Плоды персикового дерева

— Какая там следующая станция? Минакути ведь? — Когда-нибудь ты будешь расспрашивать своих патронов про дорогу из Эдо, а не выпытывать, как дела у их жён, Юта. Может, к тому времени и все станции запомнишь. — Не нужно мне это. Пусть картографы всякие и запоминают, а я хочу в каго поспать и проснуться уже в пункте назначения. Беседа Юты с Тэилем походила на те клишированные романы с главными героями мандзая. Донельзя карикатурные бокэ и цуккоми, которых играет вся Япония в борделях, театре, забегаловках. И если из Юты отвратительный и несмешной бокэ, то цуккоми Тэиля позавидовал бы сам… а кто бы позавидовал, когда комики-современники тщательно прятали свои настоящие имена? — Ты истинный цуккоми, Тэиль, — Ёнхо похлопал его по спине. — Только у Юты в голове одни опилки, если он всерьёз считает, что мы поедем в каго. Только даймё и другие аристократы могли без проблем брать в путь каго, для остальных жителей Японии оно так и осталось дорогой роскошью даже после разрешения простому населению пользоваться услугами носильщиков. Поэтому если какому-то крестьянину или паломнику взбрело отправиться в Эдо, то он должен рассчитывать только на собственную выносливость. Может, поэтому не разрешали женщинам путешествовать в одиночку. Кто знает это правительство… — Донён-а, давай возьмём каго, мои ножки не вынесут такой пытки, дай нам хоть немного отдохнуть, — Юта, услышав Ёнхо, тут же повис у Доёна на шее с умоляющим взглядом. Всё бы ничего, но нежно протянутое «Донён-а» вместо его обычного имени зажгло что-то неприятное внутри. Неприятно жгучее, режущее и колючее, что хотелось оттолкнуть Юту изо всех сил и надеяться, что он ударится хорошенько головой. — Следи за языком, — всё, что он сказал, а потом увидел, как к нему идёт Джэхён. — Я поищу носильщиков в идзакая. Это хорошая идея, я согласен с Ютой. Нам стоит немного отдохнуть и не экономить на здоровье. Мешок с деньгами не похудеет, если мы одну станцию пройдём не сами. — Если и кому-то идти искать носильщиков, то точно не Джэхёну. Одежды из Нисидзин мы так от него не дождались. Лучше я пойду! — Тебе не надо напрягаться, Доён, — Джэхён проигнорировал слова Юты, — я сделаю всё сам, договорюсь с ними и распишу план. Мне неловко просить, но ты единственный, кто распоряжается деньгами, поэтому прошу потратиться на меня и остальных неугодных сопутников. — Какие из вас неугодные… Иди, конечно я заплачу. Стоит расслабиться хотя бы на несколько мгновений, а то у меня голова уже по швам трещит от тревожности некоторых — не буду показывать пальцем — и я просто взорвусь. В плохом смысле. Джэхён благодарно поклонился и тут же убежал, оставив от себя лишь след на гальке. В последнее время друзья Доёна были напряжены, натянуты, словно струна, и их настроение ощущалось издалека. Как бы ни шутили они во время пеших прогулок, было в разговорах что-то не так. Что-то фальшивое, громоздкое, будто общались совершенно незнакомые люди. В Исибэ, как и на любой другой станции, несчётное количество идзакая. Уставшие мужчины не знают другого развлечения, кроме напиться до беспамятства и завалить женщину. Второе предлагают в других местах, в то время для обычной попойки идзакая рождались сотнями и строились на лучших улицах и без того малых городов. Вот и получалось, что кроме гостиницы, бани и кабака больше ни на что посмотреть и нечего, а потому время отправляться снова в путь. Носильщики паланкинов, так популярные среди даймё и люда побогаче, никогда без работы не оставались. Они честно выполняли свою работу, услуживая пассажирам, а потом развлекались в заведении знакомой хозяйки и пили до следующего клиента. Трезвые ли, пьяные ли — никогда не отказывали. Плевать они хотели на рекомендации правительства, которое воняло из-за простого люда в паланкинах; перевозили всех, у кого были деньги. Вот и когда Джэхён воодушевлённо рассказал, куда они направляются и сколько в компании человек, они невольно улыбнулись и уже начали считать в уме выручку. Они без раздумий согласились, даже не усомнившись в словах Джэхёна; всё-таки перед ними стоял чистый, ухоженный парень в приятных одеждах, что говорило о его достатке. Лицо у него круглое, как персик, а при улыбке появляются ямочки; глаза светлые, искренние. На его фоне парочка носильщиков, широкоплечих с толстой шеей, мозолистыми ладонями и огрубевшей кожей на ступнях, выглядела как кучка бедняков, впервые увидевших аристократа. — Так вы согласны? — спросил Джэхён, смотря в глаза одному из мужчин, но заметил, что его не особо и слушали. — Ага, — промычал тот. — Народу вас, конечно… Но мы это дело порешаем, не волнуйтесь. Придётся собрать знакомых, кто-то может вернуться из Минакути. Вы сможете подождать до вечера? Неловко задерживать вас, но в городе нет столько каго, чтобы отправиться сейчас. Джэхён дал добро. Он понимал, что работники такой профессии могли быть как какими-нибудь пьяницами или мошенниками, так и людьми добропорядочными, поэтому не засыпал их запросами. Он собирался уже уходить, как его остановили. — А деньги? Никакой гарантии, что нас не кинут. — А деньги, — отчеканил каждое слово Джэхён, — когда мы доберёмся до Минакути. Не раньше и не позже. Но если вас это не устраивает, то я поищу кого-нибудь, кто согласится на условия. — Нет, нет, что вы! Мы согласны! — Вот и отлично! До вечера. Под абсолютную тишину Джэхён покинул идзакая.

▼▼▼

Сёгунат не жаловал, когда простые путники брали каго. Оно могло быть старым, наспех сколоченным деревенщинами, а носильщиками были простыми мужчинами без лицензии — всё равно правительство старалось ограничить городских в правах. Вот и сейчас, когда они всей компанией взяли несколько паланкинов, носильщики, конечно, обрадовались, но бедные путешественники смотрели на них с лёгкой неприязнью. «Возомнили себя даймё?» — вот, что читалось в их глазах. Зависть душила, ведь они не могли позволить себе отдыхать по пути, весь путь они полагались на собственные ноги. Носильщики, как и думал Доён, были людьми малограмотными. Крепенькие мужики, тёмные от солнца и с огрубевшей кожей, в укороченных кимоно и соломенных сандалиях, и все необычайно высокие, почти как Ёнхо. Когда они впервые подняли паланкин, Доён чуть не выпал из окна, если бы не Чону, крепко державшийся за его пальто. Они сидели вплотную друг к другу, колени Чону обхватывали колени Доёна, спина каждого упиралась о каго; с одной стороны большое окно на полстенки так, что видны головы пассажиров как минимум. С другой — стены вообще нет, огромная дыра. Всего они арендовали четыре каго: для Доёна и Чону, Тэёна и Джэхёна, Юты и Тэиля, Ёнхо наслаждался поездкой в одиночестве. Конечно, можно было бы сэкономить и потесниться втроём в маленьком пространстве, но удовольствия такое путешествие особо не принесёт. Носильщики сначала даже просили по паланкину на каждого — такими они были жадными. Но жадность уставших, изнеможенных куртизанок была сильнее. В каго казалось, что абсолютна вся дорога Токайдо исполосована тележками с колёсами и покрыта в дырах мелкими камнями, куда человеческая нога просто проваливалась. Иначе не объяснить, почему паланкин шатает из стороны в сторону каждый шаг. Доён не стеснялся выглядывать из окна, смотреть на остальных друзей, плывущих позади, и критиковать носильщиков за работу. Сначала они резко реагировали на слова, но после прислушивались и двигались аккуратнее: всё-таки слово клиента — закон. За городом заметно прохладнее; это ощущалось всю дорогу, пока паланкин продувало насквозь с характерным звуком, а рядом слышны нелепые разговоры Юты и Тэиля о том, как бы сесть и потереться друг о друга, чтобы согреться. Их слышали не только пассажиры, но и носильщики, почему на лицах большинства мужчин губы расплылись в улыбке. Проходящие мимо них пешие путешественники тактично их игнорировали, но в уме наверняка держали мысль, что они явно ненормальные, раз наслаждаются подобной работой. Иногда в окно просовывал голову Чону и пристально глядел на пройденную часть дороги. Они с Доёном сидели друг напротив друга, поэтому Доён видел приближающийся путь, а Чону тот, что уже прошли. Он смотрел в непроглядную даль долго, и Доён в шутку про себя подумал, что он старался разглядеть Джэхёна: всё-таки недавний конфликт они так и не разрешили и только создали кучу недопониманий. Стоит понять ясно: Доён не ненавидит Чону и вообще не испытывает к нему никаких негативных чувств. Конечно, иногда в нём просыпается столько ревности, что она застилает ему глаза, и он в одержимости нападает на каждого, кто делит с ним предмет интереса. Потом Доён приходит в себя и извиняется. Чону может быть капризным и путать привязанность с любовью, но это никак не развязывает Доёну руки его принижать. Если будет надо, он отдаст всего себя, лишь бы защитить младшего. Однако Чону смотрел далеко не на Джэхёна. — Кто там? — Ты о чём? — Доён выглянул из окна и вывернул голову, чтобы получше разглядеть картину, которая видна Чону. — Ты говорил, что только мы взяли на станции каго, так что все остальные путники идут пешком. Но мне показалось, что я увидел чужих носильщиков где-то вдали. — Не может этого быть, — они разговаривали тихо, чтобы их не услышали собственные носильщики. Пусть они никак не связаны друг с другом, но не стоило исключать факта, что они были коллегами по общему делу и могли, к примеру, быть друзьями или родственниками. В таком случае лучше попридержать язык за зубами. Из окна видно остальные паланкины, и куртизанки внутри занимались непримечательными делами: кто-то увлечённо разговаривал, кто-то вытащил нитку из одежды и изгибал её в различные формы, кто-то копался в фуросики. Но никому не пришло в голову глядеть в окно и наблюдать за местностью, хоть как-то контролировать ситуацию. Сзади никого подозрительного не оказалось, и Доён действительно подумал, что Чону привиделось. Он мог быть напуган до поездки, измотан физически и морально, что глаза начали его откровенно обманывать, подставляя взору страшные картинки из потаённых уголков его разума. Чону постоянно двигал ногами, пытаясь их размять, крутился во все стороны, когда один неаккуратный поворот в паланкине влечёт к выпадению из него. Затем распустил два круглых как персики пучка толстых волос, и локоны волной упали ему на плечи. Увидь эту картину кто-то из носильщиков, они бы мигом побросали своё дело и бросились на Чону в атаку. Однако, как думал Доён, люди они слишком трусливые, чтобы так нагло нападать на денежный мешок в лице пассажира. Доён предложил Чону поспать, а сам максимально сжался, чтобы предоставить больше места. Он вылез по пояс из окна и стал наблюдать, что происходит на дороге: что растёт, кто идёт, как развлекаются его друзья. Они, впрочем, уже поймали интерес к головокружительным пейзажам и всё чаще высовывали головы. Резкая встреча взглядом с Тэилем, и Доён отвернулся, но всё же заметил, что позади них никакого лишнего паланкина. Теперь можно вздохнуть спокойно. Доён хотел последовать своему совету и тоже отдохнуть, как передний носильщик остановился без предупреждения, и паланкин наклонился так, что столкновение с Чону было неизбежно. Доён ударился о него и тут же полетел в бок, падая из каго на землю. Вся вереница позади встала. — Что случилось? — Чону открыл глаза и увидел перед собой пустое место. — Вы внезапно замерли, и Доён вывалился, — из окна выглядывал Джэхён, и теперь было заметно, что их паланкины поравнялись. Чону протянул Доёну руку, и тот с лёгкостью поднялся и принялся обтряхивать одежду. Не смертельно, но довольно неприятно, поэтому он захотел узнать хотя бы причину такого поведения переднего мужчины. — Нельзя аккуратнее? Мы всё-таки платим вам за безопасную перевозку. — Уж простите, — ответил носильщик, — тут кроль на дороге сидит. Не знаю, откуда он появился — испугался и всё! — Ну предупреждать народ надо, — послышался голос его коллеги сзади, — даже уважаемый пассажир выпал, не дело это. Пнул бы эту животинку — и дело с концом. Рисковать нашими жизнями из-за куска мяса и меха. — Можем поймать засранца и на следующей станции попросить хозяйку сварить его. — Отличная идея. Его бы вымотать сейчас. Паланкин снова поднялся, и Доён в спешке запрыгнул внутрь. Их скорость стала значительно больше, что даже через стену слышно мужское дыхание: грудное, низкое, обрывистое от усталости. На контрасте с ним снаружи пищал маленький зверь. По звукам тяжело понять, пинали ли его, толкали ли или пытались наступить. Сначала Доён думал, что мужчины помучают животное несколько тё и отстанут. Но время шло, а за окном до сих пор мелкий глупый кролик, который почему-то всё ещё не сбежал или не спрятался, и два носильщика, гонявших его туда-сюда. Паланкин с Тэёном и Джэхёном теперь не плёлся позади, а шёл вровень с Доёном и Чону, потому что работникам захотелось поиграть во время путешествия. Из окна торчала голова Тэёна. На его лице читалась грусть, пропитанная болью. Не за него самого, а за кого-то другого. За маленького и пушистого. Доён никогда не замечал за старшим любовь к животным, тем более к тем, кого в руках толком не подержишь. Ну кролик, житель нор, шустрый и слабый, идеальная добыча для мелких хищников, и с этим ничего не поделаешь. Такова была природа, и человек, вмешавшись в неё, может сделать только хуже. Однако носильщиков нельзя было назвать хищниками. Тэён прожигал их глазами, словно видел себя в этом кролике. — Прекратите! — вырвалось у Доёна рефлекторно, абсолютно спонтанно. Словно это и не он говорил, аж испугался собственного голоса. — Неудобства в чём-то? — Отпустите кролика. Пусть бежит к себе. — Мы просто проводим его до Минакути и подарим нашей О-Хару, она из него что-нибудь вкусненькое сделает. Это животное, успокойтесь, их едят люди. — Я знаю, что люди едят мясо, — ответил Доён, — но ваша О-Хару может накормить вас другим, тем, что уже есть в забегаловке или где она там работает. Нет причины тащить кролика с дороги на убой, сильно вы голод утолите. — Господин, — начал один из носильщиков, — давайте вы будете отдыхать во время поездки, а мы будем заниматься тем, чем должны. — Именно, вы должны довезти нас до Минакути, а не планировать ужин. Поэтому следите за дорогой, а не пинайте животных. Иначе- Договорить Доёну не дали: носильщики позади бросили паланкин на землю, и Ёнхо с грохотом упал. Он поднялся, от видимой боли держась за правую ногу, и цыкнул. Он никак не ожидал такого обслуживания. Один из освободившихся работников побежал вперёд, поравнявшись с Доёном. — Вот встречаются иногда такие умники, как ты, которые ни капли о нашем образе жизни не знают. Считают нас за безграмотных деревенщин, которые только и могут, что таскать богачей и трястись за каждый моммэ. Мы каждый день ходим от Исибэ до Минакути и назад, а некоторые просят довезти и дальше; это огромный физический труд, который не под силу таким дохлям, как вы все тут. Уселись в каго и указывают под руку. Даже зажали денег и взяли одно на двоих, этим всё сказано. Доён выпал от такой манеры речи по отношению к нему, клиенту. Если бы он осмелился разговаривать в подобном тоне в борделе, хозяин его бы давно выпорол и понизил в ранге. Уровень нахальства мужчины сравним с продавцами тканей, уборщиками, ремесленниками и прочей пылью японского общества. — Давайте по-хорошему. Вы затыкаетесь и усаживаетесь на место, а мы делаем своё дело и довозим вас в сохранности, даже если в этот план входит и супчик из животинки. Тут люди на Токайдо помирают и не возвращаются, а вас заботит кролик, самим не смешно? — Если не нравятся наши правила, то вылезайте всей толпой и идите пешком, разомните ваши лотосовые ножки, полезно мужчине хоть какой-то нагрузкой заняться, — встрял ещё один носильщик. — Когда я увидел в идзакая ту куклу, которая к нам подошла, то сразу понял, как с вами будет муторно, но всё равно согласился. Хотя по одной внешности видно, кто вы и какое ремесло у вас основное. — Попрошу без оскорблений. Я же сдерживаюсь, когда разговариваю с вами, хотя считаю вас куда ниже даже кролика. — Издеваешься? Посмотри на этого кроля. Он всё равно сдохнет, даже если мы его отпустим. Какой в нём смысл, какое у него предназначение, ты сумасшедший? Это тупой кусок мяса! — «Даже у жучка в один сун душа в полсуна». Слышали о такой пословице? Или вам, безграмотным, даже такие вещи чужды? Тогда какой мне смысл распинаться перед вами о жизни животного, когда вы сами от них недалеко ушли? Доён выпрыгнул из каго, повергнув в шок всех присутствующих, особенно Чону. Он подошёл к кролику и хотел взять его на руки, как тот умело вывернулся, но далеко не убежал. Они стояли как можно дальше от рабочих, чтобы те не добрались до зверька. На каждую попытку приблизиться Доён отступал и рычал, обнажая белые зубы. — Я иду пешком! Мне не нужны такие услуги! Пусть эти недоработники сначала подучат манеры и попрактикуются с животными, а потом их пустят к людям. Я много раз в своей жизни молчал и проглатывал, но не собираюсь повторяться, когда я уже клиент. Слышите? Я — клиент! Я имею право быть недовольным и потребовать исправлений с вашей стороны, потому что деньги у меня. — Доён-а, успокойся… — Тэиль вылез из каго и подбежал усмирить пыл друга, но встретился с отпором. — Не надо лезть, пожалуйста. Я прошу об элементарной вещи — подумать о ценности жизни, даже такой маленькой. Это всего лишь кролик, кусок мяса, которого легко убить в одиночку. Мы многих животных едим, это нормально, что у нас нет эмоций к подобным смертям. Однако стоит быть иногда благосклоннее к тем, кто не может нормально дать отпор, и отпустить. Кролики живут маленькую и жалкую жизнь, но когда они отправляются на луну, то начинают делать эликсир бессмертия, и тем людям, кто был добр к ним на земле, воздастся. Сегодня я дам кролику ещё один день, а завтра стану бессмертным. Со стороны Доён выглядел безумцем, хотя всегда считал себя человеком здравым и трезво смотрящим на мир. Миф о кроликах до ужаса нелеп, и он бы не верил в него, если бы не озабоченность смертью. В такие моменты его поглощал животный страх, и он не оценивал, что сейчас правильно, а что — нет. Пусть даже его друзья смотрели на него с испугом и непониманием, но он закрывал глаза на это и чувствовал только единение с этим кроликом. Он изрядно постарается, чтобы сохранить ему на сегодня жизнь. — Да пошли вы все, чудики какие-то! — главный носильщик опустил паланкин и, повернувшись к остальным, обратился исключительно к пассажирам: — А ну выходите и проваливайте! Скажите спасибо своему другу, что оставшийся путь идёте пешком. И даже в нашу сторону не смотрите, когда будете возвращаться. Каго мгновенно опустели, некоторые разминались на земле, крутили ногами и руками. Так и собирались они все разойтись, как к Джэхёну подошли. — А плата? — один из носильщиков показательно вытянул руку. — Доён? — Джэхён неуверенно позвал старшего. — О, нет! — Доён отреагировал резко. — Не проси у меня ничего, Джэхён. Я за такую поездку ни мона не отдам. Плати из своего кармана, решай вопрос сам. Доён ушёл вперед, подгоняя перед собой кролика, Джэхён же не мог двинуться с места, ведь его прессовали со всех сторон. Мужчины не намерены уступать, а денег у него не было: он всецело надеялся на обещание Доёна. Ситуация вышла на редкость паршивой. — Мы тащились по этим кривым-косым дорогам не для того, чтобы кучка шмар кривила нос от нас и отказалась платить. Мы потратили кучу сил и времени, хотя могли бы взять других, более благодарных пассажиров. Платите за полную поездку, иначе будем разбираться по-другому. По-другому Джэхён разбираться боялся. — Возьмите, пожалуйста, — Тэён протянул мужчинам небольшой мешочек с деньгами. Точно. Тэён. — Прости, что тебе приходится тратиться на меня, — прошептал ему на ухо Джэхён. — Ничего, не придавай этому значения. Ты ничего не должен. Они держались за руки и смотрели вдаль, как уплывали каго. Как они растворялись в воздухе, оставив после себя горькое послевкусие в виде злого Доёна и расстроенных остальных. До города рукой подать, и слишком расточительно со стороны Доёна устраивать заварушку на пустом, казалось бы, месте, а со стороны Тэёна — ломаться перед теми мужчинами и платить. Они почти подходили к Минакути, как Ёнхо вспомнил о кролике. — Странно, что Доён напомнил только об одной легенде, но позабыл про символику этого животного. Просто она очень в тему оказалась. — Ты о чём? — не понял Юта. — Какой ещё в кроликах смысл заложен? — Ну, ты же знаешь… — Ах, это? Разве это не у соседей? — У нас, у соседей — какая разница? Всё равно многое у них берём, так почему бы и такое не позаимствовать… — Если бы я знал заранее, то попросил бы добавить иероглиф «Кролик» в название нашего чайного дома, — подытожил Тэиль.