**
Трэвису «Мяснику» Фиммелу — сорок три года, у него два брака за спиной, десять лет в тюрьмах за плечами и семеро детей на руках, а еще он владелец крупного и очень нелегального бизнеса. «Хочешь жить — умей вертеться», — так всегда говорил отец Трэва. Жаль, что это не помогло ему сохранить семейное ранчо. Возможно, тогда бы жизненный путь Фиммела стал иным, но… «История не любит сослагательного наклонения», — говорит обычно Густав, поправляя на носу несуществующие в реальности очки. Трэвис с ним согласен. От всех этих: «Если бы да кабы» — портится не только настроение, но и жизнь. Трэвису «Мяснику» Фиммелу — сорок три года, когда с ним случается его личная «сова». «Сову» зовут — Джордж Благден, и все нутро Фиммела вопит о том что — он действительно не тот кем кажется. Но у Трэва всегда были проблемы с тем, чтобы остановится на полпути — он привык доводить все до логического финала. Благден умудряется совмещать в себе поведение девицы из пансиона (манера держать чашку с кофе, откладывать книгу, поправлять волосы) и дешевой шлюхи из ближайшей подворотни, стоимостью не больше пяти баксов (берет — глубоко, до самой глотки, любит жесткий секс и не осуждает наркотики). Не то чтобы Фиммел задает ему много вопросов. Когда они встречаются, то Благден сначала двадцать минут ломается, как целка, а потом они улетают куда-то в космические дали на дикой смеси из похоти, легких наркотиков и алкоголя. Глаза у Джорджа всегда не очень естественно то ли голубые, то ли синие, — но смотреть в них можно вечность. Поэтому секс всегда только лицом к лицу. Но кое-что все же Трэв знает: бизнес («Уныло легальный») требует личного присутствия тут Джорджа. И Фиммелу интересно, пусть он и не говорит, что это за бизнес. Городок не шибко большой, да, рядом маячит Нью-Йорк, но все же… Тут все друг друга знают: и легальные бизнесмены, и нелегальные дельцы, вроде самого Трэвиса. Трэвису «Мяснику» Фиммелу — сорок три года. Но, пожалуй, с «совой» под боком, он в кои-то веке отчего-то ощущает себя и полноценным, и помолодевшим.**
— Он линзы носит? — Кэтрин, лапа такая, любезно натирающая стойку своего заведения, мило принимает их обоих. И вопрос задает только тогда когда Джордж отходит, чтобы ответить на звонок. В заведении как обычно шумно. — Нет. — Странный цвет глаз. — Ага, — щурится Фиммел, и бывшая жена бьет его тряпкой. У них друг к другу нет никаких претензий. Трэв за все ей благодарен за двух общих детей, и за то что когда он в ночи, залитый кровью, притащил ей хныкающий сверток, она не стала задавать никаких вопросов, а просто приняла чужого ребёнка под своё крыло. В конце-концов, Кэти всегда знала, еще со школы (которую они оба бросили), что у Фиммела всегда были проблемы с тем чтобы удержать хер в штанах, — тут все было честно, и Кэти «грешить» не было запрещено, а потому у них был прекрасный паритет. — Где взял? — Где взял — уже нету, — хмыкает Трэв, но потом мягко перехватывает бывшую за руку. — Пробей по своим, м? — Не тот кем кажется? — Аж зудит. Они все привыкли доверять его предчувствиям — никогда они не подводили. Иначе бы Фиммел столько лет не прожил бы, помер бы. Не в разборке очередной, так в тюрьме. Как говорит Джефф: «Нож в печень — никто не вечен». — Без вопросов, милый, — Кэтрин улыбается, чуть скаля зубы. — Но он хорошенький, просто жуть.**
Благден всегда носит только черное и пахнет ладаном. У него холодные стопы, а вот ладони наоборот горячие. До третьей чашки кофе с утра с ним совершенно не о чем говорить, а обсуждать что-то серьезнее: «Быстрый перепих прямо сейчас или в обед?» пока он не наденет носки — бесполезно. Они не то, чтобы живут вместе (они знакомы-то всего три месяца). Просто Фиммел как кот — приходит и уходит когда захочет («Запасной ключ в поддоне вот этого горшка с гортензиями, не делай такое лицо, я знаю что ты знаешь что такое гортензии»), иногда остается на несколько дней. Но вот в такие «на несколько дней»: Джордж, сидя на стиральной машинке, обхватывая ногами трэвисовы бедра, медленно подбривает того ножом. У него уверенные, но плавные движения рук — ни единого пореза. И пену он всегда делает удивительно крепкую для бритья — из обычного мыла. Трэву, при всей его некоторой параноидальности, не страшно доверить свое беззащитное горло этому человеку. Благден вообще вызывает удивительные чувства доверия и безопасности. «Мягкая ловушка» — иной раз думает Фиммел, но все равно шагает в этот капкан, который как обычно ведет в сторону оргазма.**
Людо, их с Кэти общий сын, попадает в сложную аварию. Фиммел знает — это послание. Глупая молодежь решила, что он стал слишком старым, чтобы ответить. Что же, Трэвис уже знает как ответить так чтобы больше не было даже попыток рыпаться на него, его семью или бизнес. Но сейчас он стоит в больнице, обнимает бывшую жену за плечи — у них одно общее горе. Неизвестно выживет ли Людо, все ли будет с ним хорошо. Трэв рассеян, но все же автоматически улавливает аромат ладана, вертит головой силясь найти источник, но ему только на секунду кажется, что он видит в людской толпе — Джорджа. Но моргнув, понимает что показалось. Позже выходит врач, говорит, что сердце Людо несколько раз останавливалось, но сейчас все будет хорошо — шансы выжить высоки. Фиммел выдыхает. Кэтрин, наконец-то, рыдает, уткнувшись ему в грудь (до этого — ни слезинки), хватаясь за плечи. Сын будет жить — остальное уже вторично. А значит пора заняться ответом на это послание. Но в коридоре остро пахнет ладаном и свежей землей.**
Стягивать с Благдена моднявые брюки — особенный сорт удовольствия, в котором Трэвис не отказывает себе. Фиммел не любит ярлыки — про долго и счастливо — он был дважды женат. Но жить с Джорджем — комфортно, приятно и даже уютно. У того не бывает неудобных вопросов, лишь мягкая, словно бы понимающая, улыбка. Секс не стал скучнее. Еда — не стала хуже. Джордж все так же пинается по ночам и немного сопит, когда спит на правом боку. В предрассветные часы (окна спальни выходят на солнечную сторону) первые лучи солнца, окрашивают его кожу в мягкий медовый цвет. Такой медовый, что слизнуть хочется. И Трэв себе в этом не отказывает. Все, в конечном итоге, как и всегда заканчивается — сексом. Джордж легко отдает себя, льнет, раскрывается навстречу. Иногда Фиммел думает, что было бы встреть он его раньше — когда оба были моложе? Но тут же выкидывает из головы эти мысли. История не любит сослагательного наклонения.**
— Все-таки священник? — не может не поддеть Фиммел, садясь рядом на жесткую церковную скамейку. Октябрь холодный в этом году: часто идут дожди, которые превращаются в снегопады. Благден, в черном пальто, сидит в первом ряду и с удивительной внимательностью разглядывает алтарную часть церкви. Их колени соприкасаются — и Трэву весело от того насколько это невинное в сути своей действие выглядит греховным в церкви. — Здесь тихо, — наконец-то отвечает Джордж. — Я люблю приходить сюда подумать. Они выглядит дихотомично: аристократично-сдержанный в своем стиле Благден, и Трэв в тертых джинсах, старой куртке, пахнущий бензином, оружейной смазкой и порохом. В городе началась целая «война», как и думал Фиммел, инцидент с Людо, был просто поверкой на крепость хватки старого волка. — И о чем же? — Мои дела здесь подходят к своему логическому финалу. Скоро уезжать, — Джорджу хочется казаться равнодушным и спокойным. Фиммел уже знает как тот умеет прикидываться таковым, но тихая дрожь в голосе и нервные движения пальцами рук — выдают. Трэв молчит. Ему неловко от самого себя, но совершенно не хочется, чтобы Благден уезжал. Он прикипел к нему, возможно, даже полюбил. Меньше всего все происходящее между ними в последние полтора месяца тянуло на приятный секс без особенных обязательств. Скорее, это уже было прямое сожительство. И даже: «Два брака, куда ты лезешь?!» — не смогло остановить. Сонный Джордж, оторопело пялящийся на паука в углу ванной комнаты, определенно стоил всего того что всегда приносило с собой проживание с кем-то. — Остаться не вариант? — наконец-то спрашивает Фиммел. Он в целом не старается казаться спокойным. Однажды Кэти сказала ему, что если бы во время ее второго визита к нему в тюрьму он не был бы такой равнодушной скотиной — они бы не развелись. Но его безразличие — настоящее или нет — сломило ее тогда. Что ж, Трэвис учится на своих ошибках. — А ты хочешь чтобы я остался? — Джордж поворачивается к нему всем телом, поджимая одну ногу под себя. У него действительно удивленное выражение лица. Только глаза все еще этого странного то ли голубого, то ли синего цвета. Красивые. — Да. Раздается гром, а потом видимо следует удар молнии в церковную колокольню — гулкий звук проходит через помещения и тела. Они целуются в пустой церкви.**
— Он — странный, — говорит Густав, отпивая пиво, ставя его на зеленое сукно, протирая кий — мелом. — Снова ты… — Фиммел морщится, но смиренно терпит этот разговор. Он понимает всех их. Наверное. — Что за бизнес? Чем он занят? Откуда деньги? Тебе не интересно? Трэвис соврет если скажет, что да, не интересно. И тоже самое время — он прекрасно понимает, когда не нужно задавать вопросов. Сам такой же. Поэтому он молчит и просто пожимает плечами. — Он не из федералов, — гудит со своего стула Клайв, прикладываясь к стауту в своем стакане. — Кэти проверила. Смерть последнее время воротит от них нос. Клайва недавно подстрелили, но он чудом выжил, хотя врач клялся — что это был практически смертельный выстрел. Младший сын, из-за недосмотра матери (сукой той ещё была его вторая жена), выпал из окна второго этажа — и тоже все обошлось. Да, переломы, да, несколько месяцев реабилитации и прочего, он должен был умереть — под окнами не было никакой растительности, только отвратительная кладка камнями вместо обычной дорожной плитки. Трэву интересно даже как долго им еще будет так улыбаться удача?**
— Мне… нужно уехать, — Джордж все еще сидит сверху, красный, запыхавшийся. Румянец всегда медленно сходит с его щек, а еще с него слегка подтекает — и Фиммелу хочется немного даже урчать почему-то. — Надолго? — отъезды не частое дело, но они случаются. У Благдена всегда весьма недовольное лицо, когда ему необходимо куда-то ехать. — Максимум полторы недели. Возникли сложности в одном из филиалов, — четкого понимания, что за бизнес у Трэвиса нет, да и он считает что может прекрасно жить и без этого знания. — Привези магнитик. — Я лучше привезу себя, — Джордж наклоняется и они целуются. Поцелуй имеет вкус рома с колой, с легкой ноткой горького шоколада. — Не влипай, ладно? — Я специально никогда ничего не ищу, если что.**
Рана в боку скверная — в печень. Трэв облизывает губы. Ему уже холодно — помощи ждать не откуда. Хочется посмеяться про: «Нож в печень — никто не вечен». Пальцам липко. «Собачья смерть от кровопотери», — мысли короткие, спутанные. По полу тянет ледяным, пронизывающим, холодом. Ладан. Крики воронов. Легкие шаги совсем рядом. — Я же просил — не влипай. Ярко-синие глаза светятся в темноте. Фиммел закрывает глаза… … открывает их уже в гостиной, которую заливает солнечный свет. Он лежит на диване (хорошо знакомом диване, если честно). Трэв щурится, медленно моргает. За столом сидят двое — Джордж и какой-то седой мужик. — … я напишу жалобу. — Пиши, пока ее проверят… Если она вообще не потеряется. — Ты перешел все границы. — Границ не существует. Седой мужик качает головой, потом вздыхает. Трэв выдает свое бодрствование тяжелым стоном, когда все-таки садится на диване. — Очнулся. — Иди с богом к Богу, Лайнас, — вежливо посылает своего собеседника Джордж и тот… исчезает. Фиммел моргает, пытаясь понять, но мозг — вялый и квелый — не желает с ним сотрудничать. — Я… — … жив, — Благден, вставший из-за стола, подходит ближе, садится рядом. — И мне не показалось? — Нет. — А… Вместо ответа Джордж протягивает черного цвета визитку с надписью: «Death Inc.». — Шутишь? — Нет… — в руках у Благдена основательно мертвая крыса, которая непонятно откуда взялась. Крыса еще не начала вонять, но по ней заметно — скоро начнет. — Смотри, — тушка повисает между ладоней Джорджа и когда тот начинает поворачивать ладони, крыса то жива и бодра, то снова просто кусок почти гнилого мяса. — Ты… смерть? — Нет, — Благден смеется, и крысиный трупик рассыпается пеплом, — смерти нет. Есть только корпорация… Я — жнец… На ваш мир что-то вроде топ-менеджера. Фиммел молчит, не зная что и сказать. Он прекрасно понимает, что на самом деле — умер, а потом что-то случилось и он не умер. — Я знаю что я умер, — наконец-то выдает он. — Технически — да. Но, ты знаешь, Иисус тоже один раз умер. — Хренова аналогия, — смеется Трэв. Смех выходит нервным. — Я?.. — О, нет, нет, нет. Просто человек. Но, — Джордж придвигается к нему, его дыхание — теплое, а ладанный аромат не такой резкий, — возможно, однажды я захочу тебя нанять. — Даже так, — их губы почти касаются друг друга. — И каковы условия? — Еще рано, — чужой язык осторожно касается губ Трэвиса, словно, спрашивая разрешения. — Ну, и хер с этим, — поцелуй чуть горчит пеплом.**
Трэвису «Мяснику» Фиммелу — сорок три года, у него два брака за спиной, десять лет в тюрьмах за плечами и семеро детей на руках, а еще он владелец крупного и очень нелегального бизнеса. И он состоит в серьезных, действительно, серьезных отношениях со смертью. Ну, как со смертью… С полноправным представителем «Death Inc.» в смертном мире.