Возрожденная из пепла

— «Черт, черт, черт!» — Оливия, словно акула, ходила по камере. Чугунные прутья, как странно, не поддавались ударам девушки, непреклонно оставаясь стоять на месте. Окон здесь не было, видимо ее утащили в подвал. Единственным источником света служили два факела, висевшие на стенах коридора. Она все ещё не решалась использовать свою силу. Если это действительно испытание совета директоров, то за ними обязательно наблюдают. Она совсем растерялась. Если ее поймают?! Ни эти придурки из деревни, так Комиссия? Боже... А если Пятый узнает?! Господи!!! Он же сразу поймет, что это она! Она врала ему семь лет! Он же больше в жизни с ней не заговорит. И ей повезёт, если в приступе ярости он не проломит ей череп. Она в очередной раз бьет ногой по решетке, но и этот удар не принёс ощутимого эффекта, лишь пятку отбила. Ее охватила небывалая паника. Такая же, как и в первый день в Комиссии. С тех пор, ей никогда не было так страшно. Казалось, сейчас отключился мозг и конечности перестали работать. Ей страшно... Она хочет плакать от страха... — Ты...в жизни чугун не погнёшь...— откуда-то сбоку послышался едва различимый хрип. Киллерша резко разворачивается на источник звука и пытается сфокусировать взгляд.       В соседней камере сидела девочка, лет тринадцати. У неё длинные прямые рыжие волосы, уже спутанные и слипшиеся от грязи. Все ее лицо покрывали веснушки, а глаза светились зеленью распускающихся трав. Она едва дышала, задыхаясь собственными хрипами и кашлем. Вся паника перетекла в волнение и заинтересованность.       Только сейчас Оливия поняла, что к камерах достаточно холодно. — Ты давно здесь? — не составило труда догадаться, что девочку схватили по той же причине, что и киллершу. — Я не знаю. Когда не видишь солнечного света, понять сложно. Кхе... а еду с водой мне уже давно не приносили. — она садится по удобнее, чтобы разговаривать стало чуть легче. — Тебя не сожгли сразу? — Оливия подходит ближе к решетке. — Церковь запретила сожжение детей. Эти сволочи решили не огнём, так иным способом. — Как тебя зовут? — Астра. Кха...Кха! — девочка заходится диким кашлем, едва не отхаркиваясь кровью. — У тебя красивое имя...Астра. С греческого переводится как Звезда. — девушка берет в руки свою миску с водой, которую ей «любезно» швырнули в камеру, и греет ледяную железную посудину в ладонях. — На, выпей. — Так просто отдаёшь свою воду? Такая благородная, думаешь, сама выживешь без неё? — тихо хрипит рыжеволосая, скептически смотря своими зелёными глазками на протянутую жидкость. — Меня сожгут на рассвете. Думаю, до утра потерплю. «Пятый, если ты меня не спасёшь, я стану призраком и убью тебя!» — недавно отпустившая паника пробежала ледяной змейкой по позвоночнику. — Тебе же и двадцати нет. — она забирает миску и припадает грязными губами к краешку, начиная пить маленькими, но очень жадными глоточками. — Я выгляжу моложе, чем есть на самом деле. — Оливия садится на солому и облокачивается спиной о крупные камни стены, подавляя дрожь в конечностях. Она уже не понимала: от холода или страха руки с ногами ходуном ходили. — Спасибо. Ты ведь не из этих мест? — Да. Мы...Я с севера. — девушка неловко запинается, не зная, какие тут есть деревни или города. — У вас все девушки в штанах ходят? Такие красивые вещи...— Астра пододвигается ближе, рассматривая одежду сокамерницы. — Эм...не все. У нас есть, так скажем, свобода выб...— Оливию прерывает синяя вспышка, возникшая прямо перед ее камерой. Она вскакивает на ноги, ожидая дальнейших действий напарника. — Соскучилась? — Вытаскивай меня отсюда! — на ухмылки и язвительный тон Пятого она не обращает внимания, ударяя ладонью по чугуну. — И я рад встрече. Отойди. — Оливия послушно отходит к дальнему углу камеры. Мужчина достаёт пистолет и стреляет в замок, коим и закрывалась камера.       Девушка прикрывает лицо ладонью, осознавая, что все это время у неё тоже было огнестрельное оружие. — «Твою мать...какая я дура. Он же мне до конца жизни это припоминать будет.» — однако Пятый преспокойно открыл скрипучую дверь и тактично отошёл в сторону, пропуская напарницу. — Сейчас ночь? — Ага. Все селяне разбрелись по своим лачугам. Чуть не скормили меня своему главному...старейшине, вроде. — Оливия кивает и выходит в небольшой коридорчик, однако, направляется не к выходу. — Ты куда? — Нужно ей помочь. — девушка достаёт свой пистолет и направляет на замок соседней камеры. Пятый хватается за дуло и обращает внимание рыжеволосой на себя. — Я охрану не на долго вырубил. Сейчас поднимешь шум, хрен выберемся из этого гребаного подвала, Ви! Сдалась тебе эта замарашка. — мужчина гневно сверкал зелёными глазами, предостерегающе хмурясь. Девушка спокойно встретила этот взгляд. — Я ее не брошу, Пять. Она здесь умрет. — Пятый наклоняется ближе к уху напарницы, яростно шепча: — Значит, она должна здесь умереть! Нас здесь, по сути, вообще быть не должно! — она снова поднимает глаза на друга, но сейчас там не холод и строгий расчёт гениального метафизика, а самые обычные сочувствие и надежда. Он очень редко видел в ней не идеального напарника и компаньона, а обычную девушку, на чью долю выпало очень много боли и страданий. — Она совсем ещё ребёнок. Ей жить и жить. Эти сволочи просто взяли и забрали ее свободу, лишь из-за долбаного цвета волос, Пять. Он проводит рукой по лицу и глухо выдыхает. — Я сторожу выход. — и уходит к лестнице, ведущей наверх. Оливия кидает в его сторону благодарный взгляд и проделывает туже махинацию с замком. — Астра, выходи скорее. Мы поможем тебе выбраться. — девочка встаёт на худущие, тонкие ножки и тут же падает, сжимая руки в кулаки. Конечно, столько времени не ела, да ещё и больна. Оливия садится перед ней на корточки и поворачивается спиной. — Обхвати шею и залезай. Быстрее. — Астра повинуется и через секунду обе девушки уже несутся по лестнице. Встретив Пятого, они выбираются на ту же самую площадь и замирают. — Куда нам вообще идти? — мужчина озирается по сторонам, проверяя наличие чужих. — Моя деревня...она...кха...в лесу...в полудне пешим...— едва выдавила Астра. — Значит, примерно три - четыре перемещения. — тихо бубнит зеленоглазый и забирает девочку со спины напарницы, а затем берёт за руку и саму девушку. — Как всегда...? — спрашивает он с ухмылкой. — Не отпускать руку. Помню. — Оливия сама едва держалась на ногах, но подарила мужчине ответный оскал. Вспышка

***

      Астра так и осталась на руках у Пятого, а Оливия ковыляла рядом, периодически запинаясь о камушки на дороге. Страх и адреналин немного поутихли, уступая место усталости и изнеможению. Она почти целый день просидела там, не смыкая глаз, не съев и крошки. Воду, так вообще отдала девочке. — Так, это невозможно. Ты сейчас либо носом по камням проедешься, либо в обморок упадёшь. — Пятый хватает ее за руку и переплетает их пальцы, даря хоть какую-то физическую поддержку. Хотя, может и не только физическую... — Вон та кузня. Там батюшка мой - кузнец. Как давно я не видела его! И матушка там, наверное, с ума от горя сходит! — Астру аккуратно спускают на землю и она, делая пару аккуратных маленьких шажочков, несётся к родному дому. Словно родительские сердца почуяли, отворяется массивная дверь с железными ручками - кольцами.       На пороге застыли родители. Крупный, видный мужчина с чёрной бородой и голубыми глазами и молодая женщина, копия Астры. Те же бледные рыжие волосы до середины бедра, те же яркие изумрудные глаза. Наряды их были, в старославянском стиле: рубахи, сарафаны.       Родители бросились на встречу дочке, обливаясь слезами и сжимая ту в любящих руках.       Оливия непроизвольно сжимает чужую руку и мягко улыбается.       У Астры есть любящие родители. У ее мамы сильная, смелая дочка, не проронившая ни слезинки за весь их долгий путь. Столько продержалась на одной силе воли, без еды и воды. А сейчас, почувствовав безопасность, сидела и плакала, прижимаясь к отцовской рубахе и сжимая в руках мамино плечо.       У Оливии никогда такого не будет. Ни любви, ни родителей, ни детей. Не было, нет, и не будет.       Пятый стискивает её руку в ответ, даря некую поддержку, пускай на первый взгляд незначительным жестом. Но именно в нем девушка нашла своё успокоение. — Люди добрые! Вы нашу дочку от гибели верной спасли?! — к ним подходит мать Астры. За ней, держа дочь на руках, стоял муж. — Век благодарны будем. Просите, чего хотите, иноземные...— кузнец осмотрел их внешний вид и сурово улыбнулся. Хотя, может и не сурово, но борода и густые брови создавали такое впечатление. — Нам бы ночлег на несколько дней, если вы не будете против. — подаёт голос Оливия, подавляя желание зевнуть и лечь прямо на росистую траву. Где-то за лесными просеками уже начало подниматься солнце, озаряя небо оранжевыми красками. — Ох, да ради Бога! Скорее, скорее в дом заходите! Меня звать Мстиславой. Муж мой - кузнец Боремир. — девушка берет Оливию за вторую руку и тянет к большому каменному дому. На удивление, изнутри он был выслан большими деревянными брёвнами. — Сейчас мы вас хлебом с молоком накормим и напоим. Садитесь, садитесь.       Напарники уселись за большой деревянный стол, на который тут же уложили глиняный кувшин, небольшие горшочки с томленой в печи картошкой и мясом, блюдца с тушёными грибами и деревянную тарелочку с крупными кусками ржаного хлеба. — Астра, милая, садись тоже за стол. Кушайте, гости дорогие. Не стесняйтесь. В нашем доме вам теперь век рады! — Мстислава стоит подле мужа и, смеясь сквозь слёзы, прижимается к плечу мужа. — Верно жена говорит. Дом наш теперь и ваш. Сколько нужно, столько и гостите. — кузнец хоть и говорил дружелюбно, но бас и внешний вид создавали впечатление разъярённого быка. — Благодарим вас. — Оливия кивает хозяевам и берет в руку деревянную ложечку, разглядывая неизведанную конструкцию. — Что ты, ложек не видывала? — по доброму смеётся Мстислава. Киллерша отвечает ей слабой улыбкой и с жадностью поглощает содержимое горшочка, любезно к ней пододвинутого хозяином дома. — Вы откуда такие красивые? Никогда не видели такого одеяния...— хозяйка с интересом осматривает одежду гостей. — С Севера пришли. — впервые за все это время подаёт голос Пятый. Оливия бросает недоуменный взгляд на напарника, будучи удивленная тем, что они оба выбрали одно и тоже место, из которого они, якобы, прибыли, не сговариваясь. — Долгий же путь вы преодолели. Жена твоя? — теперь разговор затеяли двое мужчин. Боремир задумчиво трёт бороду, кивая на Оливию. — Да. — невозмутимо отвечает зеленоглазый. Девушка невольно давится картошкой и смотрит на безразличное выражение лица напарника. — Где ж кольца ваши? — В пути на жилье и еду денег не хватало, продать пришлось. — он пожимает плечами и приступает к еде. — Как же так то? Кольца - священный дар, коим судьбы двух людей в узел крепкий связываются. А вы продали? — охает Мстислава, прижимая руки к груди. — Когда на кону жизнь любимой, никакие железки на пальцах для меня не важны. Я знаю, что она мне жизнь свою посвятила, а я ей свою. И для этого не обязательно кольца иметь. — Оливия честно пыталась держать невозмутимое лицо! Но щеки предательски покрылись румянцем. Одергивать она его не стала. Раз уж врет, то пусть это будет хотя бы выглядеть натурально. — Странные у вас традиции на Севере. — мужчина снова теребит чёрные волосы на подбородке. — У нас так не принято. Сделал я тут на заре два кольца обручальных. Да только был это, так скажем, порыв желания что-нибудь особенно выковать. Поэтому кольца необычные. — Не стоит. Вы и так жильё с едой нам дали. — вклинивается Оливия, совсем не зная, куда деваться. Пожалуй, это путешествие будет самым запоминающимся за эти семь лет с Пятым. — Нет. Мы люди в традиции верящие. Имена ваши говорите. — Зач...— рыжеволосую перебивает номер Пять. — Ви и Пять. — в кухне повисла недолгая тишина. — Это у вас имена такие? — подаёт затихшая до этого времени Астра. Гости уж и позабыли, что ребёнок тоже за столом сидит.       Оливия кивает головой, в знак согласия. — Ну северяне. Ну народ чудной. — добродушно смеётся кузнец. Мстислава берёт мужа за руку и улыбается. — Дорогой, мы там отродясь не бывали, по тому не знаем, какие у них там традиции на Севере. Давай уважать не только свои, но и чужие. — Ну что ж, пойду тогда на кольцах вырежу имена ваши. — Боремир уходит из кухни, а за ним следом встает и Пятый. — А ты куда? — Оливия тоже встаёт, но мужчина кладет ей руку на плечо и усаживает обратно. — Не переживай, я просто посмотрю. — он улыбается своей «жене» и уходит за кузнецом. — Муж то у тебя какой красивый. Суровый? — видимо Мстислава нашла в Оливии собеседницу. Она подперла голову кулачком и с улыбкой смотрела на гостью. — Суровый. — ухмыляется киллерша, вспоминая окровавленный оскал напарника, испачканную в алой жидкости одежду и руки. Кожа покрывается мурашками. — Да только не со мной. — Это хорошо. Любит значит. У нас вот тоже многие считают, что муж обязан поколачивать свою жену день ото дня. Мой же Боремирушка отродясь на женщин руки не поднимал. Чуть что, идёт железки свои колотить, а нас с дочерью в жизни не ударит. — неизвестно почему, но Оливии стало чуть легче на душе, когда на услышала о том, что Астру никто не бьет и ее здесь искренни любят. — Ты кажешься очень молодой. Вас тоже с пятнадцати годов замуж выдают? — Эм...нет. Мне на самом селе двадцать восемь. Выгляжу просто молодо. — хозяйка удивлённо смотрит на гостью, а затем расплывается в улыбке. — Вы выглядите счастливыми. Хорошо, что любовь свою нашли. — щеки снова покрываются румянцем. — «Да что за хрень? Мне же не тринадцать, чтобы смущаться! Тем более, все это ложь. От начала и до конца.» — вся скромная радость сошла на нет, стоит подумать о том, что это неправда.       В кухню входят двое мужчин. — Дорогой, давай кольца. — муж без промедлений отдаёт жене два колечка и снова садится за стол. Пятый остается наблюдать за ушедшей в угол хозяйкой дома, как и Оливия. Мстислава садится на колени, зажимая в сложённых ладонях кольца и начинает что-то шептать. Подняв взгляд, киллерша натыкается на три иконы, стоящие на угловой полочке с маленькой восковой свечой. — Она же не заговаривает их? — неуверенно интересуется метафизик. — Именно этим Мстислава и занимается. — спокойно отвечает Боремир. Пятый и Оливия переглядываются, но не произносят ни слова. — Вот, держите.       Напарники ерзают на месте, не решаясь взять в руки украшения. — Не переживайте, заговор не со злым умыслом. Это божья помощь, чтоб души ваши всегда находили друг друга, какие бы трудности не происходили в вашей жизни. — Оливия забирает кольца и отдаёт одно напарнику. Его украшение больше похоже на самое обычное отполированное колечко, а вот ее представляло собой изгибистую веточку с инкрустированными листочками. Присмотревшись, она заметила имя киллера на внутренней стороне. Предположительно, у него было тоже самое, только с ее именем.       Оба надевают металл на безымянные пальцы. — Ммм...уже довольно поздно...— Оливия крутит новое украшение на пальце, совершенно теряясь. Она засыпала на ходу, голова была непривычно тяжёлая. — Ох, конечно, конечно. Проходите скорее. — Мстислава провожает гостей до большой уютной спальни. — Спится у нас хорошо, свежо и дышится легко. Если уж замёрзнете, шкуры волчьи с печи снимите и укроетесь. Добрых снов вам. — девушка уходит, закрывая увесистую деревянную дверь. Оливия тут же задвигает ее на засов. Рыжеволосая плюхается на перину, едва ли целиком в ней проваливаясь. Из последних сил она отгоняет собственную усталость с желанием послать все и лечь спать. — Пять, что это за херня?! — Оливия показывает сверкающее колечко. Вопреки здравому смыслу, где-то внутри проснулась девочка, которой безумно понравилась блестяшка, подаренная просто так. Такого искусного ювелирного изделия в современном мире не найти. И просто, и невероятно красиво. Да ещё и с именем человека, к которому она так привязалась... — Первое, что пришло в голову. — он пожимает плечами и растягивает губы в едкой усмешке, как умел делать только он. — «Интересно, как ты выглядел в подростковом возрасте? Думаю, был очень красивым...я столько пропустила. Как Клаус там жил? Совсем один. Потом ещё и смерть Бена.Чувствую себя предателем. Ни уже ли после стольких лет они так и смогли стать настоящей семьей?...ПОЧЕМУ ЭТА ГРЕБАННАЯ СОВЕСТЬ СЪЕДАЕТ ТОЛЬКО МЕНЯ?!» — Ты так расстроилась из-за этого? — Пятый удивлённо приподнимает брови. Оливия выходит из собственных мыслей и понимает, что ее брови нахмурены, а челюсть сжата до скрипа зубов. — Почему именно супруга? Ни сестра, ни подруга, ни прохожая. Да я на вид тебе в дочери гожусь! Если не во внучки. — Очень остроумно. — Это факты, а не остроумие. — Да чего ты так взъелась? Я ж не напрашиваюсь к тебе в настоящие мужья. Это все до тех пор, пока мы не выберемся отсюда. — Пятый мечется по комнате, скрипя деревянными половицами. — Ага, как, только, это сделать? Нам ни инструкций, ни наводок, ни писем, да нихрена нам не дали. Кого убить, кого спасти. Что за идиотизм?! — рыжеволосая принимает сидячее положение и разминает шею. — Я вообще не понимаю, как мы должны пройти это задание. Даже к играм инструкции прилагаются. Мы - киллеры. Наша специальность - оружие, дальний бой, в редких случаях ближний. И вообще, я устала. Меня все задолбало! — рыжеволосая начинает психовать, избивая пуховую подушку, едва не разрывая ее в клочья. Пятый садится рядом и спокойно забирает невинную вещицу. — Хочешь побыть на ее месте?! — Давай-ка отдохнём. Решим все завтра, на трезвую голову. — Оливия затихает, но взгляд серых очей по-прежнему пылает яростью и негодованием. Ну вот, весь сон, как рукой сняло. — Меня вот что интересует: ты нарочно почти сутки в темнице просидела? — девушка немного теряется от столь резкой смены темы разговора. — В смысле? — В прямом. Специально не выбиралась сама? — его пристальные взгляд заставляет уменьшится в размере. Оливия отворачивается и зачёсывает пальцами взлохмаченные рыжие кудри. — А что если и так? — Врешь. — С чего ты взял? — недоуменно смотрит на напарника. — На пальцах ногтями крестники выдавливаешь. — он кивает на руки девушки. Та понимает, что снова облажалась. Он постоянно подлавливает ее на этой привычке. А она отучиться не может. Оливия поднимает на мужчину взгляд, думая, что он сейчас всеми силами сдерживает издевательский смешок и ухмылку, но, на удивление, ее встретил полный серьезности и уверенности взгляд. Он не собирался издеваться. Хотел, чтобы девушка, ставшая его настоящим и единственным другом, поделилась своими переживаниями. — Не сообразила. — в этот раз рыжеволосая придавливает руки к коленям, не давая им возможности выдать ее. Однако она снова отводит взгляд, делая вид, что рассматривает диковинные завитки из дерева на стенах. — Гениальная метафизик, что в критических ситуациях становится в несколько раз расчётливее и самоуверенней? Лучший агент Комиссии, побывавший в таких передрягах, которые простой человек даже выдумать не сможет? Ви...— он берет ее подбородок двумя пальцами и поворачивает к себе. В его взгляде она нашла поддержку, желание помочь. Он не был злым или требовательным. Он просил доверия. Кричал: я не осужу. Наверное, именно этот взгляд заставил раскрыться. В очередной раз отдать сердце на растерзание человеку, которому оно и даром не нужно. А она все равно... — Я испугалась. — едва шевеля губами, прошептала девушка. В глубине серых очей плескалась боль и отчаяние. Она хотела плакать. Лечь на его крепкое плечо и разрыдаться. Чтобы он погладил ее по голове и сказал, что всегда будет рядом. — Просто испугалась. Мозг отключился. Я...думала, что уже очень давно забыла значение слова «страх». А сегодня, почувствовав его присутствие на кончиках онемевших пальцев, запаниковала. Смешно. Меня сорок с лишним лет пытали. А я испугалась холодной камеры в погребе. — сквозь тихий шёпот слышится не менее тихий всхлип и истеричный смешок. На нижних ресницах скопились слёзы, но Оливия упорно боролась с тем, чтобы позволить им скатиться по щекам. Нельзя. Пятый засмеёт.       Однако, Пятый лишь берет ее руки в свои и нежно, что никак не вяжется с образом безжалостного убийцы, гладит большими пальцами испещрённые шрамами костяшки. — Ты испугалась не клетки. А того, что только наладившаяся жизнь так скоропостижно попрощается с тобой. — в тон проговорил мужчина. Взгляд рыжеволосой падает на их руки. На его длинных эстетичных пальцах золотое кольцо смотрелось просто потрясающе. От этого в животе скрутился непонятный комок радости. Это люди называют бабочками?       А то, как он сжимал ее пальцы? Аккуратно, с нежностью. Словно боялся доставить ещё больше боли.       Или она опять все перепутала? Он, как напарник, как друг пытается ее поддержать, а она опять тут чего-то навыдумывала. — С чего ты взял, что она наладилась? — на персиковых губах расцвела мрачная усмешка. Оливия устало прикрыла глаза, надеясь, что сейчас он бросит все попытки поддержать ее и ляжет спать...но он упорно сидел и гладил ее руки. — Знаешь...та девушка, что спасла меня в баре, сейчас вряд ли стала бы решать вопросы мирным путём. Она бы не пошла в ту камеру, а перебила всех тех мудаков за пару минут. Она бы не стала спасать ту девчонку из темницы без приказа начальства. Она бы до сих пор ходила с озлобленным взглядом и решала проблемы кулаками. Она бы не улыбалась, а скалилась...Сейчас, передо мной та, кого так упорно защищала та суровая Ви. И то, что она дала волю тебе настоящей выйти наружу значит, что тебе не грозит опасность и ты наконец-то смогла по-настоящему жить. — девушка смотрит на их переплетенные пальцы и прикусывает нижнюю губу до крови, дабы не разреветься. Нельзя. Почему? Потому что нельзя быть слабой. Никому нельзя показывать ту самую сторону себя, которую можно уничтожить одним ударом. Никому....       Он притягивает ее к себе и сжимает в крепких объятиях. Проводит рукой по кудряшкам и продолжает гладить голову, словно маленькой девочке. Кроме него... Что-то громко надломилось внутри       Первая слезинка впиталась в чёрную водолазку напарника. Вторая последовала вслед за подругой. Следующая сотня повторила тоже самое.       Вопреки своим ожиданиям, Оливия плакала тихо. Даже не всхлипывая. Она просто позволяла слезам скатываться по щекам и падать на его плечо. Девушка вцепилась в чёрную материю на широкой спине, боясь, что сейчас ему надоест весь этот спектакль и он ее оттолкнёт. Он сидел.       Сидел и гладил подрагивающую спину, мягкие, словно облачко, огненные кудряшки и вдыхал до боли родной и любимый аромат молочного шоколада. Такой ненавистной сладости, но имеющий настолько крышесносный запах в лице его напарницы.       Он злой и эгоистичный ублюдок, проживший в одиночестве сорок пять лет, наслаждаясь обществом манекена. Но рядом с ней... он снова чувствовал себя тем тринадцатилетним мальчишкой, что рванул за сестрой в совершенно другой мир.       Неизведанный, полный мрака и боли. Он знал, что это случится. Что не получится с первого раза. Но все равно рискнул. А найдя их трупы...так захотел, чтобы его снова обняли. Сказали, что... — Я рядом. Всегда. В любое время. Я буду рядом. — тихо шепчет в мягкие волосы и сам прикрывает глаза, уже и не замечая, что Ви не плачет, а тихо посапывает на его широком плече. Может и к лучшему, что она этого не вспомнит?....