▼▼▼
Тихие короткие шаги, Доён слышал их; звук пронизывал его уши, не давая усомниться, откуда он шёл. Остановка, разворот — и на него смотрел Тэиль, глупо хлопая глазами, словно наивный дурачок, случайно столкнувшийся с озлобленными ронинами и задевший одного из них. Искренности ноль — одно только желание закончить детскую игру в свободу и вернуться к своим делам. Тэиль взял Доёна за рукав и притянул его к своей груди. Тот лишь залез рукой под воротник, погладил кожу под ней и, оставив лёгкий смешок, отпустил. Он продолжил путь в лавку с природными материалами, собранными на территории станции. — Куда направляешься? — Тэиль последовал за ним, поднимая подол одежды, чтобы та не волочилась по полу. — Мне нужно кое-что купить. — Я погляжу, любишь ты тратить деньги на себя любимого, а другим ни мона не оставишь. Когда мы жили в Симабаре, ты не казался мне настолько жадным. — Я их не просил идти за мной, они будут выживать своими силами, — вздохнул Доён, — или вернутся с тобой и Ёнхо туда, где не надо переживать за будущее. — А если серьёзно, то зачем? Глаза у Тэиля стеклянные, блестящие, словно покрыты плёнкой; смотрели они с интересом. Взгляд Доёна же лёгкий как дымка, загадочный и не дающий никаких ответов, но, зная, что старший не отвяжется, он решил признаться: — Мне Джэхён чашу подарил. Красивую. — Любая керамика для тебя красивая, ты на любое искусство облизываешься, как типичный обитатель ивовой рощи. — Но она особенная. Подобные подарки я получал только от патронов, а тут близкий друг и коллега потратился на такую вещь, чтобы подбодрить меня. — Джэхён добрый малый, от него вполне ожидаемо. — И я разбил её. Тишина. И короткий вздох сожаления. — Зачем? — спросил Тэиль. — Это вышло случайно. Когда мы с Чону перекусили в «Доме вьюновых супов». Я не смог пережить эту потерю и простить себе то, как халатно обошёлся с дорогим подарком. Все осколки собрал и теперь думаю: как её починить? В голове столько вариантов, но ни один мне не нравится. — Скобами? — Такая пошлость. Уродство в чистом виде. — А есть ещё варианты? — Лаком склеить и покрасить. Но уйдёт много времени, а я не хочу лишний раз светиться, да и стараюсь, чтобы Джэхён об этом не узнал — расстроится. Вот и ищу сок лакового дерева и думаю, где достать золотой порошок. Не знаю, когда буду чинить. Маленький домик, ветхий и грязный, хозяева давно его не мыли, не чистили снаружи и явно не убирались внутри. Несколько мужчин, довольно крепких, продавали соки разных деревьев, кору, игрушки, сделанные из древесины, и многие другие забавные вещи, которые можно найти за пределами станции. Доён проходил между рядов одинаковых корзин, заполненных разными странно пахнущими материалами, а в самой глубине стояли чаши с соком. На цвет почти все одинаковые, но аромат кружил голову. — Вам подсказать? — один из мужчин подошёл к Доёну, его низкий голос эхом прошёлся по домику. — Д-да, — запнулся Доён, — это ведь соки разных деревьев? А лакового есть? — Вот, — перед глазами появилась чаша с жидкостью нежного жёлтого цвета в ней. Запах ненавязчивый, поэтому Доён неосознанно приблизился, чтобы принюхаться сильнее. Мужчина тут же оттолкнул его и зарычал, испугав остальных гостей в лавке. — Не смейте так делать, если хотите жить! У меня сын умер в прошлом году. Тоже сок лакового дерева собирал, надышался и слёг. — Извините. — Я не знаю, для чего он вам, но не будьте дураками. Слова предостережения смутили Доёна, взгляд мужчины напоминал оскал дикого животного, словно в нём бушевали агрессия вперемешку с заботой. Его тело напряглось, тяжёлые руки покрылись венами, он стискивал чашу с соком так сильно, что ещё один нажим — и она разобьётся вдребезги, расплескав по всем посетителям яд. Грубую руку накрыла рука легче и тоньше. Доён сжал пальцы, вложив них все силы, что остались — и тепло разлилось по чужому телу. Мужчина ослабил хватку, поставил сосуд на стол и обратился к гостям: — Берёте всё-таки? — Пожалуйста, — поклонился Доён. Тэиль за его спиной скривил лицо. Из домика они вышли с соком, довольные, но немного напуганные от предупреждения; лучше спрятать сосуд куда-нибудь в неприметное место, чтобы нечаянно кто-то не взял, не перепутал со съедобным и не отравился. На улице светло, местные во всю работали, трудились до потных рубашек, а лодочники как на фестивалях зазывали всех желающих сократить Токайдо по морю. Несколько продавцов свежей рыбы, стройно выложенной в ряд перед потенциальными покупателями. Поездки по воде для богатых — идеальное место для свидания. И они вдвоём, со спешкой и огоньком в глазах наблюдали за бытом, чего так давно им не хватало. — И далеко на одном лаке собрался? — Мне бы к нему ещё золотой порошок, да вот идеи, где его взять — нет. Тэиль замедлил шаги, пока не остановился полностью. Доён не заметил этого, пока не увидел рядом друга, развернулся — и встретился с чужими глазами, расстояние между ними — от силы дзё, а ощущение, что он успел отплыть уже на целый ри. Он подозвал Тэиля рукой, мол, что ты там стоишь, иди сюда. В ответ получил лишь тяжёлый вздох и томный взгляд. Доён испугался, аккуратно спрятал чашу в рукаве и вернулся. — Что ты там стоишь? — Думаешь, самый умный здесь? — начать Тэиль решил с резкого осуждения, что как гром упало Доёну на голову. — С чего ты так агрессивно нападаешь? Тебя возмутил сок? Или порошок? Если не хочешь его искать, то можешь вернуться в рёкан. Я не просил тебя идти за мной. — Дело не в твоей разбитой чаше, а в том, как ты ведёшь всю группу через Токайдо до самого Эдо! Я реально в шоке, что ты выстроил себя как лидера и пытаешься бултыхаться в этом деле, играя, что всё нормально. Что так и должно быть. Тебя не волнует гигантское ограничение в бюджете, и при этом ты тратишь деньги налево и направо. Сходил с Чону поесть вьюна? Молодец! Такая уверенность в том, что там, в далекой ставке сёгуна, вы найдёте счастье и благополучие, словно клиенты Симабары не рассказывали о тяготах жизни. — Это проблема? Тебе не нравится, что я стал лидером? — Дело не в лидерстве, не думай, что я ревную по этому поводу. Дело в той ложной надежде, которая появляется буквально из ниоткуда, но ты даёшь её им, насильно пропихиваешь веру в лучшую жизнь. Тебе не жалко? Не жалко Марка и Донхёка, которые теперь обречены жить в храме с жуткой женщиной, съевшей по слухам предыдущего ученика? Не жалко Чону, которого мог в ближайшее время забрать патрон и обеспечить ему хоромы и бесконечное богатство? Не жалко нас с Ёнхо за то, что мы пошли за вами в полную жопу ради вашей безопасности? Кто получает выгоду от побега кроме тебя? — Тэён, — Доён произнёс его имя уверенно. — Именно, что только Тэён. Тогда зачем тащить с собой остальных? — Они сами согласились, я никого не уговаривал. Изначально все мои деньги рассчитывались на троих человек: меня, Тэёна и Джэхёна; остальные подслушали наш разговор, начали плакаться, умолять, шантажировать — делать всё, чтобы я разрешил пойти со мной. Даже если планы поменялись так резко, было тяжело отказать близким мне людям. Свои судьбы они держали в собственных руках, я предупредил сразу; ограничения будут повсюду, деньги, предназначенные на троих, приходилось делить на семерых, а с вами аж на девятерых. Я не из жадных людей, могу дать слабину и позволить сладость или развлечение. Не буду прогонять тех, с кем работал бок о бок несколько лет, но и за жизни чужие отвечать не буду тоже. Резкое молчание выбило их обоих из колеи, слова хоть и звучали вполне убедительно, но Тэиль видел в них лишь отмазки и чистый эгоизм младшего. Такой, какой он замечал во время работы в борделе, когда Доён с видным лицом показывался хозяину, громко и гордо говорил, что сделал за день, и соглашался на любого гостя, что для куртизанки второго ранга было как минимум унизительно и мерзко. Он делал всё это ради повышения в глазах хозяина, его одобрения и привилегий. Всё то, что Тэиль получил только за то, что понравился хозяйскому сыну. — И ещё, — добавил Доён, — Тэёну определённо лучше сейчас. Его здоровье шаткое и слабое, постоянное напряжение от работы только ухудшало его состояние. Пусть идти пешком долго и невыносимо — он сам счастлив увидеть мир за пределами квартала. Ему понравился Киото, нравятся и станции, какими банальными и одинаковыми они ни были. Нравится наблюдать за обычными людьми, ничего не сведущих в делах любовных; все эти лодочники, продавцы рыбы, тканей, ремесленники — они такие интересные для его незрелого ума. Я верю, это путешествие вылечит его. И ты не встанешь у нас на пути. Тэилю осталось только ухмыльнуться. Доён, главный хитрец в их бывшем борделе, просил прозрачности в побеге. Умолял отпустить их на все четыре стороны и забыть, как сон. Только вот ни патроны, ни хозяин такое из головы выбросить не могут, а потому все откровения пролетели мимо ушей, превратились в пыль, на которую не стоит обращать внимание. Тэиль устал. Ему надоели детские выходки взрослых людей, надоели те, кто считает себя самым умным, находясь на дне общества. Доён, прикрываясь благими намерениями, играя роль спасителя, потакал своим эгоистичным желаниям, в его сердце ни толики жалости к тем, кто этот путь не переживёт. Пока он слепо верил, что труд его приведёт к великим результатам, по обе стороны от него останутся от силы человек–два, и среди них вряд ли окажется горячо оберегаемый всё это время Тэён. — Ладно, — кивнул Тэиль, — и где мы этот твой порошок-то купим?▼▼▼
— Молодые люди, вас не покатать на лодке? — Мы путешествуем по суше, да и многовато нас на её одну, всё-таки откажем вам, дедуля! — Тэён помахал рукой, отгоняя лодочника. — Так я вас переправлять никуда не собирался. Просто покатаю, покажу город с такого ракурса, пейзаж по ту сторону необычайный, в Японии такой другой не найдёшь. Окружённый толикой сомнения, Тэён взглянул на Джэхёна; глаза того загорелись от предложения прокатиться вдвоём, но виду он не подал. Просить деньги у Доёна на такое интимное развлечение — верх наглости, хотя он мог вполне отложить им несколько монет. Тэён вынул мешок, где раньше красовалась приличная сумма за ногти, которую он почти полностью потратил на то несчастное каго с задиристыми носильщиками, чтобы с Джэхёна не содрали шкуру. На дне мешочка лежал жалкий моммэ, и Тэён уверенно вытащил его и показал Джэхёну с видом, мол, смотри, пойдём прокатимся и отдохнём немного. Он уже понял, что тот ему не откажет, а с удовольствием воспользуется возможностью, которую ему предлагают, пусть это и чужие деньги. Ногти у Джэхёна на одной руке всё ещё при себе — чаша не стоила заоблачных денег — поэтому рано или поздно настанет день, когда он с ними попрощается ради выживания. А если Тэён сейчас предлагает, то отказаться будет невежливо. Они вдвоём подошли к мужчине, что позвал их ранее, и протянули ту единственную монету. Лодочнику её оказалось достаточно, и они сели к нему и ждали, пока тот оттолкнётся от берега. — Я обычно парочек вожу и рассказываю про наш быт и прочее, но вам вряд ли нужны чьи-то сопли. — Нет-нет, рассказывайте, — Джэхён махнул рукой, — если вам неуютно, то представьте нас типичной парочкой, какие были до этого. В лодке тесно, ничем особо не займёшься, поэтому мы будем благодарны, если вы нас развлечёте. Вода была необычайно прозрачная, хотя ни для кого не секрет, как ей пользовались местные. Тэён лично в этом убедился, когда сам купался в водоёме, откуда одновременно ещё пили и где мыли посуду. По виду нельзя сказать, что глубоко, да и страх воды Тэёну чужд, но всё-таки было в ней нечто завораживающее и пугающее, что взывало к природному страху, пробуждало животное и первобытное так, что хотелось не просто отстраниться от края лодки, а как можно быстрее выбраться на сушу и успокоить внутреннее «Я». Мужчина плыл неспеша, набрал размеренный темп, чтобы лодка не топталась на месте, но пейзаж был в меру динамичным. Он болтал без умолку, рассказывал про старуху-жену, болеющую так давно, что он ждал её кончины; про умершего сына, по глупости столкнувшегося с парочкой ронинов; про дочь, проданную в купальню одной из станций на Токайдо, чтобы хоть как-то проживать старость. От последнего хотелось невольно дёрнуться, сжаться от неловкости и другого неприятного чувства, но Тэён видел, как равнодушно Джэхён пропустил рассказ мимо ушей, чтобы не калечить себя ещё больше. — Мы народ простой, зарабатываем всеми возможными способами, а девочки на то и нужны, чтобы выгодно их продать. Будь у Тэёна типичная семья с женой и детьми, может, он рассуждал бы так же. Он бы ничем не отличался от обычного мужчины и не чувствовал угрызения совести от поступка. Но увы, опыт в Симабаре ставил на всех этих размышлениях огромный блок, все эти проданные девочки стояли с ним на одном уровне, поэтому эмпатия просто не позволяла обращаться с ними так, как обращались с ним. Возможно, он никогда не станет настоящим мужчиной, если продолжит так думать, но с того момента, как он попал в Симабару, всё уже было решено. Поэтому, чтобы не разочаровываться в лодочнике дальше, Тэён прилёг Джэхёну на грудь, засунув руку ему под пояс, переплёл свои ноги с его и закрыл глаза. Ничего примечательного ему не снилось, лишь уродливые фигуры, отдалённо напоминающие то ли животных, то ли людей. Казалось, что это была их компания, но почему-то в составе проглядывались чистейшие иллюзии, настолько фантасмагоричные, что их можно перепутать с ёкаями. Хотя, если подумать, местные слухи о них достаточно фантасмагоричны сами по себе, а потому Тэён не придал им никакого значения. Среди плавных изгибов и чётких контуров с ними стояло что-то мягкое и пушистое, пределы которого не рисовались одной линией. «Кролик, наверное», — подумал Тэён. Вдруг две из фигур начали борьбу, их границы пересеклись, формы потерялись в смеси красок. Они сливались и разделялись, делали это снова и снова, метались из стороны в сторону, не замечая остальные фигуры и вместе с ними и Тэёна. То они превращались в одно целое, до жути чёрное, как смоль, то отстранялись, словно поглощённые страхом потерять себя, но не могли разойтись до конца, словно невидимые ниточки провели между ними и тянули что есть силы, лишь бы натравить тени друг на друга. Их бой походил на танец: такой же лёгкий и ненавязчивый, какой Тэёну довелось видеть на картине, показанной Чону, где причудливые иностранцы без толики стеснения сближались с женщинами до неприличия, что от одного вида румянец покрывал щёки и хотелось отвести от стыда взгляд. Но любопытство брало верх, и он, собрав волю в кулак, широко открывал глаза и жадно проглатывал всё, что ему показывали. Борьба продлилась недолго: одна из фигур выдохлась, полностью иссякла и потеряла живость, превратившись сначала в непонятное жидкое пятно, блекло распластавшееся на полу, а потом отдавала цвет. Её поверхность становилась всё прозрачнее, пока полностью не превратилась по материи на крылышки насекомых. Плавные хаотичные линии выстраивались в правильный силуэт, и Тэён заметил, что она теперь походила на человека, только плоского и прозрачного. Это мог быть кто угодно, но искусно, как по линейке выведенные линии напоминали только его. Жизнь фигуры определённо угасала, она теряла желание продолжать, лишь немного тряслась, пока полностью не успокоилась. «Это же!» — хотел Тэён выкрикнуть, как его резко выбило из сна. Он открыл глаза и увидел перед собой встревоженное лицо Джэхёна. Его брови опустились, и на носу появилась морщинка. Тэён проморгался несколько раз и понял, что лежал на чужой груди, частично укутанный в пальто. Солнце нещадно слепило, старый лодочник что-то рассказывал, но его слова превращались в неразборчивые звуки, как бы Тэён ни старался распознать речь. Они всё ещё плыли по морю, наблюдали за станцией и наслаждались пейзажем. — Приснилось что-то плохое? — голос Джэхёна звучал с переживанием. — Почему ты так решил? — Тебя так быстро вырубило, но при этом ты без конца ворочался, как одержимый. Нам даже предложили вернуться на берег, ведь казалось, что тебе стало плохо. Тело было холодным, поэтому я прижал тебя к себе и припустил пальто, пытаясь им хоть как-то накрыть. — Снилось мне что-то непонятное, даже вспомнить не могу, — подтвердил Тэён, — но никакой неприязни после я не чувствую. Наоборот, это было что-то тёплое, согревающее сердце, хотя казалось, что передо мной предстала маленькая война. — Между кем и кем? — Я не знаю. Но войны этой допустить бы не хотелось. Тэён задумался, что даже не заметил, как Джэхён попросил у мужчины весло. Тот послушно его отдал, а сам отвернулся в другую сторону, дав паре немного личного пространства. Весло лежало у них под ногами, лодка почти стояла на месте, и лишь тихие волны покачивали её из стороны в сторону. — Давай не будем думать о войнах и бедствиях. Думаю, мы заслужили счастья для нас, даже самого маленького. Голос Джэхёна спокойный и еле слышимый, чтобы его не поймало чужое ухо. Слова, сказанные им, блестели правдой под уходящим в закат солнцем и уходили под воду долго и размеренно. Тэён давно не ощущал себя так хорошо, когда сердце билось ровно, а не бежало в бешенном ритме; когда можно было закрыть глаза, если хотелось спать; когда люди вокруг обещали сохранить его что есть силы. Тихо покачиваясь на воде, они нашли друг друга в розоватом свете солнца. Джэхён поднялся, чтобы поцеловать Тэёна, и время замедлилось, как если бы этот поцелуй мог остановить мир вокруг. Лёгкий бриз поднимал волосы Тэёна, а Джэхён держал его крепко, словно боясь потерять в этом волшебном моменте. Всё, что осталось, это магия заката, ласкающая их души, и нежность, заполняющая их сердца. Вдруг лодка начала плыть медленно по течению, и Джэхён, не отрываясь от поцелуя, взял весло, чтобы подчинить воду своей воле. Небо сверкало всеми оттенками розового и фиолетового, отражаясь в их глазах, создавая ощущение, что они парят в волшебной атмосфере. — Ты всегда находишь способ управлять всем, даже веслом! — Тэён, ощущая решимость Джэхёна, игриво вырывается из поцелуя, нежно смеясь. Джэхён ухмыльнулся, прикасаясь к носу Тэёна кончиком своего. — Только чтобы создать для нас идеальный момент. — Фу, как слащаво! Я подобного от патронов вдоволь наслушался. И смешок. Они продолжили плавание по воде, где тени от солнечного круга играли на их лицах. Джэхён взял весло одной рукой и ласково обнял Тэёна другой. Он медленно двигал лодку, создавая лёгкие волны, которые касались их ладоней, играя с чувствами и эмоциями. Иногда было слышно, как тоскливо вздыхал лодочник, надеясь, что ему вернут управление лодкой, но не хотел вмешиваться в чужие любовные дела и портить момент. Всё-таки он сам предложил им прокатиться и не догадывался, кем могли оказаться его гости. — Мы все еще в пути к Эдо, — сказал Джэхён, глядя в глаза Тэёна. — Но, может быть, этот момент — наше собственное прекрасное путешествие. Тэён улыбнулся, прижимаясь к Джэхёну еще крепче. — Да, и, возможно, самое важное приключение еще впереди. В полутьме смотрели друг на друга, зная, что они, несмотря на разные трудности, остаются вместе. Лодка несла их вперёд по воде, словно символизируя их общий путь, и уже под слабым лунным светом они продолжали вместе преодолевать все тени, которые могли бы появиться на их пути. Мужчина тихо забрал весло и направил лодку в сторону берега, ожидая там новых посетителей, желающих прокатиться.▼▼▼
Юта, грустно смотря на приходивших в гостиницу, в очередной раз задумался о том, а нужно ли ему вообще всё это. Последнюю неделю события происходили калейдоскопически, стремительно сменяя бессмысленные локации, где люди представлялись размытыми пятнами с чёрными масками. За весь путь он не запомнил никого, кроме Джурины, и то потому, что она решила отправиться с ними. Понятно, что рутина надоела всем и её сквозь зубы приходилось преодолевать: искать рёкан, еду, транспорт. В таком ритме привыкли жить лишь матёрые путешественники, а они всего лишь группа беглых куртизанок, проблемы которых крутились только вокруг мужчин, но никогда — вокруг карт, дорог и правильного распределения бюджета. Они всё приходили и приходили, словно их прорвало потоком. Юте не интересно, кого где носило, но со временем терпение уже было готово вылиться за края воображаемой чаши, и он выплеснет всё это на, казалось бы, дорогих ему людей. Вот он уже не замечал, как стоит в комнате и ругается с Ёнхо, пока остальные с интересом смотрят на представление и предугадывают следующие реплики. Поведение, достойное местных Симабары. — В чём твоя проблема? Это уже не первая жалоба с твоей стороны. Что, в Эдо расхотелось? Каждое слово Ёнхо сочилось ядом и сарказмом, или так казалось только Юте, потому что остальные выглядели так, словно смотрели не комедию, а трагедию. Сказанное они явно воспринимали всерьёз, чем только пугали сильнее. — Нет, в Эдо мне как раз очень хочется, только вот ваш темп скоро от меня один прах и оставит! Почему так медленно? И не надо прикрываться Тэёном, мы таким образом к Новому году прибудем. Люди проходят весь Токайдо за две недели. За две! А сколько в пути мы? Сотый год? Это откровенное издевательство над временем, которого у нас в недостатке. Прошу отметить, что деньги не вечные, фуросики Доёна знатно исхудал, а ногти так быстро не растут. Что прикажете делать? Дальше отдыхать по отдельности, тратиться на супы, картины, поездки на лодках, вы с ума сошли? — Неужели Юта обиделся, что его супом не угостили и на сюнга не отправили? — Чону сказал слишком громко и сразу же пожалел, когда столкнулся взглядом с Ютой. Он ловким движением глаз заставил его закрыть рот и не сочинять историй, а потом снова повернулся к Ёнхо. — Не нужны мне ваши картины и прочий мусор, я всего лишь хочу попросить вас двигаться чуточку, — Юта показал пальцами, — чуточку быстрее! — Несколько дней тебя не трахали, и ты уже с ума сходишь. — Ёнхо, я– — Тебя под знаком Крысы зачали, вот ты и бесишься по любому поводу. Успокойся, пожалуйста, и не разрушай планы. Я думаю, у Доёна всё под контролем. Услышать подобные слова от друга, с которым прошёл столько переживаний, Юта не ожидал. Да, Ёнхо очень страшен, когда зол или раздражён, но за языком он обычно следил и не позволял себе обижать никого в борделе. «Тебя под знаком крысы зачали», — может, он так отшутился, но совсем не предусмотрел обстоятельства. Юта взглянул на остальных, кто ещё остался досматривать этот дешёвый театр, пародию на Кабуки, хотя, казалось бы, куда ещё ниже, и увидел, что не только он был в шоке от сказанного. Тэён с переживанием смотрел на него, переступая с ноги на ногу, но ничего не говорил. Тэиль в глубине комнаты невольно цокнул так, что слышно было даже на улице. Глупое ли решение — обида в такой ситуации? Глаза застланы ей, и Юта не заметил, как сказал, что останется здесь. — Мы неправильно расслышали? — покосился Доён. — Всё правильно. Я не пойду с вами дальше. Развлекайтесь весь путь, а мне уже всё равно. Он настоял на своём, обескуражил остальных, скудно попрощался и даже не проводил их ранним утром. Не думал Юта, что так он разойдётся с теми, кто прикрывал его зад, когда он болел. С кем он растапливал снег зимой, чтобы не платить за питьевую воду и онсэн. С теми, кто видел его полностью разбитым, кто прошёл с ним юность, состоявшую из переживаний о будущем, боли и страха. И хотя планы на рёкан были большие, долго оставаться он не смог. Не прошло и полного дня, как Юта посчитал все деньги, что у него остались после отправки письма, и прикинул, что на каго хватит. Ладно уж, извинится он перед всеми, скажет, что совершил глупость, опустит тупую пошлую шутку и продолжит делить с ними путь до Эдо. Времени, отведённое им быть вместе, стремительно уменьшалось, а такие глупости, вспышки агрессии и обиды, испортили настроение не только Юте, но и другой стороне. Перед тем, как заказать паланкин, он пошёл на почту, туда, где обычно стояли совсем юные мальчишки и с огоньком в глазах бегали по всей стране в поисках получателя. Система эта работала криво, но энтузиазм посыльных мог перекрыть все отрицательные стороны. Юта пришёл туда, отметился, мол, вот он я, посмотрите и запомните, я в скором времени получу письмо. Он ничего не спросил — за такое короткое время посыльный ещё не добежал до Киото, а уж назад тем более. В каго он сидел уже спокойный, с каплей сожаления, что повёлся на собственные эмоции, но чувствовал себя лучше, намного приятнее, чем когда он смотрел на тот же город по прибытии.