Маленькое дождевое облако.

Уэнздей пришлось провести три ночи в больнице под пристальным наблюдением, получая антибиотики для борьбы с инфекцией. Ее тело было совершенно измучено пережитым испытанием, и все оставшееся до следующего лечения время она провела во сне почти без остановки. Несмотря на то, что у нее было несколько дополнительных дней на восстановление, казалось, что у нее едва хватило времени перевести дух после последнего цикла, когда пришло время приступать к первому лечению пятого цикла. Мортиша снова поехала с ней, и они сидели бок о бок на заднем сиденье машины, пока Ларч вез их в больницу. До сих пор Уэнздей делала все, о чем ее просили. До рака она никому не позволяла контролировать себя каким-либо образом. Теперь она позволила передавать себя от врача к врачу, ее вскрывали, кололи иглами и вводили лекарство регулярно, она ни разу не пожаловавшись, ну, почти, по крайней мере. Но когда она сидела в машине, а за окном проносился уже очень знакомый маршрут, она почувствовала, как внутри нее поднимается тревога, настолько сильная, что она едва могла дышать, и она становилась сильнее, чем ближе они подъезжали к больнице. Побочные эффекты, которые она испытала за последние несколько месяцев, были хуже всего, что она могла себе представить. И, казалось, она никогда не могла знать, чего ожидать. Каждый цикл был новым и болезненным сюрпризом. К настоящему времени она закончила четыре из шести циклов, так что знала, что большая часть страданий уже осталась позади. Но целых два цикла все еще оставалось много. Это означало еще шесть недель подобных ощущений, и она не знала, как сможет это вынести. Она чувствовала это всем своим существом: она не хотела возвращаться в то кресло. К тому времени, как они добрались до больницы, она боялась, что может начать плакать в любую секунду. Она медленно вышла из машины, ее тело протестовало и говорило ей бежать в другую сторону. Ее мать закрыла дверь и сделала несколько шагов ко входу, но ноги Уэнздей остались приклеенными к земле перед высоким, неприятным зданием, возвышающимся над ней. Когда Мортиша заметила, что она не двигается, она обернулась с озадаченным выражением на лице. “Пойдем, моя маленькая гадючка, мы должны зайти внутрь”, - сказала она ей. Уэнздей не ответила, ее дыхание участилось, когда паника усилилась. У нее начала кружиться голова. “Все будет хорошо, дорогая”, - мягко сказала Мортиша, видя, как расстроен ее ребенок. “Я понимаю, что ты сыта всем этим по горло, но ты знаешь, что мы должны пойти туда. Теперь у тебя осталось всего два цикла!” “Я не хочу”, - наконец смогла вымолвить Уэнздей, ее слова звучали с трудом, голос был гуще, чем обычно. Мортиша могла сказать, что все ее тело было напряжено, и на ее лице был написан страх, более сильный, чем мать когда-либо видела у своей дочери. “Пожалуйста, мам… Я не хочу!” - снова сказала девушка. Теперь слезы хлынули рекой, и ее поза была напряженной, пока она боролась за то, чтобы дышать ровно. Мортиша чувствовала себя худшей матерью в мире. Как она могла заставить своего ребенка пойти туда и накачаться ядом, который заставил бы ее чувствовать себя ужасно, когда она была явно напугана? Но, с другой стороны, какой бы она была матерью, если бы этого не сделала? Не заставлять ее идти на лечение может означать вынесение ей смертного приговора. “Я знаю, милая”, - попыталась успокоить ее Мортиша. “Просто подыши секунду”. Большие карие глаза смотрели вдаль, отказываясь встречаться взглядом с матерью, когда она делала неглубокие и неровные вдохи. “С тобой все будет в порядке”, - продолжала уговаривать ее мать. “Ты тренировалась для этого всю свою жизнь. Помнишь, когда тебе было шесть лет, ты получила на Рождество набор ‘7 запрещенных пестицидов’? Тебе не терпелось попробовать их на себе, и ты получила огромное удовольствие от каждого из них ”. Она молча ждала, пока девушка продолжала прерывисто дышать целую минуту, пытаясь успокоиться. Уэнздей закрыла глаза, заставив еще несколько слезинок скатиться по ее щекам. “Хлордекон был великолепно мучительным”, - пробормотала она затем. “Да”, - улыбнулась Мортиша. “Я не могу представить, насколько неудобно для тебя это обращение, но ты всегда терпела неудобства. Тебе было всего пару недель от роду, когда ты начала предпочитать спать в коллекции ржавого металла дяди Фестера, а не в моих объятиях. Обеспокоенные глаза Уэнздей на секунду встретились с ее, пока она пыталась взять свои эмоции под контроль, прежде чем снова отвернуться. Долгое время они оставались в тишине, Мортиша давала ей возможность выплеснуть эти эмоции, не утонув в них. Через некоторое время Уэнздей, казалось, успокоилась, но все еще не двигалась, поэтому Мортиша мягко взяла ее за руку и почувствовала облегчение, когда Уэнздей не протестовала, когда она повела ее в здание. Вскоре после этого Уэнздей вернулась в свой любимый уголок зоны инфузии. Как только медсестра, ставившая ей капельницу, ушла, по ее щекам потекло еще несколько тихих слезинок. Подросток быстро вытерла их и выглянула в окно, но они не остались незамеченными ее матерью. Мортишу охватило безграничное изнеможение. Она так долго наблюдала за страданиями своей дочери, что не понимала, как та выдержала эти последние месяцы. Большая часть ее просто хотела погрузиться в глубокий сон, пока все это не закончится. Конечно, Уэнздей была единственной, кто был болен, но ее болезнь сильно повлияла на всю семью. Мортиша не могла вспомнить, когда в последний раз она спала всю ночь. Каждую ночь она несколько раз просыпалась в панике, и каждый раз ей приходилось идти проверять Уэнздей. Она приоткрывала щель в двери и внимательно прислушивалась, чтобы убедиться, что та дышит. Иногда она надолго застревала там с закрытыми глазами, прислонившись лбом к дверному косяку, просто слушая тихий звук дыхания своей дочери. Это было единственное, что могло дать ей хоть какой-то покой после ужасных кошмаров, которые преследовали ее. В тот вечер Инид позвонила на стационарный телефон Аддамсов, и Гомес снял трубку. “Здравствуйте”, - поздоровалась она. “Как Уэнздей, почему она не отвечает на мои звонки?” “Она не отвечает?” - Спросил Гомес. “Она сейчас немного подавлена, должно быть, поэтому”. “Она действительно плохо себя чувствует после лечения?” - Обеспокоенно спросила Инид. “Нет, это в основном на эмоциональном уровне”, - объяснил Гомес. Это не успокоило Инид. Мысль о том, что Уэнздей страдает эмоционально, была даже хуже, чем ее страдания от побочных эффектов. “Я приеду”, - быстро сказала она. “Ты уверена?” - Спросил Гомес. “Сейчас середина учебной недели”. “Конечно, я могу встретиться с вами в больнице завтра утром”. Чем больше она думала об этом, тем больше ей казалось, что она должна быть там. Она так сильно скучала по Уэнздей, что это причиняло боль. На следующее утро Гомес будил Уэнздей для второй процедуры цикла. Как и предыдущим утром, она, казалось, очень неохотно ехала в больницу. Когда он попросил ее встать, она повернулась к нему спиной и надулась, но, по крайней мере, этим утром у Гомеса был туз в рукаве. “Я думаю, на этот раз ты захочешь пойти со мной, мое маленькое пугало”, - сказал он. “Инид встретит нас в больнице”. Уэнздей быстро развернулась обратно, глядя на него со смесью эмоций, написанных на ее лице. Учитывая, что она провела большую часть своей жизни, используя только одно выражение лица, было довольно удивительно, что один оборотень мог вызвать в ней столько эмоций. Она казалась одновременно взволнованной, нервной, удивленной, напуганной и, возможно, немного смущенной, поскольку обычно не любила сюрпризов. “Она придет ко мне на химиотерапию?” - спросила она, ее голос был мягче и неувереннее, чем Гомес привык слышать. “Да, грозовое облачко”, - подтвердил Гомес. “Я знаю, это тяжело, но мы просто должны пережить эти последние несколько недель. Ты можешь кричать и рыдать столько, сколько захочешь, главное, чтобы ты приходила на свои встречи. Может быть, все будет не так плохо, если Инид будет там?” Уэнздей была на грани срыва. С одной стороны, она все еще не была в восторге от того, что Инид увидела ее в худшем состоянии, в котором она была во время недели химиотерапии. С другой стороны, то трепещущее чувство внутри нее, которое вызвала Инид, на самом деле сумело прогнать некоторую тошноту, вызванную вчерашним лечением. Взглянув на время, она поняла, что для того, чтобы Инид успела в больницу вовремя на прием, она, должно быть, уже в пути. Было бы нехорошо позволить ей ждать в полном одиночестве у больницы. Это то, что заставило Уэнздей сесть и вылезти из постели. “Хорошо”, - пробормотала она своему отцу. Гомес торжествующе улыбнулся. Поездка в больницу была определенно более приятной, чем та, что была у нее накануне. Так вот, она в основном очень хотела встретиться с Инид, и не очень сильно беспокоилась из-за того, что ее вот-вот снова отравят. Инид стояла у главного входа в больницу, когда они прибыли, и вскоре Уэнздей была окружена ее опьяняющим ароматом, когда оборотень обнял ее так, как она мечтала с тех пор, как они виделись в последний раз. Затем, как будто сердцебиение Уэнздей еще не вышло из-под контроля, Инид схватила ее за руку, когда они вошли в здание. На этот раз Инид пришлось изучить всю процедуру целиком. Во-первых, в среду ей делали анализ крови, чтобы убедиться, что ее уровень лейкоцитов был в норме и у нее не было инфекции. Со вчерашнего дня мало что изменилось. К счастью, количество лейкоцитов в ее крови было достаточным. Убедившись, что все чисто, они направились к зоне инфузии. Медсестру, приветствовавшую ее на этот раз, звали Дэниел. Она, казалось, удивилась, увидев, что она входит в двери с другим подростком. Она знала, что у нее здесь была определенная репутация. Персонал не остался незамеченным, что ее семья была ... странной, если не сказать больше. Они знали, что не следует пытаться предлагать ей какие-либо тривиальные развлечения, которые предлагались другим детям, такие как "жетоны храбрости”, которые выдавались после лечения, анализа крови, сканирования и тому подобного, Уэнздей заметила, что даже другие подростки, казалось, собирали их. Участие в каких-либо групповых мероприятиях было запрещено, и клоун больше не подходил к ней. Инфузионные медсестры только когда-либо видели, как она дулась в углу, как можно дальше от других людей, и она предположила, что им может быть трудно представить, что у нее есть друзья. Честно говоря, она сама с трудом могла в это поверить, даже когда они шли туда бок о бок. Уэнздей начала понимать, что физическая близость к Инид вызывает привыкание. Это было похоже на то, как будто ее тело притягивали к ней. Это приводило ее в ярость, потому что она ненавидела не контролировать свое собственное тело, особенно после того, что она пережила такое падение. Но, тем не менее, находиться далеко друг от друга было невыносимо трудно. Вот почему, когда она села в свое кресло для химиотерапии, она отодвинулась далеко вправо, оставив половину кресла пустой для Инид. Тем временем Инид была так же рада снова оказаться рядом с Уэнздей, хотя видеть ее в таком окружении было в то же время больно. Она на 100% понимала, почему в последнее время у нее был спад. Подсчитав, она поняла, что Уэнздей уже в четырнадцатый раз приходится сидеть на этом кресле. Инид всегда поражалась своей силой, но за последние несколько месяцев она стала еще сильнее. Она чувствовала себя ужасно, видя, как содержимое капельницы медленно проникает в тело Уэнздей. Да, эти наркотики спасали жизнь ее подруги прямо сейчас, но, видя, что они с ней сделали, было трудно испытывать благодарность. В надежде хоть немного отвлечься, Инид решила использовать свой собственный талант. Шепча на ухо Уэнздей, она рассказывала сплетни о медсестрах и радовалась, когда увидела, как уголки рта Уэнздей дрогнули в легкой улыбке. Гомес, который наблюдал за происходящим с родительского стула рядом с ними, был очень благодарен Инид за то, что она пришла. Было невероятно видеть, как Инид удавалось поднять настроение его дочери, даже когда она находилась в самом мрачном положении. Но через некоторое время Уэнздей явно начала чувствовать себя плохо. К настоящему времени они узнали, что это называется "предвосхищающая тошнота" и является скорее психологической реакцией на лекарства, чем реальным побочным эффектом. К счастью, медсестра Дэниел, которая отвечала за ее сегодняшнее лечение, тоже заметила это. Вероятно, уловив невероятно теплую и оптимистичную атмосферу Инид, она действительно осмелилась подойти к их углу с корзинкой леденцов на палочке. “Хочешь угостить своего гостя леденцом, Уэнздей?” - спросила она. Уэнздей посмотрела на Инид и жестом предложил ей выбрать один, прежде чем она повернулась, чтобы взять один и для себя. При виде темного леденца со вкусом черной смородины, который она любила в первые несколько циклов, ее чуть не вырвало. Вкус слишком сильно ассоциировался с ужасной тошнотой, которую она испытывала каждый раз, когда ела их. Вместо этого она взяла синюю, которая оказалась на вкус как малина. “Благодарю вас!” - Радостно сказала Инид, прежде чем Дэниел ушла, чтобы вернуться на пост медсестры. Когда позже они, наконец, вышли из больницы, Уэнздей почувствовала облегчение от того, что ей удалось пройти еще одно лечение. Инид должна была остаться в их доме на одну ночь, а утром снова уехать, чтобы вернуться в академию как раз к экзамену, который у нее был после обеда. Было очень хорошо, что они все обсудили во время последнего визита Инид, потому что было ясно, что атмосфера между ними была очень комфортной. Раньше Уэнздей, возможно, чувствовала бы себя плохой хозяйкой из-за того, что пригласила Инид к себе, а потом провела все время, забившись в угол дивана. Но то спокойное чувство, которое наполняло ее, когда Инид была рядом, делало это совершенно естественным. И Инид почувствовала, что может нормально дышать, чего она никогда больше не чувствовала в Nevermore, где она была так далеко от Уэнздей. Она провела большую часть дня в непосредственной близости от Уэнздей, как спутник. Но она также наслаждалась обществом своей семьи, так как полюбила всех Аддамсов. Она заметила, что Пагсли, казалось, был в печальном настроении, вызванном тем, что снова увидел Уэнздей в разгар ее самых тяжелых страданий. Поэтому она предложила поиграть с ним в настольную игру. Это заметно подняло его настроение, и она могла сказать, что он чувствовал себя особенным из-за того, что один из друзей Уэнздей предложил провести время с ним. Игра, в которую он хотел поиграть, включала в себя небольшие удары током, что было большим шагом за пределы зоны комфорта Инид. В первый раз, когда она испытала шок, она сильно дернулась от неожиданности, сидя со скрещенными ногами на полу в гостиной, и издала очень странный звук. Но все это стоило того, когда она услышала тихий смешок с дивана, откуда Уэнздей наблюдала за ними. Пагсли выглядел по-детски счастливым оттого, что выигрывает, и Инид заметила, что Уэнздей наблюдает за ним с особой мягкостью в глазах, которой она никогда раньше не видела. Это пробудило в ней какие-то очень теплые и неясные эмоции. Несмотря на то, что Уэнздей обычно говорила людям, Инид могла сказать, что она отчаянно любила своего брата. Когда наступил вечер, соседи по комнате поднялись наверх. Уэнздей подошла к шкафу в коридоре, чтобы достать гостевую кровать, на которой привыкла спать Инид. Но поскольку в данный момент у нее было не больше физической силы, чем у олененка, это оказалось непросто. Она попыталась потянуть за нее только один раз, отчего ее руки задрожали от напряжения, прежде чем Инид пронеслась мимо нее и без усилий подняла одной рукой сложенную кровать. Их взгляды встретились, и Инид улыбнулась. “Выпендривайся”, - пробормотала Уэнздей, но в ее глазах тоже появился намек на улыбку. Она последовала за оборотнем в свою комнату. Хотя она начала чувствовать легкое головокружение от долгого стояния, ей все еще хотелось помочь застелить постель. Инид увидела, как ее бледная фигура появилась рядом с ней на периферии, когда она раскладывала кровать. Ей не нужно было смотреть на нее, чтобы понять, что ей следует поберечь свою энергию для более важных дел, чем застилать дурацкую кровать, что Инид легко могла сделать сама. “Уэнздей, я справлюсь”, - тихо сказала она и схватила руку, которую Уэнздей протянула, чтобы помочь. Уэнздей немного напряглась, и на секунду Инид испугалась, что она не одобряет этого рукопожатия. Но потом она вспомнила, как Уэнздей отвергла ее объятия, когда они впервые узнали друг друга, и она поняла, что если бы Уэнздей не хотела держать ее за руку, она бы определенно это сделала. Лицо Уэнздей сменилось на немного более сварливую версию ее обычного пустого выражения. “Просто валяться весь день бесполезно”, - пробормотала она. “Нет, не бесполезно!” Инид отругала ее. “Чего я хочу больше всего на свете, так это чтобы тебе как можно скорее стало лучше. Чтобы это произошло, тебе нужно отдыхать, когда ты устаёшь. Отдых никогда не бывает бесполезным, это означает, что ты прилагаешь усилия, чтобы добраться туда, где ты хочешь быть. Так что, иди-ка ты спать.” Она вздернула подбородок, произнося последнюю часть, и внутренне приободрилась, когда Уэнздей действительно выслушала и выполнила ее приказ. Кто бы мог подумать, что она когда-нибудь сможет командовать Уэнздей Аддамс? Постелив простыни на кровать для гостей, она повернулась и увидела, что Уэнздей слегка дрожит под одеялом. “Тебе холодно?” - спросила ее оборотень, слегка нахмурившись. “Это пройдет”, - заверила ее Уэнздей. И это было правдой. Ее тело не могло принять решение. Только что она мерзла, а в следующую минуту вспотела. Но Инид не собиралась позволять ей просто ждать, пока страдания прекратятся. Прежде чем Уэнздей успела возразить, она поспешила выйти из комнаты. Думая, что заметила еще одеяла в шкафу, где хранилась кровать для гостей, она вошла туда, чтобы покопаться, но была поражена, услышав, как кто-то появился у нее за спиной. Обернувшись, она увидела, что Мортиша улыбается ей. “Я прошу прощения за то, что вынюхивала”, - смущенно выдохнула Инид, но Мортиша быстро остановила ее. “Не беспокойся об этом”, - сказала она. “Я хочу, чтобы ты чувствовала себя здесь как дома! Могу ли я помочь тебе найти то, что ты ищешь? Что тебе нужно?” Для кого-то вроде Инид, которая даже в собственном доме не чувствовала себя как дома, эти слова значили больше, чем Мортиша могла себе представить. Ей потребовалось время, чтобы ответить, и когда она это сделала, слова вылетели тихим вздохом. “Я просто искала другое одеяло для Уэнздей”, - сказала она. Улыбка Мортиши не дрогнула, но что-то более печальное промелькнуло в ее глазах. “С ней все в порядке?” - спросила она. “Ага!” Инид успокоилась. “Просто немного прохладно”. Мортиша, казалось, избавилась от какого-то темного, неприятного чувства, охватившего ее мгновение назад, и она кивнула Инид, прежде чем шагнуть в шкаф и потянуться к верхней полке, чтобы достать очень пушистое темно-серое одеяло. “Давай я принесу тебе еще грелку”, - сказала она, поворачиваясь, чтобы идти в направлении лестницы. Инид последовала за ней, когда мать достала из ящика в гостиной электрическую грелку, которую они купили для Уэнздей несколькими неделями ранее, и протянула ей. “Спасибо”, - сказала она. Мортиша снова встретилась с ней взглядом. “Как у тебя дела?” - спросила она, и Инид могла сказать, что она действительно хотела знать, в отличие от того, когда ее собственная мать задавала этот вопрос, когда все, что она действительно хотела знать, это обратилась она или нет, Инид была достаточно хорошим оборотнем. Это был важный вопрос, потому что ответ был далеко не простым. Как ты должна была ответить на это, на самом деле? Инид была почти уверена, что она провалила несколько занятий, ее график сна был полностью выброшен из окна, последний родительский день был катастрофой, и она была уверена, что ее мать ненавидела ее. И хуже всего было то, какой ужас она чувствовала постоянно, потому что человек, который значил для нее больше всего, рисковал умереть от рака, и было очень трудно думать о чем-то другом. Она потеряла счет тому, сколько ночей она плакала, пока не заснула в их общем общежитии, и единственное, что ее поддерживало, это то, что она могла поговорить с Уэнздей, и тот факт, что ей разрешали навещать ее. “О, вы знаете...” - наконец сказала она. “Так как есть”. Мортиша на мгновение закрыла глаза и издала вздох, который звучал в равной степени удивленно и измученно. “Да, я действительно знаю”, - ответила она. Затем она выпрямилась. “Просто приходи за нами, если думаешь, что мы ей нужны”, - сказала она, прежде чем мягко положить руку на плечо Инид и добавила: “Или если тебе что-то понадобится, если уж на то пошло. Ты ведь знаешь, где находится наша спальня, верно? Не бойся стучать в нашу дверь в любое время, если тебе вообще что-нибудь может понадобиться ”. Ее голос был таким добрым, и ни с того ни с сего в горле Инид образовался комок. Она не привыкла к такой материнской заботе, и она не могла бы описать, насколько особенным было то, что Мортиша разговаривала с ней таким образом. “Хорошо”, - она почти прошептала вместо ответа. Рука, которая все еще оставалась на ее плече, успокаивающе сжала ее. “Сладких снов”, - мягко улыбнулась Мортиша. Ее тепло, казалось, окутало Инид, и она почему-то почувствовала себя легче, поднимаясь обратно по лестнице в комнату Уэнздей. Вернувшись в комнату, она почувствовала на себе взгляд Уэнздей, когда развернула грелку и повесила ее на талию своей лучшей подруги. “Ты не должна была этого делать”, - сказала Уэнздей, выглядя немного настороженной, наблюдая за Инид, возвышающейся над ней. “Я знаю, глупышка”. Инид улыбнулась и тоже накинула на нее серое одеяло, прежде чем сесть на ее кровать, где поймала ее в ловушку под очень решительным взглядом. “Но когда ты поймешь, что я здесь не потому, что должна, а потому, что я хочу этого?” Хотя часть Уэнздей на самом деле начала смиряться с этим фактом, большая часть ее действительно нуждалась в напоминании. Старинные часы на стене напомнили Инид, что вечер подходит к концу, и она почувствовала, как ее сердце немного упало. Она боялась возвращаться утром в школу. Каждый раз, когда ей приходилось прощаться, это становилось немного сложнее. Прежде чем она поняла, что на нее нашло, она снова открыла рот. “Тебе достаточно тепло, или тебе нужно, чтобы я ... согрела тебя?” - спросила она. Глаза Уэнздей расширились, когда она поняла, на что намекала. Она просила разделить с ней постель! К своему ужасу, она почувствовала, что ее щеки краснеют, и не только из-за того, как безнадежно она была увлечена ею. Это было главным образом потому, что в данный момент она чувствовала себя очень, за неимением лучшего, отвратительно. Дело не в том, что она была против идеи разделить с ним постель, совсем наоборот. Она отчаянно хотела быть рядом с Инид все время, каждый день, всегда. Но, учитывая, во что превратились ее чувства к оборотню, и к чему она хотела, чтобы привели их отношения, это совсем не то, чего она хотела, чтобы их первый раз был в постели. Она определенно не хотела упоминать Инид, что причина, по которой она этого не хотела, заключалась в том, что она ужасно потела по ночам сразу после химиотерапии, что делало совместный сон плохой идеей. Инид, почувствовав ее нерешительность, стала выглядеть подавленной. “Мы не обязаны!” - добавила она. “Я не знаю, почему я спросила...” “Все в порядке!” Уэнздей быстро оборвала ее. “Это звучит совершенно приятно. Просто… Когда я почувствую себя немного лучше, хорошо?” “Конечно!”Инид вздохнула, все еще взволнованная. Прежде чем Инид успела встать, Уэнздей села в кровати, так что теперь они были лицом к лицу, всего в нескольких дюймах друг от друга. Голубые глаза встретились с карими, а затем Уэнздей притянула ее в объятия, закрыв глаза и крепко прижимая к себе. Она почувствовала, как Инид снова расслабилась, когда оборотень ответила на объятие с такой же преданностью. “Я надеюсь, ты знаешь, я безмерно благодарна, что ты здесь”, - пробормотал Уэнздей в изгиб ее шеи. И это, возможно, самые искренние слова, которые она когда-либо произносила. Мотыльки, которые, казалось, навсегда поселились в ее животе, буйствовали внутри нее. Она боялась, что Инид не захотела бы оставаться рядом, если бы знала, какие чувства она к ней питает. Но она не знала о мыслях, проносящихся в голове Инид. Каждый раз как учащалось сердцебиение Уэнздей, когда они были близки… То же самое происходило и с Инид. Только это заставляло Инид чувствовать себя ужасной подругой. Возьми себя в руки, Инид! она ругала себя уже довольно давно. Она больна, романтические отношения с кем-то, вероятно, последнее, о чем она думает! Ей было очень стыдно за себя за то, как она страстно желала ее, и мысль о том, чтобы дать знать о своих чувствах, пугала ее до бесконечности. Раньше у нее никогда не было проблем с флиртом. Когда ей кто-то нравился, она обычно давала им знать. Но с Уэнздей все было по-другому. Уважение, которое она испытывала к ней, было настолько сильным, что она занервничала совершенно по-новому. И, кроме того, девушка была ее лучшей подругой. Если окажется, что ее чувства не были взаимными и их дружба была разрушена, ей, возможно, просто придется лечь и гнить где-нибудь в дыре до скончания веков.