Маленькое дождевое облако.

Инид всегда чувствовала узел в животе, когда ей приходилось возвращаться домой к родителям. Ей нравилось избегать этого любой ценой, но приближались рождественские каникулы, и у нее не было выбора. Школа будет закрыта, а ее семья будет ждать ее дома. Рождество было чем-то большим, чем просто мучительный визит к ее родителям. Поскольку это был большой праздник, там также должны были быть тети, дяди, достаточно двоюродных братьев и сестер, чтобы убить несколько дюжин медведей гризли… А ее бабушка по материнской линии, возможно, хуже всех. Женщина перестала разговаривать с ней более двух лет назад, чтобы выразить свое неодобрение неспособности Инид обратиться в волка, и каждый раз, когда они находились в одной комнате, с ней обращались как с воздухом. Она знала, чего ожидать, но от этого не становилось легче, когда наступил момент. Сидя за детским столом среди детей вдвое моложе ее, в то время как остальные члены ее семьи, включая нескольких двоюродных братьев младше ее, громко разговаривали за более длинным столом на другой стороне комнаты, она тосковала по Уэнздей так, как никогда ни по кому в своей жизни. Она воспользовалась возможностью улизнуть между основным блюдом и десертом, чтобы побыть наедине с собой. Она плюхнулась на подоконник в своей спальне, весь день мечтая позвонить Уэнздей, она достала свой телефон, но, к сожалению, была прервана тем, что дверь позади нее открылась и вошла ее мать. По языку тела своей матери она могла сказать, что грядет еще один разговор о ее недостатках как оборотня, и она глубоко вздохнула, поскольку у нее просто не было сил проходить через это снова. “Пожалуйста, мама”, - сказала она. “Мы можем не делать этого в Рождество?” Ее мать притворилась, что ничего не заметила, и шагнула дальше в комнату. “Я не понимаю, о чем ты говоришь?” - Сказала Эстер. “Ты всегда думаешь обо мне самое худшее. Нам нужно говорить о важных вещах без того, чтобы ты начинала ссору!” “Я начинаю ссору?” - Сказала Инид. “Все, чего я хочу, это просто ... немного подышать. Ты та, кто пришла сюда, в единственное место в этом доме, которое принадлежит мне. ” “Ну, это просто потому, что ты избегала меня весь день!” - ответила ее мать. Отец Инид, услышав повышенный голос своей жены, тоже вошел в комнату. “Я просто подумала”, - продолжила Эстер. “Поскольку все твои кузены здесь, тебе было бы полезно провести некоторое время с ними, а не прятаться в своей комнате! То, как ты, кажется, отвергаешь стаю… Я не могу не задаться вопросом, не отвергаешь ли ты и свою собственную трансформацию тоже! Это убило бы тебя, если бы ты немного попробовала? Я ни разу не видела, чтобы ты боролась за этот праздник, и ты едва притронулась к кровавому пудингу!” Несмотря на то, что мать снова и снова смотрела на Инид свысока, и она пыталась укрепить свое сердце, чтобы это снова не причинило ей боли, все равно было больно слышать, как она говорит такие вещи. Она посмотрела на своего отца и поняла, что ему, похоже, так же неловко, как и ей, вести этот разговор. Она всегда чувствовала связь с ним, которую не чувствовала по отношению к остальным членам стаи. Она знала, что в каком-то смысле они были одинаковыми. Но прямо сейчас она также была взбешена на него за то, что он никогда не мог противостоять ее маме и всегда позволял ей продолжать в том же духе. “Мама!” - рявкнула она. “Я сама по себе! Ты должна позволить мне жить своей собственной жизнью ”. “И смотреть, как ты совершаешь ужасную ошибку?” Эстер выглядела так, словно была близка к слезам, но у Инид возникло ощущение, что все это было притворством. “Ты можешь остаться без стаи, вне сообщества оборотней. Неужели ты не понимаешь, как это тяжело для меня?” “Да, мама, ты очень ясно дала это понять!” Инид кипела от злости. “Но это не всегда может быть связано с твоими трудностями. Самое время тебе научиться менять свою точку зрения и задумываться о том, через что проходят другие люди. Да, я не обратилась в волка, ну и что? Можешь ли ты представить, о чем родителям Уэнздей пришлось беспокоиться в этом году?” Теперь ее когти были выпущены, и она не могла контролировать бушевавшую в ней ярость. “Им пришлось наблюдать, как ей вводят лекарства, которые имеют мучительные побочные эффекты, и видеть, как она превращается в тень самой себя. Тебе стыдно, потому что бабушка не одобряет меня и не хочет, чтобы я была рядом с ней за обеденным столом, но ты знаешь, что я снова буду здесь в следующем году. Я буду послушно сидеть за детским столом и слушать, как дети тети Джун смеются надо мной, как и каждый год, потому что я всегда так делаю! Семья Уэнздей празднует с ней сегодня, и они не...” Гнев сразу рассеялся и сменился комом, состоящим из всех тревог и печали, которые она несла в себе в этом семестре. Ее голос дрогнул, говоря об ужасной возможности, которая пугала ее до конца, и она продолжила со слезами на глазах. “Они не знают, смогут ли они когда-нибудь отпраздновать с ней еще одно Рождество. Пока ты беспокоишься о том, что я вырасту не такой как ты, они должны подумать о том, что она может вообще не вырасти! Как ты думаешь, у них есть время беспокоиться о том, что она другая?” Она могла сказать, что от ее слов матери стало не по себе, в то время как отец бросил на нее сочувственный взгляд. Эстер покачала головой. “Ты все искажаешь”, - сказала она слишком слащавым голосом. “Я никогда не говорила, что мне не жаль семью Аддамс. Это действительно ужасная ситуация. И прими мои глубочайшие соболезнования “. “Так почему ты все еще здесь и критикуешь меня?” - Пораженно спросила Инид, ее щеки были мокрыми от слез. “Почему ты не можешь позволить тому, через что они проходят, остановить твое осуждение хотя бы на секунду? Просто чтобы хоть раз дать мне понять, что ты хоть как-то меня ценишь. Я имею в виду, даже если я никогда не стану волком, по крайней мере, я не умру”. “Нет”, - холодно ответила ее мать. “Но если тебя выгонят из стаи… с таким же успехом ты могла бы и умереть.” Температура в комнате, казалось, внезапно упала на тридцать градусов, и Инид была потрясена до глубины души. Она почувствовала, как ее лицо вытянулось от боли, которую она не хотела, чтобы ее мать имела удовольствие видеть. Она действительно думала, что привыкла к тому, что мать давит на нее после того, как на нее наступали снова и снова, но она никак не могла подготовиться к такому вопиющему и обидному высказыванию. Все еще безмолвствуя, она смотрела, как ее мать развернулась и вышла из комнаты. Ее отец, несомненно пытаясь утешить ее, подошел к ней и положил руку ей на плечо. “Мне очень жаль, Инид”, - сказал он. “Должно быть, это был тяжелый семестр для тебя”. “Да”, - сказала она, упрямо вытирая слезы и раздраженно отмахиваясь от него. “Спасибо за помощь”. Она вытолкала его за дверь и закрыла ее за ним, наконец-то обретя покой. Она застыла у двери, слезы высыхали на ее щеках. Она была удивлена, что не заплакала еще сильнее после этого обмена репликами, но подозревала, что была слишком ошеломлена, чтобы сделать это. Она поплелась обратно к своему месту у окна. Ее руки немного дрожали, когда она достала свой телефон, она наконец позвонила Уэнздей, сделав это видеозвонком, так как отчаянно хотела ее увидеть. Она почувствовала, что многие ее печали улетучились, когда девушка взяла трубку, и Инид увидела ее. На ней была черная шляпа Санты, и она выглядела просто прелестно. Ее сердце пропустило, наверное, целых три удара, и она снова почувствовала себя невероятно счастливой, что ей разрешили назвать Уэнздей своей. “О-о-о!” Она не смогла удержаться от визга при виде этого. Уэнздей выглядела немного смущенной и быстро сняла шляпу. Инид видела, как ее щеки слегка покраснели. “Пагсли заставил меня надеть это”, - объяснила она и уставилась в камеру. “Он был прав”, - улыбнулась Инид. “Ты очаровательна в этом”. Уэнздей на мгновение отвлеклась от комплимента, но затем стала более серьезной. Она научилась очень хорошо читать Инид и могла сказать, что ее что-то беспокоит. Зная, насколько сложными были ее отношения с семьей, нетрудно было догадаться почему. “Скажи мне, почему ты расстроена?”, - спросила она. Улыбка Инид немного дрогнула, и хотя она, казалось, пыталась сделать вид что всё хорошо, она выглядела неуверенной в себе. Она не хотела, чтобы ее мать занимала какое-то место в ее общении с Уэнздей, поэтому на мгновение запнулась. “Надень это обратно”, - наконец потребовала она. “Что?” - Спросила Уэнздей. “Эту шляпу!” - Сказала Инид. “Я скажу тебе, только если ты снова наденешь шляпу”. Уэнздей одарила ее долгим и убийственным взглядом, прежде чем она сдалась и надела шляпу обратно на голову, не то чтобы это был даже вопрос. Она никогда не могла сказать "нет" Инид. “Вот”, - сказала она. “Сейчас… Я хочу знать. Что сделала твоя мать и как бы ты предпочла, чтобы я ее пытала?” И вот Инид пересказала то, что произошло несколько минут назад, и Уэнздей почувствовала, как внутри нее разгорается дикий звериный гнев, направленный на миссис Синклер, чем больше она говорила. Как кто-то мог иметь Инид в своей жизни и быть таким неблагодарным, было выше ее понимания. Она даже потеряла дар речи на мгновение после того, как Инид закончила говорить. “Я приеду за тобой!” - затем предложила она, чувствуя, как болезненно сжимается ее сердце, представляя, как плохо с Инид обращалась ее стая. Инид слегка усмехнулась. “Да, точно”, - сказала она. “Как будто твои родители позволили бы тебе путешествовать по всей стране прямо сейчас”. “Ты права”, - ответила Уэнздей. “Но я могу послать за тобой кого-нибудь другого”. “Уэнздей...” - Сказала Инид, тронутая этим предложением. “Чтобы добраться сюда, потребуется более сорока часов”. “Нет, если за рулем мой дядя Фестер”, - сухо ответила Уэнздей. “И он у меня в долгу. Сможешь ли ты выдержать свою семью до завтра?” “Подожди… ты действительно это сделаешь?” Голос Инид был мягким и несколько удивленным. “Конечно”, - как ни в чем не бывало ответила Уэнздей. “Я напишу тебе, когда он выедет, чтобы сообщить приблизительное время прибытия. Собирай свои вещи.” И с этими словами она повесила трубку, прежде чем Инид успела ни прокомментировать, ни осмыслить то, что только что произошло. Уэнздей, которая удалилась на кухню, чтобы спокойно поговорить с Инид, вернулась в гостиную, где в данный момент собралась вся ее семья. День, который они провели вместе, на самом деле был очень приятным. Поскольку уровень энергии Уэнздей все еще был очень низким, они успокоились и просто наслаждались тем фактом, что все они были вместе. Они играли в разные семейные игры. Уэнздей сыграла несколько песен на своей виолончели в сопровождении матери на скрипке и отца на мексиканской арфе. Они все вместе поужинали, а потом обменялись подарками. Как и в ее день рождения, и Уэнздей, и Пагсли получили больше подарков, чем им было нужно, не только от своих родителей, но и от дяди Фестера, который обнаружил несколько странных вещей по пути в тюрьму и обратно. Теперь вечер подходил к концу, по крайней мере, для Уэнздей, которая нуждалась во сне больше, чем остальные. Она нашла их собравшимися вокруг камина, где она их оставила. Пагсли сидел на полу, подбрасывая в воздух жареных сверчков, которых он получил в подарок от Фестера, и ловил их ртом. Гомес и Мортиша осыпали друг друга ласками на диване. Уэнздей заметила, что эта их привычка почти полностью исчезла за те месяцы, что они беспокоились о ней. Но, казалось, их нервы достаточно успокоились после ее последнего лечения, чтобы они постепенно возвращались к своим старым привычкам. Они также постоянно осыпали ее ненужной нежностью, и она ненавидела то, что ей это нравилось. Уэнздей игнорировала всех, кроме своего дяди, который сидел в кресле-качалке и точил ножи, когда она подошла к нему решительными шагами. “Дядя”, - сказала она. “Ты помнишь то время, когда я серьезно заболела и ты месяцами не навещал меня?” Фестер сглотнул и посмотрел на нее с большим раскаянием. Вряд ли это было что-то такое, что он когда-нибудь забудет. Он ни на секунду не возражал, что она использовала это как рычаг, чтобы добиться от него благосклонности. Она получит от него все, что захочет, до конца их жизней. “У меня есть способ для тебя, чтобы загладить твою вину”, - продолжила она. Он отбросил ножи в сторону и встал еще до того, как услышал ее просьбу. “Все, что тебе нужно, Уэнздей”, - сказал он. “Насколько быстр тот мотоцикл, который, как я видела, ты прятал за кладбищем?” - спросила она его. Она видела, как он увозил очень странный мотоцикл с рисунком далматинца и коляской, когда она шпионила за ним. Дядя Фестер, который думал, что мотоцикл был секретным, на мгновение был немного озадачен ее вопросом. “Ну что ж… Он достаточно быстрый”, - наконец сказал он. Правда заключалась в том, что он переделал его, чтобы достичь очень недопустимых скоростей. “Хорошо”, - сказала Уэнздей. “Инид подвергается издевательствам со стороны своей семьи в Сан-Франциско, и она нуждается в спасении. Поедь и забери ее.” “Ты просишь меня отправиться посреди ночи, чтобы побить рекорд скорости с востока на запад на мотоцикле?” он спросил ее. Затем он расплылся в широкой улыбке и чуть не расплакался. “Это звучит как лучший рождественский подарок за вечер, спасибо!” Он крепко обнял ее, а затем выбежал из комнаты, чтобы забрать свои вещи. “Когда она должна ожидать тебя?” Уэнздей позвала его вслед. “Скажи ей около двенадцати часов дня!” Инид не могла по-настоящему поверить, что Уэнздей собирается послать кого-нибудь за ней, пока не получила сообщение следующего содержания: 'Фестер появится завтра около полудня. Приготовьте свои сумки.' Затем появились три точки , сообщающие ей , что Уэнздей пишет , и появлялись снова несколько раз, пока не пришло другое сообщение, в котором говорилось: 'Я не могу дождаться, когда увижу тебя.' Это заставило Инид широко улыбнуться, зная, что Уэнздей потребовалось немало усилий, чтобы выразить себя подобным образом. Наступил следующий день, и она расхаживала у окна в своей комнате, каждые десять секунд выглядывая наружу, чтобы посмотреть, не появился ли дядя Фестер на подъездной дорожке. Утро, проведенное с ее семьей, было мучительным. Ей приходилось наблюдать, как ее двоюродные братья постоянно соревнуются в силе и мужестве. Когда она просто проходила мимо них, один из них, желая показать себя перед остальными, легко схватил ее и прижал к земле. В ушах у нее звенело от постоянного шума, и единственное, что придавало ей сил пережить этот день, - это осознание того, что скоро она окажется в спокойном присутствии Уэнздей. Ее семья, казалось, забыла о ней, что было для нее большим облегчением и позволяло ей ходить без помех. Она ждала у окна больше часа, когда самый странный автомобиль, который она когда-либо видела, вывернул из-за угла быстрее молнии. На самом деле, казалось, от него исходили маленькие искры молнии. И очень громко остановился на ее подъездной дорожке. Она ждала так долго, что на мгновение забыла, что делать теперь, когда он приехал, но затем поспешила к своему гардеробу, схватив две сумки, которые собрала ночью и спрятала там. Спускаясь по лестнице, она слышала заинтригованные голоса членов своей семьи. Они явно не пропустили шумное прибытие дяди Фестера, и она могла слышать, как они собрались на кухне, где, скорее всего, наблюдали за этим странным человеком через окно. Она была почти у подножия лестницы, когда ее мать вышла из кухни и заметила ее. Заметив её сумки, Инид практически увидела внутренний вздох разочарования, который издала ее мать. “Инид”, - холодно сказала Эстер. "Куда ты направляешься?” Инид собралась с духом, заставила себя выпрямиться и посмотреть матери в глаза. “В дом Уэнздей”, - заявила она, а затем прошла мимо матери к двери. “Машина ждет меня”. “Инид!” - отругала ее мать и схватила ее за плечо как раз в тот момент, когда она открыла входную дверь, заставляя ее обернуться. “Я не говорила, что ты можешь уйти”. “Нет”, - сказала Инид, ее сердце учащенно билось, когда она смотрела на свою мать сверху вниз. “Но ты тоже не очень-то хочешь, чтобы я оставалась здесь”. К этому моменту остальные члены семьи появились позади Эстер, и Инид стояла не только лицом к матери. На нее смотрело около 30 пар любопытных глаз. “Конечно, я хочу, чтобы ты осталась!” - Сказала Эстер. “Это самая нелепая вещь, которую я когда-либо слышала!” “Нет, мама, ты этого не хочешь!” - Сказала Инид, заставляя себя сосредоточиться только на женщине перед ней. “Потому что я не говорю о будущем, ‘потенциальном оборотне’ себе. Я не говорю о том человеке, которым ты меня представляешь. Я имею в виду эту себя!” она указала на себя. “Я, которая просто хочет насладиться Рождеством, слушая приятную музыку, читая хорошую книгу и разговаривая о вещах, которые не имеют ничего общего с борьбой или охотой!” Взгляды остальных членов семьи переместились на что-то позади нее, и Инид поняла, что в дверях, должно быть, появился дядя Фестер. “Если ты действительно решила провести свои каникулы с этими людьми, а не со своей семьей, то, возможно, ты права”, - сказала Эстер с отвращением. Инид позволила своему взгляду блуждать по своим родственникам. Ее отец вышел из группы и подошел, чтобы взять ее за руку. Не яростно, как тогда, когда мать остановила ее в дверях, а скорее нежно. “Я хочу, чтобы ты осталась”, - сказал он, и Инид знала, что он имел в виду это так, как никогда не смогла бы ее мать. Она слегка улыбнулась ему. “Может быть, на следующих каникулах”, - сказала она, сжимая его руку в ответ. Затем она без всяких сожалений повернулась и встала лицом к лицу с дядей Уэнздей. Он одарил ее такой широкой улыбкой, что было почти жутко. Она никогда не встречалась с ним лично, но было нетрудно установить связь между ним и Уэнздей, хотя они были совершенно разными: Фестер был более... расстроенным. И, по-видимому, скорее оптимистом. Но они оба были настолько своеобразны по-своему, что не было никакой ошибки в том, что они оба были частью клана Аддамс. Он протянул руку, показывая, чтобы она передала одну из своих сумок, и она подчинилась, улыбнувшись ему в ответ. Дверь закрылась между ней и ее семьей, и она не почувствовала ни капли сожаления. “Это была потрясающая речь, которую ты там произнесла!” - Сказал ей Фестер, когда они шли к машине. “Я вижу, что если бы Уэнздей увидела тебя. Она была бы очень впечатлена.” Сердце Инид затрепетало при упоминании имени Уэнздей, и она ускорила шаг, стремясь поскорее добраться до поместья Аддамс. Они засунули ее сумки под сиденье Фестера, и она села в боковую коляску, надев шлем далматинца, который он ей предложил. Именно тогда она вдруг вспомнила, как быстро он ездил раньше. “Ты поведешь машину... ответственно, верно?” - нервно спросила она. “Конечно!” - Сказал Фестер со смешком. “Держись крепче!” Секунду спустя они вылетели с подъездной дорожки, как пушечное ядро из пушки. Инид издала долгий и окаменевший крик. Как только ей наконец удалось сделать пару вдохов, они уже проехали несколько миль. “ЭТО… ЭТО... ТАК… НЕЗАКОННО! ” завопила она. “Если мы проедем мимо полицейской машины, они взбесятся!” “Да, но как они нас поймают?” Фестер ответил граничащим с безумием смехом. “Просто закрой глаза на минуту или около того, ты мигом привыкнешь к скорости”. Так или иначе, дядя Фестер был прав. Через некоторое время Инид действительно привыкла к скорости, она даже находила это довольно захватывающим. И что еще более удивительно: ей удалось немного поспать во время долгой поездки. Им много раз приходилось останавливаться, чтобы заправиться. Пару раз они действительно видели мигающие синие сирены, но, как и предсказывал Фестер, преследовать их было невозможно. Поездка, казалось, длилась и недолго, и целую вечность одновременно. В конце концов, они совершили сорока шести часовое путешествие всего за семнадцать часов. Около девяти часов утра на следующий день они быстро приближались к поместью Аддамс. Тем временем Уэнздей с большим нетерпением ожидала приезда Инид. Конечно, у ее родителей не было никаких проблем с приходом Инид. Они ничего так не хотели, как того, чтобы Уэнздей была счастлива, и Инид явно сделала ее очень счастливой. Более того, они чувствовали, что в некотором смысле будут в вечном долгу перед Инид. Они знали, что ее поддержка была неоценима для Уэнздей когда она была больна, и подозревали, что она была более откровенна с Инид, чем могла быть с ними. За это они были бесконечно благодарны, и она всегда была желанной гостьей в их доме. Когда возле дома раздался безошибочный рев мотоцикла Фестера, вся семья вышла на улицу, чтобы поприветствовать их. Волосы Инид были сильно взъерошены от сильного ветра, которому они подверглись, но она выглядела вне себя от радости, когда выпрыгнула из коляски. Однако, как только она опустила ноги на землю, она перестала двигаться. Вспоминая, что произошло, когда они встречались в последний раз лично, она немного колебалась, стоит ли подходить слишком близко. “Ты уверена, что тебе не станет плохо, если я подойду ближе?” - нерешительно спросила она Уэнздей. “У тебя достаточно белых кровяных телец?” “Да”, - весело заверила ее Уэнздей с крыльца. На всякий случай Инид посмотрела в сторону её родителей. “Это правда?” - спросила она. “Ее показатели уже должны быть в порядке”, - ответил Гомес с ободряющей улыбкой. “Могу я поцеловать ее?” - Спросила Инид. Мортиша усмехнулась, но кивнула. “Продолжай”, - улыбнулась она. Наконец нерешительность Инид исчезла, и она бросилась вперед, в объятия Уэнздей, сначала крепко обняв ее, а затем прижавшись губами к ее губам. Уэнздей почувствовала, как эти порхающие мотыльки, к которым она уже привыкла, разыгрались у нее в животе. Когда они оторвались друг от друга, Уэнздей краем глаза заметила Пагсли, который одарил ее очень глупой улыбкой, и она немного разволновалась, поняв, что ее семья наблюдает. “Я так понимаю, вы удовлетворены службой доставки Фестера?” Дядя Фестер, который припарковал мотоцикл и подошел к ним, пошутил с ней. Уэнздей одарила его долгим невеселым взглядом, так как ей не нравилось, когда над ней смеялись. Но правда заключалась в том, что она была благодарна. “Примите мою благодарность”, - наконец сказала она, прежде чем схватить Инид за руку и потащить ее в дом. Это было странно, но, входя в поместье Аддамсов, Инид чувствовала, что возвращается домой. На самом деле, она была здесь не так уж много раз, но ей казалось, что она дома. Может быть, это было потому, что ее мысли были про Уэнздей каждую секунду, пока они были порознь. Они убрали вещи Инид в комнату Уэнздей, а затем, в уединении спальни, продолжили поцелуй, который только начали за пределами дома. Хотя это был уже не их первый раз, это было так же волнующе, как и в тот первый раз. Уэнздей была уверена, что никогда не привыкнет к этому чувству. Она могла бы легко заниматься этим весь день, но этот момент был прерван стуком в дверь. “Мама говорит, что вам следует спуститься вниз и позавтракать”, - послышался голос Пагсли из-за двери. Оторвавшись друг от друга, пара посмотрела друг другу в глаза, и Инид разразилась хихиканьем, заработав одну из редких улыбок Уэнздей. Эти улыбки заставляли Инид чувствовать себя самым счастливым человеком во всем мире. Неохотно они направились к двери, но не без того, чтобы взяться за руки. Хотя Рождество уже прошло, оба подростка оказались в более веселом настроении теперь, когда они были вместе. Поедая остатки рождественской еды с семьей Уэнздей, Инид наконец-то смогла ощутить то праздничное настроение, о котором мечтала. Желая выразить свою благодарность, она помогла убрать со стола после этого, столпившись на кухне вместе с остальными. Она хотела оставить свою мать в Сан-Франциско, за много миль от ее мыслей, но разрыв, который эта женщина поселила в ее сердце на этот раз, ранил сильнее, чем она хотела признать. Несмотря на то, что пребывание рядом с семьей Уэнздей помогло ей исцелиться, видеть контраст между ними и ее собственной семьей все равно было больно. Когда она увидела гармонию, с которой семья Аддамс работала вместе, разрыв внутри нее скрутился особенно болезненно. Она думала, что хорошо скрывает свое тревожное состояние, но, убирая посуду в раковину, вдруг почувствовала, как руки Уэнздей обвились вокруг ее талии. Ее хватка была излишне сильной. Инид могла сказать, что за этим скрывался гнев, и она могла живо представить, что Уэнздей представляла, как причиняет боль её матери в этот момент. Она вздохнула и почувствовала, что немного съежилась. “А ты… хочешь рассказать что тебя беспокоит?” - Спросила Уэнздей, ее голос был немного натянутым, она не привыкла к такого рода разговорам. Инид развернулась так, что прислонилась спиной к стойке, Уэнздей отпустила мертвую хватку, но осталась прямо перед ней. “О, ты знаешь...” - Сказала Инид. “На самом деле это всё та же старая история, но ее трудно отпустить. Всё, что моя мама хочет, это чтобы я обратилась, она ясно дала это понять. Если я не уйду, я останусь в стороне, упущу что-то большое...” “Твоя мать - идиотка”, - пробормотала Уэнздей. “Удивительно, что она не видит, что она единственная, кто что-то упускает”. “Что, если я никогда ничего не достигну в их глазах?” - Пробормотала Инид. “Инид, ты уже совершила невероятные вещи”, - сказала Уэнздей. “Ты бесценна для меня. Я полностью убеждена, что, даже если ты никогда не станешь волком, ты будешь вести самую необыкновенную жизнь. У тебя так много фантастических качеств, какой бы путь ты ни выбрала… ты будешь сиять так же ослепительно ярко, как и сейчас ”. Это вызвало улыбку, состоящую из равных частей благодарности и меланхолии, появившуюся на лице оборотня. “Да, я это знаю, но моя мама… Я думаю, она предпочла бы, чтобы я умерла, чем не стала полноценным оборотнем.” Поскольку остальные члены семьи Уэнздей все еще находились в той же комнате, все они узнали, какие ужасные вещи беспокоили ум молодой девушки. Гомес и Мортиша обменялись испуганными взглядами. Слова подростка были такими мрачными, такими немыслимыми… И все же было ясно, что она говорила правду. Ошеломленная молчанием, Мортиша была удивлена тем, что злые слезы угрожали пролиться. Возможно, это было как-то связано с тем, насколько неадекватной она себя чувствовала из-за того, что не могла защитить свою собственную дочь от трудностей, но она внезапно почувствовала, что отчаянно хочет защитить молодого оборотня. Дикая буря неприятных эмоций поднялась в ней. Поскольку у нее всегда был более позитивный настрой, она не знала, что можно испытывать такую ярость по отношению к другому человеку, то есть до сих пор. Мать Инид… Мортиша ее не понимала! Инид была невероятной молодой девушкой, милой и очаровательной. Мортиша чувствовала, что она заслуживает целого мира. Эстер Синклер посчастливилось заполучить в своей жизни такого ребенка, и она была здорова. Как могла эта женщина позволить себе быть придирчивой к чему-то еще в ней? Неужели она не могла понять, как сильно Мортиша хотела, чтобы у нее было то, что было у неё: здоровый ребенок. В попытке выплеснуть бушевавшую в ней ярость, она принялась энергично оттирать сковороду дочиста. Но когда подростки начали проходить мимо нее, чтобы покинуть кухню, она не смогла удержаться от того, чтобы протянуть руку и остановить Инид перед ней. “Мне так жаль, что все так сложилось с твоей матерью”, - сказала она, качая головой из-за тяжести ситуации. “Я действительно надеюсь, что однажды она начнет видеть ясно, потому что Уэнздей права: она единственная кто что-то упускает”. Когда она увидела, что нижняя губа девочки немного дрожит, она притянула ее ближе и обняла, желая, чтобы Вселенная позволила ей чувствовать себя в безопасности и любимой, в то время как Инид пробормотала “спасибо” в объятия. Уэнздей и Инид легко могли бы провести весь день, просто прикасаясь друг к другу. Но Уэнздей, осознав, что это было именно так: результат действия мощных гормонов новой влюбленности, не захотела полностью поддаваться этой непреодолимой зависимости и решила, что они должны по крайней мере чем-то еще распоряжаться своим временем. Инид была бы расстроена, но слова Уэнздей вызвали у нее радостное чувство. “Ты только что сказала ‘влюблена’?” она выдохнула, улыбаясь как дурочка. От нее не ускользнуло, как при этих словах покраснели щеки Уэнздей. “Это просто научный термин для обозначения возникновения ... для вещей, которые...” Латиноамериканка запнулась на своих словах, пытаясь объясниться. “Ты влюблена в меня?” Инид не смогла удержаться от того, чтобы не сказать, снова чуть ли не подпрыгивая вверх-вниз. “Не заставляй меня повторять это снова!” Уэнздей что-то проворчала, но когда Инид обняла ее и крепко сжала от волнения, она издала сварливое “да”. “Не волнуйся”, - сказала Инид и отпустила ее, чтобы та могла посмотреть ей в глаза. “Потому что так случилось, что я тоже влюблена в тебя”. После этого обмена любезностями Инид согласилась сыграть партию в шахматы, а затем, скрепя сердце, помочь Уэнздей и её брату попрактиковаться в очаровании змеи, которую Пагсли подарили на Рождество. Но когда наступала ночь, они полностью принадлежали друг другу. На этот раз даже не потрудившись вынести гостевую кровать, Уэнздей отвела Инид обратно в ее комнату, как только их ночные дела были закончены, и легла в постель, выжидающе глядя на Инид, чтобы она последовала за ним. Инид расплылась в мягкой, но очень теплой улыбке. “Итак, сейчас ты чувствуешь себя лучше, не так ли?” Уэнздей едва заметно кивнула, и Инид опустилась на кровать. Как только они оказались лицом к лицу, вытянувшись на кровати, Инид прижалась губами к губам Уэнздей и почувствовала, как руки другой девушки перебирают ее волосы. Они поцеловались на мгновение, прежде чем оторваться друг от друга и прижаться лбами друг к другу, нежно обнимая друг друга. “Я не могу поверить, что вот так я проведу рождественские каникулы”, - удовлетворенно вздохнула Инид. “Подумать только, мне все еще пришлось бы терпеть свою мать, если бы ты не послала за мной...” “Не говори о таком зле в моей постели”, - пробормотала Уэнздей. Все еще с закрытыми глазами, рука Инид блуждала, поглаживая Уэнздей сначала по голове, затем от плеча к спине. “Ты права”, - пробормотала она. После минутного молчания Уэнздей заговорила снова: “Я могла бы передать ей свой рак, если ты не считаешь, что это переступает черту”. “Прекрати”, - усмехнулась Инид, снова открывая глаза и слегка ударяя Уэнздей в бок. “У тебя больше нет рака”. При ее словах она увидела, как настроение Уэнздей немного омрачилось, и девушка напряглась. Ее лицо было встревоженным, она долго молчала. “Мы этого не знаем”, - наконец пробормотала она, опустив глаза, чтобы не встречаться взглядом с Инид. И Инид знала, что она ничего не может сказать, что избавило бы Уэнздей от этого беспокойства. Несмотря на то, что ее лечение закончилось, беспокойство только началось. За ней нужно будет наблюдать в течение пяти лет, возвращаясь на сканирование каждые несколько месяцев, прежде чем она будет считаться полностью свободной от рака. Вместо того, чтобы немедленно заговорить, она подвинулась так, чтобы можно было притянуть Уэнздей к своей груди и позволить голове девушки прижаться к ее сердцу. Одной рукой придерживая ее голову, а другой успокаивающе поглаживая по спине, она делала все, что могла, чтобы унять боль. “Я знаю, что мы еще не можем быть уверены...” - сказала она, заставляя дрожь пробежать по ее собственному позвоночнику. “Но есть хороший шанс, что ты уже вылечилась. Я буду верить, что лечение сработало, пока не будет доказано обратное ”. Уэнздей не ответила, но Инид чувствовала, как напряжение в ее плечах медленно спадает, когда ее обнимали. Они долго оставались так в тишине, каждый глубоко погруженный в свои мысли, каждый нуждался в другом ничуть не меньше, чем другой. Наконец, тишину нарушил тихий смешок Инид. “Могла ли ты когда-нибудь представить, при нашей первой встречи, что мы окажемся здесь?” - спросила она. Уэнздей открыла глаза, все еще прижимаясь к груди Инид, и улыбнулась. “Нет”, - ответила она. “Я думаю, что убила бы тебя, если бы ты сказала мне”. “Я благодарна, что ты этого не сделала”, - улыбнулась Инид. “Я тоже”.