Ночь. Звезды. Скорость. Свобода.
Они продолжали ехать в том же положении, в каком находились несколькими минутами ранее.
В полной тишине, но обоим было комфортно от этого молчания. Знали, что слова лишние.
Она обнимала его, уложив подбородок на крепкое плечо и вдыхала до боли приятный и любимый аромат. Это был момент ее счастья. Он не осудил ее за то, что не смогла дать больше, чем поцелуй. Не развернулся и не уехал. И так было всегда. Как бы сложно ни было, чтобы ни происходило, какие бы переломные моменты не ударяли остриём ножа в спину, они оставались рядом друг с другом. Решали проблемы вместе, объединяя усилия.
И, наверное, так бы они и доехали до старого заброшенного дома, в котором Оливия нашла своё убежище. Пускай потрёпанное, изломанное, но оно все ещё было живым. Стояло, стойко выдерживая натиски боли и ужаса людского мира.
Как и она сама...
Но недалеко от Академии, мимо которой они проезжали, на дорогу выбежал до боли знакомый щенок, неистово лая. Пять тормозит, из-за чего девушка сильнее вжимается в юношу, дабы не свалиться с мотоцикла.
— Что случилось? — она отодвигается и оборачивается, глядя на дорогу. — Файер? Ты что тут делаешь?
Оливия спрыгивает с колен юноши и подходит ближе.
— У тебя кровь!! Что случилось?! — шаг срывается на бег. Она падает перед другом на колени и осматривает — Ты не ранен. Слава Богу...но... ты откуда?
Файер лает в сторону Академии, и рыжеволосая оборачивается на Пятого. Оба понимают, что произошло, и бегут к особняку, тая надежды на лучшее.
Какая, черт возьми, ирония. Несмотря ни на что, она боялась за них. Какие бы жестокие и обидные слова не были брошены в ее сторону. Она все равно надеялась на то, что они в порядке.
Врываясь в дом, обоих охватывает волна паники. Перевёрнутая и поломанная мебель, следы от пуль в стенах, кое-где кровь на полу и...вашу мать! Посередине холла валялась огромная хрустальная люстра!
— Хейзел и Ча Ча. — одновременно произносят напарники, переглядываясь. Больше такой погром было устроить некому. Тем более здесь была перестрелка.
Пятый проходит вглубь помещения, доставая пистолет из кобуры. Оливия идёт следом с ножами в руках, прикрывая его спину.
На диване сидели потрепанные Ваня и Элисон.
— Что случилось? — Пятый убирает оружие, подбегая к сёстрам. Рыжеволосая тихо следует за ним.
— На нас напали. — обрабатывая рану на лбу Седьмой, отвечает Элисон. Она окидывает Оливию мрачным взглядом, но не произносит ни слова. — Люди в каких-то пластмассовых масках.
— Черт...это все из-за меня...— Пятый опускает голову, массируя пальцами переносицу. Номер Три ошарашено смотрит на брата, а затем вскакивает с мягкой обивки.
— Так ты их знаешь? Пять, это ты их сюда привёл?!
— Конечно! Взял, и за ручку приволок! Сказал: «стреляет в моем доме сколько хотите и на забудьте убрать за собой трупы!». Элисон, ни уж то и ты последних мозгов лишилась?! — юноша сжимает кулаки, презрительно глядя на мулатку.
— Но ты к этому причастен! Снова ты вин...
За спину Пятого встаёт Оливия, угрожающе сверля Третью убийственным взглядом. Она затыкается, так и не договорив.
— «Ты виновата в том, что меня все ненавидели, тварь. Черт с ним, плевать. Но ещё одно слово о Пятом и о том, что это он виноват, я не буду сдерживаться.» — эти слова можно было прочитать по суженным зрачках и четко выступающим скулам. В руках она все ещё держала ножи, чему Элисон не была особо рада. Мало ли, что эта психопатка выкинет. — Пять, поищи других, я посмотрю, как мама.
Юноша кивает и удаляется, все ещё крепко сжимая кулаки.
— А он слушается тебя.
— «Господи, да заткни уже свою поганую пасть!!!» — она выдыхает сквозь зубы, из-за чего слышен едва различимый свист. — Он ко мне прислушивается, Элисон. Между этими понятиями чертовски глубокая пропасть.
— Не смей мн...
— Элисон, не надо! — за руку ее дёргает Седьмая, усаживая сестру рядом с собой. Оливия ядовито ухмыляется и подходит ближе, кладя ладонь на напряженное плечо.
— А вот тебе стоит
слушаться. свою. сестричку.– немного помолчав, она все-таки задает вопрос, что гложет ее на протяжении почти всей жизни – За что, Элисон? – голос тихий, в ней уже не осталось надежды на нормальное общение с сестрой. Может, она сможет выяснить хотя бы причину?
Мулатка молчит примерно минуту, усердно размышляя, стоит ли вообще рассказывать этой выскочке. Затем глубоко вдыхает, поднимая на рыжеволосую злой взгляд.
- За то, что отобрала у меня всех. – Оливия недоуменно вскидывает брови, всматриваясь в перекошенное от гнева лицо номера Три. – Стоило тебе, чертовке, прийти в этот дом, все мигом ломанулись к тебе! Такая милая, невинная, обаятельная, да еще и способная! Я была лучшей в нашей команде. Я была рядом с Лютером, в центре внимания! Я первая лучше всех освоила свою способность!!! У меня было уважение отца и полное право на лидерство рядом с Лютером. И какими бы не были способными остальные, мы с ним оставались на вершине. Но появилась ты! Все разом забыли обо мне! Даже Лютер…я осталась изгоем! Думаешь, я бы стала мириться с этим?! А потом, для большей уверенности, подправила и твои воспоминания. Чтобы знала, какого это, быть жалкой одиночкой.
Оливия ошарашено хлопает глазами.
- И..это все? Вся твоя причина? Боже….- в серых очах столько досады и… разочарования. Рыжеволосая понадеялась хотя бы на вескую причину такого поступка. Но это? Банальная зависть пятилетнего ребенка….Тупее и придумать нельзя. – Хорошо. Почему Пятый, Бен и Клаус стали исключениями?
- Пятый и так тебя недолюбливал. Тоже интересовался, но не так, как остальные. Скорее, он просто тянулся за толпой. А Бен и Клаус всерьез собирались драться со мной за тебя. Стоило начать говорить с ними о тебе, сразу злились, агрились и затыкали уши, чтобы не попасть под влияние моей суперсилы. Идиоты.
- Какая же ты жалкая и лицемерная, номер Три…
Рыжеволосая делает шаг назад, бросая последний презренный взгляд. Такой, каким она одаривала своих самых омерзительных жертв и уходит по направлению в комнату мамы.
Пускай эта женщина и была роботом, девушка не стыдилась называть ее матерью. Этот робот был единственным, кто сразу принял ее в семью и всегда о ней заботился. О них всех... Как она думала до этого.
Оказывается, с академией у них были весьма теплые отношения. Пока во все это не вмешалась Элисон. Эта сука! А ведь у Восьмой могло быть вполне счастливое детство…
Оливия встаёт у двери и собирается постучать, но замирает, услышав тихие всхлипы. Заглядывая через щель внутрь, замечает отключенного робота и рядом сидящего тихо плачущего номера Два.
—«Он ее отключил?! Зачем?! Диего ведь больше всех любил ее. Я бы не удивилась, если бы это сделал кто-то другой, но уж точно не ты!» — она стоит, опираясь рукой о дверной косяк и не замечает выходящего мужчину.
— Ты чего здесь забыла? — без прежней ненависти спрашивает Два, быстро стирая остатки слез со щек. Он был слишком подавлен, чтобы язвить.
— Почему? Что случилось? — Оливия тоже не кричала и не высказывала претензий. Уж у кого у кого, а у Диего должны были быть веские на это причины.
— Ты знаешь, как погиб отец? — на удивление, он встаёт рядом и спокойно спрашивает ее. Что? Они смогут в коем-то веке поговорить нормально?
— Да. Пять рассказывал.
— Лютер настоял на том, что он не мог сдохнуть без своего обожаемого монокля. И на видео с камер наблюдения было видно, как мама дала ему чай, после которого он откинулся и забрала этот чертов кусок стекла. Все проголосовали. Ваня, Лютер и Элисон были за. Пятого не было....Я бы не позволил им самим...они бы сделали из этого очередное шоу. — по его лицу снова побежала слеза, которую он стряхивает резким движением. Даже некоторой злостью.
Оливия опускает глаза, точно так же не желая показывать свою слабость. Но потом резко поднимает, решаясь показать ему и свои слёзы. Пусть видит. Даже если снова засмеёт.
— Мне...очень жаль. Действительно жаль. И в том, что ты сделал...я...я на твоей стороне. Ты правильно все сделал. Я бы поступила так же. — она кладет руку на его широкое плечо в понимающем жесте, пару раз похлопав. А затем проходит мимо, осознавая, что все его спокойствие и «доброжелательность» скоро, очень скоро иссякнут, и он снова начнёт ее обвинять. Во всем, чем только можно.
— Эй...Оливия.
Рыжеволосая оборачивается на звук своего имени, что так непривычно звучало с нотками надежды и...вины?!
— Что?
— Послушай...после того, как ты сказала о том, что тебя украли...я...я вдруг задумался, почему я так тебя ненавижу. И сколько бы не размышлял, так и не вспомнил конкретной причины. Я не понимаю...— он достаёт ножи, подаренные ею, начиная их рассматривать. — Всё что я помню, это то, что ты была самым безобидным ребёнком. Ты была доброй и отзывчивой. Даже после всего...ты ведь продолжаешь помогать. А мы все...я постоянно чувствую эту злобу. Неконтролируемую ярость и желание сделать тебе больно. — все это он говорил очень тихо, с опущенной головой. Сердце Оливии больно ударилось о рёбра и внутренности скрутило.
Она...ее это тронуло до глубины души...Он сейчас боролся с этими чувствами. Он пытался разобраться, вспомнить! Это действительно была способность Элисон. Только она в этом виновата.
Оливия подходит и обнимает его. А Диего застыл с ножами в руке, не понимая, с чего такой порыв нежности. Они ведь вечно ее гнобили, а она обниматься лезет. Совсем что ли дура?
— Возможно.
— Я сказал это вслух?
— Забудь. Ты не виноват в этих чувствах, Диего. — она отстраняется и снова пытается уйти, но ее вновь окликают.
— Оливия, спасибо за те слова о маме.
Она не оборачивается. Грустно улыбается и смаргивает слёзы. Снова из-за них умер дорогой ей человек. Пускай это был всего лишь запрограммированный робот. Для неё...она была лучшим
человеком.
— Не нужно. Я тоже ее очень любила.
— И прости. Меня.
Она уходит, оставив извинения без ответа.
Не он должен извиняться
Оливия спускается в холл, обнаруживая там Пятого.
— Все в норме? — она подходит ближе, замечая встревоженный взгляд юноши. Плечи непроизвольно напрягаются. Только не...
— Клауса нет. Весь дом обыскал. Может он со своими дружками? — в надежде спрашивает Пятый, оглядываясь на Элисон.
— Он был дома.
Этого хватило для того, чтобы девушка сорвалась с места и помчалась к мотоциклу, давясь паникой и страхом. Эти мрази! Суки! Они все души из них выцарапает! Самые изощренные и болезненные пытки испытает! Поганые твари! За Клауса! Никто не смеет трогать ее брата!
— Оливия, постой! — юноша бежит следом, но понимает, что не успеет и телепортируется. — Я еду с тобой! — он хватает ее за руку, не позволяя выкрутить ручку газа.
— Разберись в Академии.
— Нет. Я...
— Пятый, каждая секунда на счету! Пускай они второсортные корректоры, но пытать умеют!
— Поэтому...
— Нет!
— Почему?! — он снова начинает беситься из-за того, что его перебивают, но Оливия непреклонна. Сейчас слишком мало времени! Безумно мало. В любой момент они могут...нет. Нет! Она успеет! Костьми ляжет, но ее Клауса тронуть не позволит! Если понадобится...выпустит вторую ипостась. Пусть сожжет этот поганый мир дотла.
— У меня личные счёты.
Рывок, и она уносится вдаль, оставляя лишь фейерверк гальки и пыли.
— Да твою же мать! Дура!
— Гав! — рядом с его ногой появился потерявшийся несколькими минутами назад Файер. Он сидел и точно так же смотрел в след отдаляющейся хозяйки.
— Вот что мне с ней делать, господи! — Пятый запускает пальцы в волосы, вертясь на месте. — «Стоит ли отпускать ее одну? А если снова потеряет контроль? Сука! Какая же ты дура, Оливия!»
Он разрывался на части. Он верил ей...но. Это чёртово «но»! А если с ней что-то случится?! Плевать на возможные пожары и теракты, однако он видел, как ей больно, когда она пытается сдержать ту часть себя. Кто же она? Что у неё за сила? И сможет ли она научиться контролировать ее?
Оливии нет до этого дела. Да, где-то на подсознательном уровне она понимала, что сейчас Пятый в истерике бьется, пытаясь решить, идти за ней или же остаться в Академии. Но Клаус сейчас важнее.
— «Есть четыре основных мотеля, куда отправляют корректоров Комиссии. Но пока я буду объезжать их все, учитывая, что находятся они в разных частях города, я могу опоздать! Сука! Думай! Думай, твою мать!» — но вариантов не было. Действительно не было. Все, что оставалось, это положиться на удачу, коей она никогда не обладала. Вплоть до того, что если интуиция говорит следовать по одному пути, то лучше сразу развернуться в противоположную сторону, дабы не усложнять ситуацию. Единственное, чему она верила, это здравому логическому математическому расчёту и дедукции.
Впрочем, как и ожидалось. Она объехала три мотеля, так и не найдя брата. При этом, потеряв дохера и больше времени.
— «Сожгу эту комиссию к чертовой матери!»
Она выкручивала ручку газа до упора, едва ли пару раз не слетая с железного коня на поворотах.
Плевать.
Ее охватывало отчаяние. Глубокое, густое, словно болото, утаскивая под противную чавкающую поверхность против воли. Все дальше и дальше. С каждым безуспешно осмотренным номером. С каждой чертовой милей, которые она так усердно преодолевала, чтобы успеть. Он обязан там быть. Остался последний.
Она не может снова потерять брата...
Вдалеке уже виднеется знакомое здание. То самое, которое восстановили после устроенного ею пожара.
— «Какие молодцы. А главное, как символично. Жаль только, что реставрация понадобиться снова!» — прямо на ходу она спрыгивает с мотоцикла, из-за чего он проехал ещё пару метров и с противным скрипом упал на асфальт.
Рыжеволосая уже пробежала мимо вахтёра, услышав смутные протесты о том, что так делать нельзя, но ее это не волновало от слова совсем. Она заглядывала в каждый номер, слушая крики и претензии с возмущениями, пока не добралась до последней комнаты на втором этаже. Рука тряслась, не решаясь взяться за гребаную ручку и повернуть ее. Если его там нет? Или того хуже...полы будут покрыты алыми разводами?
Нет! Нет, нет, нет! Он обязательно жив! Ведь так? Он же член Академии Амбрелла! Он должен выжить!
- Малыш Бенни тоже был членом твоей вшивой семейки…ха-ха-ха! Вот только досада, ему просто всадили пулю в…</right>
– ЗАТКНИСЬ!!! — Оливия зажмуривается, хватаясь за голову. Этот голос! Словно внутри действительно есть кто-то. Это не часть ее самой.
Что-то инородное, чужое, приносящие своим присутствием только дискомфорт.
<right>— Тогда просто открой две~е~ерь...
Это чудовище смеялось над ней. Гадко, противно, отвратительно! От этого смеха все внутренности сворачивались в один
большой комок, а по коже бегут мурашки.
— «Не время. Клаус!» — она наконец-то берётся за дверную ручку и дергает на себя, боясь моргнуть.
Пусто...
— Ни уже ли и тут нет...как же так?...Клаус...— она запускает пальцы в волосы, стоя посреди номера.
Пока не слышит шум из шкафа!
Не теряя ни секунды, распахивает дверцы и видит напуганного, вымокшего до нитки Клауса, привязанного к стулу.
— Мммм! Мммм!
— Сейчас, сейчас, братик! — ее руки дрожали, пока она вынимала тряпку изо рта Четвёртого. Она его нашла...нашла! Он жив!
Она успела!
А другая личность негодовала...
Выворачивала сознание наизнанку, злясь на то, что все удалось. Что она нашла его...
— Оливочка, ты пришла! Я так задолбался тут сидеть! Тут так тесно! Выпусти меня отсюда! Всюду эти голоса! — он дергался, из-за чего не получалось развязать веревки. Оливия вынимает набедренный метательный нож и разрезает толстый канат. Клаус тут же выпрыгивает из узкого пространства и глотает огромные порции воздуха ртом. Девушка обнимает брата, успокаивающе гладя его по спине и плечам.
— Клаус. Послушай меня, ты сейчас должен уходить, пока они не вернулись. Иди в академию и скажи Пятому, что со мной все нормально, понял?
— Ты не пойдёшь? Да они тебя в порошок сотрут! — он дёргает ее за плечи, испуганно озираясь на дверь.
— Ещё посмотрим, кто кого в порошок сотрёт. — на ее губах расплывается устрашающая улыбка, от которой кожа номера Четыре покрывается мурашками. — Никто не смеет обижать
моего брата. Они ещё поплатятся за то, что решились на такой отчаянный шаг.
— Со мной все хорошо, так что не нужно. Просто пойдём со мной!
— Нет. Иди.
Он понял, что спорить бессмысленно и уже собирается уходить, как замирает и пододвигает стул к вентиляционной трубе.
— Ты чего удумал?
Не ответив, он отодвигает решётку и вынимает оттуда чемодан. Зрачки Оливии расширяются. Вот оно! Их выход! Шанс выиграть время и предотвратить апокалипсис!
— Клаус, ты умничка! Скорее неси это Пятому, он поймёт, что с ним делать! Я скоро тоже вернусь! — на радостях, она целует брата в щеку и выталкивает за дверь. — Ну а с вами у меня будет дисциплинарный разговор, ушлепки. — рыжеволосая убирает стул обратно в шкаф, а затем залазит туда сама. Устроит для них сюрприз.
***
Послышался шорох, из-за чего тело рыжеволосой непроизвольно напряглось. Она обхватывает пистолет обеими руками, прижимая его к себе.
— Этот придурок вообще ни на какие пытки не реагирует. Что нам с ним делать? — по звукам, Ча Ча ходила из стороны в сторону, а Хейзел уселся на диван, что-то жуя.
— Он наркоман. Может попробуем использовать это?
— Точно, хоть какая-то от тебя польза.
Дверь шкафа открывается.
Выстрел
— Твою мать!!!!! — женщина отпрыгивает в строну, хватаясь за раненое плечо.
—
Сю~ю~ю~рпри~и~и~из...— Оливия медленно вылезает из шкафа, сверкая кровавыми очами. Белок снова заплыл чёрной дымкой, а радужка окрасилась в алый. Ее оскал вызывал дрожь в коленях, а выступающие клыки навевали ещё больший страх.
— Ты...ты...как?... — Ча Ча медленно отходит к стене, не спуская глаз с демона.
—
Знаешь...просто ненавижу, когда кто-то трогает мою семью. Я просто впадаю в бешенство. И, что удивительно, не могу себя контролировать. А вы из раза в раз испытываете мое терпение. Но знаете? Всему есть предел. — очередной выстрел пришёлся на руку Хейзела, успевшего схватить пистолет. —
Не советую.
Рыжеволосая медленно, хищно облизывает губы, грациозно подходит к корректорам. Она убирает пистолет в кобуру, разжигая пламя в ладонях. При виде огня, глаза Ча Чи наполняются страхом и слезами.
—
Помнишь его? По~о~омнишь...шейка все ещё побаливает, да? Не смогли вылечить мой ожог? Как же пре~е~красно~о~о....
— Ты поганая сука! — мулатка хватает ведро с водой, видимо оставшееся от пыток Клауса, и выливает содержимое на Оливию. Тело девушки шипит от испаряющейся вдали, но огнь все же тухнет.
—
Взаимно. — ухмылка и резкий выпад. Ча Ча едва успевает отпрыгнуть от выставленного кулака, а промокшую рыжеволосую хватают за локти сзади.
Хейзел громко зашипел, но рук от неё не убрал. Видимо ее температура тела снова привесила норму. Причём достаточно сильно.
—
А ты довольно крепкий орешек. — она снова ухмыляется и едва заметно прищуривается, когда мулатка ударила ногой в солнечное сплетение со всей своей силы.
Оливия дергает головой, ударяя затылком по носу мужчины, а затем отталкивается ногами от стены, перекидывая собственное тело через огромную тушу. Она заламывает толстые руки и одним ловким движением выбивает оба плечевых сустава.
Слышится до боли приятный хруст и громогласный вопль.
Видимо перестаралась...Одна кость торчала из под рукава пиджака. Кровь брызнула и на лицо рыжеволосой.
Она смотрит на испачканные руки и, поддаваясь неожиданному порыву, облизывает пальцы, прикрывая глаза от наслаждения.
—
Как же долго эта заносчивая девка держала меня взаперти...а сейчас свобода! Кхм...эй, жиртрест, у тебя глюкоза в крови повышена, не налегай больше на пончики. — рыжеволосая кривится, ощущая приторный металлический привкус. —
Четвёртая отрицательная, такой деликатес испоганил. — она досадно выдыхает и, не оборачиваясь, ловит кулак Ча Чи.
— Да кто ты, черт возьми, такая?! — женщина истерично кричит и бьет второй рукой, но восьмая успешно уворачивается от ударов. — Ты кардинально отличаешься от той девчонки, что работала с нами в Комиссии! Та была просто запуганной подопытной крысой, не умеющей ничего, кроме как молить о пошад...АААААААААА!
—
Оскорблять эту девку могу только я. Заруби себе это на носу. — Она выкручивает руку киллерши, вырывая запястье. Вслед за оторванной конечностью потянулись сосуды, вены и костный мозг.
— ТЫ БОЛЬНАЯ ЕБНУТАЯ ШКУРА!!!
Удар кулаком по лицу.
Ча Ча отлетает к стене, ударяясь виском о шершавую поверхность. За ней тянутся лужи крови, а глаза Оливии сверкают наслаждением. Она повторяет те же действия, пробуя алую консистенцию на вкус, но быстро сплевывает все на пол.
—
Ну и дрянь...ты ещё и на гормональных сидишь? Фу, гадость! Кровь, под стать ее носителю. Ах точно! Тебе же руку пришивали...которую я отрубила. — снова эта маньячная улыбка. Рыжеволосая откидывает оторванную кисть ближе к Ча Че. —
Вот, если выживешь сегодня, отнесёшь в комиссию. Пусть и ее хорошенько приштопают. Они это хорошо уме~е~еют...А сейчас я хочу с вами поигра~а~а~ать...!
— Всем стоять, руки в пол, полиция!
Секунда...
Глаза приобретают знакомый серый оттенок, а чернота исчезает
Оливия смотри на свои руки, испачканные в крови и ужасается. Ещё никогда ее не пугал ее вид.
Но сейчас...
Ей становится дурно, от этого зрелища. Вся комната в алых брызгах и каплях. На рукавах светлой рубашки вообще остались ошмётки оторванных вен и мышц...Что, блять, тут произошло?!?!
— Я сказала руки в пол! Живо! — слышится щелчок предохранителя. Зрачки Оливии сужаются, и она делает рывок в сторону полицейской, принимая выстрел вместо неё. Схватила девушку за плечи и сжала мышцы спины, не позволяя пуле пройти на вылет. Так и произошло.
Плечо непроизвольно дёрнулась, но боли, как таковой, не ощущалось. Полицейская замерла, боясь лишний раз вдохнуть. Выстрелил Хейзел.
— «Что тут вообще произошло?! Что за херня?!»
Звук разбитого стекла вывел обоих из транса. Оливия оборачивается, осознавая, что эти сволочи сбежали через окно.
— Черт! Какого хрена ты сюда приперлась?! — рыжеволосая делает шаг назад, напоследок дёргая полицейскую за руки.
— Ты...арестована! Нет, тебе нужна скорая! Подожди. Что тут...
— Воу, Воу, полегче. Сначала успокойся. Тебя как звать?
— Эйдора Пэтч. Я из...
— То, что ты из полиции, я уже поняла. Не тупая. И как полицейской, советую тебе носить бронежилет, Эйдора. Все-таки, вещь полезная. — Оливия подмигивает и выпрыгивает вслед за корректорами.
— Тут второй этаж!!! — девушка подбегает к окну и смотрит вниз, но там уже не осталось и следа новой знакомой, или подозреваемой...или спасительны...— Господи, что за херня то творится? Пора уволятся.
***
— «Черт! Они уже сбежали...Да, блять! Ладно. Спокойно. Я опять потеряла контроль, но в этот раз я не сожгла пол города...и на том хорошо.»
— У этих придурков не вкусная кро~о-о~овь...
— «Чт...» — прислушиваясь к ощущениям, Оливия действительно чувствует металлический привкус на языке.
Трясущимися пальцами она касается губ и отодвигает руки от лица, обнаруживая пятна крови.
— «ТВОЮ МАТЬ!»
Она хватается за выступ дома в каком-то закоулке и вычищает содержимое желудка прямо на асфальт. С ужасом она обнаруживает, что все, что из неё вышло, окрашено красным.
У неё не получилось сдержать ещё два позыва рвоты.
— Какая же ты сла~а~а~абая...с тобой совсем не интересно!
— ДА ЗАТКНИСЬ!!! ЗАКРОЙ РОТ!!! — она падает на колени, обхватывая плечи руками. Оливия дрожала. Ей страшно. Что она за монстр? Кто она? Правда ли, что она действительно человек? А вдруг, в один «прекрасный» момент, она вообще не сможет вернуть себе контроль над телом?! Что будет тогда?! — «Так...думай о чем ни будь другом! Ну же! О чем...о чем...О Ч...Клаус! Точно! Надо узнать, добрался ли Клаус до Академии!»
Оливия вскакивает на ноги, едва не повалившись обратно. Пару вдохов и выдохов. Спокойно. Пятый обещал, что они совсем обязательно разберутся. Он никогда не нарушал свои обещания. Она научится. Обязательно научится контролировать эту хрень внутри себя.
— Сама ты хрень! Овца, невоспитанная!
— «Завались! Ты мешаешь!» — резкая пульсация ударила по вискам с нереальной силой. Казалось, голова сейчас взорвется. — «Прости! Прости! Я просто очень напугана! Дай мне время свыкнуться!» — на удивление, боль исчезла. Оливия в замешательстве повертела ею в разные стороны и спокойно выдохнула. Надо быть с этой второй личностью повежливее. — «Спасибо.»
И она побежала в Академию.
Уж слишком часто она стала там появляться для человека, которого откуда вышвырнули лицом в грязь. В прямом смысле.
***
— Пятый! Пять! Клаус вернулся?! Он передал тебе порт...что с тобой? Ты ранен? — рыжеволосая с порога закидывает брата вопросами, но останавливается, замечая его гневное и...разочарованное лицо? Что уже, мать вашу, успело произойти?! Ей вообще от него отходить нельзя, или чего, блять!?
Пятый молча протягивает ей записку, такие печатали в отделе кадров в Комиссии. Та же бумага, тот же шрифт от печатной машинки. До боли знакомый кусок бумаги. Именно на таких писали имена жертв для задания.
— Что это? Это тебе прислали?
— Прочитай. Это лежало на столе в моей комнате.
Оливия немного опешила, услышав знакомое злобное шипение. Но...ещё ни разу, такой тон он не направлял в ее сторону. Как бы зол он не был, он всегда старался быть чуть мягче к ней. А сейчас...
Трясущимися пальцами она разворачивает сложённый вчетверо листочек бумаги, ещё не подозревая, что случится после.
«Здравствуй, лучший киллер пространственного временного континуума. Как тебе живётся? Хорошо? С радостью испорчу тебе это настроение)
А ты знаешь, по какой причине тебя приняли в Комиссию? Нет? Думаешь, повезло? Или же наоборот, судьба сыграла злую шутку? А я тебе расскажу. Это все твоя рыжеволосая подружка! Или как ее лучше назвать? Возлюбленная? Не, ты не такой. Да и не суть важно. Это она упросила Куратора взять тебя на работу киллером. Сказав, что ты сможешь без проблем перебить совет директоров.
Пятый, чтобы спасти свою шкуру, и не рисковать ею в поимке за советом, она упросила Куратора взять тебя на эту должность!)
Надеюсь, теперь ты поступишь правильно.
С любовью, Ча Ча💗»
Оливия несколько раз перечитывает одни и те же строчки, бегая глазами по несчастному куску целлюлозы. Она пытается проглотить ком, вставший поперёк глотки. Внутренности сжались в один большой узел, пытаясь согнуть ее пополам. Но она стояла. Стояла на трясущихся ногах.
— Объяснишь? Или так и будем молча пялится на эту хуеву записку?! — он подходит ближе, и Оливию с ног до головы окутывает его злость и отчаяние. Они будто осязаемые, плотные, густые. Способные перекрыть кислород.
Против воли она отступает, делая шаг назад. Он душил ее своими эмоциями! Черт возьми! Эта тварь!!! Почему эта сука такая живучая?!
— Оливия, все что здесь написано - правда?! «Прошу, скажи, что нет! Я тебя умоляю!» — он сжимает кулаки, борясь с собственными чувствами. Он словно стоял на развилке. Но ни один путь не был верным. Каждый вел в тупик. И он продолжал не двигаться. Просто оставался на месте.
— Я...я...
— Шустрее!
— Не смей разговаривать со мной в таком тоне, Пятый! — она наконец-то поднимает голову и упирает эту бумажку ему в грудь. Чтобы забрал
это из ее рук. Больше не хочет вчитываться в эти ужасные строчки. А ведь она знала, что это произойдёт. Ещё когда упрашивала Куратора спасти его. Знала. И все равно, наступила на эти грабли. — Да, это я просила Куратора принять тебя в комиссию.
— «НЕТ! СУКА! Оливия, зачем ты это сказала!» — юноша дёргается, но заставляет себя встать ровно и дослушать. Но она снова замолчала. — А остальное...?!
— Да, я упомянула про то, что ты мог бы устранить совет, но у меня не было и мысли о том, чтобы действительно позволить тебе это сделать. Я пыталась заговорить ее. Убедить, что ты нужен Комиссии. Я бы не...не поступила так с тобой.
— Ты меня ненавидела.
— Я не...!
— Ты. Меня. Ненавидела. Ровно до того момента, пока не узнала, что это я спас тебя из озера тогда. Я видел эту ненависть. И ты сама лично говорила о том, что ненавидишь нас. Академию Амбрелла. Пускай, прикрываясь «спасительницей настоящей Оливии». Но ты яростно утверждала, что никто из нас не достоин жить. Чееерт! Ты понимает, на что ты меня обрекла? Я теперь убийца! Просто потому, что ты снова сунула свой длинный нос не в своё дело! — Пятый вскидывает руки и подходит ближе. Однако в этот раз, Оливия не отступила. В груди очень больно надломились остатки радости и счастья, возникающие при его прикосновениях и даже простых ласковых, брошенных в ее строну, взглядах. Сейчас его взгляд...
ломал ее изнутри. В итоге и он винит ее.
— Это все было ради тебя! Ты бы предпочёл и дальше скитаться в умершем мире?! В одиночестве?! С этой пластмассовой куклой!?
— Рот закрой! Не смей говорить такие вещи и Долорес! И да! Я бы лучше и дальше жил в постапокалиптическом мире, чем каждый чертов день окроплял свои руки чужой кровью! Ты учила меня убивать! И знаешь, что я понял? Тебе это нравилось! — эта фраза, словно пощёчина, откинула девушку на два шага назад. Как он может говорить такие ужасные вещи? Он же видел, как ей было сложно! Как каждую ночь она бегала в туалет, гонимая приведениями из кошмаров. Как ее выворачивало наизнанку! Как каждую ночь она падала с кровати, захлёбываясь собственными слезами.
— Хочешь сказать, что ты не такой же...? Ты делал тоже самое! Тоже.Самое.Пять!
— У меня не было выбора! Кстати, по твоей, оказывается, милости! А ты! Да даже сейчас посмотри на себя! — она опускает глаза и видит огромные пятна крови на былых и чёрных квадратиках рубашки. На глазах накапливаются слезы, но она не позволяет себе такую слабость. Как иронично. Он единственный, кто видел ее слёзы. И именно сейчас. Перед ним. Она больше всего боится расплакаться.
— А у меня он был, Пять? У меня, по-твоему, был выбор? Меня каждый божий день, в течении двадцати пяти лет, без выходных и праздников, потрошили на операционном столе. Без анестезии вырывали внутренние органы из тела, замещая их какой-то херней. Мне дробили кости, не позволяя отключиться от болевого шока. Мне вскрывали череп, Пять. А я видела. И чувствовала. Все, что они делали. Я не могу иметь детей. Из-за них. И каждую чёртову операцию они говорили о том, что такой чудесный образец должен быть послушным, иначе они заживо разберут меня на органы и отправят в морозильную камеру, пока не научусь «служить своему хозяину». И вот в таком состоянии, я отправлялась на миссии. Ненавидя себя до костного мозга. До кончиков волос. А потом я увидела тебя в коммуникаторе вечности. И подумала о том, что, хотя бы у тебя будет шанс на счастливую жизнь. Я ведь отдавала тебе формулу для перемещения с помощью портфеля. Но ты сам отказался. Мне нужно было уговорить Куратора взять тебя на службу. Любым, мать твою, способом! Ни уже ли за все время, которое мы вместе упорно переживали, ты так и не понял, что я дорожу тобой больше всех на этом чертовом свете?! Я, не жалея себя, защищала тебя!!! — в ярости она одёргивает ворот водолазки, оголяя так и не заживший шрам от пули в сердце. — Я всегда была на твоей стороне! Как бы я вас ни ненавидела, я...я.. всех вас все ещё...люблю...каждого из вас...и я...я в край заебалась выслушивать весе это говно, коим меня поливают каждый раз, стоит мне переступить порог этой сраной Академии. Я ожидала этих слов от любого. Но…но не от тебя. После всего, Пять. После всего...
Она сжимала кулаки с таки силой, что с ладоней, проткнутых ногтями, лились непрерывные струйки крови. Но Оливия говорила спокойно. Медленно и членораздельно. Выговаривая каждую букву, пропитанную усталостью, обидой, разочарование, жалостью и всепоглощающей болью.
Ставшей уже такой родной, неотъемлемой частью ее жизни.
Она берет его руку и вкладывает в неё
Своё кольцо...
— Я тоже устала. Но я всегда была, есть и буду на твоей стороне, Номер Пять Харгривс. Однако, если ты не хочешь этого, будь по-твоему. Я больше не появлюсь...в...твоей жизни...
Она тихо выдыхает и уходит, не оборачиваясь. Тихо открывает дверь и также тихо закрывает ее за собой.
И честно, лучше бы ее снова вышвырнули от туда силой. Чем вот так...
Она просто шла. Шла в свой развалившийся, как и вся ее жизнь, дом. Так же тихо зашла внутрь, где на пороге ее встретил Файер. Но и он не произнёс не звука. Лишь сел рядом, грустно глядя своими чёрными глазками на Оливию.
Первая слеза стала началом хаоса в ее душе.
Эта капелька...медленно скатывалась по щеке, скуле, подбородку...и с непривычно громким звуком ударилась о поверхность сгнивших досок.
— Уходи, Файер. Уйди в другую комнату. — пёс заскулил, но послушался.
Точка невозврата
Она в ярости подбегает к заколоченному Пятым окну и голыми руками срывает доски. Ломая ногти, засаживая под кожу крупные заносы.
Все...Дальше уже некуда....
— АААААААААААААААААААААААААА!!!
Все, к чему она прикасалась - сломалось! Стулья, диван, доски, окна! Она даже сломала камин, разбивая о шершавые кирпичи костяшки. Она ломала пальцы, но продолжала бить его.
То, что каждый вечер так старательно разжигал в нем Пятый
Она едва не зубами рвёт новый плед.
Его ей принёс Пятый!
Она разрывает на себе одежду, оставляя лишь жалкие ошмётки, держащихся на парочке уцелевших нитях.
Пятый подарил!
Она ломает собственный безымянный палец на левой руке, глотая крики боли со слезами.
Там, всего несколько минут назад, красовалось обручальное кольцо. С его именем!!!
Оливия подбегает к стене, срывая с него старое, покрытое пылью, мхом и паутиной, одеяло.
И замирает.
Видя собственное отражение
Там стояло огромное, чистенькое, винтажное зеркало с витиеватой металлической рамой.
А из него на неё смотрела красивая. Дьявольски красивая женщина. У неё длинные, прямые алые волосы, из которых торчали чёрные рожки. Глаза…такие же, когда она теряет над собой контроль. Чёрные, с кровавыми радужками. Ее идеальную фигуру обхватывало чёрное обтягивающее платье. Она смотрела на неё с помесью отвращения и превосходства.
— Вот оно. Я так ждала этого момента, моя дорогая. Когда ты окончательно сломаешься.
Она улыбается, обнажая острые длинные клыки. Поправляет выбившуюся прядь чёрными звериными когтями и смеётся.
— Я...не...не...я не...— слёзы не переставали капать с аккуратного подбородка. У Оливии не получалось разговаривать из-за постоянных всхлипов.
— Не сломана? ХАХАХАХАХАХА!!! НАИВНАЯ ДУРА!
Часть зеркала лопается от ультразвукового крика этой женщины.
— Тебя все бросили! Над тобой только и делают, что издеваются и проверяют на прочность. Но вы, людишки, такие слабые! Вы умираете, стоит услышать одно обидное слово! Вы постоянно плачете, когда вам что-то не удаётся! Вы неудачники! Бесхребетные существа, помыкать которыми можно бесконечно, при этом не прикладывая никаких усилий. Ты посмотри на себя! Ни уже ли ты не хочешь отомстить? Я могу это устроить. Тебе лишь нужно...
— НЕТ! Не...не позволю!
Отражение сжимает кулаки, и Оливия падает на колени, хватаясь за голову. Из глаз потекли кровавые слёзы. Из носа, ушей и рта.
Отовсюду кровь.
— Ты никому не нужна. Зачем ты живешь? Ровно до этого момента у тебя была лишь одна цель в жизни - тот мальчишка. Стоит признать довольно симпатичный, но и это уже не важно. И он тебя в итоге вышвырнул за ненадобностью. Он поверил не тебе, а тем проштампованным буковкам на бумажке. Вышвырнул так же, как несколько лет назад, тебя выкинули из Академии. Прямо в лужу грязи. Наплевав на тебя с высокой колокольни. Ты всю свою жизнь была вещицей, которой просто пользовались, а затем выкидывали за ненадобностью. Когда наскучит. Или, когда снова появится интерес. А ты ведешься на эту липовую доброту. Каждый раз. Думая, что наконец-то, тебя признали. Ты Н.И.К.Т.О. И всегда будешь никем. Не была и не будешь никому нужной, просто потому, что ты есть в их жизни. Никто не будет тебе за это благодарен. Никогда. Но я могу! Я могу тебе помочь! В благодарность за то, что позволила мне жить в твоём теле. Я заставлю всех пожалеть о таком к тебе обращении! Я докажу, что Оливия Илларионова - человек, олицетворяющий силу и власть! Я отомщу каждому, из-за кого ты проливала свои горькие слёзы. Тебе лишь нужно разрешить мне...и ты наконец-то перестанешь чувствовать эту боль и разочарование. Больше не будет так тоскливо и одиноко. Ты будешь счастлива. Вокруг лишь мирная тишина и спокойствие. Ты забудешь все плохое и начнёшь жить с чистого листа. Ты освободишься от этой тяжёлой ноши. Только я способна ее облегчить для тебя. Так не отказывайся. Ми~и~и~илая...я знаю, что тебе очень больно. Я лишь хочу помочь, потому что то, что испытываешь ты, испытываю и я. И мне тоже больно смотреть на то, как ты понемногу, каждый день умираешь изнутри...
Она ласково улыбается, и Оливия выдыхает, отнимая руки от головы. Вдруг сознание стало таким мягким, до блаженства спокойным и умиротворённым.
Словно она стоит на берегу моря.
Тёплый, солоноватый ветер обдувает лицо и играет с волосами. Мягкий, горячий песок щекочет босые ноги, а прохладная вода создаёт райский контраст. Рядом растут пальмы с кокосами, тихо шумя широкими листьями
— Хочешь остаться там навсегда...
К черту. Плевать.
Оливия всю жизнь боролась с этой частью себя. Но ради чего? Ради кого? Кому-то что-то доказывать бессмысленно. А ради себя...ради себя она уже устала. Каждый божий раз ее все глубже и глубже втаптывали в грязь. Она тоже хочешь уступить искушению. Послать все в бездну и забыть о чувствах окружающих, концентрируясь лишь на своих.
— Делай, что хочешь...
Она падает спиной на мягкий песок и закрывает глаза, подставляя лицо яркому солнцу. Она останется здесь. Пускай в выдуманном мире иллюзий.
Она остается здесь...
— У~у~умничка....ты не пожалеешь об этом выборе.
— «Я больше ни о чем не буду жалеть. Отныне, Оливии не существует.»
— Теперь, на ее место пришла Касикандриэра.
И лишь громкий, полный свободы и всемирной злобы хохот вещал о утрате безумно доброй, отзывчивой и уставшей девочки Оливии...
