Когда Нумадзу показался, Доён сразу смутился, как быстро и настойчиво все разошлись кто куда. Одно мгновение — и он стоял в одиночестве посреди улицы, только ветер развевал его волосы, и прохожие в спешке толкались, не удосуживаясь извиниться.
То, что Ёнхо с Тэилем так быстро исчезли, даже не удивляло: на протяжении всего путешествия они старались держаться друг друга и поддерживать, ведь всё-таки оказались невольно в таком положении. Никто убегать не планировал, а хозяин был строг, что заставил ловить беглецов собственными руками, а они взяли и отправились с остальными. Пусть отдыхают наедине, пока у них есть время.
Юта, обычно шумный и флиртующий со всеми подряд, после ссоры хоть и вернулся в компанию, но стал заметно ласковее, словно наконец прирученное животное. Он извинился и пообещал Доёну, что будет слушаться его во всём. Но во время последней пешей дороги он подозрительно замолк, стал нелюдимым и бросал на своих приятелей взгляды, словно они убили человека. Натура Юты всегда была для остальных неизвестна, этот истинно японский шарм и природа, которая иностранцам была чужой, искусственно принятой, раскрывали его со стороны таинственной, обаятельной. То, что сейчас он вёл себя подозрительно, могло быть лишь его нынешним настроением — мрачным и печальным.
Кролик в руках Доёна извивался; он укутал животное в платок, чтобы его было легче носить, хотя и понимал, как кроликам не нравится не чувствовать землю под лапами. Ситуация мутная и непонятная, поэтому он не решился носить его с собой, а оставил с Тэёном: к животным он был более неравнодушен, нежели Доён. И вообще, с кроликом надо было что-то делать — либо съесть на обед, либо превратить в полноправного члена их беглой компании, третьего не дано. Уж слишком много на него внимания, тот постоянно бегает и грызёт первое попавшееся растение, и Доён даже не знал, какое из них ядовитое, а какое — нет. Он, конечно, станет ухаживать за кроликом, если решится быть хозяином, однако понимал, что ответственность над животным может только обременять, тем более, в их ситуации.
Они все разошлись у рёкана, пообещав вернуться до ночи. Тэилю наконец-то надоело следить, чтобы все возвращались вовремя, и он исчез куда-то с Ёнхо, оставив роль злой мамочки на Доёна. Доён матерью быть не умел — только просто злым, а потому разрешил беспредельничать, но исключительно в пределах Нумадзу.
Джурина тут же взяла под руку Чону, и они ушли в сторону с более дорогими гостевыми домами и кабаками. Откуда у девчушки деньги, Доён не знал и предполагать не хотел. Она довольно спокойно и легко переносила путешествие, так что пусть уж дойдёт до Эдо, а там разберутся. Джэхён хотел на остатки денег, буквально крошки, дополненные Тэёном, пополнить запасы, пообещал вернуться до вечера и ушёл, испарился в мгновение, оставив от себя пыль. Юта спрятался в комнате, попросив не беспокоить его, Тэён составил ему компанию. Доён решил не беспокоить их, поэтому невольно поплыл по улице, позволив потоку людей вести его.
Ему интересно, чем занимаются люди, как привлекают туристов, устраивают развлекательные программы или попросту обворовывают неугодных им. Доён на человека богатого не похож, но всё равно стоило быть внимательным. Так, осматриваясь по сторонам, он набрел на конец Нумадзу, где услышал знакомые голоса.
— Сил моих больше нет! И времени тоже, я не могу тянуть это до самого конца!
— Как близко они подошли уже? Я буквально на прошлой станции видел их лица, они внаглую следовали, дыша мне в затылок.
Это Ёнхо и … Тэиль? Доён боялся ослышаться, но эти голоса, что сопровождали его долгие годы жизни в Симабаре и сейчас, во время путешествия, он перепутать не мог. Этот игривый тон Ёнхо и мелодично протянутые ноты, которыми обычно говорил Тэиль — это всё они.
Но перед тем, как делать выводы, Доён снова прислушался, о чём же они говорили.
— К ним и не подойдёшь толком — сразу убегают и прикидываются брёвнами.
— Мы должны их отогнать, — сказал, как показалось Доёну, Ёнхо. — Они только пугают остальных. Скоро наши разговоры превратятся в беседы больных на голову.
— Да знаю я! — ответил ему Тэиль. — Чону мне все мозги выел своими подозрениями, что за нами следят. Серьёзно, он каждый угол теперь проверяет и докапывается даже до обычных прохожих! Я устал убеждать его, что это всё глюки от усталости, но я не смогу вечно ему врать. Надо либо попросить их быть аккуратнее и следить издалека, либо закончить со всем прямо сейчас.
— Ты хочешь сказать?
— Да, именно так, как ты подумал. Нужно дать знак, что слежка прекращается, и хватать всех тех, кто сейчас с нами. И девчонку эту тоже, а то многое может разболтать.
— Посмотрел бы я на лицо Чону, когда он узнает, что ты ему нагло внушал, что он ненормальный, когда он видел всю ложь насквозь, — усмехнулся Ёнхо. — Жаль мне его, он ведь свято доверял тебе.
— Мне жаль так с ними поступать, но моё терпение тоже не вечное.
«О чём они говорят?» — не понимал Доён. По тем обрывкам разговора, что ему удалось уловить, Тэиль пытался ослабить бдительность Чону, когда тот постоянно делился своими чувствами. Он и Доёну тоже часто рассказывал, что не мог спать или есть, потому что думал, что кто-то посторонний это видит. Чону наивно полагал, что его воображение разыгралось не на шутку, пытаясь подавить усталость своего хозяина, но нет! Все эти подозрения, как теперь оказалось, могли вполне быть правдивыми. О какой слежке говорили Тэиль и Ёнхо. О слежке за ними? Но зачем? Что они получат от неё? И кто заказчик? В голове Доёна тьма вопросов, и ни один из них не получил должного ответа, сознание затуманилось, мысли крутились только вокруг одного: неужели их предали? Обманули? На старших они наткнулись внезапно, когда искали одежду в Нисидзин. Эти странные разговоры, попытки убедить вернуться в Симабару, тема, к которой они всегда возвращались, как бы ни были далеко от Киото. Всё это указывало на то, что каждое слово, каждая торжественная речь была заготовлена заранее на случай, если убеждения не подействуют.
— А что делать с Марком и Донхёком? С той женщиной их оставили, теперь назад толком не заберём.
— Отпусти их, я скажу хозяину, что они потерялись по дороге и исчезли. Пусть их жизнь будет спокойной до самого конца. Не думаю, что хозяин сильно расстроится: не много прибыли с них сдирали. Младшенькие обидятся, конечно, и расплачутся, но что поделать. Эти мужики, что за нами хвостом идут, совсем не знают, сколько нас в итоге, они полагаются только на мои показания. Навру им, что это все, а уже в Симабаре начну оправдываться, мол, когда поймали беглецов, Донхёка и Марка среди них не было.
— Ох, повезло мелким, — Ёнхо ухмыльнулся.
— Повезло в том, что непопулярные. А вот Чону и Тэёна надо брать в любом случае и мордашки им не повредить, если будем биться. Самые ценные мальчики в борделе, от меня ничего не останется, если придём без них.
— Не переживай, Тэиль, я позабочусь об этом.
— Рад слышать подобное от союзника в этом непростом деле.
Их разговор был похож на бред, именно на бред безумцев, готовых пойти на убийство или насилие ради собственной выгоды. Эти милые светлые лица совсем не подходили под их слова, колючие и жестокие. Одна большая шутка, что мягкий и пушистый Тэиль способен так грубо отнестись к тем, кого он все эти года защищал, ради благословения хозяина.
Или может, это Доён реально сошёл с ума, раз посчитал, что против него что-то замышляют. Может, он пропустил начало разговора и недопонял старших. Может, у них свои способы защиты, и эти люди, казавшиеся Чону врагами, на самом деле здесь, чтобы помочь избежать наказания за побег. Тогда почему Тэиль упомянул хозяина? Это оставалось загадкой. От потока мыслей у Доёна кружилась голова.
Разговор так и не закончился для него, ведь побег оказался самым логичным решением.
Доёну страшно. Доёну горько, что так получилось: он, затуманенный теми тёплыми отношениями, которые были между всеми ними, позволил подобраться к себе так близко, что нельзя больше сделать ни шагу. Он бежал изо всех сил, охваченный паникой, которую раньше никогда не испытывал. В его сердце, кроме неё, ютилась тревога и, как ни странно, страсть. Последнее чувство похоже на шутку, вызванное страхом быть пойманным, но Доён явно ощущал возбуждение от ситуации настолько же, насколько боялся её.
Первое, что пришло ему в голову — Тэён. Он хотел Тэёна во всех смыслах прямо сейчас, когда обычно старший вызывал в нём максимум желание обняться и укрыться вместе под одеялом. То тепло, что обычно излучал Тэён, резко превратилось в самый настоящий жар. В голове Доёна не укладывалось, что эта встреча, эта близость могла оказаться последней, поэтому никакой особой причины он не держал — просто хотел поддаться животному началу, которые в любых критических ситуациях стремились размножаться, чтобы после своей смерти оставить хоть что-то. Доён умирать не собирался, но, подгоняемый страхом, он явно чувствовал то, чего обычно бы избегал или не замечал. Тэён, по его мнению, был создан для любви мягкой, нежной, основанной на заботе и уюте, что исходил от него по отношению к остальным. Это с ними можно быть грубыми и развязными, смело говорить о желании переспать или заняться другими непотребствами, а к Тэёну обращаться учтиво, подходя к теме издалека.
Сегодня это правило придётся нарушить.
В рёкане пусто, все разбежались кто куда, в далёкой комнате отдыхал Юта, позабыв про всех, а Тэён, смиренно дожидаясь следующего отправления, перевязывал фуросики. Доёна он не ждал и, честно говоря, никого в принципе не ожидал, потому что знал, что друзья его решились в очередной раз прогуляться: подышать воздухом или посидеть в идзакая, если остались деньги. Чону, к примеру, он не видел ещё с утра. Он на пару с Джуриной отправился исследовать все потаённые уголки Нумадзу, такие тёмные и волшебные, зазывающие томным голосом наивных путешественников.
Когда Доён резко ворвался в комнату, красный и запыхавшийся, Тэён предполагал что угодно, но явно не то, что было на уме у младшего. Он никогда не предлагал первым, оставляя инициативу Тэёну, как бы иронично нелепо не выглядели их отношения.
— Напугал! — Тэён скривился. — Что-то случилось? На тебе лица нет.
— Я… не хочу клеветать без доказательств. Сегодня вечером у меня будет длинный и тяжёлый разговор с кое-кем, и к тому времени ты должен быть уже далеко отсюда.
Такие слова, конечно, напугали Тэёна. Кого поймал на хитрости Доён? Почему он прогоняет его, а не позволяет остаться и смотреть проблеме вместе в лицо?
Пока эти мысли крутились в голове, Тэён не заметил, как его повалили на старый гостевой футон. Перед ним появилось лицо Доёна, непривычно исказившееся в мольбе. Доён шуршал, проходился руками по чужому пальто, перебирая застёжки пальцами. Он в мгновение их расстегнул, и ему наконец показалось красный нижний халат, тот самый старый и потрёпанный временем, в котором разгуливали все парни их борделя. Под тканью, на шее, виднелась беловатая кожа, не такая, какой могли похвастаться другие куртизанки, как, например, Джэхён, но и тёмной назвать её язык не поворачивался.
Тэён лежал тихо, покорно, ожидая от Доёна всех действий. Он понял, чего от него хотели, и совсем не возражал. Пояс на его халате развязали, опустили до плеч, губы потянулись к поцелую — как тут кто-то потоптал, звуки были неравномерными, словно передвигались вприпрыжку. Доён отстранился и посмотрел в сторону шума.
Точно. У них же был ещё кролик.
Он потерялся под одеялом, где до этого отдыхал с Тэёном. Кролик смотрел с любопытством, удивлённо рассматривая своих новых хозяев. Его глупый взгляд, аккуратная мордашка, поза с пожатыми лапами после непродолжительной прогулки — всё указывало, что он внимательно наблюдал за процессом. Тэён убрал чужую руку от своего воротника, показывая нежелание продолжать.
— Э? Стесняешься животного что ли? — удивился Доён.
— Он напрягает. Мы можем его прогнать в другую комнату?
— Он ничего не понимает, расслабься.
Доён снова положил Тэёна на футон, поправив его волосы и халат, пройдя холодными ладонями по голому торсу. От резкой перемены температуры Тэён съёжился, кожа покрылась мурашками. Каждое прикосновение отдавалось приятным покалыванием, хотелось, чтобы это чувство продолжалось как можно дольше, но Доён не дал привыкнуть, сев на бёдра Тэёна.
— Сегодня так?
— Сегодня? Говоришь, будто у нас это еженедельная традиция…
— Было бы неплохо.
— Было бы неплохо… Но тогда бы пропало всё волшебство между нами.
Доён расстегнул своё пальто, припустил кимоно под ним и поёрзал ягодицами. Он пронзительно смотрел на Тэёна, следил за каждой его реакцией, зная, что тот с непривычки будет действовать хаотично, совсем не так, как с клиентами или другими коллегами. Тэён привык принимать, и когда его лучший друг проявляет напористость, да ещё и хочет оседлать его, он лишь в смятении может наблюдать, как это делало ещё одно существо в комнате — кролик, запутавшийся в одеяле, но до сих пор следящий за попыткой близости.
Доён не церемонился, когда пытался возбудить Тэёна. Это быстро, старший был чувствителен к любым стимуляциям. Поэтому, когда он ощутил на себе, как кожа Доёна липла к его, как его бёдра резво двигались вверх-вниз, призывая к активному участию, по телу прошлось щекотливое чувство. Тэён возбудился, лежа на футоне и наблюдая, как его обхаживали всеми возможными способами. Чужие руки прошлись по животу, коснулись пупка, спускались всё дальше и дальше, к члену. Доён обхватил его, некрепко сдавливая и прижимая к своему, который тоже успел встать. Он провёл несколько раз ладонью, поочерёдно касаясь то кончика, то основания, и жадно наблюдал, как Тэён реагирует.
Продолжал он недолго: стоило ему показаться, что кто-то из них уже оказывался на грани, Доён убрал руки и под продолжительный вздох опустился на член. Странно и непривычно, словно они чужие люди или супруги, не прикасавшиеся друг к другу после рождения ребёнка. То напряжение, которое на Тэёна оказывал Доён, собиралось в один огромный комок нервов, готовый разорваться от следующего движения. Вверх-вниз, медленные покачивания, глухой звук шлепков — их нелепая попытка разжечь страсть из горстки потухших углей.
Доён чувствовал отдалённость, чуждость близости, но всё же желал продолжения, поэтому потянулся к Тэёну с поцелуем, нежным и неловким, но самым тёплым, который он испытывал в последнее время. Тэён не был в настроении, его ум запутан, а ответа на вопрос, почему они вообще собрались переспать, так и не получил, но всё же, ощутив чужие губы на своих, углубил поцелуй.
Отстранившись, Доён выпрямился, спину выгнул полукругом аж до хруста, ведь уже давно ничего похожего не испытывал. Он двигался размашисто, двигая бёдрами, будто обслуживал давно знакомого патрона — немного лениво, но чётко по шаблону, внимательно глядя в чужие глаза, мол, я здесь, я весь твой.
Сравнивать Тэёна с клиентом казалось кощунством, и Доён тут же выкинул аналогию из головы. Он посмотрел перед собой и понял, что неловкость со временем сходила на нет: на его талии появились руки, крепко обхватили её и пытались следовать налаженному темпу. Доён перехватил одну из ладоней и переместил её на грудь, ближе к соску. Он массировал себя чужими пальцами, попутно наблюдая за реакцией: хотелось увидеть желание, томные глаза и тяжёлое дыхание.
— Т-тебе приятно? — Тэён говорил всё тяжелее с каждым словом.
— Мне приятно от любых твоих прикосновений: объятий, поцелуев, ударов. Но приятно ли тебе? Ты выглядишь таким равнодушным.
«Я правда не хочу видеть тебя таким. Я всегда думал, что мы большее, чем плотская близость, то такая отстранённость убивает меня».
— Это… непривычно, тем более ты оседлал меня, но я пытаюсь расслабиться. Можешь продолжать в своём темпе, я подстроюсь.
Верно, Тэён не знал, почему они всё это начали, поэтому резкая вспышка эмоций, которую выбросил Доён своей просьбой, сбила его с толку, но отставать он не намерен. Он убрал руки от груди, прошёлся пальцами по чужим рукам вверх, к плечам, оттуда к острым ключицам, проводил по ним всей ладонью, нежно щекоча. Вытянул указательный палец и слегка надавил на шею в районе кадыка, потом ещё выше, до самого подбородка, оттянул нижнюю губу, наполненную красным, и надавил на неё. Дальше не доставал, но видел, как его лёгкие прикосновения пробудили Доёна от полусонного состояния, в которое его чуть раньше ввёл сам Тэён.
За окном ярко и солнечно, а в комнату еле пробирался свет, словно в ожидании холодной зимы, и они — пытаются согреться самым нестандартным способом. На момент показалось, что стало невыносимо жарко, будто разожгли костёр прямо в гостинице, где-то на нижнем этаже, чтобы распалить самые прохладные отношения в мире.
Доён ускорился, полностью охваченный страстью, он вёл процесс, оставив Тэёну лишь молча наблюдать. Тот изредка испускал тяжёлые вздохи, переходил на писк или бил по футону в знак полного подчинения. Чувства переполняли их обоих, любовь — во всём её понимании — перемешивалась с тоской, так неумолимо проникающей в их сердца.
Всего единожды стоило Тэёну дать о себе знать — и Доён не сдержал вскрика, словно прятал его всё время, боясь быть услышанным. Он двигался размашисто, не жалел себя, хотел оставить этот день незабываемым следом на теле: пусть оно болит, пусть ноет, напоминает, что с Тэёном они всё-таки переспали спустя долгое время. Тот поцелуй, до жути слюнявый, хоть и был неловким, да напоминал об одном главном — они живые, только они могут испытывать близость, настоящее животное вожделение, каким бы светским мероприятием посиделки с куртизанками ни считались.
— Всё… хватит, — Тэён взял Доёна за талию, будто пытаясь оттолкнуть. — Не могу больше.
— Можешь расслабиться, как решил раньше. Я всё сделаю.
— Но ты ещё не кончил…
— Не думай много обо мне, я тоже хочу, чтобы тебе было хорошо.
Доён, хоть и чувствовал приближение разрядки, специально замедлился, обрушивая на Тэёна тягучее напряжение. Он следил за руками, вздымающейся грудью, глазами, бегающими озадаченно в поисках, за что бы ухватиться. А потом резко опустил корпус, встретившись с Тэёном взглядом, и схватил того за волосы. Глаза перед ним тут же округлились от неожиданности, Тэён хотел что-то сказать, но Доён заткнул его двумя пальцами, будто желал, чтобы старший подавился ими. Он вытащил их и провёл по лицу Тэёна, размазав слюну. И снова поднял бёдра.
И снова опустился.
И так несколько раз.
Пока Тэён не сдался.
Доён почувствовал, как тепло разлилось внутри его тела, как обмяк перед ним Тэён, но рука тянулась к его члену. Совсем не обязательно, но очень приятно, что о Доёне позаботились. Несколько коротких движений — и живот Тэёна испачкался семенем.
Доён, толком не отдышавшись, опустился перед лицом Тэёна, держа весь вес на предплечьях. Пот стекал с его носа крупными каплями, падал ритмично прямо на щёки старшего. Дыхание у того, кстати, тоже всё не могло выровняться, поэтому они тяжело дышали и смотрели друг на друга с теплотой.
— Ну как?
— Все вопросы позже, я понял, но будь уверен, что их у меня собралось очень много, — прошептал еле слышно Тэён.
Доён засмеялся первым.
▼▼▼
Пока они в спешке пытались справиться с тревогой, волной хлынувшей на них, из соседней комнаты появился Юта. Как оказалось, он на время покидал Рёкан и искал остальных. Весь красный и запыхавшийся, он прошёл в комнату и сразу же лёг на футон, где совсем недавно Доён с Тэёном предавались любви; они смутились, но не сказали другу ни слова.
— Юта, — Доён начал, но не знал, как поделиться своими догадками, что их выслеживали. — Мне нужно кое-что сказать.
— О, не поверишь, но мне тоже! Очень интересные новости. Начинай.
— У меня есть подозрения, что Тэиль и Ёнхо специально присоединились, чтобы выслеживать нас. Где-то неподалёку прячутся люди из Симабары, посланные хозяином, и ждут, когда Тэиль подаст знак. Нас вернут, чувства Чону не подводили его. Я не уверен и боюсь начинать эту тему, поэтому хочу посоветоваться с тобой. Что нам делать?
— Чону оказался самым сообразительным среди нас, а я видел его таким сопливым! Я пришёл, чтобы сказать одно: Чону сбежал с Джуриной в Эдо. Эта девчонка что-то ему наплела, и он без задней мысли согласился на её хулиганство. Не знаю, почувствовал ли Чону неладное или просто захотел пойти за ней, но факт остаётся фактом — они сейчас далеко; сомневаюсь, что будут идти вразвалочку, когда на хвосте много кто.
— Сбежали? — Доён опустился на пол от шока, Тэён поддержал его за руку и помог встать. На его лице тоже было смятение от произошедшего. Он никак не ожидал подобной дерзости от Чону.
— Абсолютно в этом уверен.
— На какие средства? Денег у них нет, проживут до Эдо на ногтях Чону?
— Проживут, а в Эдо у Джурины есть сестра, пристроит их двоих куда-нибудь. И ты даже в свой фуросики не заглядывал. Всё на месте?
— Я не думаю, что Чону решится воровать у меня… — Доён потянулся к фуросики и развернул его. Внимательно посмотрев, он в панике начал перебирать монеты, загибать пальцы и снова считать. Он выпотрошил всё содержимое и вывалил на пол. Сумма значительно уменьшилась с прошлой остановки.
— Ну как? — театрально спросил Юта, уже зная ответ.
— Не хватает.
— Ну вот и всё. Эта девчонка подтолкнула Чону на воровство, а тот, довольный, сразу же побежал опустошать твой платочек. Только вот не ожидает он, как дела пойдут в Эдо и к каким вещам Джурина его принудит. Одно хорошо — его не поймают и не вернут в Симабару, теперь Чону официально признан свободным от обязанностей куртизанки, искать одного человека по всему Эдо никакой богач не будет.
— Тэиль сказал, чтобы Чону и Тэёна вернули любой ценой, очень ценны для борделя, — Доён с сожалением посмотрел на Тэёна, который до сих пор держал того за руку. Одно дело, если поймается сам, другое — оставить дорогого сердцу человека позади.
— Если мы ускользнём от Тэиля, то он скорее сдастся и склонит собственную голову, чем в отчаянии будет искать нас по всему городу. Советую поторопиться и оставить его без улова.
— Юта, стой! Я ещё даже не уверен до конца, что это вообще он. У Тэиля могут быть другие планы; вдруг он хочет защитить нас или связался совсем с другими людьми, чужими для Симабары. Всё-таки сколько лет мы друг друга знаем. Я хотел бы остаться и разъяснить несостыковки.
— Нет никаких несостыковок! Ты абсолютно прав! — Юта ударил лоб рукой. — Именно этим он и промышляет сейчас. За Тэилем и Ёнхо приличный хвост, следящий с Нисидзин и готовый поймать нас в любой удобный момент. И они, судя по всему, те ещё непрофессионалы, раз так часто попадались Чону на глаза. Факт остаётся фактом: нас предали и всё это время тщательно раскладывали сеть, чтобы поймать прямо сейчас. Собираем вещи и валим отсюда!
— Почему ты так уверен в этом?
— Да потому что ты не первый, кто мне раскрывает личину наших «друзей»! — Юта распахнул ворот и вытащил оттуда смятое письмо. — Вот, полюбуйся! Почитай внимательно и сделай выводы.
Доён взял бумажку, развернул её и увидел знакомый почерк. Донхёк, точно его линии, его стиль отрыва кисти от полотна, эти небрежно разбросанные капли чернил. И слова, которые больше похожи на неудачно написанную сказку: просто в голову не приходило, чтобы Донхёк писал так чёрство о своём любимом старшем. Доён пробежался по письму глазами и всё же спросил:
— А достоверная ли это информация? Откуда Донхёку знать то, о чём не ведаем мы?
— Прекрасная ямауба снизошла до нас, смертных, и решила помочь, — улыбнулся Юта, — эта Сохён наверняка что-то разнюхивала, всю ночь с нами она относилась ко всем с подозрением.
Доён присел на пол, прильнул к Тэёну боком и вцепился ногтями в первое слово в письме.
«Ну давай, Донхёк, скажи мне, что я ошибся».
▼▼▼
— Кто? — Донхёк вбежал в комнату от волнения, стоило ему услышать, что среди них следил за остальными. Не могло быть, что кто-то их хотел сдать. Сохён поставила чернильницу на стол и на бумаге написала два иероглифа: литература и спокойствие. А затем сказала:
— Тэиль.
Стоило Донхёку увидеть иероглифы, земля ушла у него из-под ног. Насколько нереалистично звучит, что старший братик Тэиль, который отмазывал всех младших коллег от проблем с хозяином и неприятными гостями, рискнёт ловить сбежавших, когда даже крестьянину известно, какое наказание будет за побег. Ничего из этого не складывалось. «Зачем?» — единственное слово, которое осталось в голове среди этой пучины хаоса и непонимания.
— И что нам теперь делать? Здесь ещё кто-то спрятался? — спросил Донхёк сухо, словно целый день ел только хурму.
— Не могу сказать, но может быть, что про вас или уже доложили, или забыли полностью. Могу только предложить вернуться в Симабару.
Говорить подобное Сохён было тяжело. Только она нашла учеников, как её могут их лишить. Ладонь её сжалась сильнее, и теперь очередь Марка её успокаивать.
— Я не вернусь, — твёрдо сказал он. — Донхёк, иди ты. Ты всё равно остался тут ради меня. Возвращайся к друзьям из чайного дома и предупреди тех, кто уже ушёл.
Сохён передала бумагу и чернила и, посадив Донхёка на своё место, спросила:
— Писать умеешь?
— Обижаете, — надулся тот. — Так уж и быть, вернусь, а что написать — не знаю. Может же случиться, что письмо перехватят. Даже неспокойно как-то.
— Письмо я сама отнесу в Киото, а ты напиши на конкретного человека. И поторопись.
Сохён вышла из храма, оставив Марка и Донхёка наедине. Резкий поворот событий выбил их из колеи, они сбежали из борделя, но отказались идти дальше, бросили дело на полпути и теперь жили при наставнице. А теперь им придётся разделиться, как бы ни старался Донхёк предотвратить их разлуку. Он раскрыл бумагу, посмотрел на Марка, что смиренно сидел и ждал, когда он напишет письмо.
Теперь встал вопрос: кому писать? По предположениям Сохён, к Ёнхо тоже не было никакого доверия, всё-таки он появился одновременно с Тэилем и также твердил, что стоит вернуться. Доён, ослеплённый целью, не будет отвлекаться на подобные глупости, как письма. Его любовники недалеко от него ушли; к Чону доверие есть, но уверенности — ноль. В итоге остался идеальный кандидат — Юта, глубоко обожающий Марка. Уж он-то не упустит момент заскочить на почту и настрочить несколько слащавых строк ему. Шанс того, что именно он сможет увидеть письмо и довериться словам Донхёка, высок.
Поэтому стоит начать:
«Юта, привет. Это Донхёк, пишу тебе из нашего храма.
Прошло не так много времени, но всё же думаю, что стоит вам об этом рассказать. Мы побеседовали с Сохён, и она подозревала нас во лжи. По её словам, в ту ночь при храме мы были не одни, кто-то ночевал за его пределами в лесу. Утром же на улице она заметила Тэиля, который разгуливал в поисках неизвестного. Мы не знаем, правда это или нет, и не можем подтвердить её слова, но, пожалуйста, будьте с ним осторожны. Надеюсь, беда не придёт к вам с ним, а я возвращаюсь в бордель и молюсь, чтобы вы все были живы и здоровы. Сохён сказала, что там мне безопаснее. Пожалуйста, позаботься об остальных и не забывай о нас. Буду верить, что когда-нибудь мы снова увидимся.
Можешь ли ты поверить, что в тот день нас действительно было не девять?»
