Bajur

      Он ненавидел чувствовать себя таким одурманенным. Это всегда было похоже на плавание по грязи, когда он боролся с возвращением в сознание и каждый раз очень уставал.              Но, наконец, он заставил глаза подчиняться командам мозга. И первое, что он увидел, было слегка удивленное выражение на лице некоего генерала Вирса.              — Только ты выходишь из наркоза с таким раздраженным поведением, Фирмус.              — Ненавижу наркотики, — выдавил из себя Пиетт. — Утомительно.              Макс кивнул — он все-таки понял — и похлопал его по плечу: — Да. Но теперь ты по другую сторону баррикад, благодари Силу, и можешь по-настоящему отдохнуть.              Но водоворот воспоминаний создавал вихри в мозгу Пиетта:              Огонь из бластера, и он должен защитить Скайуокера…              Мэтью, с ним все было в порядке?              Настойчивое желание защитить... Зев.              Зевулон Вирс, который остался с ним, как сделал бы его отец...              — Зев? — спросил Пиетт языком, который казался слишком тяжелым, и Вирс слегка фыркнул.              — Ты... ладно. Я не удивлен, что твои первые мысли — о других. Вот почему мы все о тебе очень высокого мнения.              Леди мигнула своим зеленым огоньком, и Вирс ухмыльнулся ей.              — Спасибо, — сказал он ей. — Я думаю, она очень рада, что ты вернулся, — продолжил он, доставая бутылку с водой и поднося ее ко рту Пиетта. Тот с благодарностью выпил, и комнату озарило теплое золотистое сияние.              — Спасибо... Леди, — сказал он, нежно улыбаясь потолку.              — С Зевом все в порядке, — тихо сказал Макс, снова ставя воду и откидываясь на спинку стула. — Он находится на 6-м уровне тюремного блока, так что ему достаточно комфортно. Но у меня есть строгий приказ Хенли, что теперь тебе необходимо позволить спать естественным образом. Объяснения могут подождать, я обещаю, Фирмус.              Хорошо. Да. Но...              — Мэтью?              Генерал слегка улыбнулся: — С ним все в порядке. Ты увидишься с ним позже. Спи, капитан.              Спать. Это действительно звучало идеально. Он по-совиному моргнул Вирсу, который снова улыбнулся. Пиетт чувствовал, что на это необходимо обратить внимание.              — Ты... много улыбаешься.              — С моим лучшим другом все будет в порядке, мой сын жив и здесь, и... скорее всего, ситуация изменится к лучшему. Я могу улыбнуться по этому поводу.              — Необычно, — вздохнул Пиетт, закрывая глаза, и Макс усмехнулся над ним, и сильная рука снова легла на руку капитана, удерживая его, пока Пиетт погружался в более естественный сон.              * * *              В следующий раз он проснулся в темной комнате и почувствовал, что за ним кто-то наблюдает. Затем он узнал характерное дыхание.              Пиетт слегка напрягся, и зазвучали низкие тона:              — Успокойтесь, капитан.              Лорд Вейдер... был в лазарете. Пиетт действительно не знал, что с этим делать.              Последовала неловкая пауза.              — Что... гм... я могу для вас сделать, милорд?              И Вейдер придвинулся ближе к кровати, чтобы Пиетт более отчетливо мог его разглядеть.              — В настоящее время ничего, капитан. Я пришел, чтобы... принести извинения.              Пиетт моргнул. Он все еще видел сон. Это было единственное возможное объяснение.              — Я... поставил вас в невыносимое положение, капитан, и, будь вы кем-то другим, вы давно сдались бы. Но... вы — тот, кто вы есть, и, несмотря на все, что я возложил на ваши плечи, вы преуспели.              Он сделал паузу, и кружащийся мозг Пиетта пытался понять, что лорд Вейдер не только принес извинения, но и похвалил его.              — Спасибо? Милорд?              — Я сожалею о том напряжении, которому это вас подвергло, Пиетт. Я был очень... ослеплен. Но теперь у меня есть мой сын, и он указал на то, что...              — Ваш сын, милорд? — Пиетт знал, что перебивает. Но это...              — Люк Скайуокер — мой сын. Тема для другого раза. В данный момент...              Другого раза? Люк Скайуокер был...              Что, во имя галактики, происходит????              Его сердцебиение напомнило грохочущее стадо бант, и монитор тревожно запищал.              — Милорд! — Хенли во всем своем разгневанном великолепии выскочил из своего кабинета. — Вы уверяли меня, что не станете расстраивать капитана! У него всего шесть часов назад была интенсивная и смехотворно квалифицированная операция!              Что-то зашипело в шею Пиетта, и он почувствовал себя намного спокойнее. И очень сонным. Но спокойным. Это было мило. О, лорд Вейдер был здесь.              — Пять минут, милорд. И если вы снова вызовете тревогу, вам придется уйти.              Пиетт почувствовал, что это было довольно смело со стороны доктора, но сейчас он был так спокоен, что это просто побудило его улыбнуться Хенли.              — Вы очень смелый, — сказал он ему, и доктор фыркнул, проверяя показания приборов.              — Вам нужно больше спать, капитан. И он скоро отключится, милорд. Скажите, что вам нужно, а потом уходите.              — Вы не можете отдавать мне приказы, доктор...              — Мой лазарет, мои правила — таково было наше соглашение, милорд! — крикнул Хенли через плечо, уже направляясь обратно в офис.              — Ему... многое сходит с рук, — признался Пиетт лорду Вейдеру. Он чувствовал, что лорд Вейдер поймет.              Вздох из вокодера.              — Я не хочу обсуждать особенности Хенли. Я, капитан, пытаюсь вам сказать, что я был небрежен по отношению к вашей жизни. Это... это не то, что я должен был так свободно тратить. В то же время я хочу поблагодарить вас за то, что вы спасли жизнь моего... Люка.              Это пробудило сонный мозг Пиетта: — Ваш... сын, — заявил он. Это было упомянуто, верно? Будет ли молодой Вейдер тоже носить плащ?              Этот шлем наклонился, как будто был обеспокоен.              — Вам не нужно беспокоиться, — серьезно сказал ему Пиетт, кивая, чтобы заверить его. — Я думаю... Думаю, доктор дал мне что-то от этого.              Забавный наклон шлема: — От чего, Пиетт?              Да, действительно, от чего?              — От беспокойства. И вы сказали мне спасти его жизнь. Приказы.              Как все произошло? Ах да.              Он поднял руку и указал на лорда ситхов, чтобы напомнить ему: — Ни при каких обстоятельствах, капитан, Скайуокер не должен пострадать. Я достаточно ясно выразился?              Из вокодера донесся странный шум: — Пиетт. Это должен был быть... я?              Очевидно.              — Да, милорд. То, что вы мне сказали. Слово в слово, сэр.              Рука в черной перчатке мягко толкнула протянутую руку Пиетта, и он позволил ей опуститься обратно на кровать рядом с собой.              — Вы, капитан, заслуживаете больших почестей. На данный момент я могу только выразить вам свое глубочайшее уважение. А теперь спите, Пиетт, прежде чем скажете что-нибудь еще, что, без сомнения, ужаснет вас при воспоминании.              — Хорошо, — вздохнул он, послушно закрывая глаза. В высшей степени разумное предложение — спать. — Рад, что мы нашли вашего сына, милорд.              Короткое прикосновение к его плечу: — Как и я, капитан.              * * *              В следующий раз, когда он проснулся, он знал, что его перевели в послеоперационную палату, которая находилась рядом с лазаретом Хенли. Обставлена она была просто, но больше не было ощущения, что находишься в лазарете, что, как узнал Хенли, помогало некоторым его наиболее упрямым пациентам.              Пиетт прекрасно понимал, что являлся главным среди них.              Горели лампы, придавая комнате уют, и Пиетт понял, что совершенно не представляет, какой сейчас день и час.              Он повернул голову и улыбнулся беспорядку рыжих кудрей возле своего правого локтя. Пиетт осторожно переместил руку, чтобы положить ладонь на эти завитки.              — Мэтью.              — Сэр? — это был сонный приглушенный вопрос в его объятиях, и Пиетт понял, что Скрэпс, должно быть, устал, если он заснул в такой неудобной позе.              — Вам следовало бы, по крайней мере, поспать на диване, дорогой мальчик.              А затем голова Скрэпса поднялась, и Пиетт встретился взглядом с затуманенными сном зелеными глазами, яростно моргающими, чтобы обрести ясность, прежде чем молодой человек одарил его широкой улыбкой.              — О, капитан. Так приятно видеть вас проснувшимся, сэр. Извините. Я... это было давно...              Скрэпс выглядел довольно помятым. Его китель был расстегнут, а кепи лежало дальше на кровати Пиетта, выглядя так, как будто его много раз выжимали.              Офицер казался невредимым, просто уставшим.              — Как долго я здесь нахожусь? — поинтересовался Пиетт, чувствуя, что у него немного пересохло в горле.              — Мы вернулись на Леди два дня назад, сэр. Вы, конечно, сразу отправились на операцию. Это заняло несколько часов... — выразительные глаза Скрэпса показали, что с ним сделали эти часы. Лейтенант прочистил горло. — Изначально с вами оставался генерал, сэр. Потом, как я понимаю, вы проснулись на некоторое время с лордом Вейдером. А теперь еще и со мной. Итак... Вы пробыли в послеоперационной палате около восьми часов, капитан.              О, Сила. Он говорил с лордом Вейдером. И Хенли дал ему кое-что... Крифф.              Отогнав прочь эти ужасающие мысли, Пиетт переключил свои мысли на более насущные дела.              — Как Хендерсон и Зати?              Скрэпс потянулся назад, чтобы взять со стула фляжку: — Они... в порядке, сэр. У нас были хорошие друзья в отряде, капитан, так что...              Да. Пиетту нужно было написать отчеты и отправить скорбящим родителям и родственникам сообщение. Мэтью, должно быть, увидел на его лице это осознание.              — Я знаю, сэр, но вам пока не стоит беспокоиться об этом. Вот.              И он открыл серебряную фляжку, позволив знакомому успокаивающему аромату проникнуть в фильтрованный воздух комнаты.              — О, — Пиетт улыбнулся ему. — Это потрясающе. Мэтью...              Скрэпс налил чашку, но Пиетт поднял руку: — Мне нужно еще несколько подушек, Скрэпс, или я пролью чай себе на шею.              Юноша заколебался, ставя кружку на приставной столик: — Дело в том, сэр, что доктор Хенли очень ясно дал понять, что вам пока нельзя садиться. Ваша рана...              — Я очень четко представляю, куда меня подстрелили, Мэтью. Мне просто нужно еще несколько подушек. Тогда я все еще буду на них опираться, а не сидеть.              Он поднял бровь, глядя на своего офицера, и Скрэпс вздохнул: — Почему-то, капитан, я чувствую, что мной манипулируют.              — Я мог бы просто отдать приказ, если это вам поможет, — сообщил ему Пиетт с легкой улыбкой.              Скрэпс вернул ее: — Я не буду им прикрываться, сэр, если Хенли меня отчитает. Просто... Я не хочу причинять вам еще больше вреда.              Он не заслуживал этого мальчика.              — Вы не причините.              Другой офицер встал и нашел еще две подушки, которые он аккуратно положил позади других, на которых уже лежал Пиетт, что дало ему немного лучший угол для чаепития.              Затем, наконец, он взял кружку и глубоко вдохнул знакомый ему пряный чай: — Спасибо вам за это, Мэтью, — сказал он Скрэпсу и сделал большой глоток.              — Вам действительно нужно поспать, — сказал он младшему офицеру после уютного молчания.              Мэтью улыбнулся ему: — Я мог бы, сэр. Мне просто очень нужно было увидеть, как вы откроете глаза, капитан. Это было... оставить вас там, просто...              Пиетт посмотрел на склоненную голову и сцепленные руки и положил свою ладонь на предплечье Скрэпса.              — Если бы вы не подчинились моему приказу, скорее всего, никого из нас здесь бы не было. Мэтью, так много всего могло бы быть ужасным во многих отношениях, если бы вы не сделали в точности так, как я вас просил.              Рыжеволосый слегка кивнул и заговорил, глядя на свои ладони: — Я ценю это, сэр. И я пытаюсь сказать себе то же самое. Мой логический мозг согласен. Проблема в том, что... — Он замолчал и судорожно вздохнул. — Проблема в сердце.              Пиетт хорошо это понимал. Дорогой Мэтью, который относился к нему с гораздо большим уважением, чем он того заслуживал.              — И я знаю, что я — имперский офицер и, очевидно, не должен его иметь, но... — он, наконец, поднял глаза. — Капитан, вы были там, когда погибли мои родители.              Да. Ужасная ситуация — кровавая битва на родине Скрэпса, опустошившая тот самый город, в котором он вырос. В то время Пиетт стоял рядом с молодым энсином, пытаясь эвакуировать мирных жителей, когда воздушная бомбардировка разрушила четыре квартала, и ему пришлось физически удерживать Мэтью от бегства в адский пейзаж.              — Сэр, вы были... слово «добры» это не покрывает. Я не вынесу, если потеряю и вас.               — И вы меня не потеряли, дорогой мальчик, — Пиетт сделал паузу, они смотрели друг на друга с невысказанным пониманием между ними. Этот молодой человек очень далеко продвинулся за два года, прошедшие с того ужасного события. Много совместных чашек чая или кафа поздно вечером и разговоров о потерях, долге и исцелении.              На данный момент у Пиетта вряд ли могли быть собственные дети. Но, размышлял он, глядя на напряженное молодое лицо перед собой, то, что у него не было кровных потомков, не означало, что у него не было семьи. Этот мальчик не был его сыном, но Пиетт так же гордился им, как если бы тот им являлся.              Он поставил кружку на стол рядом с собой и раскрыл объятия. Мэтью соскользнул со стула на колени у кровати, и Пиетт притянул его ближе, положив рыжую голову себе на плечо: — Вы меня не потеряли, — пробормотал он, — и, что более важно, я не потерял вас.              Скрэпс осторожно сжал руки вокруг своего капитана. Пиетт улыбнулся, когда Леди снова послала свои счастливые золотистые тени танцевать по комнате.              «Я тоже рад за тебя, моя Леди», — подумал он. Все было так, как и должно было быть.              В данный момент он не будет думать о мятежных сыновьях лордов ситхов.              **********              Вирсу все еще приходилось останавливаться и удивляться, что его сын — его сын — был здесь, на расстоянии вытянутой руки. Живой. Целый и невредимый. И являлся человеком, которым он гордился.              Зев удивленно посмотрел на него, когда Вирс полностью вошел в его камеру, позволив двери с шипением закрыться за собой. Этот уровень тюремного блока был предназначен для высокопоставленных заключенных или для содержания обвиняемых в ожидании слушания. Таким образом, там была комфортная температура, и имелись основные удобства в виде освежителя и койки. Генерал позаботился о том, чтобы у Зева также были материалы для чтения, пока он ждет этой встречи с лордом Вейдером.              — Папа.              Простое слово. Но Вирс не слышал его уже пять лет, и каждый раз, когда Зев произносил это без жара или обвинения, ему хотелось улыбаться.              — Я прошу прощения, что так долго не видел тебя, Зев. Многое нужно привести в порядок, как ты можешь себе представить, — он поставил поднос на койку Зева и подошел, чтобы обнять сына. Зев твердо ответил тем же. Вирс держал в своих объятиях весь мир.              — Я действительно понимаю, папа. Капитан?..              Он улыбнулся. Его заботливый ребенок. Это была Майра в нем. И снова он задумался о природе Силы, позволившей сыну спасти жизнь его самого близкого друга.              — Проснулся несколько часов назад. Ему нужно немного восстановиться, как ты хорошо знаешь, но наш хирург невероятно искусен, хотя и свиреп, как чистори[1]. С Фирмусом все будет в порядке, если он сможет пережить процесс заживления.              Зев выглядел озадаченным, и Вирс снял крышку с подноса, распространяя в воздухе теплые, манящие ароматы.              — Я думал, ты сказал...              Генерал фыркнул: — Да, с ним все будет в порядке. Просто при травмах Пиетт ужасно нетерпелив. Почему-то, мне кажется, он считает это личным недостатком. К счастью, поскольку лорд Вейдер, кажется, снова стал более... настроен на команду, нашему капитану просто придется с этим смириться.              Зев посмотрел на поднос, а затем поднял бровь: — И... все согласны с тем, что генерал Вирс обедает в камере мятежника?              Вирс улыбнулся ему. Действительно, он часто улыбался.              — Никто не склонен подвергать сомнению то, что делает высокопоставленный представитель генералитета. И эти камеры находятся в укромном месте. Кроме того, я хочу поесть со своим сыном, и мне все равно, кто об этом знает.              Нечто, что он вовсе не считал само собой разумеющимся. Зев улыбнулся ему почти застенчиво и сел с одной стороны подноса, в то время как его отец расположился с другой.              — А с Люком все в порядке? Или ты не знаешь?              Вирс протянул Зеву немного хлеба и прислонился спиной к стене камеры: — И это, сын мой, — тоже причина, по которой я здесь. Чтобы все объяснить.              Он шумно выдохнул. Настолько, насколько он мог объяснить безумие, в котором теперь заключалась вся их жизнь.              — Из всех нас коммандер Скайуокер находится на этом корабле в самом безопасном положении.              Зев с явным удовольствием жевал стейк из нерфа и вопросительно поднял брови.              Что ж.              Вирс всегда был прямолинеен: — Скайуокер, по-видимому, — сын лорда Вейдера. Мне сообщили, когда Фирмус был в операционной.              Мертвая тишина.              Он наблюдал, как его сын застыл, а его зеленые глаза расширились. Затем он быстро прожевал еще несколько раз и поспешно проглотил.              — Не подавись, Зев, — сказал Вирс, хотя он все понял.              — Люк — это... криффова преисподняя, — он на мгновение уставился на Вирса, как будто ожидая, что тот усмехнется и скажет, что это была шутка.              — Вполне. Более того, сам Скайуокер знал об этом. По-видимому, знает уже около года.              Зев нахмурился: — Год. Неудивительно... Принцесса беспокоилась о нем… некоторое время назад он стал очень тихим... Даже Хэн не смог заставить его улыбнуться хоть ненадолго...              Хэн? О. Зев имел в виду генерала Соло, бывшего контрабандиста, а ныне генерала мятежников. С которым, по-видимому, Вирсу скоро придется работать, если все пойдет по плану его светлости.              — Значит, ты... э-э... встречался с сенатором Органой? — спросил он, теперь ему стало любопытно, ведь эти мятежники вскоре могут стать союзниками.              И в глазах его сына зажегся пылкий огонек. Да, крошечная девушка, казалось, оказывала такое влияние на людей, судя по вербовке повстанцев.              — Да. Они с Люком — хорошие друзья, а Люк дружит с... ну... со всеми. Он из тех парней, понимаешь?              — Я... нет, Зев, но, по-видимому, я это выясню.              Зев покачал головой: — Бедный Люк. Звезды. Узнать, что твой отец... — он замолчал. — Но Люк... он никогда бы не использовал темную сторону, папа. Что они собираются?..              Вирс вздохнул: — У меня нет ответов на все вопросы, сынок. Но тот факт, что Скайуокер невредим, и что лорд Вейдер хочет вовлечь в это нас, дает мне надежду, что мы сможем избежать... неприятностей.              Зев приподнял бровь, глядя на него, в идеальном зеркальном отражении того, что, как знал Вирс, делал он сам.              — Ты уверен?              — Настолько, насколько это возможно, Зев.              Его сын мгновение изучал его лицо, а затем кивнул. Он мог доверять своему отцу, и Вирс не принимал это как должное. Зев продолжил есть, и Вирс взял кусочек хлеба, наблюдая за своим сыном, впитывая каждую любимую черточку и решая, что если все это безумие означает, что он вернул своего сына, то оно того стоило.              Зев снова остановился, чтобы внимательно его рассмотреть. Затем, казалось, что-то произошло, и он опустил глаза.              — Что? — спросил Вирс.              — Я... Я только вспомнил, что в последний раз, когда мы с тобой были вместе...              Ах, да. Это было ужасно.              Два Вирса заговорили одновременно.              — Послушай, папа...              — Зев, я...              Они оба остановились, и Зев рассмеялся. Вирс почувствовал, как наворачиваются слезы, потому что это... это был смех Майры. Это была семейная шутка, что Зев смеялся точно так же, как его мать.              — Я первый, — заявил Зев, немного неловко переминаясь с ноги на ногу. — Я уже... Я многое узнал за пять лет, папа. Много о самопожертвовании, верности и выборе. И меня убивает то, что ты пытался связаться со мной, а я все это время думал, что тебе все равно...              Вирс протянул руку: — Нет...              Его сын серьезно посмотрел на него: — Я знаю, папа. Теперь я знаю. — Он протянул руку, чтобы на мгновение схватить Вирса за предплечье.              — Но даже так, я... я никогда не ненавидел тебя. Мне нужно, чтобы ты это знал. Крифф, папа, мы были... мы были опорой друг для друга после мамы и... и я ненавижу, что мы вот так расстались. Я не изменил своего мнения о Восстании. Или Империи. Но... но я лучше понимаю твою точку зрения. Что ты хотел, чтобы я был в безопасности.              Он сделал паузу и некоторое время изучал лицо генерала, затем встал и передвинул поднос так, чтобы сесть рядом с Вирсом: — И хотя я ненавижу Империю, она... отличается от людей, служащих в имперских войсках. Теперь я это понимаю, папа. Я лучше понимаю, что ты имел в виду, говоря о работе со своей позиции. А потом... потом я встретил капитана Пиетта.              Зев улыбнулся ему: — Ты выбрал чертовски хорошего друга, папа. Он продолжал говорить мне, что тебе не все равно, что ты меня любишь. Он был нашим пленником и провел большую часть своего времени, пытаясь убедить меня, что ты — все еще тот хороший человек, которого я знаю.              Вирс обнаружил, что не может говорить.              Его сын придвинулся ближе, так что их плечи соприкоснулись.              — А потом, поскольку он до смешного хорош в том, что делает, они снова захватывают Люка, и он принимает за него бластерный выстрел. Чтобы защитить всех нас от... карк. От лорда Вейдера, который, по-видимому, является с удовольствием убивающим отцом Люка… — Он замолчал, все еще пытаясь осознать такую странную концепцию.              Вирс не смог сдержать легкого фырканья: — Зев, постарайся не называть его так, пока мы на этом корабле...              — Да, не думаю, что сумею к этому привыкнуть. В любом случае. Я... я не мог оставить капитана Пиетта в таком состоянии, папа.              — Я знаю, — вставил Вирс, его сердце забилось сильнее. — И я невыразимо горжусь тобой за то, что ты — такой невероятно хороший человек, сынок.              Зев смущенно улыбнулся: — Спасибо, папа, но если ты так думаешь, то во многом это — благодаря тебе и маме. — Он провел рукой по коротким светлым волосам и продолжил. — Но даже тогда... Капитан хотел, чтобы я ушел. Он знал, что может случиться, если меня поймают. Знал, какую сильную боль это причинит тебе и...              Он шумно выдохнул: — Должен сказать, я действительно не думал, что в имперских войсках могут быть такие люди. Конечно, не капитан флагманского корабля лорда Вейдера. Но он был. Это я должен признать.              — Фирмус очень особенный, — согласился Вирс, прекрасно зная сердце и волю Пиетта. Сколько раз его друг ставил их между своей командой и опасностью?              — Но есть еще и ты, папа. Так что... Теперь я в полном замешательстве.              Вирс обнял сына за плечи: — Что ж, рад сообщить, что у нас, возможно, есть решение, Зев. Эта встреча действительно будет интересной. Но я хотел сказать тебе — как часто делал в этих сообщениях, — я люблю тебя. Всегда. Мятежник или имперец. Это не имеет значения.              Они сидели в довольном молчании.              Как и следовало ожидать, его нарушил Зев: — Неужели мы, Вирсы, стали полными идиотами, папа?              Вирс ухмыльнулся: — Я ничего не скажу, если и ты промолчишь.