Стадии принятия

Кроули просыпается в своей постели в абсолютно скверном состоянии. И с чувством, будто бы в его воспоминаниях присутствует один такой здоровенный пробел. Он пялится в потолок и хмурится. Голова не то чтобы болит или ноет, но его скорее напрягает абсолютная и девственно чистая пустота внутри. Кроули вытягивает руки, чтобы протереть глаза. Только вторая во что-то упирается. Он лениво поворачивает голову вправо и практически носом утыкается во что-то безумно приятное, мягкое и пушистое. И пахнет ещё так сладко. В голову почему-то приходит образ маршмеллоу и какао и ещё какого-то печенья странной формы. Пахнет ещё розами и ладаном… В смысле, блядь, пахнет ладаном? Кроули распахивает глаза и медленно осознаёт, что рядом с ним лежит ангел и прижимает его к себе. Он решает сейчас не думать, чтобы не умереть. Просто, блядь, успокоиться. Ничего страшного. Ну лежат. Обнимаются. Ладно. Кроули, правда, нихуя не помнит, пили, наверное. Наверное, очень много. Демон переводит взгляд в потолок. Если замереть, то как будто бы ничего и не случилось. Однако теперь Энтони весьма отчётливо слышит чужое сопение у себя под ухом, а ещё Азирафаэль вдыхает поглубже и немного перемещает одну из рук с его талии на задницу. И именно тогда Кроули осознает, что они абсолютно голые. Он пялится как-то уж очень обречённо в потолок и думает, какой классный ему снится сон. Пиздец ведь реалистичный, да? Он же не проебал свой первый раз с ним по собственной тупости? И вообще, Кроули не собирался с ним спать так скоро. Чёрт возьми, да он дышит сейчас через раз от осознания настолько близкого телесного контакта между ними. А если бы Азирафаэль ещё и проснулся прямо сейчас, то Кроули точно бы исчез, не раздумывая. Потому что ему было бы до безумия стыдно перед ним за то, что он допустил такое, хотя весь из себя такой принципиальный и говорил, что не хочет. Конечно, не в правилах демонов играть по правилам, но Дьявол! Он хотел, чтобы это случилось не так! И самое обидное, что он даже ни черта не помнит и спрашивать о таком после, мол: «Ну что, как тебе?» — его заранее ужасно смущает. Может, и ангел не помнит тоже? Может, есть ещё шанс свалить? Кроули сглатывает. Сердце в груди бьётся так быстро, что, кажется, сейчас выпрыгнет. Отчего-то хочется просто расплакаться. С таким прям надрывом. Энтони не знает, откуда у него появилось это желание. Честно говоря, если отпустить половину его смятения, негодования, волнения и какой-то ужасно неприятной и липкой паники, то вообще-то ему очень сейчас хорошо. В чужих объятиях хорошо. Он такое, конечно же, представлял, но в реальности ощущения как будто бы в десять раз сочнее. Как тебя лапает чужая рука за бок, потом нагло лезет нога на твои ноги. Под боком у ангела тепло, мягко и до неприличия нежно. Кроули сравнивает свои ощущения с тем, что видел и чувствовал за жизнь. И не находит ни одного похожего. Ни одного. Хотя он лежал так уже сотню раз с людьми голый и в более откровенных позах и менее, и только сейчас до демона очень медленно доходит, что дело не в том, как они лежат. Дело даже не в одежде или её отсутствии. И не в том, как его касаются, где и сколько. Дело в том, что это был Азирафаэль. Его любимый, его обожаемый всеми фибрами души ангел. Его солнце и свет. Тот, кого он так страстно желал все эти бесконечно томительные годы. И, видимо, уже абсолютно не важно, поцелуй ли это в щёку или лежание голыми в обнимку — ощущается одинаково остро. Поцелуй в щёку? Прокручивает демон у себя в голове событие, которое как током ударяет его сейчас в голову. А затем и остальные части постепенно начинают складываться в пазл. Вот они открыли вино, о чём-то отвлеченно стали болтать. Ангел снова к нему пристал с какими-то вопросами про его самочувствие. Потом завязался спор, в чём разница между поцелуем в губы и просто куда-то вскользь. Кроули пытался разложить теорию на пальцах и привести примеры, Азирафаэль хмурился, внимательно слушал и задавал типичные тупые ангельские вопросы. Попросил продемонстрировать. Кроули ушёл в отказ. После этого они открыли вторую бутылку. Настолько незаметно, насколько в какой-то момент в миске кончилось печенье, и больше не за что было спрятаться, кроме выпивки. А потом они стали обсуждать какой-то дурацкий фильм, где был секс и ангелы. Обсуждали постельные сцены, и Кроули на полном серьёзе раскритиковал и музыкальную вставку, и вид камеры слишком сверху. И вообще, кто так целуется. И происходит, чёрт побери, оно обычно не так. Никто не пялится настолько долго друг другу в глаза во время полового акта. Там вообще мол не до этого. Там вообще на самом деле непонятно, как ты выглядишь со стороны. Просто сливаешься с партнёром в единое целое, дышишь им, пару секунд живёшь им. Если, конечно, это не какая-то очередная оргия, где ещё и непонятно кто с кем и кого. А Азирафаэль всё отхлёбывал из бокала вина и внимательно его слушал. — А я бы пялил на тебя, если бы мы с тобой всё-таки попробовали. — Брось, не пялил бы, тебе было бы совершенно не до этого. Какой смысл пялиться, когда секс — это одно сплошное действие и движение? — Хм… дорогой мой… но когда люди целуются, они ведь не сразу сходятся резко, они, бывает, рассматривают друг друга долго-долго. Как мы с тобой пару минут назад. Кроули отпивает из бутылки. — Не-не-не-не-не-не. Ты не понял, — разводит он руками в стороны как-то весьма шатко. — Это абсолютно другое. Это же ещё не секс. Там всё быстрее, ярче и импульсивнее. Там ты намного требовательнее. Там нет времени на какие-то заминки, поиски. Разговоры. Это, понимаешь — страсть. Ты, когда голоден, ты не будешь медленно есть — ты съешь всё сразу. — Но у нас не то чтобы есть чувство голода, — возражает Азирафаэль. — Но, скажем, если я очень хочу съесть какое-то блюдо то… я скорее бы ел его максимально медленно. Я бы смаковал каждую его часть. Смотрит ангел как-то даже весьма жадно в чужие жёлтые глаза, практически не моргая. — Кусочек за кусочком, медленно-медленно пережёвывал бы. Возможно, даже отдельными частями каждый ингредиент. Распределяя между всеми равное количество соуса, если он был бы в моём замечательном блюде. Кроули облизывает напряжённо свои губы, и его так завораживают сейчас чужие глаза. Его прямо манит и тянет к ним, как какого-нибудь мотылька на источник света. Его настолько к нему тянет сейчас, что начинает даже слегка тошнить от того, насколько у него сильное чувство страсти внутри, распирающее все его внутренние органы, всю его демоническую суть. Она такая огромная, что, если ещё чуть-чуть хоть немного расширится, то Энтони кажется, что она вытеснит его душу и займёт законное место, вместо него самого. — Ну а самый лакомый кусочек, конечно же, я бы оставил себе на конец. Чтобы потом прикрыть глаза и искренне насладиться этим приятным послевкусием. Демон дёргает пальцами свою губу, опираясь головой на руку, та цепко упирается локтем об спинку дивана. — Ты снова меня провоцируешь, — тупит он на ангела свой рассеянный взгляд. Перед глазами уже плывёт. И плывёт очень знатно. — Как же тебя не провоцировать, если ты во что-то упёрся, ты всё равно продолжишь это толкать. Ты очень упрямый, Кроули, — легко ему улыбается ангел. — Да. И ты меня ничем и ни за что не соблазнишь, если я не хочу, — поднимает он руку с бутылкой, указывая на него пальцем. Азирафаэль отпивает из бокала вина. — Хочешь поспорим? — На что? — не понимает его Кроули. — Насколько ты способен контролировать свои желания? Энтони хмыкает. — Ты снова это делаешь. Ты манипулируешь мной. Азирафаэль закусывает губу. — Так тяжело этого не делать, Энтони, — выдаёт он ему весь раскрасневшийся, кажется, ему тоже уже на сегодня хватит вина. Кажется, они уже сильно борщат. — Знаешь. Я бы пос-с-спорил с-с тобой, но на другое, — выдаёт он ему уже более по-змеиному. — С-с-сможешь ли ты выс-с-стоять передо мной ес-сли я буду… буду перед тобой голый? С-сможешь ли с-сам разобраться? Азирафаэль кладёт свою голову на спинку дивана. — А разве… я предлагал не то же самое? — пытается вникнуть в суть ангел, но он не понимает её. Суть где-то пропадает между чужим раздвоенным языком выуживающим последние капли из бутылки и жёлтыми бесконечно манящими его глазами. — Ты… ты, — указывает рукой с пустой бутылкой на него Кроули, — ты тоже разденешьс-с-ся. Понял? Азирафаэль ничего не понимает, но кивает ему. Ему кажется, что его тело какое-то неподъемное, будто бы оно слилось с диваном и весит примерно столько же. Кроули и сам ничего не понял. Ни суть, ни смысл своего предложения, но зачем-то начал раздеваться первым, наблюдая как ангел небрежно начинает расстёгивать пуговицы на рубашке, стягивать бабочку. Так невинно и медленно, что Кроули ещё минут десять стоял голый и ждал его. — И… и… что дальше? — пялится ангел на чужое тело. У него почему-то всё воспринимается очень абстрактным. Вот, мол, Кроули стоит. Без одежды. А дальше мозг почему-то идёт в отказ. Кроули стоит, слегка пошатываясь, разглядывая голого ангела, который неловко прикрывается в самых пикантных местах. — Пойдём в… пос-стель, — выдаёт он на автомате и вообще без сомнений. Как будто бы мозг включил какую-то автоматическую программу при виде голого тела. Мол, а дальше надо в постель, так мы обычно поступали с тобой, помнишь? Поэтому Кроули реально не догоняет, какого хрена они творят, когда он дёргает на себя одеяло и приглашает Азирафаэля лечь первым. У него настолько всё не стыкуется по событиям, смыслу и чувствам, что в голове возникает некое напряжение и блаженная тишина. И он без какого-либо плана заваливается вслед за ангелом и абсолютно не понимает, что делать дальше. Азирафаэль видимо тоже. Потому что он лежит и пялится пустым и рассеянным взглядом в потолок. Кроули не помнит уже, в чём там был спор, но его сознание куда-то от него рассеивается. В какой-то момент ангел придвигается в его сторону и загребает Кроули руками. Тот кажется что-то мычит, но не особо сопротивляется. Ну, а дальше было настолько блаженно хорошо и тепло, что Энтони просто-напросто отрубило. *** Кроули смаргивает, почему-то уже после этого начинает трещать башка. Словно бы вся тревога его наконец-то отпускает, когда он осознаёт, что ни черта между ними не было. А то, что было — настолько тупое, постыдное и абстрактное, что можно сделать смело вид, что он ни черта не помнит. Ну, и когда тревога уходит, боль наконец-то находит своё законное место и растекается по вискам. Он ойкает и зажмуривается. Тупая ситуация, — думает Кроули. У него вся последняя неделя — тупая ситуация. И никому не рассказать, насколько тупая. Свои засмеют, чужие не поймут. А Азирафаэль просто по-глупому улыбнётся, отчего захочется исчезнуть на пару веков и больше никогда не смотреть в его наглую тупую ангельскую рожу. Дьявол, думает Кроули. Так много думает, что кажется, он мыслями сейчас начнёт двигать пространство и сам что-то из ничего создавать. Думает и обсасывает вокруг пальца, как ещё можно обозвать эту дурацкую ситуацию. Но, кажется, все красочные и не очень ругательства у него кончились, а раздражение так и не ушло. Ему уже кажется тупым и своё сопротивление Азирафаэлю. Кому и что он пытался и пытается доказать? Сам ведёт себя как пятнадцатилетний подросток. Хотя надо брать глубже, думает Энтони. Тянет лет на шесть своим сознанием по человеческим меркам. Когда дарят любимую игрушку, а ты из вредности и обиды на взрослых не берёшь. А когда уже очень хочешь, как-то неловко признаваться вслух, что просто из-за упрямства так выёбывался, а не потому что действительно не хотел. У Кроули же тоже есть гордыня. И она у него непомерно огромная. Ещё сложнее с ней справиться, осознавая, что он обижен и не может простить, пока ему не будут кланяться в ноги, целовать руки и вымаливать это чёртово прощение. А он по своему нраву и от чрезмерного похуизма и жёсткости всё равно отвернётся и скажет: «Прощает Бог, а я демон, поэтому это со мной невозможно». Азирафаэль что-то мычит около его уха, шуршит у его плеча и проводит рукой чуть выше, заводя её на чужие рёбра. Кроули дёргается и скашивает взгляд на ангела. Правда, в таком положении, не повернув головы, особо ничего и не подсмотришь. А ангел в итоге зевает и тянет руку по груди Кроули к своим глазам. Демон молча вслушивается в чужие движения и думает, что меньше всего он сейчас хотел бы разговаривать. Ему вообще кажется, что дело между ними пошло бы намного быстрее, если бы они просто продолжали молчать. Ведь, как говорится, и так всё понятно. Зачем им нужны слова? Нахрена? Они только ещё больше усложняют ситуацию и запутывают её. Зачем? Кроули не знает, но без слов он бы даже в постель в одну с ним не лёг. Просто бы, блядь, не смог. Разве что молча придушить. Потому что, чёрт подери, и без слов понятно, насколько он его раздражает за такое-то количество лет. Азирафаэль наконец-то распахивает глаза и удивлённо обнаруживает, как упирается своим носом в чужой край челюсти. Воздух пахнет сладко и пряно и так до неприличия приятно, что ангел не сразу понимает, что он уже проснулся. — Привет, — неловко тянет Энтони. Как-то на «доброе» утро не очень-то похоже, поэтому он начинает с приветствия. Азирафаэль недоуменно вздёргивает брови. — Кроули? Демон хмыкает. — Ну? Ангел озадаченно протягивает руку к чужому лицу и щупает. И ведь действительно, Энтони. — А что ты… здесь делаешь? — Кхм… лежу, как видишь. — Героически выдерживает это касание демон. Даже, чёрт побери, слегка под него подставляется, как кот. — А где мы? — В спальне, где обычно, блин, спят? — почему-то раздражается демон. Азирафаэль перебирает пальцами чужое колючее лицо. До него медленно начинает доходить вся пикантность ситуации. — Оу… — выдыхает он весьма растерянно. — Неужели мы с тобой вчера… — Легли в постель голыми и просто уснули? Да, — нервно заканчивает за него Кроули. — Чт… голыми? — вздергивает он брови весьма удивлённо. И шевелит своей ногой по чужим, стаскивая неловко и задевая нечаянно одно весьма важное для Кроули место. — Ауч, — морщится резко демон. — Ты можешь, чёрт тебя дери, как-то поосторожней?! — Боже милостивый, прости! — неловко закусывает он губу. Кроули злится какое-то время. Ангел молчит. — Так, а кто выиграл в итоге спор? — слетает с губ Азирафаэля. Он видимо не придумал ничего лучше, что можно сейчас спросить, а молчать слишком неловко. — Никто. Мы ведь не спорили, — освобождает свою затёкшую руку из-под чужого тела Кроули и тянется за голову двумя. — Но начали же. — Только на словах не считается, — вздыхает демон, — но если тебе интересно, я победил. — Но спор был в том не соблазнюсь ли я тобой, разве нет? Или я должен был соблазнить тебя? — путается в показаниях ангел. — Не важно. Никто не соблазнился, поэтому победила дружба, — кривится демон в улыбке. — А на сегодня уже не действует спор? — Ангел, блядь, — вздыхает Кроули. — Я чисто из интереса решил уточнить. Вдруг всё ещё актуально. — Больше нет. — Жаль, — вздыхает Азирафаэль, но руку с чужого лица не убирает. Ему нравится трогать Кроули. А тот не особо сейчас и сопротивляется. Мечется, конечно, в мыслях, а затем думает: вот чего ему стоит сейчас поцеловать Азирафаэля? Он даже бы смог вовремя остановиться. Кроули же не человек. Он вполне способен контролировать свои желания. В нужный момент подавлять, в нужный доставать. Чего ему стоит аккуратно попробовать? Может, и ничего. Подавлять просто слишком подзаебался. Хочется перед Азирафаэлем быть всё-таки демоном, а не жалкой пародией ангела. Ангел гладит его по щеке, подставляя мягкие пальцы под приятное покалывание, и действительно жалеет, что убрал свою ногу. Ему нравилось прижиматься настолько близко к Кроули. — О чём думаешь? — нарушает молчание первым Энтони. — Что ты очень приятный на ощупь, — просто выдаёт ему ангел. Кроули хмурится и в итоге опускает одну из рук на его спину и слегка приобнимает. А то лежат как не родные. Глупо сейчас сбегать. Азирафаэль охает и прижимается к демону теснее. — Ты тоже ничего, — тихо произносит Энтони. Ангел позволяет себе обнять Кроули за плечо и прижаться щекой к щеке. Демон в ответ ещё увереннее заводит руку, щупая пальцами чужой бок. Азирафаэль неожиданно слегка дёргается и, нервно хихикнув, перебирает пальцами кожу на плече. — Всё ещё не актуально? — шепчет ему ангел. — Что? — Соблазнение? Демон молчит. — Я лежу с тобой в постели. Голый. Что тебе ещё нужно? Ангел кусает губы. Хочется опустить руку к чужой талии, а затем ещё ниже и ещё. Там, где уже будет намного интереснее. Можно даже для начала опять на чужое бедро. Фантазии в каких-то рамках пока хватает только на это. — Хочу поцелуйчиков. Кроули почему-то хмыкает. — Так по-ангельски, Азирафаэль. Я даже не удивлён. — А если штанов нет, можно распускать руки? Кроули вздёргивает удивлённо брови. — Тебе что, так охота поебаться со мной? Азирафаэль морщится. — Господи боже, Кроули, заняться любовью. Демон закатывает глаза. — Ты даже целоваться не умеешь. — Так научи меня. Кроули молчит. Затем вздыхает. Улыбается. — Это целое искусство, Азирафаэль. Уверен, что справишься? — Люди же как-то научились. Неужели ангел не справится? — Как знать, — меняет положение Кроули, поворачиваясь к нему боком, и заводит руку к чужому лицу. — Как знать. А затем касается прядей, наматывает парочку на палец, заправляет за ушко и смотрит. Бесконечно долго смотрит в эти ангельские глаза своими змеиными жёлтыми. Не мигая. То на один глаз, то на другой. Азирафаэль тоже мечется между чужими глазами. Кажется, так проходит целая вечность. — Закрой глаза, — тихо просит его демон. И Азирафаэль слегка хмурится от такой просьбы, а Кроули выжидает. Пару секунд это не пару тысяч лет. Он терпеливо подождёт, пока наконец-то Азирафаэль без лишних вопросов закроет глаза. Но ангел не выдерживает этой неизвестности. — А ты подскажешь, что делать дальше? Кроули хмыкает. — Подскажу. Азирафаэль даже как-то подуспокаивается и совершенно смиренно прикрывает глаза. Демон рассматривает податливое чужое лицо, касается пальцем брови. Ведёт. Смакует ещё пару мгновений. После чего очень тихо словно незаметная тень, касается чужих губ. Азирафаэль замирает, не двигается и, честно говоря, не имеет ни малейшего представления о том, что делать дальше. Он чувствует чужое касание, чуть вздрагивает от дыхания Кроули так близко и выжидает дальнейших инструкций. Кроули думает, что ангел милый, когда настолько напрягается. И на самом деле, Энтони не понимает, чего он так боялся, ведь по сути бояться здесь надо только Азирафаэлю. Но он, в отличие от Кроули, старается со всей смелостью шагнуть в неизвестное больше всех. — Рас-с-слабься, — шепчет по-змеиному демон, — я не с-собираюсь тебя ес-сть. Или всё-таки… Азирафаэль жмурится, не понимая, как это сейчас — расслабиться. В какой степени и насколько. Кроули снова гладит его по брови, потом между них. — Губы приоткрой, — скользит по его лицу мягкая и какая-то даже игривая улыбка, почему-то мышца у края губы дёргается в лёгком ожидании. — А глаза… — Ес-сли тебе так легче, то можешь не закрывать. И Азирафаэль неловко всё-таки приоткрывает веки. Всё-таки хочет смотреть, и губы приоткрывает заодно тоже. Размыкает. Они у него дрожат. Кроули осторожно хмыкает, смотрит неловко на ангела и пробует ещё раз на вкус своего Азирафаэля. Ангел на этот раз достаточно отчётливо краснеет. Кроули прикрывает глаза. Он чувствует на себе растерянный взгляд Азирафаэля, от чего демон лишь ухмыляется в чужие губы и пробует немножечко пошалить. Тянет за губу, причмокивает. С интересом приоткрывает один глаз, наблюдая ещё больше за чужой озадаченной реакцией и вопросом в глазах «А я то что должен на это всё делать?» Демон смотрит на него весьма многозначительным взглядом и, слегка отстраняясь, прислоняется к самому уху и очень тихо и отчётливо, без шипения, шепчет: — Всё, что захочешь, Азирафаэль, тебе можно всё. Ангел заливается краской. — Но я… я… есть же какая-то методика… Кроули приставляет палец к чужим губам. — Тихо. Молчи. Нет никакой методики. С-сейчас нет. Делай, что хочешь, ес-сли что я поправлю. Главное — отвечать, как получится. Это как разговор, ангел. Просто телес-сный. Азирафаэль смотрит на него весьма вдохновляюще. Его завораживает их мягкая близость. Завораживают касания пальцев, губ. Завораживает чужой сладковатый запах. — А повторять можно? — тихо лепечет он. — Можно, но не обязательно. Прос-сто пробуй, правил нет, губу только мне не откус-си с-случайнно, — посмеивается он и облизывает свои зубы раздвоенным языком. — Тогда я… хочу начать первым, — решительно произносит ангел и берёт ладонями чужое лицо поудобнее. «Чем-то всё-таки похоже на поцелуй в щёку», — мелькают у ангела мысли, когда он приближается к чужим губам и их касается. Но вот, когда он начинает двигать своими и получает на это робкий ответ — Азирафаэль наконец-то понимает, в чём разница. Это и вправду похоже на разговор, и ангел с интересом двигает своими губами, смущающе причмокивая, и сосредоточенно прикрывает глаза — так действительно легче «разговаривать». Кроули хмыкает снова в чужие губы, ему доставляет неумелость ангела. И так не хочется поправлять этот пошлый причмокивающий звук, так хочется с него покайфовать. Демон немного наклоняет свою голову в бок и целует глубже, шире размыкая губы и залезая в чужой рот. Азирафаэль недовольно хмурится от резкости чужих действий, вот они буквально только, что «разговаривали» на равных, а теперь демон снова впереди него. Он вцепляется в Кроули рукой более уверенно и оттягивает чужие губы с особым пристрастием, сам целуя глубже, насколько вообще понимает как это всё работает. Кроули облизывает чужой рот, разрывает поцелуй и кусает Азирафаэля игриво за нос, от чего тот сбивается видимо с какой-то мысли и, когда демон его целует снова, он проникает окончательно языком в чужой рот. Азирафаэль недовольно мычит, поражённый настолько грязной игрой. Он решительно закидывает свою ногу на чужую и придвигается к Кроули, вплотную касаясь ещё больше площадью своего тела демона. Кроули сбивается, когда плоть касается плоти. Сбивается, когда включаются и остальные ощущения в его теле. И живот сладко тянет, и ноги переплетаются, и член упирается в чужой живот. Он в итоге и сам весьма пошло и страстно начинает мычать в губы Азирафаэля. Тот наконец-то пользуется этой неловкой заминкой и сам лезет в чужой рот языком. Ангел правда абсолютно не понимает, что ему делать со всем этим дальше, но с искренним интересом облизывает его зубы. Пока не встречается с главным хозяином чужого рта — раздвоенным языком. Ангел вздрагивает и ахает, Кроули стонет в ответ на это и оплетает своим языком чужой. Азирафаэль сосредоточенно хмурится, играясь с хозяином рта, пересекаясь, сталкиваясь, и только сейчас замечает, насколько у него всё тело горит. Насколько всё ноет и приятно тянет. Он что-то такое чувствовал время от времени, когда поглядывал на Кроули исподтишка последние пару тысяч лет. Будто бы душа горит или оплавляется. И так сладко от этого чувства, не больно. Больно наоборот, когда долго его не видишь. Что-то такое он чувствовал определённо, да, но теперь это было ярче в тысячу раз, теперь его это манило до безумия: потереться об чужое тело, пошалить пальцами в рыжих волосах, потрогать скулу, нос, провести по реснице своим мягким округлым пальцем. И Азирафаэль думает: как это красиво сейчас. Их любовь очень красивая, даже на телесном языке. Он всегда это знал, что она какая-то такая. И она вовсе не грязная или какая-то там демоническая, что только за это следует его отправить в ад, а Кроули вообще пустить в расход. Нет. Они выше даже своих собственных сущностей. Выше, чем может быть вообще всё. Их союз и есть сам Бог. Но Бог и так есть всё, так что Азирафаэль уверен, что сейчас вовсе не богохульствует в своих мыслях, называя любовь между ними именно так. Кроули в какой-то момент отстраняется. Сам не понимает, почему. Хочется отдышаться. Хочется остановиться в этой слепой страсти. Сделать паузу. Ангел делает вдох, делает выдох и пялится в чужие глаза выжидающе. Но Кроули не торопится. Ему почему-то доставляет сейчас особенный смак зависнуть на ангеле. Тот в ответ ему хитренько улыбается и выдаёт: — А говорил, что в сексе никто и никогда не останавливается. — Это ещё не секс, — парирует Кроули, всматриваясь то в один ангельский глаз, то другой. — Не считается. — Но и не поцелуй в щёчку. Демон хмыкает. — Просто на тебя приятно смотреть. — На тебя тоже приятно смотреть, Энтони, — улыбается ему добродушно Азирафаэль и гладит по шершавой щеке бесконечно долго, пока его демон, снова не приближается к его губам. И это длится тоже какую-то вечность. Касание к касанию. Кроули почему-то не хочется сейчас распускать руки, почему-то так сильно хочется сосредоточиться на чужом лице, как будто бы насладиться за все те годы, что они играли в намёки и гляделки друг с другом, но это никогда и ничем у них не оканчивалось. Поэтому он целует до исступления, до какого-то бредового, пьяного состояния. Как будто бы никогда и никого до этого не целовал. Как будто бы нуждался в этом, как в воздухе. И почему-то в этом желании Азирафаэль тоже не очень-то далеко от него ушёл. Потому что от того, как он неумело целуется, Кроули хочется завизжать. Завыть, как ему это, ебаный в рот, сейчас нравится. Как его выворачивает до самого бытия. Может быть, Апокалипсис — это была метафора на их отношения? Может, им нельзя было, потому что их убьёт от обоюдного наслаждения? Кроули не знает, он просто себя отдаёт этому наглому абсолютно неумелому ангельскому рту. Но такому, чёрт побери, страстному. Нет, настоящий Азирафаэль никогда не сравнится с тем, который жил у него в голове. Никогда и ни за что. Потому что с настоящим хочется какого-то хуя заплакать от счастья. Хочется, блядь, бесконечно ему шептать о любви на ушко, но Кроули ещё не дорос до таких откровений вслух. Ещё не достаточно поехал от любви крышей. Стены дрожат, но стоят. Правда, кажется, что скоро всё рухнет. Азирафаэль заводит руки на чужие волосы, чешет, скребёт, гладит, оттягивает, и Кроули невзначай, чуть прикрыв веки, закатывает глаза. Ангел наблюдает за этим, и у него что-то ёкает, сначала в груди, а затем так приятно болезненно тянет в самом низу, что он аж весь морщится. — А… дальше? Будет продолжение? Очень неловко и тихо спрашивает он, слегка отстраняясь. Кроули посмеивается. — Куда ты так торопишься? — Ты сам говорил, что у страсти нет паузы. Энтони вздыхает. Думает. — Я не хочу никуда торопиться. С тобой не хочу, — он гладит его по лицу, и довольно трётся щекой о чужую. — Словно наша тысячелетняя история закончится на следующей странице. А мне хочется верить, что у нас друг с другом намного больше экранного времени. Азирафаэль мягко целует его в щёку. Он о чём-то задумывается на мгновение. И раз уж они сделали небольшую передышку, решает спросить: — Как быстро тебе надоедали люди? Кроули изучает его взглядом. — В каком смысле? — Как… любовники… — выдаёт ему осторожно ангел. Демон задумывается. — Я не задерживался ни с кем дольше чем на пару лет. Сам понимаешь — такая у нас природа. — А если бы мог. То остался бы? Кроули молчит. Азирафаэль вслушивается в его дыхание. — Если бы знал, что буду сейчас лежать здесь с тобой, то нет. — Ты хотел забыться или действительно любил того человека? Энтони снова молчит. — Я не знаю, — врёт он себе. Но Азирафаэль почему-то улавливает еле заметную дрожь в чужом голосе. Он проводит пальцами по его складочке между бровями и чуть коснувшись его мочки уха губами, тихо произносит: — Спасибо, что выбрал меня. Кроули замирает на мгновение. Он не знает, что ему сказать или ответить на это. Он задавался этим вопросом тысячи лет. Любил ли он искренне или от отчаяния? От осознания, что больше и некого в этом мире любить, кроме ангела. А все остальные… все остальные пыль по сравнению с ним. И это, чёрт возьми, даже сейчас не метафора. Это желание постоянно к кому-либо привязываться, но осознавать, что это чувство ни с кем из людей не осуществимо. Надолго, по крайней мере. Они уйдут — а он останется. А в ад тех, кого он здесь любил — демон не хотел бы утаскивать. Никто из них не заслуживает такой участи. Никто и никогда из тех, кого он любил. Поэтому проще вообще ни в кого не влюбляться. Проще вообще не думать об этом. Потому что оказывается, чёрт побери, больно. — А ты? — выдыхает Кроули с какой-то надеждой. — Ты. Влюблялся в кого-нибудь тоже? Азирафаэль задумывается. Жизнь была длинная. Вспомнить есть что. — Я не буду отрицать. Некоторые люди мне были симпатичны. Но можно ли было это назвать любовью? — Мы не сравниваем сейчас, — бросает ему Кроули. Ангел снова задумывается. На ум что-то приходит и он вздыхает. — Я не знаю, Кроули. — Да всё ты знаешь, — оживляется аж демон. — Кто это был? Азирафаэль покусывает губу. — Это не имеет значения. Это было очень давно. Кроули вздёргивает брови. Честно, ему становится как-то легче, что не он один потерялся за эту вечность. — Ну, расскажи, — с интересом просит его демон, подтягивая больше рукой к себе. — Это была девушка. Я просто наблюдал за ней… пару лет. — Насколько… пару? — хмурит брови демон. — От рождения… до самой смерти, — закусывает ангел неловко губу. — Это уже не важно. Это было очень давно. — Почему наблюдал? — мягко спрашивает Кроули. Азирафаэль молчит. — Сам не знаю. Глаза её нравились. Они были небесно-голубые с отблеском вселенной. Я тогда изрядно удивился, что, оказывается, у людей такое бывает. Подумал. Может. Ошибка какая-то, или вдруг она… особенная. Ну и… просто слегка увлёкся. Демон приподнимает брови вверх. — И как вы с ней проводили время? — Проводили чт?.. Кроули. Я с ней никогда не пересекался в жизни, — нервно и неловко хихикает ангел. — Почему? — заводит руку на чужие кудряшки демон. — А… что бы я ей сказал? Что мне… глаза её просто нравятся? — Ну, для начала было бы неплохо, — хмыкает Кроули. — У меня были другие дела… я так. Мельком иногда наблюдал, как у неё жизнь. — И как? Хорошая жизнь? — Да, — выдыхает ангел. Кроули молчит. — Я бы не сдержался и подошёл. Азирафаэль мягко улыбается. — Я не ты. Я скорее буду ждать, пока не появится шанс. — А с ней он так и не появился? Ангел улыбается какой-то грустной улыбкой, прикрывая глаза. — Почему же. Был один. Мы встретились после её смерти. — И как, ты сказал? — Что? — Про глаза. Азирафаэль закусывает неловко губу. — Да я как-то… замешкал. Подумал. Не так уж и важно. — Ну и дурак, — бросает ему Кроули. — Всегда, чёрт побери, всё надо говорить сразу! Ему почему-то очень больно от этой истории его ангела. Почему-то ужасно грустно. Демон вздыхает и, чуть поворачиваясь, целует Азирафаэля сначала в лоб, потом в скулы. Нос. Касается губ. И, отстраняясь, ложится поудобнее, смотря в грустные ангельские глаза. — Я точно такой же трус, — шепчет он ему, вглядываясь. — Я тоже им ничего не сказал. Азирафаэль тепло ему улыбается, через свою грусть. Были бы они здесь, если бы у них был выбор? Кроули не знает. Кроули не может ответить на этот вопрос. Как вообще на такие вопросы способны ответить те же люди? Как на них отвечают бессмертные существа? Если любовь едина, почему она у обоих случилась настолько разрозненно? Почему любя одного, можно влюбляться в других до какой-то въедливо раздражающей бесконечности. Искали ли они образ друг друга и поддались влечению, или просто они случайность в этой точке мироздания, которой могло бы и не быть. Просто так получилось. И нет какой-то во всем этом избранности. Убери один элемент, и они бы никогда не познакомились достаточно, чтобы друг за друга зацепиться. И не было бы всего этого. Бог там не Бог. План не план. Кроули до сих пор не понятно и понятно всё до единой мельчайшей детали одновременно. — Зато я наконец-то могу сказать хотя бы тебе. Может, это просто было наше с тобой испытание, а? Кроули? У демона отчего-то щиплет глаза. Он не знает ответа на этот вопрос. Ладно бы люди. С ними всё понятно. С их испытаниями. С их выборами — всё понятно. А для чего испытывать их? Для чего, Боже, испытывать их двоих? Они ведь изначально не были созданы для таких надсмехательски божественных экспериментов. Иногда Кроули кажется, что Дьявол намного милосерднее Господа Бога. Что ад намного милосерднее к каждому из них, чем возможность прочувствовать всё это. Иногда, кажется, что и падать, и гореть было не так больно, как всё это. Или ему только так кажется? И никому и никогда о таком не поведать. Никому, кроме ангела. Потому что он всё это тоже прошёл. Все эти дурацкие стадии от отрицания до принятия. От вопроса, точно ли его я люблю, до без понятия. От скучаю до лучше бы ты исчез. «…мне хорошо было с другими. С другими бесконечно было хорошо. Мне так, чёрт побери, было хорошо, и я бы остался. Я бы, черт побери, остался. Много и много раз. И зачем мы с тобой друг с другом. Я не знаю, зачем. Я бы всё равно выбрал их. Каждый день выбирал бы их. Они лучше. Лучшелучшелучше… Все они лучше тебя. Все. До единого. Их глаза лучше твоих. И целуются они лучше. Пахнут лучше. На ощупь лучше. Все они лучше чем ты. Все. Все они имеют чёткое начало и конец. Все они лучше, потому что они имеют конец. Все. А тебя я до безумия ненавижу, потому что ты, тупой кусок ангела, никогда не заканчиваешься…» Мечется в его голове в каком-то хаотичном трансе. Кроули не больно, нет. Нечему у него болеть. Давным-давно, как говорится, уже всё отсохло. За столько-то лет. И почему они вообще, чёрт побери, стали чувствовать время? Азирафаэль осторожно утирает пальцем мокрую дорожку у чужих глаз. Она скатывается в жёлтый немигающий и застывший глаз и стекает после, минуя скулу, прямо к уху. Ангел не даёт это сделать. Перехватывает значительно раньше и молчит. Ему и самому, честно говоря, сейчас хочется зарыдать. Но он будто в этот момент совсем разучился плакать. Азирафаэль вытягивает две руки и прижимает к себе Кроули крепко-крепко. — Хочешь, будем только целоваться тысячу лет, я и слова тебе больше не скажу. У Энтони по лицу ползёт кривая надломленная улыбка. Он начинает смеяться. Долго, глубоко и с надрывом. Всё тело трясёт. — Тысячу лет я не выдержу. Господи, я уже не выдерживаю! Азирафаэль сплетается с ним ногами, чтобы чувствовать его всего. Чтобы он чувствовал его всего, чтобы чужое тело успокоилось хотя бы в его объятиях. Кроули и сам в итоге вжимается лицом в тёплую мягкую ангельскую грудь и хочет сейчас исчезнуть. Просто не существовать. Ничего ему больше не нужно. Всё, что он когда-либо хотел, у него кончилось. Всё, что он уже не выдерживал, не кончится никогда. Оттого как-то так надрывно грустно от этой тупой, истязающей его сердце вечности. Хотя, черт побери, столько лет ему было вроде как хорошо. Он для этого и приобрёл это место. Приобрёл машину, растения. Что-то, что можно оставить подольше, чем просто людей. Азирафаэля можно оставить на вечность. Или пока окончательно не развалится его собственный дом и не придётся искать новый. Он рад и одновременно не рад, что они теперь вместе. Счастлив до одури и в полном отчаянии. Он любит его руки, глаза, губы, касания, голос. И ужасно ненавидит его от сладких пяточек, по которым шуршит его собственная стопа, до кончиков волос-завитушек. Ненавидит его всего. Ему хочется этого ангела просто порвать. Просто уничтожить. Низвергнуть в ад. Хочется, потому что он просто уже устал от всего этого. А Азирафаэль гладит его по спине между лопаток и всё понимает. Он понимает всё. Или ему только так кажется. Потому что он тоже ужасно ненавидит Кроули. За все эти, прости Господи, чёртовы века. — Знаешь, я тебя ужасно ненавижу, — шепчет ему Кроули. — Я хочу, чтобы тебя никогда-никогда не существовало. Ангел улыбается. Гладит широкой тёплой ладонью. Почему-то появляется желание пощупать чужие чёрные крылья. Зарыться в них руками, лицом, затеряться. И исчезнуть. — И я тебя. Кроули. И я. Тихо произносит он. И больно обоим. Больно до какой-то нескончаемой сути самого мироздания. Кроули тоже в итоге шуршит руками в районе чужих лопаток. И щупает. Бесконечно щупает. Будто бы пытается самолично вытащить чужие ангельские крылья без ведома их хозяина. — Дашь пощупать? — в итоге не выдерживает он. — А ты? Кроули чуть смаргивает и выдыхает, обнажая свою сущность ангелу. Чёрные жёсткие перья проходят сквозь пальцы ангела, осторожно отодвигая одеяло куда-то в сторону, и самыми кончиками свешиваются с постели. Демон чувствует лёгкость, немного распрямляя их. Азирафаэль щупает их у самого основания, и Кроули резко вздрагивает. — Не… приятно? — Щекотно. Ангел улыбается и заводит руки глубже. Ему чужие крылья очень и очень нравятся. — Дай полапать, — хлопает его по спине Кроули. — Только лишнего не выщипай, — назидательно говорит ему Азирафаэль. — Только лежу и мечтаю, как бы тебя всего ощипать, — скалится демон. Ангел хмыкает и обнажает свои — бесконечно белоснежные, бесконечно мягкие, бесконечно идеальные — крылья. Кроули их блаженно перебирает. Каждое-каждое пёрышко. У него когда-то тоже были такие. Потом не стало. Потом он завидовал тем, у кого есть такие. А сейчас просто пусто. Не хорошо и не плохо. Пусто. Свой главный приз он вроде как получил. Свободы у демонов, ему кажется, в итоге намного больше. Поэтому, наверное, в общем-то у него от этого не зудит. Иногда ему кажется. Может, Бог таким образом спас его? Спас от всей этой въедливой педантичности и ебанутости ангелов. От того, насколько им похуй, на самом деле, на людей и на этот чёртов божественный мир. Потому что хрен бы что сделал Кроули, если остался с этими ангельскими ублюдками. Да и нужно это ему? Прощение? Может, смысл вообще был какой-то другой. Может, всё это фикция. Энтони ли не знать, как Бог обожает шутить. Вертеть налево чужими судьбами и направо и никогда не признаться, что вот уже пару как тысячелетий борщит. Так что, может быть, нет никаких ни ангелов, ни демонов. Это просто фарс. Просто розыгрыш. Все они соберутся однажды в одной комнате, Бог выйдет из-за кулис, посмеиваясь, как двенадцатилетний мальчишка, который нашкодил и которому совершенно за это не стыдно. Они соберутся, и он скажет, мол, знаете, мы тут однажды поспорили с моим другом… а потом будет длинная типичная история, как обычно начинаются все эти споры. Но идея была одна: насколько все купятся, что всё это по-настоящему. Насколько поверят, проживут, прочувствуют весь этот чёртов пранк. Кроули уверен. Так всё и будет. И всё ждёт, когда Бог придёт, постучит или хотя бы для приличия сначала позвонит по телефону. Соберутся в каком-нибудь ресторане, так будет более торжественно, празднично, и будет его любимое вино. Достанут шампанское. Кроули с радостью бы посмотрел на выражение лица Дьявола. Потом на Гавриила. Он бы посмотрел на каждого и, ухмыльнувшись, сказал бы: «Что ж. Так и знал. Ничего нового». И вряд ли Азирафаэль удивился бы тоже. Кроули почему-то уверен, что он думает точно так же. . Демон снова чуть вздрагивает, когда ангел гладит и трогает его перья и кожу под ними. — Ты чего? — Приятно, вообще-то. — …правда? — неловко спрашивает ангел. — Очень, — выдыхает ему на это Кроули. В этих руках он как будто исцеляется. Как будто его крылья никто и никогда не палил. Азирафаэль и сам ойкает, когда демон зарывается у его лопаток пальцами, водя по самому основанию крыльев. — Так странно себя чувствую… — Как? — спрашивает его Кроули. — Не знаю… не помню, чтобы… меня вообще там кто-то щупал… так. Энтони хмыкает. — Меня тоже. Азирафаэль краснеет. Ему так приятно иметь в демоне хоть что-то, чего касается его рука в первый раз. Потому что остальное до него уже кто-то полапал, и у него от мысли об этом начинает внутри шевелиться что-то щемяще-ядовитое и неприятное. Энтони упирается носом в чужое плечо и выдыхает, жамкая его мягкие, такие пушистые белые крылья. Зачем ему свои, когда можно теперь всегда полапать чужие? Кроули хмыкает, вытягивая руки на всю длину, до куда дотягиваются пальцы к длинным перьям и гладит. Бесконечно долго гладит. Как бы там ни было. И кто бы ни был лучше из всех, кого пробовал Кроули, ангел всё равно будет его самым лакомым кусочком. И не имеет значения, любит он его или всё-таки ненавидит. Смысл вообще не в этом. Смысл в том, что Азирафаэль — это его приз. Большой такой, вечно недоступный, никем не познанный приз. Только его. Энтони искренне надеется, что так будет до скончания веков. Потому что все оставшиеся тысячелетия он собирается приводить свои нервы в порядок. Было слишком много всего. До безумия много всего. Ему хочется передышки. Ему хочется остановиться. Ему хочется сделать вдох и прочувствовать это мгновение. Хочется выдыхать вместе с чужим дыханием в такт. Ему хочется забыться. Пока не накроет опять. Этой злостью, этой ненавистью, этим бесконтрольным гневом на того, кого любишь всем своим существом. Без кого просто не хочется жить. Но не потому что не можешь. Кроули прекрасно выживал, жил, кайфовал, трахался, целовался, плакал и смеялся, любил, ненавидел, злился, смущался, был жесток, зазнавался, падал и вставал вновь, спорил и оступался — и без него. Много раз без него. Много чего без него. Просто с ним как-то всё это в два раза лучше. Слаще. Даже свою ненависть Кроули искренне смакует сейчас — когда его накрывает. И грустно ему как-то будто бы более по-настоящему. Как будто бы так, как никогда он и ни с кем не способен был прочувствовать. Ни одна живая душа не смогла дать ему такую остроту, как этот чёртов гордый до пизды ангел. Может, поэтому он так и бесит Кроули всю его жизнь. Бесит, выводит из себя и раздражающе манит одной своей неловко-дурацкой улыбкой. И местами ебанутыми взглядами на жизнь. — Азирафаэль, почему я? — Что «ты»? — перебирает ангел весьма осторожно и с особым обожанием чёрные перья демона. — Почему не кто-то другой, у кого, скажем, глаза красивее? Азирафаэль подзависает на этом вопросе. — Мне с тобой… хорошо? Кроули выдыхает в чужую грудь. — Или потому что было не из кого выбирать? Ангел хмурится. — Если не из кого, я бы и не выбирал. Зачем выбирать, если выбора нет? — Тогда… почему я? Азирафаэль закусывает губу. — Я же уже ответил. — Ну, лично мне нравятся твои дурацкие волосы. Ангел аж рот открывает от возмущения. — Почему дурацкие?! — Потому что они вечно вьются, это бесит! Азирафаэль лапает его за крылья более напористо. — Не так… не так уж и сильно! И вообще твои лично колются и чрезмерно сильно привлекают моё внимание! Кроули хихикает и просто приобнимает его, обвивая спину руками, прижимаясь колючей щекой к мягкой коже. У Азирафаэля от этого тело покрывается мурашками. — А мне нравятся твои серо-зелёные глаза. Иногда они даже отдают в голубой. Но может, это просто небо так в них иногда отражается. — Ты слишком много на них пялишься. — Ну, когда меня начинают бесить твои волосы, приходится с чем-то тогда миксовать. — В таком случае, можешь тогда просто отвернуться и не смотреть, — слышится нотка раздражения в чужом голосе. — Зачем? Есть ведь ещё твои надоедливые вечно ускользающие от меня губы. — Ты можешь поцеловать их прямо сейчас, — спокойно парирует Азирафаэль и почему-то краснеет от своей собственной фразы. — Могу. Бесить от этого они меня не перестали. — Ты меня тоже бесишь, — выдаёт ему ангел. Кроули зловеще ухмыляется. — О, правда, и чем же? — Своими, мой дорогой, прости Господи, дьявольскими глазами! — Ну до… — Кроули слегка смаргивает, — до Дьявола мне ещё далековато, конечно… Азирафаэль кусает губы. — Скулы твои бесят. Руки. Манера речи. Как крылья твои топорщатся, брови, заострённый нос. Жесты. А когда ты чрезмерно бранишься и сквернословишь, мне хочется тебя… — замирает ангел под конец и решает всё-таки не договаривать, но его сейчас аж всего потряхивает. — Что хочется? — ласково спрашивает его Кроули и обдаёт горячим дыханием чужой сосок. Азирафаэль слегка вздрагивает. — Это… это не важно. — Нет-нет, начал — договаривай, — ехидно складывает свои губы бантиком демон и пока просто целует. — Там ничего интересного, — упирается ангел. — Да скажи ты уже! — не унимается Энтони и заводит свой раздвоенный язык на чужой сосок, хорошенько при этом причмокивая губами. Азирафаэль вцепляется в чужие крылья и мычит от неожиданности. — Ну! Я всё ещё жду ответ, — поворачивается требовательно Кроули ко второму ангельскому соску и хорошенько затягивает тот в рот. Играется языком, закапываясь руками в чужих перьях и хорошенько цепляется бедром за его бедро. А Азирафаэль аж начинает извиваться от таких манипуляций в его в сторону. Тянет на себя чёрные крылья и не сдержавшись выкрикивает: — Убить я тебя хочу, чёрт побери, Кроули! Демон закатывает глаза. У него кажется снова встало. — Прекрас-с-с-но, прос-с-сто продолжай. Ангел ойкает, вжимаясь в Кроули, и сам в какой-то момент, когда демон снова начинает его там облизывать — закатывает глаза. Азирафаэль мычит сквозь зубы. — Ты всё-таки решил про… должить?.. Рассеяно спрашивает раскрасневшийся ангел. — Ну когда ты так с-соблазняешь… — поднимается он чуть выше и начинает вылизывать чужую шею своим ловким раздвоенным языком. Азирафаэль беспорядочно и суетливо водит пальцами по его спине, задевая крылья. — Я просто… просто сказал, что… — он сглатывает, так, чёрт его дери, приятно, — что хочу… убить тебя… — О, Боже, какой же это кайф! — стонет сквозь зубы Кроули, когда у него сладко тянет всё тело. Азирафаэль горячо выдыхает. — Душа моя, я не буду браниться и желать тебе, прости Господи, смерти, ради того, чтобы мы с тобой… — Он замирает, Кроули лезет языком в его ухо и мягко закусывает самый краешек. Азирафаэль начинает кусать губы и извиваться. — Договаривай, — сладко шепчет Энтони в его ухо. Этот шёпот, кажется, заполняет всю голову ангела. — За… — сбивается Азирафаэль и жмурится, потому что Кроули у его уха сейчас слишком много. Ангелу становится жутко душно, у него аж крылья слегка поджимаются. — Ну же… — ласкает языком он его мочку. — Заставь меня. Выдаёт ему достаточно твёрдым тоном Азирафаэль, и Кроули замирает. Его обкатывает каким-то неведомым ему чувством с ног до головы, похожим на возбуждение, только от чего-то хочется закричать и заплакать одновременно и, кажется, это больше от радости, чем от какого-то другого негативного чувства. Или так выглядит и выражается на самом деле любовь? Кроули не уверен, у него мурашки расходятся по всему телу. — Ангел… — тихо шепчет он пересохшими губами. — Азирафаэль. Нежно и мягко. — Я хочу тебя. Ангел окончательно краснеет до самого основания. У него замирает сердце на мгновение, а затем начинает бешено колотиться. Видно как он волнуется. — И… и я… тебя, — неловко произносит он. — Правда, я… не знаю, как. Кроули ведёт языком от его краешка челюсти до подбородка, ангелу становится щекотно, и он начинает хихикать. Демон смотрит ему в глаза. Честно признаться, но Азирафаэль был прав. Их не захлестнула слепая страсть. Блюдо они в итоге смакуют медленно и с искренним наслаждением. И, что самое удивительное для Кроули, при всём его желании сейчас выебать ангела, он всё равно не хочет с ним торопиться. Он хочет покайфовать, как Азирафель покусывает свои губы, как неловко улыбается, как пальцами перебирает его крылья, спину и волосы. Как смотрит ему в глаза. Можно даже ничего и не говорить. Хотя Кроули смакует и их разговоры тоже. Он здесь двигает границу дозволенного, Азирафаэль лишь его потихоньку подталкивает. И эта власть в руках Энтони очень и очень нравится. Кроули решает, как они будут заниматься любовью, решает, где трогать ангела и показывает, как можно трогать его самого. — Для начала можешь потрогать меня… — тянет Кроули, блуждая рукой по чужому мягкому нежному животу и опускается ещё ниже, — тут. Азирафаэль замирает, когда его берут в руку. Кроули прослеживает всю его реакцию и смакует — глаза в глаза. Смакует, как ангел чуть морщится, смущённо мычит и облизывает губы. Прекрасно. Это стоило ждать шесть тысяч лет. — П… просто взять? — исступленно пялится на него мужчина. — Прос-сто потрогать, — облизывает свои губы языком Кроули. — ну же… потрогай меня. Азирафаэль нервно пялится в его глаза, бросая взгляд на чужой язык. Так волнительно и захватывающе — трогать кого-то там. Для ангела такое впервые, поэтому он скользит своей рукой очень уж неуверенно с чужой спины вниз на живот и, честно, ему страшно и одновременно ужасно любопытно потрогать там Кроули. Но он замирает и смотрит в чужие жёлтые глаза очень растерянно. Демон цокает. Демон наслаждается чужой стыдливостью. Наслаждается чужой невинностью, некой наивностью, девственностью. Он широко улыбается и берёт его руку в свою. — Не бойс-ся, он у меня не кус-с-сается, — заводит он ангельские пальчики на свой член и помогает им хорошенько его обхватить. Кроули блаженно выдыхает, а ангел, нервно хихикнув, щупает его плоть. — П…приятно, — опять сбивается неловко на слове Азирафаэль. Его несколько трясет сейчас от волнения. Говорить про секс и всякие такие штуки, связанные с ним, намного проще и даже как-то естественнее, чем приступать к самому делу. Кроули ведёт рукой — и ангел вздрагивает, голову заполняют весьма пошлые желания и фразочки. Азирафаэль пока не ориентируется, что для него норма, а что уже слишком. Он останавливается в моменте и смакует чужие пальцы у себя на члене. Таких чувств Азирафаэль ещё не испытывал. Ему хочется впиться зубами в чужую шею, облизать чужой рот и стонать. Весьма продолжительно и похабно. И просить подвигать рукой ещё. Он повторяет рукой за Кроули, наблюдая как демон охает и подмечая в себе желание как-нибудь его ещё ошарашить. Поэтому облизав губы, он наклоняется к чужому уху. — Трахни меня, — чётко произносит Азирафель и наблюдает с наслаждением, как замирает перед ним Энтони, даже рот аж слегка приоткрывает, а зрачки сужаются совсем уж в какую-то тонкую линию. — Что ты… сказал? — ошарашенно спрашивает Кроули. Он не верит, нет. Чтобы его ангел, да такое… нет. Ему точно это послышалось. — Я сказал: трахни меня, — игриво и как ни в чём не бывало повторяет ангел. И повторяет он это легко лишь потому, что всю неделю тренировал эту фразу перед зеркалом. Нет, будущее он не предсказывал и не знал, какой будет исход. Но чисто теоретически Азирафаэль предположил, что могло бы сподвигнуть Кроули обратить на него чуть больше внимания. И поэтому он себя пересилил. По крайней мере, первый день ему просто ужасно было стыдно смотреть на эту фразу. Затем ангел стал её бегло читать. Так, время от времени. И вот, когда он дозрел и подумал, что раз читает так легко, то и сказать сможет. Именно с этого момента началось всё его самое лютое сопротивление. Он запинался на этой фразе, наверное, раз сто. Проговаривал шёпотом, стыдился смотреть на себя в зеркало. И думал о том, что если он будет так жаться, то Кроули не оценит. Азирафаэль снова получит двойку за соблазнение, а он, чёрт побери, хочет получить за свои старания минимум десяточку. А лучше одиннадцать. Он хотел увидеть искренне удивленное лицо своего демона, при этом не делая ничего чрезмерно выходящего за рамки приличия. Фраза была пошлая, сленговая и распространенная среди молодёжи. Один раз Азирафаэль мог себе позволить такую роскошь, раз ему намекнули, что у него появился небольшой шанс. А хотелось хоть как-то, прости Господи, выпендриться перед своим демоном. Кроули подбирает свою челюсть, или как это ещё можно назвать в его случае, когда рот сам по себе открывается, а потом ты просто в какой-то момент цепенеешь, а обратно захлопнуть получается с огромным натягом. Этот. Чёртов. Ангел. Кроули всегда знал, что он такой. Всегда. Ещё с Эдема и с его решения насчёт меча. Всегда. Но почему-то до сих пор каждый раз удивляется, когда Азирафаэль снова и снова, все эти шесть тысяч лет демонстрирует себя такого. — Я ведь… — чуть вздёргивает Кроули брови, — …действительно трахну тебя сейчас. Ты… играешь с огнём, ты в курсе? Азирафаэль пялится в его глаза улыбаясь. Он очень доволен проделанной работой. Все эти адские мучения и кривляния перед зеркалом были не зря! Какой замечательный результат! Какая красочная реакция! — Конечно — ты, — стойко выдерживает разговор ангел. — Я ведь не умею… трахать тебя. Демон зажимает губы, и у него дрожит улыбка, пока он не мигая с въедливой дотошностью изучает ангельские глаза. А затем не удержавшись, улыбка ползёт у Кроули выше, и он фыркнув заливается оглушительным хохотом. Он хихикает резко зажмурившись и просто не может сейчас остановиться. Потому что ему, сука, смешно аж до слёз с чужих выражений. И он, облизнув губы, пытается спустя пару минут отдышаться. Азирафаэль бегает взглядом несколько взволновано. Неужели он не выдержал достаточную паузу во фразе? Или слишком самовольно выразился? Но ведь он учился интонации прямо как в том злополучном видео… — Что… не так? — не выдерживает в конце концов ангел. — Это… это… — Кроули аж вытягивает руку из-под одеяла, чтобы утереть свои слёзы. — Это было потрясно. Просто потрясно. Азирафаэль смущённо пялится на него. — Я как-то… не уверен в этом. — Ты чудесный, Азирафаэль, я ценю твои старания, правда. Ангел закусывает губу. — А на сколько это тянет? — Чего и куда тянет? — не понимает его Энтони. — Баллов. Соблазнения? Энтони приоткрывает рот. Задумывается. Хмыкает. — Больше, чем высший балл. — Правда?! — обрадованно улыбается во весь рот Азирафаэль. — Дьявол, ты аж светишься! Ты серьёзно сейчас?! — Абсолютно. Поэтому ты не мог бы это… как бы… как его… — почему-то больше как по маслу не вставляется слово в его речь, и ангел резко запинается и суетливо начинает бегать глазами по его лицу, — т…т… — Трахнуть. Меня, — выдаёт чётко Кроули, схватив ангела за лицо и направив его суетливый взгляд снова в его змеиные жёлтые глаза. — Но лучше: просто выебать. — Не…нет, — отводит неловко взгляд Азирафаэль и недовольно хмурится. — Как грубо, Энтони! С тобой я готов заниматься или любовью, или т… т… Кажется, у него за сегодня уже больше не получится выговорить это злополучное слово. — Давай я научу тебя лучше дрочить. Для начала — с-с-самое то. — Ну. Научи, — отвечает ему ангел невинно и весьма заинтересованно. Демон смотрит на Азирафаэля какое-то время. Сегодня, наверное, настолько много, что ему кажется — их взгляды способны уже передавать мысли телепатически. Или чувства, или что-то ещё. И если убрать всю эту эмоциональную дрянь, припудренную ужасно сладкой и вязкой ванилью, то, честно говоря, Энтони переел. Чрезмерно насытился, и в горло больше не лезет, как бы он не старался в себя запихнуть. Кроули вздыхает. Предложение он вкинул, конечно, интересное, но будто бы сейчас что-то не так. Как будто бы Энтони хотел по-другому, но как, он и сам не понял. Не успел просто осознать. Всё слишком быстро завертелось — как всегда и всё происходило в его жизни. Ему достаточно было оказаться где-то поблизости с чем-то, будь то тусовка случайных ангелов, после общения с которыми его низвергли в Ад, или было достаточно околачиваться рядом с людьми, чтобы они устраивали войны. Кроули ничего особенного не делал для этого. Просто всё как-то само с собой идеально сходилось. Просто проснулись голыми в одной постели после пьянки. Просто. Всё просто. До безумия просто. И опять Кроули не особо что-то для этого делал. Они просто как-то… случайно. По-дурацки. Может, поэтому демону хочется как-то совсем по-другому, раз уж ангел настолько старается ради него. — Весь настрой сбил, — цокает языком в итоге демон. — Я? — Да не ты. Просто как-то, — хмыкает он. — Ем тебя в итоге, как какое-то дурацкое блюдо в ресторане. — Сам хотел не торопиться. — Хотел. Но в итоге мы вообще буксуем. — Я могу нам заварить чай, раз у нас сейчас… перерывчик, — предлагает ему Азирафаэль. Кроули снова открывает рот от удивления. — Какой, к чёрту, чай, ангел, ты серьёзно сейчас? — но ответ на его вопрос демон считывает гораздо раньше, ловя не понимающий, в чём проблема, ангельский взгляд. — Никто, сука, не пьёт чай во время секса. Это, блин, не просмотр сериальчика или чтение книги с лёгкими перерывами. — Но… — задумчиво тянет ангел, — мы ведь только и делаем, что… прерываемся. Кроули закусывает губу и в итоге убирает свои руки от ангела. Трахнет он его, конечно. Ага. Размечтался. Демон вздыхает и принимает положение полусидя. Крылья шелестят по ткани. — Ты… чего? — Чай пойду заварю. — Но ты ведь сказал… — Похуй, что я сказал, — бросает ему Энтони. — Хочу чай. И курить. И проветриться. — Я… тоже был бы не против… чая, — весьма застенчиво сообщает ему Азирафаэль. Кроули вздыхает. Ангел не виноват, что его сбили с настроя. Но, черт побери, как его сегодня мотало. Как же его, сука, сегодня мотало с решением то в одну, то в другую сторону. Интересно, людей так же штырит, когда они выбирают между Адом и Раем в своей душе? Определённо. Здесь не хватает чая. — Пошли.