▼▼▼
Разделять футон не было для них вещью странной, вульгарной, которой обычно сторонились мужчины; лежать в одной постели не смущало ни Тэёна, ни Джэхёна, и даже Ёнхо, спящий в десяти сяку, не был препятствием понежиться в руках друг друга перед сном. Изначально Джэхён предложил идею как-то развлечься в постели, и Тэён, очевидно, понял её слишком неправильно. Он притворился спящим и ждал, пока не уснёт Ёнхо, хотя всё это время его толкал в бок Джэхён, мол, мы же договаривались, почему ты отказался от меня. Когда из глубины комнаты послышались посапывания, наконец, тишину прорезал голос: — Как ты хочешь начать, Джэхён-а? У нас и под рукой толком ничего нет, могу взять в рот, чтобы не испачкать ничего. — Ты чего? — удивился тот. — Я не в этом смысле хотел развлечься, извращенец! И не надо такое невинное лицо строить! Я думал, ты устаёшь сильно и чувствуешь себя плохо, а вот, оказывается, как всё получается… — Ёнхо спит. Давай споём колыбельную, чтобы ему снились волшебные сны. Тэён приблизился к Джэхёну, обнял его спину, сжимая в руках нижнее кимоно. Ткань собралась в мгновение, и при лунном свете показалась белоснежная кожа. Обычно она нежного, молочного цвета, но в ночи выделялась ярким пятном, словно фонарь в тёмном лесу. Джэхён повернулся к Тэёну и помог тому снять одежду полностью. Теперь он лежал голышом, кимоно лежало у футона, и от холодного ветра, пробежавшего по полу, хотелось неосознанно спрятаться под одеялом, но у Тэёна были другие планы на эту ночь. Он мазнул губами по чужой шее и посмотрел в глаза напротив: чёрные, как смоль, но огонь в них настолько разжёгся, что казалось, будто они светились в темноте. Джэхён не стал отлёживаться, он подобрал полы одежды Тэёна и развёл их в стороны, обнажив ноги. Немного посмотрев, он обратился с немым вопросом, спрятав его в умоляющих глазах. — Да, — шепнул Тэён, — ты можешь это сделать, пожалуйста… Он был мягким, как пирожок. Тэён и в жизни казался человеком сердечным, ласковым и чересчур чувствительным, хотя и старался сохранять холодное выражение лица, но в постели его словно топил жар, исходящий от партнёра, и он превращался в мёд или другую тягучую начинку какой-нибудь сладости. Он сильно реагировал на прикосновения, на грубость, на звуки. Не удивительно, что клиенты обожали Тэёна и старались попасть к нему. Даже не испытывая к ним желания, он оставлял гостей счастливыми и удовлетворёнными. Самому же получить удовольствие ему удавалось только со своими коллегами. Тэёну нравился Джэхён. Нравилось то, с какой аккуратностью он подходил к его телу, к этому куску мяса, которое каждая уличная собака держала во рту, но побрезговала проглотить. Принимать ласки после того, как отработал с десятком мужчины, было противно и стыдно. Честно говоря, Тэёну, как и другой куртизанке, близость с любимым человеком была неловкой, и он часто старался отмазаться. Сейчас, прохладной ночью, его самого потянуло к Джэхёну. — Я не могу тебя растянуть, — Джэхён показал руку, и луна обрамляла её силуэт. По нему чётко видны округлые длинные ногти. — И не надо, вставляй так. — Уже прилично времени прошло… больно не будет? — Не переживай за моё тело, оно почти ничего не чувствует, поэтому я буду рад почувствовать хотя бы тебя. Когда Тэён возбуждён, его тело дрожит, а язык живёт собственной жизнью. Никогда, будучи в сознании, он не предлагал себя, даже самым близким. Инициатором всегда был кто-то иной, обычно Джэхён, Доён или Тэн, и Тэён послушно ложился к ним в постель, раздвигал ноги и делал всё, что хотел партнёр. Они не были для него теми же людьми, что и клиенты, и близость с ними не казалась вынужденной, от которой не убежишь. Пусть в сердце и не разгоралось желание — та толика уюта и тепла, которую передавали друзья, усыпляла Тэёна как ребёнка. Обниматься после было его любимой вещью. Но когда его поглощает страсть, вся сентиментальность отходит на второй план. Тэён проскользнул ладонями по груди Джэхёна, слегка царапая кожу короткими ногтями. От прекрасных узоров на них не осталось и следа. Тэён перебрался выше, к ключицам, потом к шее и остановился на лице. Даже в грязи и пыли, не моясь несколько дней, Джэхён выглядел красивым и здоровым. Его пухлые щёки с глубокими ямочками, кожа матовая и белоснежная и слегка отдавала розовым, словно от мороза. Не удивительно, что крепкий организм легко переносил трудные времена. На его фоне Тэён походил на человека больного и поломанного, слабого в каждом кончике пальца. Он стал ещё меньше, когда Джэхён лёг на него. Со стороны они выглядели как хищник и его хрупкая жертва, но реальность такова, что именно Тэён был инициатором. Один мягкий поцелуй в губы — этого достаточно, чтобы показать свою готовность. Джэхён спустился к животу, попутно покрывая его поцелуями, и Тэён в страхе оттянул его за волосы, чтобы тот не двигался дальше. В его планы входило доставить удовольствие, а не принимать его. — Не стоит, это необязательно… — Расслабься, иногда и тебе стоит получать, а не отдавать. Сказал Джэхён и провёл языком по всей длине. Он начал медленно, вытягивая из Тэёна каждый еле слышимый стон, а потом, когда тот уже сам активно двигался навстречу, взял член в рот. Бёдра обвились вокруг его шеи, словно хотели задушить: они то смыкались, то размыкались, мешая Джэхёну продолжать дело. Он взглянул на Тэёна, и тот предстал перед ним красным и кусающим запястье, чтобы случайно не вскрикнуть. В глазах читалось удовольствие. Джэхён опускал голову ниже, и в то же время прикоснулся пальцами к сфинктеру, слегка нажал и, не почувствовав сопротивления, углубил проникновение. Тэён определённо слукавил, когда сказал, что можно его не растягивать. Пальцы проталкивались с небольшим, но трудом. Всё-таки он не женщина, и не мог без вреда каждый раз безболезненно принимать член. Джэхён ничего не сказал, лишь взглянул ещё раз на Тэёна в надежде, что тот признает своё поражение и взмолится быть нежнее, но он метался на футоне, хаотично двигая бёдрами, словно не чувствовал трудностей. — Я сейчас кончу, — взмолил Тэён, — брось уже. Ты же сам ещё даже не начал… Джэхён ничего не ответил, потому что спустя мгновение ему в рот стрельнуло семя. Он вытер, что стекало по подбородку, и скользнул вперёд. Теперь они с Тэёном поравнялись и смотрели друг другу в глаза. Тот наконец отпустил руку, и на нежной коже запястья виднелись следы от зубов. Глаза Тэёна опухшие: он если не плакал, то обронил как минимум парочку слезинок, и от такого вида у Джэхёна сжалось сердце. Всё-таки ему не стоило забывать, что Тэёна в борделе использовали все кому не лень, и его тело превратилось со временем в одну большую болячку, которую не то что расковырять — тронуть страшно. Джэхён раздвинул ноги и протолкнул член внутрь. Он чувствовал напряжение и давление, которое оказывал изнутри Тэён, его явно не растянули до конца. Джэхён мысленно извинился и продолжил короткие фрикции, потому что не мог двигаться размашисто. Стенки постоянно сокращались, пытаясь вместить член до конца, но получалось наоборот — это только мешало и приносило Джэхёну боль. Тэён не отрывал от него взгляда, смотрел долго и упорно, прожигая дыру. Он неосознанно сжимался от каждого толчка, и Джэхён от такой картины утопал в желании. Он подхватил ноги Тэёна и забросил их себе на плечи. Теперь он двигался свободнее, мог позволить себе ускориться и добавить силу. Максимально примитивное положение, зато удобное — вычурные позы интересны только гостям. Тэён с трудом держал натиск, он оборвал зрительный контакт и закрыл лицо руками. Тихие постанывания становились всё громче, Джэхён полностью развязал себе руки и перестал сдерживаться. От напора его разрывала изнутри смесь лёгкой боли и удовольствия — всё-таки перед ним не чужой человек. Даже если Джэхён позволял себе грубость, одно его присутствие смягчало Тэёна, и тело само расслаблялось и следовало за ним. Джэхён был близок к разрядке, поэтому не смог сдержаться: он двигался так размашисто, что звук шлепков кожи о кожу прошёлся по комнате. Этот звук, монотонный и глухой, заполнил всю тишину пространства, что даже пробьётся сквозь сон самого крепко спящего человека. Тэён кусал пальцы и смотрел строго вниз, в то место, где они с Джэхёном соединялись. Его одновременно восхищало и пугало, как из живота выпячивался небольшой бугорок. У Джэхёна было не только конское здоровье, но и конские размеры, и при этом он обращался с Тэёном бережно, как с фарфоровой куклой. Во время их единения Тэён никогда не чувствовал острой боли, не скрывал негативных эмоций и не считал, сколько осталось до конца. Джэхён умел как получать удовольствие сам, так и заботиться о партнёре. Возможно, или он перестарался, или Тэён забылся — и в комнате раздался вскрик, оглушив весь рёкан. Секунда — и Ёнхо зашуршал. Или так показалось. Это было слышно невооружённым ухом, но Джэхён, прикрыв Тэёну рукой рот, продолжил фрикции. Мысль того, что их застукают, его не смущала. Он в принципе не понимал, чего стесняться, когда единственная работа, которой они занимались — спали с незнакомцами. Джэхён в последний раз ускорился и кончил, убрав руку со рта Тэёна и упав на него всем весом. Спазм Тэёна продолжался, мышцы то и дело сокращались без остановки, позволяя телу принять каждую каплю семени. Сам он лежал довольный, получил от Джэхёна желаемое, как обычно, и приподнялся на локтях. Джэхён уже успел отстраниться от него и перевернуться на бок в сторону единственного окна в комнате. Одеться в планах у него не было. Одолевает ли Тэёна стыд после буйного поведения? Конечно. Он, смущённый тем, чем они занимались с Джэхёном перед Ёнхо, оделся и выбежал из рёкана. Старший, может, совсем и не слышал, но неуважение к нему сочилось из каждого движения, из каждого толчка Джэхёна, из каждого стона, из каждого вскрика удовольствия. Вынести это могли люди достаточно наглые и эгоистичные, и Тэён к таким людям не причислялся, а потому с красным лицом протопал по всей гостинице, что разбудил даже хозяина на стойке. — Что-то случилось? — спросил он с заботой в голосе. — Нет, я скоро вернусь. Извините, что разбудил вас. Глубокая ночь, только луна освещала дорогу к ближайшему водоёму. Тэён перевёл дыхание и побрёл по пустой улице, шаркая ногами. Изредка ему встречались люди, в основном мужчины, которые либо предлагали выпить и заплатить за них, либо поиграть в го. Последние, скорее всего, были обычными мошенниками и хотели нажиться на путешественниках. В любом случае, Тэён проходил мимо незнакомцев. Перед глазами была единственная цель — небольшая речка, где и бездомные умывались, и собаки на пару с другими животными купались, и посуду из ближайшей идзакая мыли. «Мерзко», — подумал Тэён, но медлить не стал. Он разделся и залез в воду. В темноте толком не видно, куда наступать, и он нечаянно оступился и с головой спрятался под водой. Глубина реки оказалась больше, чем он думал. Тэён поднялся и обхватил себя за плечи: ночью слишком холодно, особенно на воздухе. Чтобы окончательно не окоченеть, он начал растирать тело и вымывать семя, что было внутри и частично стекало по ногам. После мытья Тэён чувствовал себя лучше, чистое тело блестело под лунным светом, а голова больше не чесалась. Честно говоря, он приходил в восторг от одной мысли, что теперь он может мыть голову хоть каждый день: в сложной причёске больше не было нужды. Тэён посмотрел на берег и вспомнил, что хорошо бы освежить одежду. Отстирать пятна хотя бы под водой и избавить её от запаха. Он собирался выходить, как невзначай решил повернуть голову в бок. Никакой цели Тэён этим жестом не преследовал — лишь захотел осмотреться. А потом не заметил, как из горла вырвался животный крик. Крик, в котором отчётливо читался страх и испуг. Недалеко от него были люди. И они наблюдали, как Тэён купался. Они не были похожи на обычных путешественников или паломников, но и не напоминали местных. Очевидно, что люди издалека, и одеты странно. Но больше всего Тэёна напугало, что в приличной такой группе не было женщины — только мужчины, причём крупные. Именно такие стояли у ворот Симабары и следили, чтобы ни одна куртизанка не сбежала. Они пришли за ними. Они пришли за Тэёном и остальными. И они слышали, как он кричал. Испугавшись, Тэён забыл, что он хотел сделать, резко выбежал из воды, схватил нижнее кимоно и обувь и побежал в рёкан, одеваясь на ходу. Он чуть не врезался в дверь, с силой её отворил и, ещё раз извинившись перед стариком, рванул к себе в комнату. Вернувшись, он спрятался под одеялом и прильнул грудью к спине Джэхёна. Тот никак не отреагировал, но Тэён был уверен, что он ещё не спал. Джэхён был горячим, и его тепло передалось ледяному телу. — Извини, — прошептал Тэён, — надеюсь, тебе не холодно.▼▼▼
Ранним утром даже самая задрипанная постель кажется тёплой и любимой, особенно когда холодный воздух пробегает по полу, попутно побуждая гостей спрятать ноги под одеялом. Рёкан не шёл ни в какое сравнение с чайным домом, с мягкими футонами, которые патроны щедро дарили каждый Новый год, попутно намекая, что неплохо бы в грядущем году заняться на этом подарке любовью. То, в какой чистоте куртизанки старались содержать бордель, было нереально. Кагема нельзя было назвать богатыми и известными проститутками, их заработок не шёл ни в какое сравнение с женщинами того же ранга, но комнаты всегда блестели, и даже старые, потрёпанные временем одеяла или одежды одним своим видом говорили, что за ними ухаживают. Чону правда не хотел просыпаться. За пределами футона холод касался его кожи, и она покрывалась мурашками. В комнате все ещё спали. Доён отдал Чону полностью одеяло и, свернувшись калачиком, провёл так всю ночь. Было ли ему холодно — наверно, но перед сном старший сказал, что ему хватает и пальто. Он мирно лежал на боку и дышал размеренно, что может показаться, что он мёртв. Тэиль с Ютой спали очень близко друг к другу, почти соприкасались носами, потому что не знали, как поделить одеяло. В отличие от Доёна, они были более принципиальны, и их упрямство привело к неловкому решению лежать как можно ближе. Таким образом, утро для Чону началось тихо, словно природа сама задерживала дыхание, готовясь приветствовать ему новый день в скучном Минакути. В рёкане витала атмосфера спокойствия. Чону, сморщив брови и прищурив глаза от первых лучей солнца, всё-таки проснулся и вышел из комнаты. В прихожей, где ночевал хозяин. Он тоже ещё спал, и Чону решил не беспокоить его, поэтому прошёл на кухню. Он знал, что от питания Доён отказался, поэтому не мог насладиться завтраком. Он осмотрел кухню, надеясь, что его друзья из другой комнаты уже проснулись. Его взгляд скользнул по комнате, оценивая окружение, и наконец зацепился за одну деталь — за одним столом сидела девушка. Её внешность искрила загадочной привлекательностью, словно она была частью этой утренней атмосферы. Девушка заметила, как Чону приковал к ней свой взгляд. Она мягко улыбнулась, и её глаза сияли. Чону сразу же затушевался и не знал, куда себя деть. Он собирался уходить, как карем глаза заметил, как девушка направлялась к нему. Хорошие манеры, железно выдрессированные в борделе, не позволили ему уйти. Он подождал, когда к нему подойдут, и спросил: — Кто вы? — всё, что мог сказать Чону. Девушка не была похожа на ребёнка, скорее, по возрасту она была ближе к самому Чону. Её лицо полно спокойствия, а движения скованы из-за кимоно. Милая и красивая, она вполне могла бы работать куртизанкой. Эта мысль прилетела слишком быстро, и Чону с извинением выгнал её тотчас из головы. Неуважительно. — Эй, не надо меня бояться, — выставила перед собой руки девушка, — взгляд у тебя такой, словно я убивать подхожу. Расслабься! Речь её била Чону по ушам. Простая и неброская; Чону привык, что к нему приходили гости из других городов, но мужчины из Эдо стояли отдельным списком, подписанным как «Пожалуйста, не открывай рот». Хуже них только варвары с Эдзо и мореплаватели с Рюкю. Последние вообще говорили настолько непонятно, что с ними приходилось переписываться через кандзи. Чону остановился, неожиданно ощущая легкое смятение. Он не ожидал, что эта девушка вдруг заговорит на диалекте. Джурина улыбнулась ещё шире, видя его растерянность. Затем она взяла глубокий вдох и сказала медленно: — Куда ведёт вас дорога? Ты же ночевал здесь с друзьями, верно? Из Эдо в Киото или наоборот? — Наоборот… — Так и думала, — девушка вздохнула. — Эдо привлекает молодёжь в последнее время, и вы не исключение. Не мне судить, когда-то я так же поступила. Чону поймал общий смысл её слов, но не мог понять, к чему она клонила. Его не радовали новые знакомства, особенно когда за его компанией хвостом могла следовать россыпь сыщиков, наёмных ронинов и государственных работников, у которых в голове только поймать всех куртизанок первыми. В этой череде погонь и пряток знакомство с женщиной выглядело фальшиво и неуместно. — Меня зовут Джурина. — Чону. — Чону, значит, — Джурина улыбнулась, — я никогда в жизни не видела иностранцев. Я читала старые книжки в детстве, но всегда представляла вас иначе. Детское воображение бывает слишком сильным, что ожидание совсем не похоже на реальность. — Я не японец, но давно здесь живу. — Да я поняла. Этот диалект кинки! Как ты заговорил, мне сразу же захотелось пригласить тебя в театр. — Надеюсь, не в кабуки? — В кёгэн. «А она интересная», — пронеслось у Чону в голове. И такие интересные вряд ли заводят разговоры с незнакомыми мужчинами в обветшалом рёкане. — Вам что-то нужно? — Я тут подумала, — Джурина обошла Чону и осматривала его одежды, словно оценивала их стоимость. — Вы, несколько мужчин, путешествуете из Киото в Эдо, наслаждаетесь видами и друг другом в лучшем случае. Девушка в вашем коллективе совсем не будет мешать, я думаю. Я могу помогать с теми вещами, которые нуждаются в женщине… — Я не заинтересован! — Чону испугался собственного голоса, но мешанина в голове из грязных мыслей от слов Джурины пробудила воспоминания из Симабары. Он не хотел обременять девушку какой-либо аморальной тяжестью ради своего удовлетворения. — Э? О чём ты там подумал, извращенец? Я имела в виду готовку, стирку и прочее. Ты думал, что я дам себя потрогать? Чону залился краской, потому что сейчас он действительно выглядел каким-то озабоченным парнем, а объяснить, что таковым уже давно не является, не мог. Ну не будет он рассказывать девушке, которую видит несколько минут, о своей жизни в борделе, о проституции и о том, что похоть давно покинула его тело, оставив сушёную, как хурма, душу, которой уже давно всё равно на собственные желания. Чону хотел извиниться, как Джурина продолжила: — Моя старшая сестра живёт в Эдо, и я хочу с ней встретиться. Думаю, не стоит объяснять, что женщине тяжеловато путешествовать в одиночку, пешие прогулки очень выматывают, и я боюсь, что такими темпами доберусь до неё только к зиме. Её просьба прозвучала искренне, и Чону почувствовал, что в ней что-то есть. Джурина смотрела на него с надеждой в глазах, понимая, что он согласен рассмотреть её просьбу. Взять её без разрешения остальных будет эгоистично. Доён уж точно не будет рад ещё одному рту, но попытаться уговорить его стоит. — У меня есть с собой некоторые запасы еды и монет, нет нужды платить за меня. Я просто хочу себе интересных и безопасных сопутников, которые будут меня подгонять. Джурина словно прочитала его мысли. Сцена оставила за собой вопросы и неизреченные эмоции, так же как утренний туман, который ещё не рассеялся, но скрыл в себе обещание новых открытий и судебных поворотов. Чону не давал никаких обещаний, ведь ему ещё надо спросить как минимум одного важного человека, что делать с Джуриной. К счастью, на кухню зашла троица в лице Ёнхо, Джэхёна и Тэёна. Похоже, они только встали: волосы Тэёна распушены, пальто надето наспех; у Джэхёна лицо опухло, словно он выбирался ночью в идзакая и бездумно пил. Один Ёнхо аккуратно сложил причёску перед тем, как показаться людям. Они заметили Чону и подошли, но, увидев рядом с ним девушку, невольно затормозили. Их лица тяжело прочитать, но Джурину это не смутило. Она поклонилась им и начала диалог, пытаясь показать себя с лучшей стороны. — Доброго утречка благородным мужчинам! Как спалось на пушистых футонах? — Отсутствие сна закаляет мужчину, вот правило истинного самурая, — саркастично ответил Ёнхо. — Спасибо Тэёну и Джэхёну, что наставили на пути истинный. Парочка рядом с ним хотела провалиться в землю от стыда. Тэён спрятал лицо в рукаве, потому что не хотел, чтобы на него глядел Ёнхо. Ноги свело от ночных воспоминаний. — Извини, мы думали, ты спал, — Джэхён сказал тихо. Его всегда было легко смутить, но факт того, что их застал друг, заставил опустить от стыда голову. — Даже шрамы могут выглядеть как ямочки. Я не злюсь. Довольно странная реакция, когда в Киото они спокойно разгуливали по дому голышом, подсматривали друг за другом во время работы и даже разыгрывали страстную любовь, если гость того желал. И продолжение никого никогда не смущала. Возможно, Ёнхо просто слишком устал от близости, напоминавшей ему о работе, что даже не мог ни лицезреть, ни слушать чужие вздохи, а следы прошлой ночи, небрежно оставленные на общем футоне, только сильнее раздражали. Ситуацию спас Доён, вальяжно пройдя на кухню и холодно поздоровавшись с кухаркой: завтракать они не будут и вряд ли больше увидятся, поэтому можно не строить из себя милашку и делать вид, что его заботят дела какой-то бабульки. Он увидел своих и начал обходить большой стол, чтобы достать до них, но вскоре увидел незнакомое лицо. И женское, к тому же. — Это кто? — Доён даже не взглянул на девушку, а обратился напрямую к Чону. — Было бы мило с твоей стороны, если бы ты спросил это у меня, а не делал со своим дружком вид, что меня здесь нет. Я, между прочим, уже подружилась с ним, и он возьмёт меня по Токайдо. — Что?! — Доён, я могу объяснить… — запаниковал Чону. — Звать меня Джурина, и я отправляюсь с вами в путешествие к своей дорогой сестрёнке Рэне. Уж поймите меня, нельзя ж женщинам по Токайдо одним разгуливать, у меня будет много проблем перед входом в город, а вы мужчины, вас много, и мне ничего не грозит с такой охраной. — Вы из Эдо? — По диалекту узнал? — А как тут не догадаться? — Доён чувствовал лёгкое напряжение, но не мог понять, шло ли оно от девушки или от кого-то другого. — Слушайте, Джурина, я не знаю, какие у вас цели, но за путешествие отвечаю в группе я, и, к сожалению, не могу вас принять. У нас ограниченный бюджет. — Лучше бы ты так с кухаркой поздоровался, она бы обомлела от таких речей, — съязвила Джурина, — а деньги чужие мне не нужны, у меня своих запасов достаточно — до Эдо хватит. А я вам в любом случае пригожусь. Женскую работу я хорошо делаю. «Ну вот опять», — на лице Доёна уже явное раздражение, но споры с такой бесцеремонной девицей только расколют голову сильнее, поэтому он, стиснув зубы, махнул рукой, мол, делай что хочешь, главное — не мешай. Джурина такому знаку была рада несказанно и потянулась к шее Доёна, желая на ней повиснуть от счастья, но тот увернулся и врезался в Джэхёна. — Не путайся под ногами, — держать вежливость Доён уже не мог, — пусть Чону тебе всё объясняет, раз согласился таскаться с тобой. — Отправляемся уже? — спросил Тэён. — Да. Но пусть кто-нибудь разбудит Тэиля и Юту. Когда все собрались, они попрощались с хозяином и пожелали ему развития гостиницы. Старик проводил их до двери и помолился за спокойное путешествие. Джурина познакомилась с остальными парнями и поделилась своей целью, и несколько из них прошли вперёд, охваченные увлекательным разговором и не заметившие, что кто-то остался позади. Ёнхо держался за пояс на пальто Доёна, тот не придавал значения чужим рукам на своей талии, пока хватка не усилилась. — Что-то не так? — Зачем с нами эта девчонка? — Ёнхо выглядел спокойно, но нотки в голосе выдавали, что ему не нравилась компания Джурины. — Она напросилась к Чону, чтобы мы проводили её до Эдо. Ничего личного, просто помогаем ей попасть в город, ведь без мужчин не пускают. — Если женщине нельзя путешествовать без мужчины, то как она вообще сюда попала?