***
— А что мне с этого будет? Пятый, братишка, ну ты же понимаешь, что за просто так косяк не отдадут. — Клаус еле стоял, шатаясь из стороны в сторону. Пятый стоял напротив, спрятав руки в карманы шорт. — Клаус, завязывай со всем этим дерьмом. Нам нужен вменяемый, хотя бы на пару часов, «отец». — Ну нееет...я так не играю! — он поднимает руки и делает шаг назад. — А если вместо этой дряни ты проведёшь время со своей сестрёнкой? — из окна машины показалась рыжая макушка и ободряющая ухмылка. — Оливочка! Ну так бы сразу! Погнали! — Клаус запрыгивает на переднее сидение. — Какой план? — Кхм, Кхм. Младшие сидят сзади. — у двери, облокачиваясь рукой о крышу, встал Пятый. Номер четыре недовольно цокает, но перелазит на задние сидения. Пять, горделиво ухмыляясь, садится на отвоёванное место. — Для начала, тебе нужно переодеться. Да в принципе, всем нам. Ты долго ещё будешь ходить в этой дурацкой форме? — рыжеволосая поворачивается к брату, косясь на его голые коленки. — холодно становится, как ни как. — Когда я переместился во времени, особо погулять по магазинам не удалось. — Тогда едем туда сейчас. Команда из трёх членов Академии Амбрелла доехала до торгового центра в полном молчании. Каждый думал о своём, не решаясь нарушить хрупкую тишину в салоне машины. В самом магазине, по настоящему счастливым оказался лишь Клаус. Мужчина бегал по помещению от одних примерочных к другим, волоча за собой шлейф пестрых рубашек. — Как ребёнок, честное слово. — бубнит Пятый, стоя возле своей напарницы. Оливия лишь улыбнулась, бросив взгляд на радующегося брата. Давно она не видела его счастливой улыбки и дурацких шуточек. Хоть что-то осталось неизменным. — Да ладно тебе. А ты почему ничего не выбираешь? — девушка поднимает вешалку с широким вязанным белым платьем, оценивающе разглядывая вещицу. Сколько себя помнит, ни разу не носила платья. Лишь эта дурацкая форменная юбка. — Мне и в этом хорошо. — Пять стоял, вложив руки в карманы шорт исмотря на откопанную сестрой вещь. Ей бы подошло. — Решил отморозить свои прекрасные ножки? — Оливия дёргает за край шорт, брезгливо морща носик. Ей до омерзения не нравилась эта форма. Как пятьдесят лет назад, так и сейчас. — Считаешь меня прекрасным? — в своей излюбленной манере, Пятый чуть наклоняется, растягивая губы в ухмылке. — Лишь ножки. — рыжеволосая не сдаётся, копируя жест брата. Думает, так просто проиграет ему? Черта с два! — Что на счёт джинсов и свитера? — юноша кривит губы, моментально отметая эту идею. Ещё чего. Он слишком стар для такого. — Давай уж сразу к Клаусу за рубашкой-хиппи сгоняем. — саркастично бросает парень, отворачиваясь от собеседницы. — Думаю, он будет не против одолжить тебе одну. — Оливия смеётся, заметив сузившиеся зрачки брата. — Окей, тогда что на счёт классики? — Пятый молчит, не возражая. Это признак того, что он не против сменить гардероб на этот стиль одежды. — Отлично. Пойдём. — Оливия берет юношу под локоть и тащит к мужскому отделу. — Какое убожество...— номер Пять брезгливо поддевает пальцами вешалку с костюмом. — Господи, да отойди ты от стенда с акциями. — она забирает вещицу и вешает ее обратно, начиная искать сама. Заранее зная, что никакие узоры и принты он не оценит, перебирает различные костюмы, пытаясь найти монотонно-чёрные комплекты. — Вот, два на выбор. Быстро в примерочную и никаких возражений. — она заталкивает брата в небольшую комнатку и прячется в соседней сама. Пара минут, и из трёх примерочных выходят все трое. — О Боже, ребятки, вы такие милые! Оливочка, тебе безумно идёт это платье! — Клаус подбегает к сестре и ходит вокруг нее кругами, трогая ткань вязаной вещи. Затем поворачивается к брату. — Пятый, так ты не сросся с нашей формой? Я думал, чтобы снять ее, тебе придётся ампутировать все части тела! — Ты хоть знаешь значение этого слова, придурок? — ну, он как обычно. — Пятый, тебе очень идёт костюм. — Оливия не соврала. Юноша прибавил к своему физическому возрасту ещё пару лет. Статную фигуру облачила чёрная дорогая ткань, подчеркивая все выигрышные рельефы тела. Оказывается, в свои восемнадцать он выглядел безумно красиво. Жаль, что она не застала этого момента вовремя, ведь сейчас, под этим видом не энергичный подросток, а пожилой, повидавший много ужасного, мужчина. Пусть внешность создавала иллюзию незрелого подростка, но зелёные глаза кричат о боли и усталости. В них столько отчаяния и задолбанности... — Мне не сравниться с тобой. Клаус, впервые соглашусь, прав. Платья, это твой конёк. — Пятый осматривает тонкие ноги, облачённые в чёрные высокие замшевые сапоги, былое платье, которое на талии перетягивал чёрный пояс и, конечно же, водопад огненных кудряшек. Длинные алые волосы разметались по плечам и спине, будто обволакивая девушку со всех сторон. Она прекрасна. Несмотря на всю боль и отчаяние, скрывающиеся за искорками мимолётной радости в серых очах. Словно сквозь пасмурные тучки, не жалея своих сил, пробирались лучики назойливого солнечного света. — Ну вы ещё засоситесь! — негодующе всплескивает руками Клаус. — Хватит уже глазеть на мою сестру! Оливочка этого не любит. — номер Четыре прячет девушку в своих объятиях и покачивается из стороны в сторону. — Она вообще-то и моя сестра тоже, кретин. — Да хватит вам уже. Пошлите на кассу. — Кто сказал, что мы это купим? — заговорщески улыбается номер Пять, хватая брата и сестру за руки. Секунда. Все трое сидят в машине, не успев и моргнуть. — Пятый! Ты...— негодующие возгласы Оливии прерывает Клаус. — Просто солнышко! А можно так с наркотой? Ну пожаааалуйста... — Отвали. — Пятый сбрасывает руки брата со своего плеча и хмурится. — Хватит уже употреблять эту дрянь. — Бука...— мужчина обиженно складывает руки на груди и отворачивается к окну. — Зачем ты это делаешь, Клаус? — решив оставить нотации о украденных вещах, Оливия обращается к брату, проворачивая ключ зажигания и заводя машину. — Вы не понимаете. Не знаете, какого это, постоянно слышать голоса призраков со всех сторон. От которых нельзя ни скрыться, ни убежать. Наркотики помогают заглушить этот бубнеж, пускай и ненадолго. — Ты не пробовал с ними говорить? — Оливия бросает взгляд в зеркало заднего вида, следя за реакцией брата. — Даже если и выслушаю парочку, их слишком много. Я не знаю, как это контролировать. К сожалению, все, что делал наш обожаемый папочка, это закрывал меня в склепе, не удосуживаясь объяснить, как пользоваться всей этой херней. Все, что остается, это закинуться парочкой колёс и мирно кайфовать. Воцарилось молчание. Сказать было нечего.***
Пройдя через охрану, троица зашла в кабинет. — Мистер Бигс? — Клаус заходит первым, а за ним его «дети». — Добрый д..а, это снова ты? Если вы снова на счёт того глаза, то повторю тоже самое, что и вашему, предполагаю, сыну. Любая информация о наших протезах строго конфиденциальна. Я ничем не могу вам помочь без согласия клиента. — Но мы не можем получить согласие, если не получим имя. — уже начинающий закипать от тупости человека, Пятый облокачивается руками о стол, сдерживая рвущийся наружу поток нецензурной брани. — Дайте нам хоть какую-то наводку на этого клиента, чтобы мы все сделали по правилам и не доставляли никому неудобств. — Оливия кладет ладонь на плечо брата, едва сжимая его, призывая успокоиться. — Ну...это не моя проблема, простите. Я действительно больше ничем не могу помочь. — он словно издевался над ними. — Ну а как же мое согласие? — в разговор вступает Клаус, до этого момента преспокойненько сидевший на стуле, закинув ногу на ногу — Кто дал вам разрешение прикасаться к моему сыну? — он указывает пальцем на Пятого. Напарники непонимающе смотрят друг на друга, а затем переводят этот же взгляд на Клауса. Что этот идиот удумал? – Простите? С вашим сыном все хорошо. Я его не трогал. — Тогда почему у него опухшая губа? — Но с его губой все в порядке. — доктор непонимающе осматривает юношу, выискивая ранение. Клаус тут же встаёт со стула и с размаху проходится кулаком по лицу Пятого, рассекая эту самую губу. — Кл...отец?! — Оливия подбегает к брату и осматривает его пострадавшую часть лица. — А что на счёт моей дочери? — девушка поняла, к чему клонит Клаус и подыгрывает. Достаёт из небольшой сумочки, что, к слову, тоже незаконно вынесла из магазина, зажигалку и подносит к копне огненных волос. — Мои волосы! Я так их любила! Как вы могли так поступить?! — она нажимает на кнопочку и копну огненных кудрей охватывает пламя, которое она нут же тушит хлопком ладоней. Одна сторона покрылась чёрной корочкой закоптившихся локонов, а по помещению распространился неприятный запах гари. — Что вы наделали?! — по щекам побежали наигранные слёзы. Уж что-что, а ложно поплакать она всегда готова, стоит лишь вспомнить отрывки из детства. — Называйте имя, я жду. — Клаус, Боже, скольких усилий ему стоило не подбежать к Оливии и не тряхнуть за плечи из-за ее выходки! Он облокачивается руками о стол, выжидающе глядя на мужчину. Тот шокировано уставился на эту долбанную семейку, не зная, что от них ещё ожидать. Как же он прав. Они сами не знают, чего от себя ожидать! — В..вы чокнутый! — Хах, вы даже не представляете! — номер Четыре бросает взгляд на стол и улыбается, беря в руки стеклянный декоративный шарик. — Мир на Земле? Как это мило! — он разбивает его о свой лоб, провоцируя фонтан брызгов из стекла возле своей головы. Оливия в шоке. Она конечно знала, что способности к мышлению у ее семьи специфические, но что б такое...— Чеерт...как же больно... — Пятый и Оливия в недоумении смотрят на брата, даже не представляя, на кукую ещё херню способен его обдолбавшийся мозг. Мистер Бигс в панике хватается за телефонную трубку: — Я вызываю охр...— ее тут же выдергивают из его руки. — Произошло нападения в офисе мистера Бигса! Пришлите сюда охрану, Шнель! — едва не плача вымолвил Клаус и со спокойным лицом повесил трубку обратно. Номер Пять и номер Восемь оглядываются, ища глазами подбегающих охранников, но за стеклянными панелями никого не было. — И вот, что будет дальше, Гранд. —Я..эм...Ланс...— испуганно молвит доктор, боясь лишний раз вдохнуть порцию кислорода. — Где-то через шестьдесят секунд сюда ворвутся двое охранников, и они увидят лужи крови. Они спросят «что, черт возьми, здесь произошло?» и мы им скажем, что ты...жесточайше нас избил! — его голос надломился, будто он собрался плакать. Пятый, наконец понимая ход мыслей брата, ухмыляется, облизывая окровавленную губу. Одна лишь Оливия стояла, как вкопанная. Она, стоит признаться, отвыкла от такой насыщенной безумием жизни ее семьи. — В тюрьме тебя ждёт большой успех, Гранд. Поверь, я там был. Ты такой плотный петушок, Господи, ты будешь там нарасхват. — мужчина провокационно покрутил тазом, имитируя половой акт. —«Фу, черт! Клаус!» — рыжеволосая переминается с ноги на ногу, не зная, куда себя деть, пока Пятый радовался удачному плану действий брата. — В общем не волнуйся, тебе там понравится! — весело улыбнулся номер Четыре, задорно махнув рукой. — Господи, вы просто больной ублюдок. — испуганно шепчет мистер Бигс. — Спасибо. — промолвил Клаус, сплёвывая остатки стекла. — «Он что, все это время говорил со склянками во рту?!» — Оливия уже еле стояла на ногах. Это точно ее брат? А чего Пятый стоит и лыбится? Ему только что врезали со всего маху! — Хорошо, хорошо! Пошлите! — мистер Бигс вскакивает с кресла и несётся к архиву, старясь не попадаться на глаза охранникам. Оказавшись возле шкафа с документацией, мужчина вытаскивает одну папку и хмурится. —О, как странно. Этот глаз ещё не приобретался клиентом. —То есть, как? — Пятый облокачивается локтями о стойку, пытаясь заглянуть в папку. — Ну, по нашим данным, глаз с таким серийным номером...это какая-то ошибка...ещё не произвели.— весь энтузиазм Пятого тает на глазах. Брови сводятся к переносице, а скулы обостряются от плотно сжавшихся челюстей. — Где ты взял этот глаз? — он безнадёжно выдыхает и, не проронив не слова, уходит прочь. За ним бежит Клаус. — Спасибо. Надеюсь, вы забудете это происшествие, как страшный сон. Или...— одного взгляда грозовых очей было достаточно для того, чтобы мужчина громко сглотнул и испуганно икнул. — Сегодня у меня вас не было. — Рада, что мы поняли друг друга. Всего хорошего. — А ведь он даже не заметил, что обгоревших волос больше не было...***
— Да, это все ужасно, но я то был хорош? Правда? — вслед за Пятым выбегает Клаус — А как же мое согласие, тварь? Хихик. — мужчина цитировал собственные слова, радостно улыбаясь. — Клаус, это уже не важно. — едва не скрипя зубами произнёс юноша, подходя ближе к брату. — Ну что такого важного в этом протезе? — безразлично взмахивает руками мужчина, разочаровавшись в том, что все его труды не оценили по достоинству. — Кто-то должен потерять этот глаз ближайшие семь дней. И он положит конец жизни на Земле! — номер Четыре устало выдыхает. — В общем, гони мои двадцать баксов и я пойду. — Твои двадцать баксов? — Да, мои двадцать баксов! Я едва не разбил себе голову, а Оливия и вовсе там чуть сознание не потеряла. Так что это за времяпровождение с сестрой не считается. Давай сюда деньги. — Грядёт апокалипсис, а тебя волнует только очередная доза? — Ребята, что вы там устроили? — к братьям подходит рыжеволосая, но, как оказалось, ее отсутствия никто и не заметил. — Ну, я ещё весьма голоден. В животике урчит, уррр...— Четвертый машет пальцами, изображая урчание желудка. — Ты бесполезен. Вы все бесполезны! — обреченно выдыхает юноша и садится на ступеньки. — Что, черт возьми, произошло за эти долбанные тридцать секунд, что меня не было? — Пятый обиделся на вселенную за то, что не нашёл клиента этого треклятого глазика. Оливочка, пойдём покушаем? — Мы обязательно пообедаем, Клаус, но чуть позже. — Оливия присаживается рядом с Пятым. Возле неё садится и номер Четыре. — Эй, старик, я понял, почему ты такой напряженный! — а Клаус все не унимался. — Тебе нужен секс! Все эти годы ты был сам по себе. Так и свихнуться не долго. — рыжеволосая прикладывает руку к лицу, ожидая очередной гневной тирады Пятого, но тот глубоко вдыхает и спокойно, с ноткой грусти, молвит: — Ну...я был не один. В постапокалиптическом мире со мной была Долорес. А потом, в Комиссии, со мной была Оливия. Так что, я был не так уж и одинок. — Восьмая грустно улыбается и толкает Пятого в плечо, пытаясь подбодрить. — Оливочка тоже работала в Комиссии? Погоди, погоди, а что за Долорес? У тебя была девушка!? Ну ка колись, братец. — Она...— Пятого прерывает восторженный лай. К ним подбегает маленький щенок и радостно скулит. — Файер? Как ты тут оказался? Как ты выбрался из дома?! — Оливия подхватывает мохнатый комочек счастья, что не жалея сил слюнявил ее лицо. — А это что за прелесть такая? Ути какая лапочка! — Клаус гладит щенка за ушком, а тот высовывает язык от удовольствия. — Думаю, пора возвращаться домой. Тут, все равно, уже делать нечего. — Пятый встаёт со ступенек и подаёт руку Оливии.***
— Я пойду прогуляюсь. — Пять встаёт со старого дивана, до этого наблюдая за разжигающей в камине огонь Оливией. — Куда именно? — как бы невзначай интересуется девушка, заматывая волосы в пучок. — Я должен отчитываться? — Нет. Просто если ты снова попадёшь в какую-то передрягу, вытаскивать тебя придётся мне. Потому что никто больше на это не способен. — Я сам могу о себе позаботиться. — сжимая кулаки, шипит юноша. С чего это она возомнила себя здесь главной? Ему, в конце концов, за шестьдесят! Оливия безнадёжно выдыхает. — Я не сомневаюсь, Пять. Просто я переживаю за тебя. Сейчас всем очень сложно, но я не представляю, какого тебе. Ты единственный, кого волнует апокалипсис. Я просто хочу помочь. Чтобы как раньше, вместе. — кажется, эти слова его успокоили. Он устало трёт глаза и поднимает взгляд на сестру. — Не против кое с кем познакомиться?***
— Это Долорес. Моя спутница в мёртвом мире. — Пятый снимает со стенда манекен, на котором красовалась блузка в чёрный горошек, и нежно обнимает. Признаться честно, смотрелось дико. Но Оливия понимала, это малая часть того, что может произойти с ребёнком, что провёл долгие годы в одиночестве апокалипсиса. Может, это ещё по-божески. Она нежно берет пластмассовую руку в свои ладони и улыбается. — Спасибо тебе, Долорес. Ты единственная, кто был с Пятым в его самые сложные периоды жизни. Я безмерно благодарна тебе. Пятый остолбенел. Он ожидал чего угодно. Смеха, истерики, издёвок, саркастичных шуток и, даже, драки. Но ни как не вот этого. Она поблагодарила девушку, которую он любит всей душой. Просто приняла ее. Поняла, на сколько ему было трудно, и какую важную роль в его жизни сыграла Долорес. Он был тронут этим пониманием. — Ты ей понравилась. — озвучил Пятый, посмотрев на возлюбленную. — Очень приятно. Это взаимно. Юноша усаживается с манекеном прямо на пол и устраивает ее под боком, в другой руке держа бутылку виски, недавно украденную из соседнего алкогольного отдела. Оливия не решалась осуждать его за это. Он тоже устал. Время тянулось. Троица сидела в тишине. Бутылка стремительно пустела. Пятый не раз предлагал спиртное сестре, но та откатывалась, решив остаться в трезвом уме. Рядом улёгся щенок, пригревшись у ног хозяйки. Оливия лишь гладила мягкую шёрстку на загривке, изредка бросая взгляд на наручные часы. — Я так задолбался, Ви... Девушка вздрогнула, услышав старое прозвище. Отрывки воспоминаний снова поплыли перед глазами. Как она спасла его в кафе, представившись чужим именем. Ну, как сказать чужим...лишь двумя буквами из своего. — Почему только меня волнует конец света? Почему опять только на мне лежит эта ответственность? Я ведь тоже человек! Неужели они не понимают, что все умрут, если мы не начнём действовать? Почему только я за них переживаю? Я столько лет был один, мотивируя себя сраными мысли о том, что должен их спасти. А...ни один...— он пьяно вздыхает и целует Долорес в пластмассовый лоб, обнимая крепче. Оливия молча слушала все потаенные мысли Пятого. Он так упорно их прятал глубоко в себе, не позволяя ни одной вырваться наружу. А сейчас алкоголь развязал ему язык. — Я убивал ради них, мучаясь кошмарами. Ты не видела пока спала, но каждую гребаную ночь меня выворачивало от этих снов. Мои руки по локоть в крови. Все ради них...и все, что я слышу, это то, что сошёл сума из-за путешествий во времени. Я вообще не уверен, что они поверили в мой ментальный возраст, не то что в апокалипсис. Тронулся умом, как сказала Ваня. Черт. Задолбало. Я тоже хочу спокойной жизни, но не могу просто забить хуй на все произошедшее. Почему?... — повисло недолгое молчание. Ей было больно. И обидно за него. Она знала, что такое произойдёт. Эта кучка сброда, именуемая себя семьей, никогда таковой не являлась. Каждый сам по себе. Если кому-то плохо, то он справляется с этим сам. К сожалению или счастью, она поняла это раньше Пятого. А он...он до сих пор... — Любишь их. Потому что любишь каждого в этой семье. Они твои самые близкие люди. Ты стараешься их защитить, даже против их воли. Ты дорожишь этой крупицей счастья из детства, когда все играли и наслаждались, пускай специфическим, но детством. — Оливия тихо всхлипывает и достаёт сигарету из сумочки, прикуривая ее от ноготка указательного пальца. — Но они и твоя семья...— уже в полу дреме бубнит Пятый. Девушка выдыхает сладкий дым и горько ухмыляется. — Нет, Пятый. Я всегда была там лишняя. Нерушимая семерка. Для восьмой нет места. Никогда не было и не будет. Я сама по себе. Блуждающий огонёк, и ничего более. — Не правда...для меня...ты...всегда была семьей... — Пятый, уже сквозь сон, проговаривает слова и укладывает голову на манекен. Оливия стирает бегущую по щеке слезу и слабо улыбается. — И для Клауса с Беном ты была...важной...и...мне тоже...нужна...— послышалось мирное сопение. — Спасибо, Пять...— едва уловимый шепот срывается с искусанных, растянутых в улыбке, губ. Тишина продолжалась недолго. Файер вскакивает на ноги и утробно рычит за спину ребят. — Что такое, малыш? У нас гости? — девушка аккуратно выглядывает из-за стены и замечает двоих людей с пластмассовыми масками на лице. — Хейзел и Ча-Ча, вот дерьмо! — Оливия подползает на четвереньках к Пятому и тормошит его за плечо. — Пять, вставай! Живо! Ну же! — Ммм...дай я посплю... — Потом поспишь, твою мать! Нас тут сейчас грохнут! Пятый! — встревоженный шепот становится все громче. Файер тихо наблюдал за двумя киллерами, готовый в любой момент кинуться защищать свою хозяйку. — Чего тебе от меня надо?! — окончательно проснулся номер Пять, не рассчитав громкость своего голоса. — Там! Быстро! — Гав, гав!! — Твою мать! Перемещай нас, быстро! — она сильно дёргает брата за рукав рубашки и рывком поднимает на ноги. — Долорес! — Оливия выражается на родном языке и, подхватывая Файера с манекеном, цепляется за руку Пятого. — Быстро! Мгновение, и вся компания находится в противоположном конце торгового центра. — Ты куда нас переместил? Надо было подальше! — Думаешь это так просто, когда во мне литр виски?! — едва стоя на ногах, выкрикивает юноша. — Да блять, Пятый... — Быстро, они там! Быстрее, Хейзел! — Оливия подбегает к настенному шкафу для пожарной безопасности и, разбивая стекло локтем, вынимает оттуда топор. Белый рукав окрасился кровью. Когда киллеры оказались в нескольких шагах от бухого Пятого, которого смело охранял Файер, девушка кидает топор, выбивая огнестрельное оружие из рук женщины. Ча-Ча испуганно отпрыгивает, из-под маски зыркая на рыжеволосую. — Отошли от него. Живо. — девушка грациозной походкой, постукивая высокими каблуками чёрных сапожек, направляется к киллерам. Черт, надо было переодеться. В этой обуви будет сложно. Даже очень. — Уверена, что сможешь соперничать с лучшими киллерами? — самонадеянно ухмыляется женщина, доставая второй пистолет из кобуры. — Это вы то лучшие? Не переоценивай себя, дорогуша. «Черт, и как мне без оружия с ними управиться? Нельзя раскрывать свою силу, иначе они доложат Куратору!» — Это ты слишком переоцениваешь свои способности, малышка. У нас по четыре пушки. А ты стоишь с голыми руками. — выстрел. Как Оливия и предполагала. Она падает на пол и перекатывается в сторону откинутого пистолета и топора, но Хейзел пинает их подальше, делая ещё один выстрел. Благо этот идиот косой. Девушка вскакивает на ноги и едва не подворачивает лодыжку на этих сраных каблуках. — «Вот почему берцы - лучшая обувь!» — она маневрирует между стеллажами с одеждой, уворачиваясь от пуль. — Хейзел, на тебе Пятый. Я разберусь с этой стервой. — Файер, охранять! Не на ту нарвалась, Тварь! — Оливия подбегает ближе, пока Ча-Ча отвлекалась на разговор с напарником и бьет по сгибу локтя, отбирая оружие. Наконец-то, у неё есть огнестрел. Удар ногой по солнечному сплетению, который был заблокирован, но вот тут-то и пригодились каблуки. Он пробивает руку Ча-Чи, что истошно вопит от сломанной лучевой кости. Выстрел в сторону Хейзела, что отскакивает от лающего щенка. — Отошёл от них, иначе я тебе башку прострелю. — вернулась та самая хладнокровная убийца, что без зазрения совести могла отнять человеческую жизнь. Удар по лицу. Оливия отшатывается, чувствуя, как по щеке побежала струйка крови. До боли знакомый и омерзительный вкус отпечатался на рецепторах языка. Она оборачивается и видит женщину, с лица которой слетела маска. — Много болтаешь. — удар. Снова рыжеволосая без оружия. В ход пошла рукопашка. Стоит признаться, Ча-Ча и со сломанной рукой справлялась не плохо. Она замахивается, но Восьмая вовремя делает выпад и ставит подсечку, которую женщина с легкостью перепрыгивает. — Слишком предсказуемо. — Она разворачивается и выкидывает ногу, которую Оливия останавливает ударом локтя. Рыжий ураган было не остановить. Бесконечные удары, блоки и выпады. Как же давно она не выпускала наружу эту часть себя. Монстр слишком долго был заперт в клетке. Повсюду кровь, но ни одну, ни в вторую это не останавливало. — Советую сдаться или мозги твоего щеночка окажутся на стене! — Оливия отвлекается на голос Хейзела, пропуская удар в живот. Весь воздух выбивает из лёгких, и она скручивается, оседая на пол. Ещё один пинок в лицо. Из носа с новой силой потекла кровь. Боли, как таковой, не было, после того, что она пережила в лаборатории, но Файер и Пятый! Она не может так просто сдаться! Ча-Ча выкручивает ей правую руку и ломает в локтевом сгибе. Обломок кости прорывает кожу и платье, устрашающе окрашивая вокруг себя белую ткань. Страшный хруст и...черт возьми...абсолютное безразличие девушки!? Не это ожидала увидеть киллер. — Ты нормальная вообще?! У тебя открытый перелом! — Ча-Ча выкручивает сломанную руку сильнее, но и тогда ничего не происходит. Оливия лишь прожигает взглядом держащего за шкирку ее Файера, Хейзела. Она порвёт за него любого. За него и Пятого. — Берём этих двоих и валим. Собаку можешь пристрелить! — Оливия дёргается, а щенок неистово надрывает голос, наблюдая за истекающей кровью хозяйкой. — Вот оно. Раз физическая боль тебя не берет, может проделать тоже самое с лапой твоего дружка? Хейзел... — Только посмей, ублюдок. — из горла вырывается загробный рык дьявола. От одного этого тембра по коже киллеров пробежали миллионы мурашек. — Хоть волос с него упадёт, я вас заживо сожгу... — И как же ты собираешься это сделать, малышка? — злорадно хохочет женщина, заламывая руку ещё сильнее. Белки глаз заплывают чёрными разводами, а серый зрачок краснеет, предвещая нападающих о том, что Оливия в бешенстве. Плевать на ее руку, разбитый нос и голову. Но если хоть одна царапина появится на этом милом комочке шерсти, она не пощадит никого. На губах расцветает воистину дьявольская усмешка, оголяя едва выступающие клыки и ряд зубов, окрашенных алыми разводами. — Пуф...— стоило ей вымолвить эти буквы, как рукав пиджака Хейзела воспламеняется. Он тут же откидывает пса, который, едва приземлившись на лапы, вцепился в ногу нападающего. Мужчина трясёт руками и ногами, не контролируя силу. Файер отлетает на добрые три метра, ударяясь о стену помещения. Он лежит и скулит, крича о том, что ему жутко больно. Щелк... Цепь, сдерживающая монстра на цепи здравого смысла, лопнула. Из горла вырывается неистовый рык, и Оливия выдёргивает сломанную руку, едва не отрывая ее с концами. Плевать, уже через день она сама регенерирует. Девушку охватывает пламя. Резинка на волосах лопается и рыжие кудри взлетают вверх. — Дьявол...— испуганно шепчет Ча-Ча, отступая назад и придерживая сломанную руку. — Слишком мягко сказано, мразь. — Оливия хватает женщину за горло и поднимает вверх, будто она ничего не весит. Пламя, коим горела рука девушки, перемещается на шею киллерши, что вопит и беспомощно болтает ногами. Восьмая шевелит пальцами и огненный кнут, словно живой, подбирает с пола отброшенный топор и перемещает в сломанную руку хозяйки. — Что думаешь? Рука или нога? Правая или левая? Ты у нас кто? Правша? — Ты не человек...— по смуглым щекам Ча-Чи текут слёзы. Ещё никогда она не позволяла себе плакать на работе. Но сейчас...смотря в эти дьявольские глаза, она видела самый настоящий ад. Там были не просто черти, а целая преисподняя. Все охвачено всепоглощающим пламенем. Оно сжирало все на своём пути. И живое, и мёртвое. — О да...я твой личный палач...— она заносит руку с топором и... — Оливия! МИМО! Лезвие перерезает не глотку этой суки, а сухожилие на плече. Отрубленная конечность падает на пол, сопровождаемая громкими криками и рыданиями киллерши. — Оливия, остановись! — она, свирепая, не утолившая свою жажду крови, оборачивается и замирает. Пятый, сидя на коленях, прижимал к себе скулящего щенка и смотрел на неё испуганными, широко раскрытыми глазами. — Приди в себя! Рука разжимается. К едва живой Ча-Че подбегает Хейзел, что так и не смог потушить пламя на рукаве, открывает портфель с уже заранее набранными координатами, и они исчезают с синей вспышке. Пламя исчезает, а глаза приобретают прежний оттенок. Она без сил падает на колени и валится на бок, придерживая сломанную руку. — Оливия? Оливия! — Пятый подбегает ближе, но она его останавливает. — Не подходите! Стой там! Я...мне...сложно! Оно...оно вырывается! — она скручивается в комок, прижимая колени к груди. Сердце горело, будто внутри неё извергался вулкан. С лица градом катится пот. Она сдерживала эту силу. Пыталась. Чтобы не навредить им. Не...уничтожить их... — НЕ ПОДХОДИ Я СКАЗАЛА! — загробный рык вырывается из потаенных глубин души. — АААААА! Больно! Жутко, ужасно больно! Будто в первый раз на операционном столе. Когда из неё заживо вырывали внутренние органы. Все горит изнутри. Разрывается и перемалывается через мясорубку. Адски больно! Из глаз текут кровавые слёзы. Ее рвёт кровью. Что с ней происходит?! — УХОДИ! БЫСТРО БЕРИ ФАЕЙРА И УБИРАЙСЯ! БЕГОМ! — Но ты... — БЫСТРО УБИРАЙСЯ, ИНАЧЕ УМРЕТЕ!!!! — из последних сил кричит Оливия, наблюдая за исчезновением в синей вспышке самых дорогих для неё существ. Новый приступ боли окатил с головой, словно волна в шторм. Она больше не может сдерживать эту силу в себе. Взрыв...