Маленькое дождевое облако.

Уэнздей рано легла спать и проспала почти 10 часов. Она проснулась на 3-й день лечения и поняла, что чувствует себя плохо. И снова она была вся покрыта потом, а боль в горле усилилась. Кроме того, у нее очень неприятно урчало в животе. Когда она поднялась на ноги, ее ноги дрожали, и волна тошноты накатила на нее. Ей пришлось на мгновение замереть и подождать, пока это пройдет. Это было похоже на то, что ее тело было расстроено из-за нее. Казалось, оно говорило: 'Я говорило тебе вчера, что мне не понравилось то, что они дали тебе в этой жидкости! Почему ты позволила им дать тебе это снова?' Ее мать снова везла ее в больницу, и к этому времени Уэнздей уже достаточно хорошо запомнила процедуру. Мортиша за милю могла сказать, что ее дочери нездоровится, и она знала, что мало что может сделать, чтобы помочь ей. “Мне так жаль, что ты плохо себя чувствуешь, мой маленький лунный свет”, - сказала она в машине. “К счастью, это твоё последнее облучение и последняя химиотерапия в этом цикле. Давай покончим с этим, а потом, когда мы вернемся домой, ты сможешь лечь на диван, и я найду для тебя несколько вскрытий, чтобы посмотреть их по телевизору ”. Обычно это звучало бы для нее как очень заманчивый день, но пока она чувствовала себя так, было трудно предвкушать что-либо. Облучение прошло гладко, и вскоре она снова оказалась в зоне инфузии. Она села на то же кресло в углу, что и во время других процедур. Она начинала думать о нём как о своем уголке. Инфузионная медсестра по имени Дэниела подключила ее к капельнице. К этому времени ее организм начал осознавать, что это лекарство ей не подходит, и по прошествии 15 минут у нее во рту появился неприятный привкус. Уэнздей бы никогда не попросила леденец на палочке, это звучало ужасно по-детски, и она не хотела признаваться своей слабости и так плохо переносить лечение. Она наивно думала, что будет единственной пациенткой, которая чувствует себя сильной и обновленной после химиотерапии. Конечно, она не смогла скрыть это от своей матери. Мортиша увидела, как щеки ее дочери стали пепельного цвета, и подошла к посту медсестры, чтобы спросить, что они могут ей предложить. Медсестра принесла миску, наполненную леденцами разных цветов. Оказалось, что из цветов осталось много темно-фиолетового, почти черного, как любимый цвет Уэнздей. “Это вкус черной смородины”, - объяснила медсестра. “Похоже, никому из детей они не нравятся”. “Это будет идеально для Уэнздей”, - Мортиша благодарно улыбнулась и взяла одну, чтобы отнести обратно в их угол. Она развернула его и молча протянула Уэнздей. Она знала, что если бы она каким-то образом устно намекнула, что Уэнздей, возможно, плохо себя чувствует, девочка не приняла бы леденец. Она почувствовала облегчение, когда Уэнздей взяла его и поднесла ко рту. Запаху черной смородины удалось немного отвлечь ее, за что она была благодарна, когда получила видеовызов от Инид. Она положила леденец на маленький столик рядом с собой, села немного прямее и ответила, зная, что выглядит не лучшим образом, но она очень хотела поговорить с ней. Инид была шокирована ее бледным видом, но не упомянула об этом. “О, прости, если я звоню в неподходящее время. Тебе прямо сейчас делают капельницу?” - спросила она, увидев трубку, прикрепленную скотчем к груди Уэнздей, и синее кресло на заднем плане. Ее голос был таким же приятным, как всегда, хотя и немного более хриплым, чем обычно. “Это не проблема”, - быстро заверила Уэнздей. “Какова причина твоего звонка?” Она отругала себя за то, что прозвучала слишком враждебно. Она была в восторге от звонка Инид, почему она не могла выразить это словами? К счастью, Инид, казалось, не обиделась. Она просто тепло улыбнулась ей. “Я тоже рада тебя видеть!” - усмехнулась она. “Я хотела спросить, могу ли я навестить тебя в эти выходные. Если ты чувствуешь себя достаточно хорошо, то есть. Если тебе плохо, тебе не обязательно говорить "да". Я обещаю, что приду, как только тебе будет лучше. "Мне не плохо!” Уэнздей быстро ответила. “Ладно, хорошо”. Инид издала еще один смешок, который перешел в кашель. “Мне очень жаль”, - извинилась она. “Аякс передал свою простуду мне”. Мортиша, которая слушала разговор со стула рядом с Уэнздей, была очень рада от дружбы, которую обрела ее дочь, немедленно подняла глаза, нахмурившись, когда услышала это. Она встала и вмешалась в разговор, просунув голову в кадр. “Ты заболела?” - спросила она с обеспокоенным выражением лица. “Да, это просто простуда, распространяющаяся повсюду”, - объяснила Инид. “Мне жаль, милая”, - с сожалением вздохнула Мортиша. “Ты не сможешь навестить нас, пока снова не будешь полностью здорова. Уэнздей может сильно заболеть, если подхватит вирус, даже если это просто простуда ”. Уэнздей хотела бы прямо сейчас вышвырнуть свою мать из окна, оскорбленная ее вторжением и взбешенная тем, что она мешает ей увидеться с Инид. Инид, тем временем, выглядела испуганной. “Конечно! Не могу поверить, что забыла! ” выдохнула она. “Мне очень жаль, я приеду когда буду полностью здорова”. Уэнздей вытолкнула свою маму из кадра и продолжала разговаривать с Инид еще 10 минут. Ей пришлось повесить трубку, когда пришла медсестра, чтобы снять капельницу, которая закончилась. Игла была вытащена из ее порта, и она была готова ехать домой. Все еще злясь, она не сказала матери ни слова. Мортиша пыталась наладить отношения по дороге домой в машине. “Прости, что я вот так ворвалась в ваш разговор”, - сказала она. “Ты знаешь, что это только потому, что я забочусь о тебе. Я попрошу Ларча забрать Инид и привезти ее сюда, как только ей станет лучше. Уэнздей просто уставилась в окно. “Ты не можешь злиться на меня весь день”, - сказала Мортиша в отчаянии. “Ты должна понимать, что сейчас ничто не имеет приоритета, кроме твоего здоровья”. Уэнздей по-прежнему ничего не сказала, но Мортиша знала, что она её простила, когда девушка позволила ей накрыть себя одеялом и уложить в постель позже тем вечером. Как оказалось, Уэнздей повезло, что Инид не смогла приехать на выходные, потому что состояние, в котором она находилась в течение следующих нескольких дней, она не хотела, чтобы Инид видела её в таком состоянии. Она проснулась утром после третьего курса химиотерапии, чувствуя себя еще хуже, чем накануне. К счастью, у нее больше не было никаких процедур до следующего цикла, и ей не нужно было рано вставать, чтобы ехать в больницу. Она думала, что может пролежать в постели весь день, и напрасно надеялась, что ее никто не побеспокоит. Но она, конечно, знала, что ее не оставят в покое надолго. И действительно, около 8.30 дверь медленно приоткрылась, и в щель просунулась голова ее отца. Увидев, что она проснулась, он подошел к кровати, чтобы проверить, как она. “О, Уэнздей”, - прошептал Гомес, когда разглядел своего ребенка поближе, стараясь не показать, что его сердце забилось быстрее от беспокойства, когда он увидел ее в таком состоянии. Она была вся в поту , и ее лицо выражало сильный дискомфорт “Мне нужно проверить, есть ли у тебя температура, скорпиончик”, - сказал он и поспешил за термометром. Он также принес бутылку с водой и утреннюю дозу противоопухолевого лекарства, которое должна была принять Уэнздей. Когда он вернулся в ее комнату, девушка не сдвинулась ни на миллиметр. Он почувствовал облегчение от того, что она не отказалась, когда он сунул термометр ей в рот, и с тревогой ждал "звукового сигнала", означающего, что температура готова к измерению. “36,8”, - сказал он со вздохом облегчения. “Это хорошо, температуры нет. Но тебе действительно нужно выпить немного воды. Врач сказал, что ты будешь чувствовать себя хуже, если не будешь пить". Он попытался помочь ей сесть, но Уэнздей оттолкнула его руку в сторону. “Прекрати это”, - сказала она. “Я могу сама о себе позаботиться!” Она медленно приподнялась и прислонилась к спинке кровати. Она предпочла бы оставаться неподвижной под одеялом, но под взглядом отца ей пришлось заставить себя принять лекарство. Она действительно надеялась, что это поможет ей почувствовать себя лучше. Она ненавидела то, что ее рука заметно дрожала, когда она откручивала пробку на бутылке с водой и заставила себя сделать несколько глотков. “Молодец, грозовая туча”, - подбодрил ее Гомес, но затем он выглядел обеспокоенным. “Как ты думаешь, есть ли риск, что тебя может стошнить?” Уэнздей закрыла глаза и кивнула, не желая видеть тревожную реакцию отца. “Хорошо, хорошо...” ее отец запнулся, думая о том, каким будет следующий шаг. “Тогда тебе следует снова лечь и подождать пока подействует лекарство. Мы можем подождать час или два, прежде чем ты попытаешься что-нибудь съесть. ” Уэнздей залезла обратно под одеяло и посмотрела на своего отца с тем же непроницаемым выражением, которое у нее всегда было. “Что тебе нужно, дорогая?” - Спросил Гомес. “Могу ли я что-нибудь для тебя сделать?” Чего бы хотелось Уэнздей, так это чувствовать себя самой собой. Она была достаточно унижена, поскольку нуждалась в помощи своего отца. Ей и в голову не пришло бы просить о чем-то другом, поэтому она решительно покачала головой "Нет". “Хорошо”, - сказал Гомес, хотя и не был уверен, что девушка попросит о чем-то, если ей понадобится. “Если тебе действительно что-то понадобится, пожалуйста, позови меня. Я буду здесь через секунду. На самом деле, я попрошу Вещь остаться с тобой, и ты можешь послать его за мной или своей матерью в любое время. ” Когда он вышел из комнаты, у Уэнздей появилось немного времени для себя. Она пыталась наслаждаться тишиной. В конце концов, она привыкла процветать в этой обстановке: в темной комнате, в полном одиночестве. Но она, к сожалению, была вынуждена признать, что эти побочные эффекты никоим образом не были приятными. Она даже не могла сосредоточиться достаточно долго, чтобы придумать сюжет для своего романа. Вещь был почти так же невыносимо обеспокоен, как и ее родители. Он попытался спросить ее, может ли он помочь ей, но она отказалась. “Нет, я не могу выносить, когда они все время рядом”, - пробормотала она. “Это еще одна возможность для них управлять мной на микроуровне, и я этого не допущу”. В качестве ответа Вещь быстро произнес "Они беспокоются". “Это только потому, что они так трогательно привязаны к своим эмоциям, что позволяют себе вот так разрушаться”, - вздохнула она. "Ты беспокоишься?" - Спросил Вещь “С чего бы мне беспокоиться?” - Раздраженно спросила Уэнздей. “Все умирают в какой-то момент. Возможность смерти меня не пугает. Мои родители слабы тем, что беспокоятся о чем-то, что столь неизбежно ”. Их проинструктировали, что, если она чувствует тошноту, для нее лучше часто перекусывать небольшими порциями, чем пытаться есть полноценно. Поэтому примерно каждый час кто-нибудь совал ей в руку банан, или маленькую миску хлопьев с молоком, или четвертинку жареного сыра. Она делала все возможное, чтобы съесть как можно больше этого, зная, что будут дальнейшие унизительные последствия, если она начнет терять слишком много веса. И хотя это было неприятно, на самом деле, похоже, сработало довольно хорошо. В понедельник и вторник она также чувствовала себя довольно плохо, но в среду, то есть через пять дней после третьего лечения, она действительно начала чувствовать себя более похожей на саму себя. Хорошей новостью было также то, что ее кашель значительно уменьшился, и вся семья с большим облегчением предположила, что это признак того, что опухоль значительно уменьшилась. К тому времени, как прошла еще одна неделя, она почти не чувствовала никаких следов побочных эффектов, и это было хорошо, потому что Инид наконец избавилась от своего вируса и собиралась навестить её. Она прибыла в четверг вечером, получив разрешение от директора Уимс на выходной в пятницу в школе, чтобы она могла остаться с семьей Аддамс на три ночи. Уэнздей ожидала ее приезда с таким волнением, что даже на секунду не могла притвориться, что не хочет ее обнять. В тот момент, когда она вышла из черной машины, Уэнздей обняла ее, и они долго обнимались. Пробыв вдали от нее несколько недель, Уэнздей была почти ошеломлена обычной самоуверенностью Инид. Жизнерадостной девушке устроили экскурсию по дому, и она была поражена всем, что увидела. Комната Уэнздей была ее любимой во всем доме, и они постелили простыни на переносную кровать для гостей, которую Ларч принес из шкафа дальше по коридору, так что у Инид было свое собственное место для сна в комнате Уэнздей. Уэнздей не осознавала этого, пока не приехала Инид, но она действительно ... нервничала?... тусоваться вот так только вдвоем. По правде говоря, это был первый раз, когда они провели какое-то время вместе вне школы. Во время их обычной школьной жизни вокруг было так много других дел, которыми они могли быть заняты. Конечно, они делили комнату, но у них обеих была напряженная жизнь за ее пределами. Это не было похоже на то, что они активно решили постоянно проводить время вместе. Бывали дни, когда они вообще могли не разговаривать друг с другом. Когда Уэнздей писала, а Энид болталась в комнате Йоко, или Энид занималась домашними делами, а Уэнздей была у ульев. В эти выходные Инид приехала исключительно для того, чтобы провести время с Уэнздей, и эта мысль действительно ее очень пугала. На этот раз она должна была быть хозяйкой и развлекать своего гостя. И господь свидетель, это определенно не было ее сильной стороной. Но за следующие несколько дней она поняла, что ей не нужно ни о чем из этого беспокоиться. К ее великому удивлению, проводить время вместе оказалось очень естественно. Позже она даже не смогла бы вспомнить, чем они занимались большую часть времени, так как это было так легко, но все, что они делали вместе, приносило ей огромную радость и утешение. Иногда они говорили о своих общих школьных друзьях, иногда сидели бок о бок и читали книги. Инид научила ее вязать, и Уэнздей было стыдно признаться, как сильно она наслаждалась этим, казалось бы, обыденным хобби. В других случаях они отправлялись на прогулки по окрестностям и либо вообще не разговаривали, либо Инид задавала ей тысячу вопросов о ее детстве и о местах, которые они проходили. Это было что-то особенное - видеть Инид здесь, в ее мире и ее истории, и делиться той ее частью, которую она никогда никому не рассказывала. Когда Гомес проходил мимо кухонного окна и заметил девочек в саду, он позвал Мортишу. “Дорогая, я думаю, ты хотела бы это увидеть”, - крикнул он в другую комнату. Вскоре Мортиша оказалась рядом с ним и проследила за его взглядом в сторону старых качелей. Уэнздей и Инид сидели на двух изношенных качелях, которые свисали с ветки. Они были погружены в беседу, Инид, казалось, говорила тысячу слов в минуту с улыбкой на лице, а Уэнздей внимательно слушала, вставляя фразу то тут, то там. “О, я бы отдала всё, чтобы узнать, о чем они говорят часами напролет”, - улыбнулась Мортиша. Она видела, что разговор продолжается, и не могла не заметить, как Уэнздей смотрела на свою подругу. Ее пристальный взгляд, казалось, задержался, когда Инид отвела взгляд, и, хотя выражение ее лица не отражало многих нюансов, в ее глазах сверкнуло что-то новое. Что-то похожее на благоговейный трепет. “Ты думаешь...” Гомес тщательно подбирал слова. “Что наша маленькая смертельная ловушка может быть... увлечена оборотнем?” Мортиша встретилась с ним взглядом и улыбнулась. “Я думала об этом”, - призналась она. “Инид - это лучшее, что когда-либо случалось с ней. Я действительно надеюсь, что ее сердце не пострадает. Подростковая любовь может быть болезненной ”.