Пятый нёсся со всех ног к Академии, на ходу прорабатывая варианты действий. В комиссию так просто не попасть. Но если Ча Ча и Хейзел мертвы, то должен был остаться портфель. Рядом с их трупами его не было. Оливию или, точнее, Касикандриэру...да плевать! Ее забрали члены Комиссии. Она с самого начала знала, что попадёт туда таким образом. Значит и ей он без надобности.
— «Отель? Он мог остается в отеле. Но каком? Пока я буду их обыскивать, в комиссии пройдёт не меньше месяца. Это нереально! Тогда что?!..думай, мать твою! Сам заварил, сам и расхлёбывай!» — он задыхался от долгого бега, но продолжал передвигать ногами, гонимый мыслями о Оливии. Это его вина.
Нога в ногу, рядом с ним бежал Файер, периодически лая, будто читая мысли Пятого.
Они обязаны ее спасти!
— Та полицейская! Точно, Эйдора! Или как ее там? Она ведь видела их! Значит знает, в каком отеле все произошло! Быстро к Диего! — крикнул юноша, ускоряя ритм. Он сворачивает на дороге к Академии, но тормозит, так как Файер рванул в противоположную сторону. — Эй, некогда играть! Живо за мной! Файер!!
Пёс не слушал. Он нёсся к остановке возле обочины, громко лая.
Пятый чертыхнулся, но побежал следом. Казалось, ещё несколько секунд такого бега, и он начнёт харкаться собственными лёгкими.
— Файер! Ко мне! Куда ты...! — из подъезжающего автобуса выпрыгивает Клаус, держа в руках...не может быть...вот, что она пыталась сказать! А он...к черту. Сначала нужно...
— Стой, придурок! — Пятый истерично дергает руками, пытаясь протиснуться сквозь материю, но сил не хватало. Клаус заносит руку с устройством перемещения над головой и собирается разбить хрупкий механизм о лавку на остановке, но в последний момент Файер успевает схватить его за рукав куртки и смягчить удар. — Клаус! Долбаный ты выкидыш! Что ты натворил?! — задыхаясь, Пятый падает на колени рядом с валяющимся портфелем и осматривает его со всех сторон.
— Это я то выкидыш?! Ты хоть знаешь, что это за чертовщина, Пятый?! Эта вот хреновина перенесла меня черт знает куда! Я людей убивал! Моя любовь у меня на руках умерла, кровью истекая! Дай я ее доломаю! — озверевший мужчина делает рывок, но пёс отчаянно уцепился на его одежду, не позволяя сделать ни шагу в сторону юноши.
— Эта хреновина стоит жизни Оливии, мать твою! Тебе несказанно повезло, что я могу его починить, долбонос тупорылый! — надрывает глотку номер Пять, копошась в механизмах портфеля.
— Оливочки? Что произошло за эти два года?
— Это все тот же день, когда она тебя спасла. — не отвлекаясь от работы, бубнит юноша.
— Что? То есть, как? Погоди...ладно, оставим это до следующего раза. Что с Оливией?! — Файер, полностью удостоверившись в том, что Клаус больше не собирается ломать важную вещь, отпускает его и, скуля, садится возле Пятого.
— Она в Комиссии.
— У этих уродов?! Как ты такое допустил?!
Последняя фраза эхом отдаётся в сознании юноши, заполняя собой всю голову. Руки дрогнули.
Пятый громко, тяжело сглатывает.
Как он мог такое допустить...
— Я...потом, Клаус. Все тебе расскажу, после того, как спасу ее. — взять себя под контроль уже не получалось. Его лихорадило. Он сжимает трясущиеся кулаки и укладывает их на коленях, делая глубокий вдох. Хотелось орать на всю планету, но он не мог себе этого позволить.
Все отошло на второй план. Грядущий апокалипсис, портфель, суетящийся Клаус, скулящий Фаер.
Только ее рыжие волосы и яркие голубые глаза. Не серые, не потухшие. Словно летнее, чистое небо. Как тогда, когда они сидели в поле. На ней был венок из цветов, который он сам для неё сплёл. Как она смеялась, лёжа в колосьях...
Смачный шлёпок прошёлся по лицу, заставляя его прийти в себя.
Пятый трёт обожженный участок лица, по которому сейчас, в добавок, ещё и нехило так долбанули. Хотя, стоит признать, он привёл его в чувства.
— Спасибо. — коротко бросает юноша, вновь направляя все своё внимание на портфель. Он аккуратно перебирает съехавшие шестерёнки, производившиеся только в отделе метафизики Комиссии. Пружинки и гайки хлипко болтались на своих местах. — Нужна отвертка, ключ. Да хоть что-то, чем можно затянуть шурупы.
Клаус тут же выворачивает карманы, из которых посыпались металлические обломанные пластинки, чека от гранаты и пули.
— Ты где, твою мать, был? — Пятый удивляется столь специфичному ассортименту, но без лишних слов берет чеку и подкручивает острым концом несколько шестеренок.
— Во Вьетнаме. На войне.
— Мне...жаль, Клаус. — юноша на мгновение отвлекается от работы и бросает на брата грустный взгляд.
— Давай чини! Не дай Боженька, с ней что-то случится...
— Готово! Черт возьми, мы смогли! — Пятый на эмоциях вскакивает на ноги и, прихватит с собой портфель, набирает нужные координаты.
— Я с тобой! — следом поднимается мужчина.
— Нет. Ты следишь за Файером. — не дав брату возразить, он нажимает на финальную кнопку запуска механизма и исчезает в голубой вспышке.
***
— Я...не могу...пошевелиться...— Кассандра, еле шевеля губами, из последних сил повисает на прутьях, не обращая внимание на звуки борьбы.
— Ты не знаешь, как выживать в таком состоянии! Дай мне тело! Мне не в первой!
— Ага...сейчас...я потом...снова...хрен его заберу...нет уж!...— девушка бьет себя по щекам, пытаясь хоть как-то привести сознание с норму.
— Ты бесполезна без своей силы! А же полагаюсь только на физическую подготовку, выносливость и мозги! Не глупи, блять! Мы обе подохнем здесь, если ты не перестанешь упрямиться!
— Черт, да...заткнись уже!...
— Оливия!
Девушка из последних сил фокусирует зрение, замечая синие вспышки и знакомый надрывной голос.
— Ты как? Сколько прошло времени? Ты ранена?! Твою ж...облокотись на меня! Нам нужно выбираться! — Пятый быстро закидывает ее руку себе на плечи и обхватывает за талию, второй выпуская пули в корректоров, оцепивших весь корпус лаборатории по кругу.
Кассандра смотрит на парня и грустно ухмыляется.
— «А он...действительно тебя...любит, Птенчик...»
— Мы-это один человек, Кассандра! Я и ты! Он любит нас! А мы его! Дай мне выйти на поле боя! Он один не вывезет весь отдел коррекции! Ещё и с нами на плечах. Касикандриэра...»
— Черт с тобой...— срывается с пересохших губ, а затем тело безвольно повисает на руке зеленоглазого.
— Оливия? Касикандриэра! Эй, твою ж мать! Ты как?! — он в панике встряхивает ее, после чего девушка открывает глаза.
Голубые...
Оливия, сквозь сжатые зубы, держит веки открытыми и отталкивается от руки Пятого. Тот ловит едва ли не упавшую девушку, крепко сжимая ее запястье.
— Руку убери...
— Нет времени на обиды! Надо убегать отсюда!
Рыжеволосая упрямо одёргивает его ладонь.
— Прикрой меня! — она, больно сжимая кулаки, бежит к огромным шкафам с медикаментами, стараясь не запнуться о собственные ноги.
— Ты куда, блять!!! Стой! — он бежит следом, подстреливая бегущего к ним мужика в маске кролика.
Девушка разбивает запертые стеклянные дверцы, разрезая руки. Расшвыривает баночки и склянки, пытаясь найти нужное.
— Ну же! Где он...есть! Прячемся! — она сжимает в окровавленной руке пенициллину с прозрачной жидкостью и запакованный шприц. Затем хватается за края шкафа и, с ругательствами и криками, роняет его.
Парочка прячется за уроненной мебелью в полулежачем состоянии.
— Ты, сука, что творишь!?
— Ебало завали! И не вякай! — гавкает в ответ на крик парня рыжеволосая. Пятый невольно замолкает, понимая, что она ещё ни разу в жизни не разговаривала с ним в таком тоне.
Решив оставить это, выглядывает из-за края шкафа и стреляет в подбирающихся к ним корректоров.
Оливия же открывает стерильную упаковку со шприцом и набирает жидкость из склянки. Затем, старательно фокусируя зрение, выпускает весь воздух и вводит иглу в вену на руке.
Тело через секунду начинает бить в конвульсиях. Пятый испуганно трясёт ее за плечо, пытаясь понять, что она натворила.
— Да что с тобой?! Подохнуть решила?! Я не за этим сюда приперся!
— Да когда же ты заткнешься то? Это всего-навсего адреналин. Мне нужно было нейтрализовать снотворное. — придя в себя, тихо бубнит голубоглазая, выбегался из-за укрытия.
— Да ебаный в рот! Больная на голову! — он вылетает следом, прикрывая ее спину.
Девушка кувыркается, подхватывая оружие уже мертвого корректора. Твёрдо встав на ноги, прячется за столом, указав напарнику жестом сидеть за шкафом.
С винтовкой дело пойдёт в гору. Оружие, как родное, приятно легло в руку, холодя кожу.
Она, выглядывая одним глазом, прицеливалась в жертв, беспощадно отнимая жизни.
Кровь, крики и стоны боли.
Довольно привычная обстановка. Но она не приносила ей такого удовольствия, как Кассандре.
Незаметно, со спины, подкрался ещё один корректор.
— Ви, сзади! — Пятый стреляет, но у него кончились патроны. Собирается переместится, надеясь на то, что силы уже восстановились, на замечает, как Оливия ногой выбивает из рук противника оружие и роняет на пол, пережимая чужое горло икрами.
Она ухмыляется, вновь чуя свою силу и превосходство над этими мелкими сошками. Она была, есть и будет лучшей. Никто этого не изменит.
Корректор, что-то кряхтя, дергает ногой и попадает ей по лицу, разбивая губу. Дезориентируясь, Оливия разжимает ноги, после чего получает кулаком по солнечному сплетению.
Откашлявшись, замечает подбегающего Пятого.
— Не лезь! — зло рычит рыжеволосая, бросаясь на противника. Уклоняется от его очевидных ударов, используя примитивную технику боя, которой обучали в Комиссии. Она знала ее вдоль и поперёк.
Выставляет блок, перенаправляя удар. Наклоняется вправо, избегая замаха ногой. Подпрыгивает, предвидя подсечку.
Но тут ее удивили. Вместо очевидного движения последовал удар ноги с разворота, из-за чего все ещё ослабшее тело валится на пол. Пятый дёргается навстречу.
— Я сказала, сиди тихо, блять, и не лезь! — Оливия подбирает валяющийся на полу скальпель и перерезает голеностопное сухожилие на чужой ноге.
Слышится крик боли, после чего мужчина падает на одно колено. Она вскакивает на ноги и вставляет лезвие в рот противника, зажимая рот.
Рывок
Кровь брызнула на ее лицо, исказившееся в гримасе гнева и превосходства.
— Это за Кассандру, ублюдок. — затем втыкает скальпель в глазное яблоко, проворачивая несколько раз.
На ее руку, которой она держала челюсть мужика, брызжет кровь от непрекращающихся визгов боли.
— А это за меня. — она одним точным движением перерезает сонную артерию, с наслаждением наблюдая за задыхающимся корректором.
— Оливия?
— Что? Противно от этого зрелища? Ты ещё не видел чудовища, чтобы называть меня таковой, номер Пять. — она брезгливо откидывает хирургический инструмент и выходит из главного корпуса, направляясь к лаборатории.
— Куда мы идём? Нам не в ту сторону!
— Тебе, может быть. А я иду за Максом.
— За кем? Это тот лаборант? Оливия? Да сукин сын, ты можешь нормально ответить мне?! — он дергает ее за руку, заставляя посмотреть не себя.
И снова оба по уши в крови...
— А тебе приятно разговаривать с монстром? Я думала, ты чувствуешь отвращение, вступая со мной в диалог.
— Давай оставим это до того момента, когда выберемся отсюда и нашим жизням ничего не будет угрожать?! — Оливия безразлично ухмыляется и приближается к лицу Пятого. Тот лишь инстинктивно напрягается, вспоминая, как в прошлый раз, она так подкоптила пол его лица.
— Ты ведь прекрасно знаешь, что такого момента не настанет. Мы всегда будем на волосок от смерти. Потому что гребенная Академия Амбрелла. Семейка супергероев, обязующаяся из раза в раз спасать этот чертов мир.
Она вырывает руку и идет дальше, заходя в нужную палату.
Там, на кушетке, лежал полубессознательный Макс с двумя капельницами и зондом, вставленным в рот.
И его пихнули во все это дерьмо с опытами. За то, что помогал ей.
Оливия подходит ближе и вынимает иглы, затем аккуратно вытаскивает трубку из ротовой полости юноши. Она легко бьет его по щекам, приводя в чувства.
— Макс? Ты как? Слышишь меня? — брюнет откашливается, медленно обводя глазами помещение.
— Все-таки попался...
— Ясно, говорить можешь. А встать? — она берет его за руку и помогает сесть, проверяя реакцию зрачка небольшим фонариком, лежащим рядом с кушеткой.
Пятый топтался у выхода, следя за подкреплением Куратора. Долго она там будет с ним возиться?! Чего вообще сюсюкаться с ним?!
— Пятый, помоги ему. — Макс облокачивается на плечо Оливии, еле передвигая ногами.
— Я?
— Нет, сука! Меня же Пятым зовут!
Грубо выдохнув, юноша подходит ближе и помогает Максу передвигаться.
— Отлично. А вот теперь можно сжечь тут все к хуям и возвращаться.
Рыжеволосая выходит из палаты и прислушивается к шорохам. Их слишком много. С Максом драться точно не вариант.
— Где портфель? — она оборачивается к зеленоглазому и задает вопрос не терпящим возражений тоном.
— Сломан. Как только сюда переместился, успел прикрыться им от пуль.
— Черт. Тогда придётся идти на склад.
Троица направилась к отделу кадров, но уже значительно медленней.
Последняя дверь на выход из корпуса лаборатории, но девушка замирает, упираясь взглядом в стекло на стене.
— Ну что ещ...твою ж...— Пятый следит за ее взглядом и замолкает, рассматривая через прозрачное окно маленькую девочку с чёрными волосами, подвешенную к потолку.
Она ещё совсем ребёнок. Лет шесть на вид. Ее совсем исхудавшее тельце качалось на цепях, коими были обмотаны тонкие запястья. Из всего тела торчали различные трубки, выкачивающие кровь и вливающие какие-то разноцветные жидкости.
Оливия закусила губу.
Она видела саму себя. Точно так же, ее подвешивали к потолку, били током, травили и убивали. Вырезали внутренние органы, засыпая на пустующее место специальную труху, которая, в зависимости от места попадания, начинала формироваться в новый орган. Невыносимо больно и страшно.
Не проронив ни слова, девушка ногой отламывает висящую на ручке цепь и входит внутрь.
— Оливия! Господи...— Пятый безнадёжно вздыхает и тащит на себе эту обузу внутрь, прикрывая за собой дверь. — Ты решила всех тут собрать?
— У тебя силы восстановились? — она игнорирует его вопросы, задавая свои. Сквозь скрип зубов, Пятый проглатывает это хамство и кивает. — Я могу тебе доверить переместятся на склад и украсть портфель?
— Ты...серьезно спрашиваешь, можешь ли мне довериться? — не увидев на ее лице от слова «ничего», что могло бы намекать на шутку, он выдыхает и усаживает висящего на нем парня на пустующую кушетку. — Скоро вернусь. — юноша исчезает в синей вспышке.
— Вы...поссорились? Были таким...слаженным дуэтом...каждый корректор...завидовал....по этому ты...была...такая..?
— Хватит тебе уже болтать. И так сейчас сознание потеряешь!
— Не потеряю...
Оливия проигнорировала, направляясь к девочке.
— Ты знаешь, кто она?
— Это...твоя...копия.
— Ч.что?...
— Она уже три месяца в себя не приходит...множественные...кхм, кхм...разрывы внутренних органов...нарушение работы нервной системы...атрофия переднего мозгового отдела...я понятия не имею, как она все ещё жива...возможно, потому что в нее, не переставая, закачивают твою ДНК... — Макс кивает на операционный стол, разминая онемевшие конечности.
Оливия хватает папку и быстро пробегается глазами по тексту.
ДНК, кровь, генофонд, гормоны...
— Господи...она...— рыжеволосая прикрывает рот ладонью, глотая слёзы. Эта девочка полностью наполнена ее образцами. Начиная от клеток головного мозга, заканчивая эпидермисом. И она сейчас мучается только из-за того, что в неё ввели ее намешанные гены.
Они пытались найти замену ей. Создать более сильную и мощную машину для убийств...
— И сколько...таких детей было?
— Двадцать шесть...она последняя.
Рыжеволосая откидывает папку, подходя ближе к бедному ребёнку. Времени мало. Сейчас вся надежда на Пятого.
Оливия быстро обрабатывает руки и хватает хирургические иглу с нитками.
— Ты...действительно считаешь, что...
— Не отвлекай. — гениальный метафизик принялась за работу.
Аккуратно вынимает трубку, зажимает рану и быстрыми, лёгкими движениями зашивает кожу.
Справившись за семь минут тридцать три секунды с девятью трубками, снимает малышку с цепей и держит на руках.
— Почему Пятого так долго...
— Быстро! Они уже здесь! — стоило только упомянуть его имя, как синяя вспышка озаряет операционную. Пятый держал в руках портфель, оглядываясь на выход. — Ее тоже берём? — голубоглазая кивает — Хорошо. — сил, да и времени на споры уже не оставалось.
Он помогает Максу встать, а затем подходит к Оливии. Однако раздаётся выстрел, прежде, чем он успевает взять ее за руку.
— Вы очень меня разочаровали, голубки. Ну же, оставьте все ненужное. Пойдёмте ко мне в кабинет, попьём чаю. Все обсудим как цивилизованные люди.
— Это ты то мне говоришь о цивилизованности, мразь?! — Оливия указывает на бессознательное тело девочки на ее руках. Она, словно безвольная кукла, свесила ноги и руки, откинула голову, едва ли не переставая дышать. — Я успокоюсь только тогда, когда ты ляжешь в могилу.
— Не раньше тебя, малышка. — блондинка берет в руки дробовик, который ей подал один из сопровождающих и без предупреждения стреляет по рыжеволосой.
— ОЛИВИЯ!
Пятый не успевает подбежать. Девушка накрывает собой девчушку, и вся сжимается, образуя возле себя стену из огня. Пули не успевали даже пройти через неё, на ходу расплавляясь и растекаясь по полу маленькими лужицами.
— «Я...так легко использую силу...и Кассандру тоже не слышно совсем...голова больше не болит и мышцы не ломит...ни уже ли мы...объединились?...»
— Ты! Мелкая дрянь! — куратор начала стрелять с новой силой, используя новый магазин. Но и во второй раз ни одна из пуль не достигла цели.
Оливия улыбается, направляя огонь на женщину. Слышатся визги о помощи, которые Оливия отчаянно пыталась перекричать:
— Портфель! Давай!
За секунду до перемещения, рыжеволосая щёлкает пальцами, по велению которых огонь охватил всю Комиссию...
***
— ДИЕГО!!! — врываясь в дом и открывая дверь с ноги, забегает рыжеволосая, неся на руках полуживое тело ребёнка. Пятый позади тащил на себе Макса.
— Оливочка! — первым на крики выбегает Клаус, уже собираясь утопить девушку в своих объятиях, но натыкается на пару незнакомых лиц. — Что произошло? Вы ранены?
— Нет, все нормально. Но этим двоим нужна срочная медицинская помощь. Диего! Наконец-то! Пожалуйста, включи маму.
Мужчина непонимающе смотрит на пришедших брата и сестру, изредка моргая.
— Блять, алло?! Диего, срочно! Я одна не успею обоих спасти!
— Ладно, хорошо...— все ещё в непонятках, мужчина разворачивается, но натыкается на огромную широкую грудь Лютера.
— Нет. Она сломана и спасти никого не сможет. Я не разрешаю. — басисто произносит полугорилла, складывая руки.
— Тогда ты сам сейчас пойдёшь со мной в операционную и будешь штопать их внутренние органы, Лютер!
— Чт..я?
— Да вашу ж мать! Мы теряем время! У мамы несколько программных карт памяти, и если из строя вышла одна, это не значит, что нарушилась работа всех настроек! В ней несколько сотен тысяч программных кодов хирургической помощи, я.одна.не.смогу. — Оливия тараторила быстро, но четко проговаривая слова. Время пошло на секунды, пока Лютер растерянно бегал вылупившимися глазами по холлу особняка.
— Тогда...предлагаю голосование...
— Да к черту твое голосование, блять!!! Сейчас тут будет два трупа! Свали нахер!!! — она проходит мимо него, но мужчина ловит ее за исцарапанное голое плечо. На ней все ещё находилось то самое бордовое платье, но уже изорванное, грязное и измятое. Босые ноги изрезаны асфальтной крошкой и стеклом, в результате их увлекательного времяпровождения в комиссии.
— Так не пойдёт.
— Руку. Убрал. — она оборачивается на брата, сверкая алой радужкой глаз. Сейчас она действительно выйдет из себя, и трупов окажется намного больше, чем двое.
— Я...
— Рот закрой. Мне плевать на ваши гребанные традиции и принципы, Лютер. Ещё слово, и я пренебрегу всеми своими оставшимися человеческими качествами. Я повторяю в последний раз: убери руку и дай пройти.
— Лютер, хватит. — подозрительно спокойным тоном вымолвил Пятый, уже еле удерживая черноволосого парня на своих плечах, что почти на голову выше его. Если учесть, что он сейчас в теле восемнадцатилетнего подростка, то можно счесть это нормой, так как Максу на вид примерно 25-30.
Номер Один сдаётся и отходит в сторону.
— Диего?
— Да, сейчас. — мужчина стремглав помчался в комнату матери, где робот находился в отключённом состоянии.
Не проронив больше ни слова, рыжеволосая направилась в операционную, украдкой посмотрев на плетущегося за ней Пятого.
Оливия быстро укладывает девочку на кушетку и принимается дезинфицировать руки в специальном умывальнике. Она накидывает халат и забирает грязные волосы в комель, надевая шапочку и маску с резиновыми перчатками.
— Положи Макса на соседнюю. Он пострадал меньше, поэтому просто расстегни ему рубашку, ослабив перенапряжение дыхательных путей.
В комнату входит Грейс, неизменно ласково улыбаясь.
— Мои детки, рада вас видеть. — повторяет она запрограммированную фразу, шествуя к стерильной одежде.
— И мы тебя, Мама. Поможешь?
— Разумеется, моя дорогая.
Операции начались одновременно.
Пока Оливия аккуратно распарывала наспех наложенные швы, Грейс ставила капельницу Маску, периодически разговаривая с ним, не давая отключится.
Голубоглазая сосредоточенно соединяла и зашивала разорванные сосуды и лопнувшие внутренние органы, посматривая на небольшой экранчик с жизненными показателями маленькой девчушки.
Пятый топтался у входа, нервно поправляя изорванный, грязный пиджак.
— Выйди. Не мельтеши перед глазами. — не отвлекаясь от работы, бросает Оливия. Пятый собирается что-то сказать, но останавливается и выходит из светлого помещения.
Рыжеволосая продолжает скрупулёзную работу, вспоминая былые времена в Комиссии, когда она ещё работала метафизиком.
Воспоминания не из приятных, если учесть последующие события, но она их упорно игнорирует, анализируя все травмы ребёнка.
— «Так намучилась из-за моего генетического материла....прости меня. Больше тебя никто не обидит. Я не позволю. Костьми лягу, но я поставлю тебя на ноги и помогу научиться заново улыбаться. Как и меня научил Пятый...» — Оливия делает последний шов и откладывает окровавленные хирургические инструменты, ставя капельницу. Она решается проверить реакцию зрачков, приподнимая верхнее веко...и замирает с фонариком в руке.
Абсолютно все глазное яблоко белое
Там, где должен быть зрачок, лишь едва различимое мутное пятнышко, отдающее тухлым желтым оттенком.
— Катаракта. Пятая стадия. Последняя.
— Мне жаль, дорогая. Ее уже не вылечить. — раздаётся рядом голос Грейс.
Оливия отступает, сжимая руки в кулаки.
Атрофия переднего головного отдела мозга, множественные разрывы внутренних органов, катаракта.
Она, дрожащими руками касается ее подбородка, молясь о том, чтобы она ошиблась в своих подозрениях.
Рваный выход срывается с пересохших губ сквозь медицинскую, пропитанную потом маску.
Язык и голосовые связки вырезаны
— Твою мать...сволочи...
На глазах накапливаются слёзы.
Ее тоже так пытали. Но все восстанавливали из раза в раз самыми отвратительнейшими способами.
— Какие же зверства творили с ней? Бедная девочка. — Грейс, с совершенно не уместной ласковой улыбкой, гладит чёрные редкие волосики ладонью.
Оливия не могла ее винить в такой нетактичности. Это программа. Она робот, поэтому не понимает, когда и как выражать эмоции.
— Дорогая. Этому юноше требуется переливаете. В его теле слишком много токсинов.
— Я закончила. Возьми мою, мама.
— Я не могу, родная. Он человек. А ты со сверхспособностями. Это может ему навредить.
— Тогда возьми из банка крови! У нас же полно пакетов!
— Не могу, родная. Она вся испортилась. — Оливия в недоумении вскидывает брови, таращась на робота.
— Это каким это образом в холодильной камере могла испортится кровь?
— Во время моего отсутствия никто не проверял работу холодильной камеры. Она отключилась, и вся кровь испортилась.
Эта улыбка начинала раздражать девушку. Как и мирное тиканье часов, висящих на стене, тихий шум вытяжки и очистителя воздуха.
— «ДИБИЛЫ, БЛЯТЬ! СУКА! ИДИОТЫ БЕЗМОЗГЛЫЕ!!!» — она в гневе откидывает все ещё находящийся в руке фанарик и направляется к Максу, захватывая шприц и жгут. — Допустим. Но в моей крови повышенная концентрация регенерирующих клеток. На ней сработало, может и у него получится? — набирая полный шприц крови, тихо бормочет рыжеволосая. Затем идёт к столу с микроскопом и различными колбочками. Присаживаясь, повторяет те же действия и с собой, забирая немного крови.
Оливия проводит анализ совместимости алой жидкости, к удивлению, понимая, что у них одна группа крови и резус фактор.
Бывают же совпадения.
Через несколько минут, пока Грейс обхаживала Макса, Оливия торжествующе вскакивает со стула. Токсин полностью нейтрализовался ее кровью. Полная совместимость!
— Мама! Делаем переливание! — рыжеволосая закатывает рукав белого халата и садится напротив черноволосого.
Когда все было установлено, девушка наблюдала за мирно текущей жидкостью в трубке, исчезающей под кожей юноши.
Она не могла понять, почему так рвалась спасти его. Может потому, что он не раз ее выручал, без раздумий жертвуя собственной головой? В прямом смысле этого слова. Но в чем тогда заключался смысл его действий? Допустим, Оливия делает это из благодарности и чувства долга. А он? Влюбился? Тогда его ждёт огромнейшее разочарование. Ее сердце уже занято. Какие ещё варианты? Было жалко ее? Возможно. Но жалость к незнакомому человеку ни в какое сравнение не идёт со своей жизнью. Тогда...
— Достаточно, дорогая. Теперь тебе нужно отдохнуть. Оба пациента в стабильном состоянии. Ты хорошо потрудилась и выросла отличным медиком.
Оливия грустно ухмыляется. Перед глазами проносятся воспоминания всей ее нелегкой жизни, от верху и донизу наполненную кровью и убийствами. Болью и слезами.
— Да..спасибо за помощь, мам. Я не справилась бы одна. — девушка поднимется и ловит легкое головокружение, в результате чего облокачивается одной рукой о стену.
— Не за что, милая. Иди отдыхай. — она протягивает рыжеволосой батончик гематогена и уходит.
Сжав несчастную сладость в руке, она, шатаясь, направилась к себе в комнату.
Дорога до второго этажа казалась бесконечной, но Оливия с привычным упорством преодолевала ступеньку за ступенькой, борясь с рвотными позывами от головокружения.
Показались до боли знакомые стены и мебель.
— Дерьмо...— тихо слетает с ее губ, и она идёт к ванной комнате, на ходу сбрасывая грязные вещи.
Холодный душ оказался до крышесносного безумия приятным и своевременным. Ледяные капли скатывались по гладкой коже, оставляя после себя морозящие дорожки с мурашками.
— Я их спасла...у меня получилось...я смогла...— она проводит руками по волосам, заставляя утекать грязно-коричневую воду в сточное отверстие.
Они снова начали виться.
— «Интересно...с чем это связано? И почему вторая личность больше не даёт о себе знать. Она была довольно назойливой, а сейчас такая непривычная легкость и тишина в голове. Ни уже ли и вправду мы объединились в одну? Теперь у меня не будет неконтролируемых приступов?» — подтверждая свои догадки, девушка разжигает на ладони пламя и смотрит за спокойными и плавными красными язычками, что активно шипели, при попадании в них воды.
Никакой тяжести и головной боли. Словно пламя, это продолжение руки. Часть неё самой.
Она сжимает руку, туша огонь.
Это к лучшему...
Оливия вылезет из ванной и оборачивается старым полотенцем, выходя в спальню.
На ее кровати, понурив голову, сидел Пятый. Он перебирал палицы, сложённые в замке на коленях.
— Чего тебе? — безразлично бросает Оливия, подходя к шкафу. Там висела неизменная, до жути мозолившая глаза униформа Академии. Лучше ходить в полотенце.
Она снова подходит к Пятому и встаёт напротив него, складывая руки на груди. Несмотря на всю радость и любовь, она помнила его слова, так больно отпечатавшиеся шрамом на сердце.
— Оливия...— начинает он, не поднимая глаз со своих ладоней. — Я такой кретин...
— Не то слово.
— Я наговорил очень много лишнего, и сейчас сильно об этом жалею. Прости меня.
— За что ты просишь прощение? — Пятый поднимает взгляд, наконец-то посмотрев ей в глаза.
— За то, что назвал тебя монстром. Ты не такая. Кому, как не мне это знать, ведь только ты всегда была рядом.
— Нет. Не за это, Пятый. Не за это ты должен просить прощение. Да и, по большому счету, я их от тебя и не жду. Я хочу услышать внятное объяснение. Почему ты поверил записке, а не мне? Жалким чернильным буковкам, а не моим словам. Ни уж то я действительно не заслужила ни капли доверия?
— Нет! Я...это не так. Ты единственная, кому я действительно могу доверять. — юноша вскакивает на ноги, но тут же замирает, снова опуская глаза. Она ещё никогда не видела Пятого в таком состоянии, но настойчиво отгоняла чувство жалости и желание бросится к нему в объятия. Она должна выяснить.
— Тогда почему? Ты даже не выслушал меня, начиная посыпать обвинениями! Ты хоть представляешь, как мне было больно?! — ее голос срывается на крик, и она подходит ближе, поднимает его подбородок пальцами, вынуждая посмотреть в глаза. — Ты! Самый близкий мне человек, не задумываясь ударил меня по самому больному месту!
— Прости меня...пожалуйста...— его зелёные глаза такие уставшие и измученные. Вечно смуглая кожа бледная, иссушенная после полученных от неё ожогов.
— Меня так пугает факт того, что при первой же попавшейся возможности, ты так отчаянно ухватился за неё. Чтобы добить меня. Ударом в спину. Ты знаешь, что я пережила. Знаешь, сколько натерпелась. Знаешь, как мне, черт возьми, было сложно! Знал! Знал и все равно сделал это! Это говорит о том, что ты ждал случая, чтобы развить эту тему. На подсознательном уровне, уверен в том, что я являюсь таковой. И стоило ей появиться, ты воспользовался этим. — она отпускает его лицо и делает шаг назад. Юноша стыдливо смотрит в пол, не зная, что ответить. Он не знал, как оправдать себя. Что сказать, чтобы она поняла, что он был не в себе. Она игнорирует его извинения, хотя знает, с каким трудом ему удаётся произнести эти слова.
Однако это не идёт не в какое сравнение с ее болью от его слов. Он это отчетливо понимал.
— Я не знаю, Оливия! Я правда не знаю, что на меня нашло! Но я никогда так не думал про тебя! Я знаю, какая ты замечательная! Знаю, как добрая и отзывчивая. Я...я не знаю...прости...
— Да прекрати извиняться! Они мне нахрен не сдались!
— Но я, блять, не знаю! Я был не в себе! Что мне ещё сказать?! Я был зол, на нервах! Ты одна съебалась спасать Клауса, при этом зная о своей нестабильной силе! Я не знал, куда себя деть! Тут ещё эта сраная записка! Я ничего не могу сказать, кроме извинений!!!
— Ты был зол и не контролировал себя! В том то и проблема! На эмоциях выпалил все, что обо мне действительно думаешь, Пять!
— Прекрати! Я не думаю о тебе так! Никогда не думал и не подумаю!
— НО, СУКА, ТЫ ЭТО СКАЗАЛ! СКАЗАЛ ПРЯМО В ГЛАЗА, НАМЕРЕНО ДЕЛАЯ БОЛЬНЕЕ! — она бьет его в плечо, из-за чего парень шатается, едва удерживая равновесие, и хватается за бок.
Весь гнев тут же исчезает. Она подскакиваете к нему, но Пятый выставляет руку, мешая приблизиться.
— Ты ранен?! Какого, блять, хуя ты молчал, придурок?!
Как она не заметила? Измученный взгляд и бледная кожа! Он не вымотан, он ранен, черт возьми!
— И так проблем достаточно. Больше не буду тревожить. — холодно бросает юноша и, шатаясь, направляется к выходу.
— Да остановись же! Тебе нужно..— она успевает схватить его за пиджак, но он тут же вырывает его и открывает дверь.
— Ничего мне ну нужно! Отдыхай! — громкий хлопок оглушает Оливию. Она сверлит дубовую дверь взглядом, посылая всё и вся к черту.
— Сука, долбоеб! Ну и сиди раненый! Сколько можно?! — в гневе она орет на дверь, опуская взгляд на руку, которой успела его поймать.
С пальцев капала кровь, коей насквозь была пропитана ткань.
А из-за двери послышался глухой звук упавшего тела...
— Пять!
