Your story I've heard

Сборы Ро́мана были быстрыми. Всего-то вещей скидать в рюкзак да сделать несколько звонков. Если неповоротливая в таких моментах махина внешней разведки ничего не могла сделать, то он — мог. Больше он не собирался терять собственных агентов, уж точно не по вине того что где-то в отожранном ЦРУ кто-то за кем-то не уследил и произошла утечка информации — жизненно важной информации. Пусть были слиты не настоящие имена агентов (хвала Аллаху!), а только с левых документов, это не делало ситуацию безопасней. Руки мужчины замерли над рюкзаком. Один раз он уже потерял своего агента. И ничего не смог тогда сделать, только разнес свою тогдашнюю квартиру в приступе бессильной ярости. Это даже была не их ошибка, не их просчет. Все его просьбы вывести агента хоть как-нибудь — утонули в гробовой тишине Управления. «Чертовы бюрократы», — пальцы мелко подрагивали. Столько лет прошло, а всё равно воспоминания ранили и задевали. Это не должно было стать личным. Это стало личным. Так получилось. Роман тяжело и глубоко вдохнул, а потом выдохнул. Дрожь уняло лишь от части, а из темного угла памяти полезли старые воспоминания о том кто остался лежать в песках сектора Газы. У каждого были тайны и секрета. У Романа тоже — лежал в потайном отделении самого нижнего ящика стола. Фотография, размером девять на тринадцать сантиметров, с обтрепанными углами. Мужчине даже не нужно ее доставать, чтобы вспомнить изображение на ней в мельчайших подробностях. Белая одежда. Темные волосы, собранные в неаккуратный хвост. Трогательная, кроткая улыбка. И ярко-голубые глаза. Позывной: «Епископ». Их знакомство было нелепым, наверное, получилась бы отличная романтическая комедия, задумай кто-то снять фильм. Вот только про таких как они фильмы не снимались никогда — разменные пешки под коверной борьбы правительств. Их знакомство началось с неправильно написанного имени на табличке типичного встречающего в аэропорте Абу-Даби. Всё что Роман тогда мог сказать, что как услышал так и записал. Это вызвало смех, совершенно не обидный, и мягкое: «Никто не может записать правильно», — острые косточки лодыжек, острые косточки запястий. «Коленки и локти тоже поди острые», — Роман тогда отметил это мимоходом, просто как-то само скользнуло в сознание. Без всяких каких-то иных смыслов. Но как правильно записывать имя — поинтересовался. «Seòras», — легло на взгляд (в документах) и слух совершенно необычно. «Это шотландское имя. Читается как: «Шорахс», но лучше просто — Джей», — это был первый и последний раз, когда Роман пошел на такое соглашение. Сказалась собственная неопытность и странное чувство притяжения, которое и понять было сложно. Они отработали вместе двенадцать заданий, а тринадцатое… Роман тряхнул головой, отгоняя от себя воспоминания, концентрируясь на реальности вокруг себя. Его ждала тяжелая серия перелётов. И очень много тяжелых дней. Этого агента — он не потеряет.

***

Во время перелетов Роман, то и дело проваливался в неглубокий сон, который не приносил никакого облегчения. Это не было кошмаром, если смотреть на вещи реально, но это было кошмаром — в сути своей. Сны о невозможном. Сны о утраченном, несбыточном. «Хочешь я приготовлю пастуший пирог?» — за окном серая хмарь залива Ферт-оф-Форт, которого Роман никогда не видел, но много слышал о его красотах. Не дождливо, просто пасмурно, а после жаркого Ближнего Востока, даже холодно. «Да», — всегда отвечал в этом сне Роман, получая в ответ мягкую улыбку, от которой сам же не мог оторвать взгляда. Ни на кого не хотелось так смотреть как на него. «Почему епископ?» — спрашивал Роман, вертя между ладоней чашечку к крепким кофе. Этот сон всегда в декорациях одного дорого кафе в сердце Абу-Даби. «Я ходил в католическую школу», — фисташковый латте и два кусочка горького шоколада. «То есть ты — католик?» — на этом моменте сердце Романа обрывалось вниз (а все кто видел его спящим говорили что он начинал хмуриться во сне). «Нет», — тихий смех, нелепые молочные «усы» над верхней губой, которые хочется слизнуть языком. «Может быть… в Эдинбург?» — открытая в браузере вкладка с сайтом Эмирейтс. «Давно не был дома?» — диван мягко пружинил под весом Романа. «Да, лет… пять уже. Все разъезды», — темноволосая голова моментально устраивается на его плече. На самом деле, это запрещено. Им нельзя вот так быть вместе. И все же пока никто не знает — они рядом. Вот как сейчас. У Джея короткий перерыв между заданиями (чтобы не примелькался), поэтому они всерьез размышляли над короткой поездкой куда-нибудь. Резкий рывок самолета выдернул Романа из мерзкого полузабытья. Начиналась посадка, где-то там, внизу, его ждали друзья, которые откликнулись на призыв о помощи. От Джея остались только сны и измятая фотография, спрятанная в потайном отделении нижнего ящика стола. Его тело так и осталось лежать в песках: не забрали, не спасли, — пешка большой игры. Не существенная потеря для ЦРУ, существенная для Романа. — Больше такого не повториться, — пробормотал мужчина, готовясь к выходу в ночью тьму. Ислам стал тем что помогло пережить горе, найти ответы на вопросы, а так же начать лучше понимать тот регион, который ему доверили. Роман не ждал рая с девами, знал, что ему не полагалось этого, и всё же… Джею не полагался его христианский рай — ровно по той же причине. Хоть в чем-то их религии были солидарны, кроме Исы ибн Марьяма аль-Масиха.

***

Рана была действительно скверной, поэтому Роман так легко решился на то чтобы пожертвовать самим собой, но спасти Томаса и Мо. Только сейчас у него была возможность сделать что-то правильное, наверное, стоящее. Наверное, тогда много лет назад, стоило поступить точно так же, отправиться в этот чертов сектор… Выстрел в спину. Они оба обретут покой среди песков. Джей — Газы, он сам — Кандагара. — Нет бога, кроме Единого Господа. Поистине, смерти сопутствуют страшные муки. О Всевышний, прости меня и помилуй, — сознание медленно покидает Романа, собственный шепот становится прерывистым. Кровь ощутимо впитывалась в горячий песок Кандагара, — Возвысь меня к наивысшему обществу. Помоги мне… Солнце слепило. Жар становился всё более невыносимым, но Роман знал что агония — это только начало. — Аминь, — на лоб легла прохладная ладонь, а палящее светило закрыла размазанная тень.

***

Роман пришел в себя под мерный писк аппарата жизнеобеспечения. Каждый вдох отзывался болью в теле. Мужчина попытался было пошевелиться, как его тут же цепко ухватили за руку холодные пальцы. Зрение было еще мутным, и всё же он так часто видел это лицо во сне, что никогда бы не смог его забыть. Даже через тысячу лет. Джей постригся, теперь его волосы не лежали мягкими волнами, а просто слегка задорно вились. В голубых глазах читалась тревога, смешанная с облегчением. Роман не мог говорить — трубка мешала. — Ш-ш-ш… Всё хорошо, — лицо Джея украшал неприятный и болезненный на вид шрам. — Я знаю. Чтобы ты не сказал — я знаю. Меня тогда спасла МИ6. Так я и остался там… Для полевой работы уже не годен, но… Роман смог только слабо сжать свои пальцы в ответ. — Тебе нужно поправиться.

***

— Что ж, надеюсь наше с вами сотрудничество, Роман, будет успешным.