна жаба задушила; лучше найти альтернативный вариант, пусть это и будет иллюзией экономии. На каждой станции Токайдо обязательно останавливаются передохнуть и искупаться, особенно состоятельные путешественники. Официально зарегистрированных района с проститутками в Японии только два: Симабара в Киото и Ёсивара в Эдо. Старший брат как-то говорил Доёну, что раньше был ещё один в Осаке, но его прикрыли. Все остальные крохотные домишки с банщицами и прислугой в рёканах, которые с большой охотой раздвигали ноги по просьбе гостя, не имели лицензии, и сёгунат мог их легко прикрыть бы, если бы не чисто мужское понимание, что возможность расслабиться должна быть всегда. Неловко ограничивать мужчину в удовольствии, говорили они. Доён никогда не был согласен с такими устоями, наверно потому, что он сам прошёл по пути боли, стыда и унижения и не мог ассоциировать секс с развлечением. Но его никто не спрашивает. И вообще, правительство в нём даже мужчину не видит, у него нет прав открывать рот и жаловаться. Весь этот нелегальный сброд, работающий на птичьих правах и добром слове сёгуна, никогда не видел ни одной из столиц: девицы здесь сельские, с явным диалектом. Про кварталы красных фонарей они могут слышать лишь мельком, когда гости с ними делятся воспоминаниями. Вот и пошёл по стране обряд, в котором куртизанка или гейша в знак своей крепкой любви отрезает палец и посылает его возлюбленному. Был ещё более лояльный вариант с ногтями, если куртизанка боялась лишиться хотя бы одной фаланги. Спрос на ногти резко поднялся. В борделе даже рассказывали, как некоторые бедняки гуляют по ненаселённой местности близ заброшенных храмов или густых лесов и ищут женские трупы, чтобы срезать ногти на продажу и волосы для париков. Откровенная мерзость, но подобный товар охотно скупают и легальные бордели тоже. Доён не соврал бы, если бы сказал, что тоже пользовался такими услугами. Именно поэтому он решил сразу же при входе в город найти место, где можно продать свои ногти. Маленькую гостиницу или купальню, где их встретят с фальшивым обожанием. Где предложат постирать одежду, потереть спину, налить наваристого супа, а ночью, перед самым сном, захотят делить ложе. За дополнительную плату, конечно. Будь их компания простыми путниками, они бы без раздумий согласились, если бы сами не варились в этом котле безразмерной похоти со стороны других мужчин. Никто не знал, кем могут быть эти женщины; какой шанс, что их не закабалили? Собственный горький опыт вылезал каждые щекотливые моменты, связанные с проституцией, что поставить себя на место клиента, будучи несколько лет до этого шлюхой, вызывало омерзение. Доён сам поставил себе принцип не «расслабляться». Он не собирался поучать остальных, но надеялся на то же самое с их стороны. Это казалось ему чисто человеческим поступком. Проявлением эмпатии. Пока Доён был в поисках купальни, то не заметил, как за ним хвостиком пристроились Юта с Тэёном. Они шли тихо и медленно, еле перебирая ногами, будто их колени перевязали верёвкой и пустили в таком виде плыть по крошечному городу. Хоть эти две рыбёшки и были старше Доёна, они оба казались ему немного инфантильными. Тэён обычно походил на запуганного и слабого ребёнка, который слушает каждое слово родителей и гробит собственное здоровье ради блага семьи. Юта же ничем не отличался от бездомных хулиганов, которые топили котят и воровали у бедных торговцев. Когда они были младше, то вели себя тихо и скованно, но с прямой осанкой и вызовом в глазах. Возможно, так на них повлияла кабала. — Куда идёшь? — Юта положил свой подбородок на плечо Доёна, пока тот стоял у какого-то здания. — Ищу место, где можно продать ногти? — Мы пойдём с тобой? У нас они тоже есть, почему бы не подзаработать, верно? — Это единственный твой источник денег в ближайшее время, трать с умом. Я продам ногти, чтобы заплатить за номера в рёкане. Сразу предупреждаю, что без роскоши, нам только отдохнуть на ночь. — Тэиль сказал, что он ищет рёкан, так что мы можем не фокусироваться на этом, — Тэён поспешил догонять Юту; он чувствовал себя уже лучше, но всё равно ходил медленно и тяжело, словно ноги ему залили свинцом. — Тебе помочь? — Доён погладил Юту по волосам, это было его нежным знаком вместо того, чтобы просить убрать голову. Юта отстранился, и Доён подошёл к Тэёну, протягивая ему руку. — Мило, что ты за меня переживаешь. Я в порядке, могу идти сам. Тэён вежливо отказался, оттолкнув руку. В его мягком жесте ни намёка на грубость или неприязнь; на самом деле, его сердце учащённо стучалось каждый раз, когда ему предлагали помощь. Люди, конечно, могли понять его неправильно, но Доён обычно умел читать его мысли и понимал: Тэён достаточно крепок, чтобы стоять на ногах самостоятельно. Он приблизился к Юте, и они вдвоём пошли вдоль одноэтажных домиков, пока Тэён плёлся за ними. Оцу, на удивление, был пуст. Сложно представить пограничный город без тьмы людей, толпящихся перед выходом на Токайдо, в чьих руках помятые грамоты, настоящие или фальшивые. Пограничники продираются сквозь толпу крестьян и торговцев и выискивают нарушителей порядка. Или по особенным дням разгоняют народ, чтобы очистить дорогу перед приездом даймё. Сейчас на главной улице ни души, рикши в панике ищут покупателей, подвязывают ленты на ногах, полностью готовые к путешествию. С критической ситуации такое положение не сыграет беглецам на руку. Они нашли рёкан, согласившийся купить ногти, слишком быстро. Хозяин любезно осмотрел пальцы Доёна, сделал несколько комплиментов и принёс ножницы. Он договорился о цене и спустя несколько минут обменял аккуратно срезанные полумесяцы на мешочек монет. — Нашим девочкам они очень понадобятся, спасибо! Не хотите остаться на ночь? Вы ведь только завтра будете у границы? — Очень мило с вашей стороны, — начал Доён, — но я бы не стал продавать ногти, если бы ситуация позволяла не экономить. Тем более, мы не нуждаемся в подобных услугах… — Эй, а вы ещё купите? — Юта выставил вперёд свои руки. — Посмотрите на эту красоту! И у Тэёна такая же, а ну иди сюда и покажи. Он толкнул Тэёна, и перед хозяином рёкана появились четыре руки, мягкие и белоснежные, словно они переливались на солнце. Редкая красота, которую взрослому мужчине упустить не хотелось, поэтому он тут же приготовил деньги и с жадностью забрал ноготки. Перед Ютой и Тэёном появились два мешочка, каждый спрятал свой за пазухой. Доён томно вздыхал, хотел что-то сказать, но стоило ему открыть рот, как Тэён его остановил: — Мы будем бережливо относиться с ними. Воцарилось неловкое молчание. Так они и шли в тишине до места, где договорились встретиться к часу петуха. На площади уже ждал Тэиль, его фигура закрывала солнце, и контуры тела размылись в розовом цвете. Результаты его поиска были самыми ожидаемыми — всё-таки он искал рёкан. Ближе к темноте присоединились остальные. — Ну что? — Есть тут на окраине гостиница, которую открыли в разорившемся храме. Место, конечно, бедное: ни пищи, ни ванны, ни проституток, — на этом месте кто-то ухмыльнулся. Тэиль продолжил: — Нет нужды в роскоши, если мы хотим только переночевать. В дальнейшем пути деньги понадобятся на другие вещи. — И мы будем спать где-то на голом полу? После того, как мы отдыхали в квартале? — Не описывай Симабару пиком счастья, Чону. Нужно уметь в жизни лишаться удобств, разве не таким образом монахи стремятся к просветлению? — И на соломе поспишь, неженка, — отчеканил Доён. — Кто бы говорил! Шлюха рангом повыше называет меня цветочком. — Девочки, не ссорьтесь, — их разнял Джэхён. — Доён-а, вот скажи мне. Ты чувствуешь ко мне неприязнь из-за того, что мне нравится Джэхён? Считаешь, что я покушаюсь на твоё личное? Расставляешь границы собственной территории? — Как я могу ревновать Джэхёна к тебе, когда его обычно потрахивают случайные мужики? Я давно мирюсь с особенностями нашей работы. Я не присвоил его себе, не держу на поводке и не имею право тебе запретить его любить. — Тогда почему ты так пытаешься меня задеть? В борделе я слабо это замечал, но недавно в Рёандзи вы с Джэхёном устроили мне выступление похлеще Кабуки. Что это за эротика была с блюдцем? Я видел, как ты изворачивался в объятьях, чтобы лицезреть мою реакцию на облизывания с Джэхёном. — Чону, прекрати, — успокоил его Джэхён. — Уверен, он просто тебя дразнил. Это в стиле Доёна, но при этом он не забывает о своём покровительственном отношении к другим куртизанкам. Меньше всего Тэилю хотелось слушать бытовые разборки между коллегами. Они и раньше ссорились, и Чону, честно говоря, проблемный малый, но их конфликты на публике в ипостаси куртизанок только подогревали интерес у малограмотного населения, которые умнее местного прислужника никого не видали, и могли вызвать далеко не одну проблему. — Давайте Доён и Чону будут делить Джэхёна уже на выходе из города, а сейчас предлагаю отдохнуть в гостинице. Напоминаю, что завтра тяжёлый день, мы будем обманывать пограничников и совать им в лицо нарисованные грамоты, так что будьте добры и потратьте время перед сном на подготовку речи или типа того, а не топите вашу страсть в семени друг друга. — Не подведите нас, — добавил Тэён. До рёкана их сопровождала тишина, лишь зазывалы на перекус своими звонкими ораторскими голосами заставляли понять, что они в оживлённом, по идее, городе.

▼▼▼

— Какие у вас, однако, прикольны наряды! Один из пограничников держал Юту за руку. Рукав его рабочего кимоно был ярким пятном на сером сухом пейзаже при таможне. Что спереди, что сзади стояли люди простые, стереотипные крестьяне, не слишком опрятные и в непонятных балахонах. Компания белых куртизанок походила на фрагмент из картины укиё, который насильно вырезали из оригинала и криво приклеили на житейскую гравюру; итоговый результат смотрелся несуразно. Юта вежливо одёрнул руку, но не сильно, чтобы не вызвать подозрений. У мужчин, стоявших перед ними, на руках несколько грамот, наспех написанных Сохён за одну короткую ночь, и даже неопытный глаз мог сказать, что они поддельные. «Это-то ладно», — думал Доён. Самое главное, чтобы их признали за паломников. За мятежную молодёжь, за отчаянных рабочих, у которых за спиной нет ничего, кроме фуросики. Доён в очередной раз пожалел, что ни Марк, ни Джэхён не смогли приобрести маскировку. Потому что цвета их компании играли контрастом с остальными на таможне. — Цель путешествия. — Мы — паломники. Направляемся в Эдо. — Все вместе? — Понимаете, — начал игру Тэиль, — мы перетягиваем зонты у одного хозяина, и у нас возник конфликт с его семьёй. С какого-то момента они начали вместо денег давать нам рис, чуть меньше десятка коку на всех. Мы ходили в управу разменять его на деньги, но нам отказали, сказав, что этим должны заниматься наниматели. Хозяин, когда мы ему об этом рассказали, снова погнал нас в управу и пригрозил, что такими темпами на следующий месяц ни коку не даст. Как выяснилось, на это его надоумила старшая дочь. — В отместку за то, что я отказал ей, — в разговор влез Ёнхо. — Его дочь давно смотрела в мою сторону, но у меня нет желания связывать с кем-то сейчас узы. Она попросила отца сыграть роль злодея, а сама прикинулась невинной душой и начала платить мне и моим друзьям кимоно, которые она перекупала у проституток. Это очень дорогие подарки, поэтому мы, как люди верующие, сразу же решили пожертвовать их в храм Асакуса в Эдо. Бежать нам пришлось быстро и незаметно, поэтому мы немного растрёпанные. — Вы несёте кимоно в Эдо? И совсем не имеете других целей? И даже ни в каком месте не шлюшки? — Юкимаса, посмотри! — второй пограничный толкнул первого локтем. — А ты жаловался, что Кабуки никогда не видел. Тут вот целый новый спектакль устроили. И нисколечко не боятся остаться без головы, в таком случае их драгоценные наряды некому принести в Эдо. Доён слышал, как кто-то сзади запнулся. Он обернулся и увидел напуганного Чону. Он стоял у двери перед входом в Оцу, и на стене с ней красовались несколько протухших головушек. Среди этих интересных экземпляров были и совсем юные девы, и пожилая пара, и ребёнок, которому на момент казни было от силы лет пять. Разнообразие жертв заставило сердце Доёна биться сильнее от волнения. Если их план не удастся, то жизни придётся помахать рукой. К таким переменам он не был готов, а потому начал хаотично подбирать слова, лишь бы как-то оправдаться. — Красивые такие, и кожа мягкая, — пограничный, которого назвали Юкимасой, оттянул щеку Тэёна и отпустил, отчего Тэён невольно пискнул. — Хотел бы, чтобы жена была таким же цветком. — Если эти недопаломники не пройдут, то им придётся хорошенько постараться, чтобы мы подумали отпустить их в свободный полёт. И не факт, что глава разрешит. Увы, в таком случае придётся оставить головушку тут. Но сначала почувствовать всю прелесть этих узких бёдер. — Ч-что вы хотите? — Доёна трясло от страха, и на фоне относительно спокойных остальных он выглядел как собака с бешенством. Он проглатывал слова, спотыкался и постоянно дёргал Тэёна за рукав, пытаясь его то ли спрятать его за собой, то ли получить поддержку. Не нужна интуиция, чтобы понять: комментарий про бёдра был явно в сторону Тэёна. — А что вы можете предложить? — А почему в-вы так уверены, что мы проститутки? Нынче простой люд тоже может позволить себе праздничные наряды. То, что кимоно из С-симабары, мы не скрываем, а в остальном нигде закон не нарушаем. — А мы ничего и не утверждаем. А вот вы сказали, что перетяжкой зонтов занимались. Причём все! Так что посчитаю нужным заставить вас перетянуть несколько сломанных зонтов, у нас как раз несколько завалялось от предыдущих путников. Что скажешь, Юкимаса? — К-куда торопиться с казнью, убить нас жизнь всегда успеет. Тем более сёгун поощряет путешествия к храмам страны, так что нас в любом случае пропустят через границу. Пограничные переглянулись, и на их лицах появились ухмылки. Спустя секунды они рассмеялись, что пол и стены дрожали от их голосов. А вместе с ними и все путешественники. Тэиль видел: ситуация ужасна, и Доён, поглощённый страхом, мог вытворить странные и абсурдные вещи; он уже начал вести диалог не в том направлении, в котором они планировали. Поэтому ему придётся взять инициативу в свои руки, пока их жалкая жизнь не обратилась пеплом. — Думаю, чтобы развеять все ваши сомнения, нам придётся перетянуть несколько зонтов, чтобы доказать, что мы говорили правду. Если окажется, что мы не соврали, то я надеюсь на благосклонность со стороны господ служащих. Пустите нас по Токайдо без дальнейшей проверки грамот, вот моя скромная просьба. Лица остальных, когда Тэиль закончил говорить, стоило самому Утагаве увековечить на своей картине, потому что такую смесь шока, отчаяния и азарта далеко не каждый японец видел в своей скромной жизни. Ужас застыл в сердце каждого, ведь про как минимум половина присутствующих впервые слышала, что зонты можно перетянуть. В Симабаре, по крайней мере, состоятельные куртизанки могли позволить себе выкинуть чуть выцветший зонт и не беспокоиться о его дальнейшей судьбе. Казалось, что от мысли, что их жизнь поставили на кон, по комнате пронёсся неприятный запах. — Как старший и главный помощник хозяина, — продолжил Тэиль, — я прошу проверить только меня. Нет нужды тратить время на всех. И вы нас поймите, в любой момент может наведаться какой-нибудь даймё и оттолкнуть нас на задний план. Давайте будем благоразумными людьми и обсудим дела в обстановке, спрятанной от любопытных глаз. Юкимаса вышел на несколько минут, а потом вернулся с низкорослым мужчиной средних лет. Глаза его были узкие, лоб широкий и морщинистый. Он осмотрел путешественников, а потом проследил за пальцем подчинённого, который остановился на Тэиле. Мужчина улыбнулся, и из-под верхней губы торчали два кроличьих зуба разной величины. Что-то подсказывало, что этот человек здесь был главным. Он подошёл к Тэилю и положил ему на плечо руку, что с негативом воспринял Джэхён, положив свою ладонь на другое плечо старшего. Мужчина кивнул остальным путникам в сторону двери, мол, выметайтесь, пока я добрый и согласен на ваши условия. Пограничные вывели всех, оставив в комнате Тэиля с главным таможенником. — Ну что, показать мой зонт для перетяжки? Или сам поищешь? — Другого разговора я и не ожидал. Вы, господин, часто так добросовестных граждан заставляете унижаться? Сколько девиц, небось, осквернили и в таком виде выдали их родителям. — Мне не нужно посещать Симабару, чтобы разглядеть в тебе потаскуху. Как сильно не кутайся в старые тряпки — натасканную насильно грацию не скроешь. Твоя походка, твоя речь, твои движения руками — настоящие мужчины так никогда не делают. А я много крестьянских мужиков повидал, и им даже в голову не придёт разминать кисти пальцами и поправлять подол пальто каждый раз перед очередным шагом. — Очень сообразительно с вашей стороны. — Знаешь, я мог бы послать гонца и сообщить, что видел вас. Уверен, ваш хозяин «зонтиков» будет рад увидеть потеряшек. Или не сообщать, а разделаться прямо здесь и вывесить ваши белоснежные головы перед воротами, чтобы глупые шлюхи не смелились повторять ваш поступок. Какой из этих вариантов ты хочешь? Мужчина медленно подходил к Тэилю, пока не прижал его к стене. Его руки были по обе стороны от него, чтобы оборвать все ходы побега. Тэиль, обычно холодный и саркастичный по отношению к гостям, начал волноваться, так как раньше не чувствовал напора. Его ладони вспотели, что на рукавах пальто появились пятна. Мужчина был в нескольких сунах от лица Тэиля; они были примерно одного роста, поэтому поравнялись. Рот таможенника чуть-чуть приоткрыт, и запах ударил Тэилю в нос. Неприятный, но терпимый. — Давайте договоримся по-другому, — Тэиль посмотрел мужчине прямо в глаза. Он был спокоен, решил не использовать профессиональное обаяние, а быть честным. — Давай. Раздевайся. Тяжёлая, мозолистая рука легла на бедро, слегка его поглаживая через ткань пальто. Мужчина приподнял подол, и его взору предстали ноги. Обычные мужские ноги в гетрах, как обычно ходили путешественники. Сухие безволосые ноги, гладкие, как обожжённое блюдце, которое в составе чайного сервиза подарили императору. Чуть выше них традиционное фундоси в шесть сяку. Тэиль перевёл взгляд на пальто на полу: его сняли быстро и незаметно. Рядом же соломенная шляпа, гетры и сандалии. Он не смог долго на них сосредоточиться: пара грубых рук схватила его лицо и потянула на их хозяина. Тэиль не удержался и, упав на пол, вскрикнул от боли в коленях и холода, пронёсшемуся по голому дереву. Здание таможни продувалось со всех сторон, да и в такой сезон что пол, что земля ощущаются ледяными. Тэиль не видел таможенника, но слышал, как сзади шуршали одеждой. Подобно кошке, он выгнулся, предоставив сегодняшнему клиенту своё тело. Мило и соблазнительно, пока в голове полный хаос вперемешку со страхом и отвращением. Обычное состояние для работника Симабары: улыбаться снаружи и плакать внутри. Мужчина просунул руку между чужих бёдер и раздвинул ноги. Он уже давно поглаживал свой член, потирал его через ткань штанов, и, наконец завалив желаемый лакомый кусочек в лице кагема, не стал сдерживать внутреннюю похоть. Его лицо покраснело, со стороны казалось, что он был настолько возбуждён, что семя было готово литься из ушей и оплодотворять землю. Тэиль был спокоен. «Это такой же мужчина, которых ты сотнями видел в борделе. Ничего не поменяется в твоей жизни, если отдашься ему за пропуск по Токайдо», — пронеслось у него в голове. Действительно, Тэиля, как рядовую проститутку, такое внимание со стороны мужчин уже давно не пугало. Он понимал, что легко управлять похотливыми мужиками, богатыми и бедными, нажимая на одну волшебную точку — желание сношения. Такого грязного, подобно животным. Мужчины в отчаянных ситуациях клюют на любую дырку. И Тэиль готов её предоставить. Он натянулся, как струна, пока его брали сзади. Неважно, если их услышат. Его друзья всё поняли в тот момент, когда его попросили остаться. Они наверняка почувствовали жалость, злость или боль от внезапно нахлынувших воспоминаний, поэтому поспешили уйти. И Тэиль тоже рад, что они так быстро ретировались. Ему стыдно. Честно, стыдно за то, что он выбрал самый унизительный вариант решения проблемы. Его просто трахал непонятно кто, человек, которого он видел в первый и последний раз. То, с каким наслаждением он вбивался в него, явно от невозможности расслабиться ранее, походил на дикое животное, готовое сожрать Тэиля целиком. Грубость типичного клиента квартала, которые, вновь оказавшись в цивилизованной части города, уже не могут остановить бесконечный цикл насилия. Это ведь насилие, верно? Тэилю никогда не хотелось раздвигать ноги перед мужчинами. Он не согласен. Но решало ли когда-нибудь его слово? Он должен заполнить свою голову ненужными мыслями, чтобы не чувствовать чужие руки на талии, чужой член, наполняющий его изнутри. Отвлечься, пока тело дрожит под пахнущей тушей, которая всего несколько мгновений назад была ещё человеком. Мужчина снова толкнулся, и Тэиль не смог сдержать маску. Его голос, обычно певучий, звучал обрывисто, иногда переходя на попискивание. Тэиль взял себя в руки и начал контролировать дыхание, попутно напоминая себе о слезах, которые готовы вот-вот показаться миру. До иронии обидно, что он согласился на авантюру спрятаться в Эдо, чтобы познать обычную жизнь, а в итоге ему приходится добираться до него старым проверенным методом. «Да кончай уже быстрее». И мужчина действительно кончил, словно сам Будда услышал такую жалкую мольбу. Тэиль полностью упал на пол, рядом валялось его пальто. Голова опустела, ни одной мысли, ранее заселявшей её, не осталось. Остался только таможенник, поправивший штаны и похлопавший проститутку по лопаткам. — Люблю такие переговоры. Вот бы дамы так почаще предлагали.

▼▼▼

— Ну как всё прошло? — глаза у Тэёна обеспокоенные, красные, словно он плакал несколько часов. — Перетянул я ему зонт, нас отпускают. — Что вы там делали? — Тэён, — начал Тэиль, — это тебя не касается. Главное, что нас пропустили. Не важно, какую цену я заплатил. Пограничные формально просмотрели грамоты, которые, очевидно, по одному взгляду были ненастоящими, вручили стопку Тэилю и открыли перед ними ворота. В этот момент страх, который комом стоял всю дорогу в горле, отпустил каждого, лица беглецов заметно расслабились, а в мыслях было только одно — благодарность Тэилю, что он там ни сделал. Впереди дорога из камня; вдали виднелись путешественники, очертания их тел уже нельзя разобрать, всё превращалось в обычную точку. Подобно им, придётся пройти ещё через пятьдесят две станции, идти под дождём, под зноем, обдуваясь холодным ветром. Дорога не будет лёгкой, в пути обязательно встретятся каскады, с которых отступишься — и смерть. Горные серпантины, пейзаж с которых захватывает дух. И деревенские ночлежки, простые гостиницы только с самым необходимым. Истинное писание путешественника. — Слушайте, — Юта остановился, чтобы сформулировать свою мысль. — А нет никакой красивой фразы, которая, так сказать, официально откроет наше путешествие? Хотя мы уже достаточно по углам Киото ныкались, но всё же. Тэиль, до этого зажмуривший глаза, приоткрыл один из них и уставился им на Ёнхо. Когда дело касалось пословиц, то ему не было равных в борделе: всё-таки выпрашивание у патронов книг вместо нарядов и украшений сказалось на его речи и жизни в общем. — Даже путь в тысячу ри начинается с первого шага, — заключил Ёнхо. — Очень по-китайски, так и напишу Марку в письме, пусть жалеет, что остался чахнуть в какой-то дыре. Дорога до Эдо обещает быть тяжёлой, и только если в коллективе не будет разлада и ссор по пустякам, они доберутся в безопасности. Но в душе у Доёна ворох сомнений по поводу их дружбы, и он уже вовсю представлял, как его дорогие коллеги на следующей станции начнут ругаться, ничем не отличаясь от уличных собак. В такой жестокой, холодной обстановке все мерзкие качества, которые обычно люди прячут под маской, вытекут, как сопли при распитии горячего чая во время простуды, наружу, причём в самом отвратительном, чистом виде. Неуравновешенный Чону, приставучий Юта, мягкий как моти Тэён, грубый и тихий Ёнхо и Тэиль, который при любом удобном случае готов погнать всех назад — как с ними уживаться? Как заставить их жить в мире? Доён ещё раз пожалел, что прогнулся под очередную авантюру, ведь теперь таким разношёрстным составом они должны быть готовы убегать как от ожидаемых преследователей, так и от собственных проблем.