Оливия сонно приоткрывает глаза и устремляет взгляд в потолок, вспоминая события вчерашнего дня.
Каждые сутки ее прожитой жизни были через чур насыщенными. И, пожалуй, она уже привыкла к такому распорядку дня.
Сможет ли она жить спокойной размеренной жизнью после всего этого? Не покажется ли она ей до жути тривиальной и скучной?
Размышления прерывает тихое сопение со стороны.
Девушка устало трет лицо ладонью, задерживая взгляд на сверкающем кольце, снова разместившемся на ее пальце. Сколько крови и грязи оно в себя впитало, но так отчаянно продолжало светить своей чистотой.
Она поворачивает голову и видит сидящего рядом с кроватью Пятого. Он снова расположился на стуле, запрокинув голову на спинку и сложив руки на груди.
— Вот идиот...— тихо шепчет Оливия, привставая на локтях. В ногах спокойно спал Файер, свернувшись комочком.
Словно почувствовав пробуждение девушки, Пятый резко поднимает голову, громко вдыхая воздух сквозь зубы, из-за чего Оливия и Файер дергаются. Пёс инстинктивно гавкнул, и юноша вздрогнул в ответ, едва не падая со стула.
Рыжеволосая прижимает ладонь ко рту, пытаясь не засмеяться от потерянной и непонимающей происходящего физиономии Пятого.
— Что происходит?...— парень проводит рукой по лицу, стряхивая остатки сонливости.
— Спать надо в кровати, а не около неё, Пять. Я конечно не вижу смысла задавать этот вопрос, но все же: ты вообще осознаёшь, что ты ранен? И тебе в принципе нельзя сейчас перенапрягать своё тело, а ты спишь сидя. Почему вообще пришёл? Я же сказала тебе вчера идти в комнату и отдыхать.
— Привычка...— он разминает плечи и шею, из-за чего по комнате пронёсся характерных звук хруста суставов.
— Непробиваемый. — она встаёт с кровати, не забыв погладить пса по голове. — И? Что у нас в планах?
— Ну, для начала необходимо собрать семейный совет.
Рыжеволосая передергивается, понимая, что еще кучу времени они потратят на убеждения, крики и ссоры членов академии.
— Ок. Тогда я... — девушку прерывает хор голосов, крики и топот. Напарники переглядываются под лай Файера, а затем вскакивают и несутся на первый этаж.
У входа собралась куча из паникующих братьев и сестры. Оливия и Пятый пробираются сквозь Клауса и Диего, и замечают на руках Лютера окровавленное тело Элисон. Она захлёбывалась собственной кровью из-за перерезанного горла.
— Твою мать...это...как вообще произошло?! — Пятый усилием воли отрывает взгляд от сестры и обращается к братьям.
— Это Ваня! Она очень опасна! Ее сила вышла из-под контроля. Ее нужно поймать и запереть! — едва ли не плача, выл номер Один, прижимая к себе теряющее остатки жизнь тело.
— Хватит ее трясти и сжимать, придурок! Быстро в операционную! — Оливия идёт в мед.кабинет, а за ней бежит Лютер. — Быстро клади ее и отойдите все.
— Что тут происходит? — с дальней кушетки приподнялся просунувшийся от шума Макс. — Кто-то ранен? Может я могу...
— Да заткнись уже и не лезь! Скажи спасибо, что тебя вообще сюда пустили! — взбешённо провопил Лютер, уже надвигаясь на потерявшегося от резкого тона брюнета.
— Рот. Свой. Закрой. — членораздельно прошипела рыжеволосая, держа в руках скальпель. — Не забывай, что жизнь твоей любимой сейчас в моих руках. А мне она, попрошу заметить, знатно ее испоганила. Поэтому завались, и отойди от моего брата.
— Брата? — в один голос переспросили Диего и Клаус.
— Потом...— отстраненно шепчет Оливия, погрузившись в работу, старательно зашивая сосуды и артерии на раненой смуглой шее.
Она всегда думала, что будет рада смерти Элисон. Думала, что вот тогда-то и восторжествует справедливость. Сможет вздохнуть спокойно, когда ее «слухи» перестанут бессмысленно сотрясать воздух вселенной. Сколько раз в своих мечтах она самолично перерезала ее хрупкую аккуратненькую шейку, вырывала раскаленными щипцами ее поганый язык и с наслаждением рассматривала придуманный образ хлещущего из сонной артерии фонтана багровой крови.
Но увидев ее окровавленное, вымученное лицо...
Черт бы побрал ее эту мягкую сторону. Сама себя проклинает, но не может ничего с этим поделать. Именно поэтому сейчас стоит над проблемой всей ее несчастной жизни и зашивает огромную резаную рану на сонной артерии, до которой не доставало буквально пары миллиметров. Гребанные два миллиметра были самой большой и сложной проверкой на ее сущность. Сможет ли она доказать хотя бы самой себе, что она действительно не монстр? Что, на самом деле, все смерти от ее рук были не собственной прихотью и жаждой утолить голод по страху и боли, а вынужденной мерой для выживания?
Где-то внутри злорадный голосок прошептал:
- «Не обманывайся…ты же счастлива, что сейчас она лежит перед тобой в таком состоянии…и только от тебя зависит время ее ухода из жизни…просто перережь до конца и скажи, что ничего нельзя было сделать…они тупые, никогда об этом не догадаются…». – рука дрогнула в миллиметре от пульсирующей артерии. Она стояла и смотрела на кровь, привычно охватывающую ее перчатку. На алый скальпель, сверкающий в отражении медицинских ламп.
Но потом взгляд опускается на выпирающее из-под резины перчаток кольцо.
Оливия откладывает скальпель и берется за хирургическую иглу с нитками, стойко игнорируя досадный внутренней вопль обиды и отмщения.
Она выбирает прощение...
— Все. Через пару часов она очнётся. — рыжеволосая откидывает окровавленные инструменты и снимет испачканные резиновые перчатки, заменяя их новыми. Она накладывает чистую повязку и окончательно отходит от стола.
— Она будет жить? Она сможет разговаривать? Она же не умрет?!
Оливия лишь прикрывает глаза от звенящего в ушах голоса Первого и раздраженно выдыхает.
— Все с ней будет нормально. Пока голосовые связки напрягать нельзя. Пару недель помолчит и будет, как новая. «Если эти пару недель ещё наступят»
— Слава Богу! — Лютер садится возле бессознательной Элисон и берет ее руку в свои огромные лапища.
— Всегда пожалуйста. — бесстрастно отвечает Оливия, подходя к Максу. — Ты как?
— Лучше. Я полностью восстановился благодаря твоей крови. Спасибо. — а он снова ей ласково улыбается, не сводя небесно-голубых глаз с лица сестры. Рыжеволосая мерит его температуру рукой и проверяет состояние зрачка, стараясь игнорировать рвущийся наружу поток радости и счастья от его слов.
— Не за что. Да, все хорошо. Что ж...осталось только одно дело, которое нам всем нужно завершить. Или умереть.
— Давайте соберёмся в гостиной, и все нормально обсудим. — предлагает Диего.
— Отличная идея. Идите, я сейчас подойду. — Оливия достаёт из кармана кейс с ампулой и подходит к бледному телу девочки, дышавшей через раз.
— Что это? — задаёт вопрос Клаус, разглядывая зеленоватую пробирку в руках сестры.
— Это...живая вода, выражаясь простым языком. — она уже собирается влить лекарство в капельницу ребёнка, однако дёргается из-за резкого звука от упавшего стула. Лютер вскочил на ноги, подбегая к Оливии.
— То есть у тебя все это время было средство, с помощью которого Элисон можно было бы вылечить в считанные мгновения?! И ты так просто тратишь его на не пойми кого?! — он делает рывок, чтобы отнять ампулу, но рядом возникает Пятый и ловит брата за руку, не сильно выкручивая ее, но достаточно крепко, чтобы не дать сдвинуться.
— Ты совсем что ли рехнулся? — юноша во все глаза пялился на Первого, теряясь в собственных ощущениях.
— Это я это рехнулся?! Да это она спасает вместо сестры какую-то бездомную, подобранную на помойке девчонку! Ты посмотри, вся бледная, как чумой заражённая, проплешины какие-то! А вдруг она реально болеет чем-то?! А она сюда ее притащила! И этого тоже! — разъярённо кричит гигант, кивая то на девочку, то на Макса.
— Лютер, это реально уже перебор. — в разговор вклинился Диего, кладя ладонь на огромное плечо. — Я понимаю, что ты напуган из-за Элисон, но палку перегибать не стоит. Макс, по-видимому, настоящий брат Оливии, а эту девочку она бы не привела, зная, что она может быть опасна. Тем более, Оливия сказала, что с Элисон все будет хорошо. Сейчас первостепенная задача предотвратить апокалипсис.
Уже разгневанная поведением Лютера, рыжеволосая замирает, услышав слова номера Два. Она чуть смягчается.
- Идите в гостиную.
За спиной слышится гневный рык Лютера и тихо закрывшаяся дверь.
- Поправляйся…ты не заслужила такого…- девушка вводит лекарство в капельницу и внимательно наблюдает за жизненными показателями ребенка. Пульс резко подскочил, а мозговая активность снизилась на недопустимую для выживая цифру. – Эй, эй, эй! Так не должно быть! Ну ка не смей умирать у меня дома! – Оливия начинает делать массаж сердца, разгоняя кровь ко всем онемевшим конечностям.
Послышался омерзительный писк, а на черном экране растянулась бесконечная зеленая полоска, отдающая рябью в глазах.
Резко в поле зрения появляется Макс с дефибриллятором и шприцом с адреналином.
- Быстро держи, я настрою!
Оливия беспрекословно взялась за два электрода и приставила к груди и ключице ребенка.
- Разряд.
Маленькое тело выгнулось, подпрыгивая на белоснежной клеенке, а затем снова упало. Оливия подождала несколько секунд, внимательно глядя на экран.
- Разряд! «Черт, ну давай же!!!»
Ничего…
- Я не позволю!!! – в первые на своей памяти, рыжеволосая решается использовать прекордиальный удар. Она очень боится ударить слишком сильно, поэтому колеблется, уже установив руку в правильном положении.
- Отойди. – за плечи ее отодвигает брат и сам, слишком быстрым движением для глаз девушки, выполняет реанимацию.
Девочка тихо-тихо вдохнула, а фоновым звуком, размеренно запищал монитор. Оливия обессиленно опускает руки и голову, проглатывая подступающую к горлу панику.
- Ты молодец, Макс…спасибо…
- Ты тоже хорошо постаралась.
- Я запаниковала и растерялась. – мужчина аккуратно кладет руку на ее плечо.
- Но ты не сдалась. И никогда не сдавалась. Знаешь, сколько бы я за тобой не наблюдал, всегда восхищался. В твоей силе воли я черпал свою. Ради тебя я не опускал руки. Тая надежду на то, что обязательно смогу сказать эти слова тебе лично. Ты намного сильнее, мудрее и выносливее своего непутёвого старшего брата…
- Не говори такого…никогда не смей больше произносить эти отвратительные слова. Ты представить себе не можешь, какая я на самом деле слабая. Какая беспомощная и слабохарактерная.
- Так, мне кажется нам обоим достаточно поливать себя грязью. – он поднимает ее за руку и крепко прижимает к себе, легко укачивая. Оливия уткнулась носом в его грудь и тихо выдохнула. Она ни за что не позволит ему навредить. Пробудит вторую сущность, но не позволит…
Также страдать…
Тихонько отстранившись, девушка подошла в малышке и присмотрелась к недавно зашитым ранам, едва заметно, но они начали затягиваться.
- Сработало…- облегченно выдыхает рыжеволосая, хватаясь за руку Макса. – Мы смогли…
- Я и не сомневался. – он гладит ее по голове, растягивая губы в любящей улыбке. Оливия еще раз крепко сжимает его в своих руках и отстраняется.
- Проследишь за ней? Меня, наверное, уже заждались.
- Конечно. Иди. – она отходит, но чувствует, что руку ее так и не отпустили. Он крепко сжимал ее ладонь своими пальцами и с тревогой всматривался в родные глаза младшей, любимой сестренки. – Я прошу тебя, будь аккуратнее…
- Я обещаю, Макс.
После взаимных кивков, Оливия вышла из комнаты, направляясь к главному холлу, но так и застыла, встретив лишь звенящую тишину помещения. Она удивленно осмотрелась, предчувствуя нарастающее в душе беспокойство.
- Где все? – в ответ лишь слабое эхо. – Ребята? Пятый? Диего, Клаус, вы где, черт возьми?! – поняв, что никто так и не откликнется, девушка понеслась осматривать все комнаты в огромном, черт бы его побрал, особняке.
И дрожь в руках неимоверно усилилась, когда она так никого и не нашла.
- «Что за хрень?! Что опять, мать вашу, случилось!?» - Оливия снова стояла посреди гостиной, активно перебирая возможные варианты произошедшего. – «Есть еще подвал…но зачем им туда спускаться? Хотя, хрен знает, что у них в мозгах. Проверю его, и ни дай бог, так никого не окажется.»
Рыжеволосая начал спускаться по крутой металлической лестнице, и облегчённо прикрыла глаза, услышав голос Клауса. Вот только замерла, когда близость расстояния позволила вникнуть в их смысл.
- Ммм, так, слушайте…простите, давайте еще раз. Мы говорим про Ваню, нашу сестру, которая плакала, когда мы в детстве давили муравьев??? – с явной болью и отчаянием возглашает Клаус. Оливия шагнула на свет, замечая плачущую, кричащую и бьющуюся в стекло иллюминатора Седьмую.
- Да, знаю…Знаю, это трудно принять…- с сожалением, опустив плечи, ответил Лютер.
- Это не трудно принять! Это невозможно принять!!! Ей должно быть очень тяжело сейчас с этой…новой силой…это ведь наверняка пугает…
- Это не просто пугает. Это ужасает. Вводит в панику, о которой вы даже представить не можете. Вы, придурки, когда-нибудь допускали мысль о том, чтобы вы чувствовали, откройся у вас еще одна сила, а вы знать не знаете, что, блять с ней делать? Как ее контролировать? А вдруг вы не преднамеренно навредите близким? От этого еще страшнее. А этот страх провоцирует новые волны способности, которые НЕ ЗНАЕТЕ, КАК ПРЕДОТВРАТИТЬ! – на кончиках пальцев заиграло гневное пламя.
- Оливочка! Ну скажи хоть ты, что Ваня не опасна! – Клаус тут же подбежал к сестре, ставая возле ее правого плеча.
- Она опасна. – все удивленно затаили дыхание, непонимающе таращась на рыжеволосую. Она кивнула, тем самым подтверждая свои слова. – Но. Такими методами вы не спасете ни ее, ни себя. Ваши варварские решения лишь сделают хуже. Намного хуже…
Оливия вспоминает, с каким отчаянием она рыдала, сидя в луже возле дома. Как разрывалась душа. Как драла горло, умоляя Элисон отозвать «слух». Ведь Ваня такая же…Как писал Реджинальд в своем дневнике, они обе имели самые ужасающие и масштабные способности из всех членов Академии. Они единственные, кому давали блокирующий препарат. Они единственные не были членами этой семейки. Однако, у Вани всегда была Элисон. А у Оливии Клаус с Беном.
Девушка собирается продолжить, но неожиданно осознает. А если Ваня и есть причина апокалипсиса? Что там было написано? Над монитором пространственно-временного континуума…Что же там было…метеорит…Луна! Точно! Обломок Луны!
Девушка дергается и подходит к двери, в которую так отчаянно колотилась Ваня. Она с такой надеждой и мольбой смотрела на Восьмую, глотая крики и слезы дикого, животного ужаса. Она орала, не жалея сил. Срывала голос, умоляя открыть эту чертову камеру.
- Нет. Я не могу вами рисковать. – прямо перед лицом вырастает внушительный силуэт Лютера, сложившего руки на груди. – Она очень опасна, Оливия, как ты не понимаешь?!
- А если бы там сидела Элисон?
Вся злость мигом испаряется. Мужчина неуверенно смотрит на уже очнувшуюся и стоявшую позади любимую.
- Отойди, Лютер. Последнее, что я сейчас хочу делать, это драться. Я достаточно в своей жизни намахалась кулаками. Давайте хоть раз в жизни подумаем о ком то, кроме самих себя. Договоримся мирным путем. Да в конце-то концов, просто поговорим и войдем в положение других людей. Сейчас не время для таких разборок. Нам нужна семья для того, чтобы остановить конец света. Я больше не хочу каждый раз дрожать от страха, заходя в этот дом. Если вы действительно желаете, я уйду. Уйду навсегда, и вы никогда меня больше не увидите. Но сегодня, давайте станем одной командой. Давайте оставим эту злобу и эгоизм, объединим наши усилия. Всего один день.
Они молчали. Ваня, затихнув, в ожидании смотрела на своих братьев и сестер сквозь толстое, звукоизоляционное стекло.
К Оливии подошел Пятый, положив на ее плечо свою ладонь. С другой стороны, те же действия повторил Диего. Клаус встал возле пятого, а призрак Бена возле номера Два. И лишь Элисон обошла их стороной, беря за руку Лютера.
- Не вини меня после этого…- с горечью произносит рыжеволосая, окончательно теряя надежду на нормальные отношения с этими двумя.
Глаза за долю секунды заплывают угольной тьмой, а голубой зрачок окрашивается кроваво-красным. Она взмахивает рукой, после чего огненный круг всепоглощающего пламени обогнул четверых людей и одного призрака, пробивая дорогу до металлической двери.
Лютер в ярости отпрыгивает, утаскивая за собой и Элисон.
- Даже если ты попытаешься, не сможешь открыть! Я затянул ручку до такой степени, что ее ни на миллиметр не сдвинешь. – с некой победой возглашает гигант.
- Ты сейчас этим гордишься, что ли? Какие же вы омерзительные. А ты, даже не пытайся пустить «слух». Минимальное напряжение голосовых связок порвет наложенные швы, и ты вообще больше никогда говорить не сможешь. – Оливия замечает бесполезные потуги смуглокожей произнести хоть слово. – И заруби себе на носу, нет ничего, чего я бы не смогла сделать, Лютер. – девушка подходит к двери и кладет на нее раскаленные ладони. Железо начало шипеть и краснеть под напором невероятной температуры.
- Не смей этого делать, дура! Она нас всех тут убьет, если ты ее выпустишь! – мужчина пытается пробиться сквозь пламя, но ему мешает телепортировавшийся Пятый.
- Я очень не хочу драться с тобой, Лютер. Ты знаешь, как я к вам всем относился. Прекрати этот бессмысленный митинг. Ваня часть нашей…- юноша запинается, понимая, что каждый раз, произнося эту фразу в стенах особняка, встречал лишь пустые взгляды. Он сжимает руки и изумрудный взгляд вспыхивает новой волной решительности и уверенности. – Ваня часть
моей семьи. А
своей семье я никому не позволю навредить. Поэтому просто стой и не дергайся.
И Пятый, наверное, бы очень сильно удивился, послушай его просьбу Лютер.
Оливия бросила мимолетный взгляд в сторону дерущихся братьев, убедившись в том, что Пятому не угрожает опасность.
В раскаленной двери начали появляется дыры, с каждой секундой разрастаясь все больше и больше.
Когда от огромной железной махины осталась лишь шипящая лужа, девушка протянула руку всхлипывающей сестре. Ваня схватилась за нее, как за единственный шанс на выживание. Едва ли не до хруста сжимая ее пальцы, бросилась обнимать Оливию, окунаясь в новый приступ громких рыданий.
- Спасибо, спасибо, спасибо, спасибо!!!! Оливия, спасибо тебе!!! Пожалуйста, умоляю, прости за все! Спасибо тебе! Спасибо…..прости меня…пожалуйста, прости, спасибо!...- рыжеволосая мягко обхватила ее плечи ладонями и начала успокаивающе гладить спину и каштановые волосы.
- Теперь тебе ничего не угрожает, Ваня. Теперь никому из нас больше ничего не угрожает….
***
- Она просто невероятно играет… - с придыханием говорит Оливия, сжимая руку Пятого. Справа сидел ее муж, а слева любимый родной брат. Оба завороженно смотрели за выступлением Вани, наслаждаясь ее необычайным талантом игры на скрипке. Она была рождена для этого. Ее музыка забирала себе все тяжелые и болезненные воспоминания, оставляя лишь надежду на самое лучшее. Мелодия заполняла собой дыры в изодранной жизнью душе. Она обволакивала, пряча в крепчайшем коконе спокойствия и любви.
Прошло лишь два дня с момента ее освобождения из подвала. Весь тот день они просидели, словно на иголках, ожидая последующий взрыв и скоропостижную смерть. Но ничего не произошло. И на следующий день тоже.
С плеч упал огромный валун страха, после чего лишь их пятерых Ваня пригласила на свой дебют. Решив оставить Грейс с Файером и той девочкой, которая все еще восстанавливалась, но стоит сказать, что довольно продуктивно, семья приняла приглашение сестры.
Первый акт закончился. По огромному залу с белыми, резными колоннами прошлась оглушительная волна аплодисментов. Ребята решили сходить к Ване, выразить свое восхищение лично, но их прервал оглушительный взрыв и содрогнувшаяся под ногами земля. Все испуганно переглянулись, пытаясь понять, что произошло.
- «Ни уже ли не получилось? Все, что мы смогли, это лишь оттянуть апокалипсис на два дня?» - пронеслась одна и та же мысль в головах у всех пятерых.
В зал, словно рой пчел, влетело бесчисленное количество людей с масками на лицах и пулемётами в руках. Корректоры Комиссии…
Оливия застыла, поддаваясь секундной вспышке паники.
Как так?...
Почему?...
Снова все по новой?...
Сколько еще раз их надо будет убить, чтоб они больше никогда не появлялись в ее жизни?!!!!...
Раздались выстрелы, после чего ее резко дергают за руку и прячут за красными бархатными креслами. Зеленый шелк вечернего платья неприятно прилип к телу, а туфли на высоком каблуке заставляли ноги ныть от боли.
- Оливия, ты в порядке? Не поранилась? – Пятый и Макс встревоженно осматривали ее посеревшее в миг лицо и напуганные до чертиков глаза.
- Я не хочу больше…не хочу…- она обнимает себя за плечи и бесцельно смотрит в потолок, не позволяя горьким слезам обиды и отчаяния скатиться по щекам.
Это не кончится…никогда…
- Сторожи ее! Я буду вас охранять. – с места вскакивает Пятый и перемещается к ближайшему корректору, без особых усилий ломая ему шею и отбирая оружие.
- Макс…там Ваня…ее тоже надо…
- Туда побежали Диего и Клаус, не переживай. – он гладит ее открытие плечи и шепчет успокаивающие слова, заглядывая в самую душу.
Оливия приходит в себя и благодарно кивает брату. Однако моментально дергается и роняет его на пол, не позволяя пуле, проскочившей от его головы в жалком сантиметре, попасть в цель.
- Ты как?
- Нормально, жить буду. – тихие слова прерывает громкий, долгий крик ярости.
- Ваня!!! – с один голос заорали Пятый и Оливия.
Девушка бросилась на помощь первой. Скинула каблуки и, ограждая себя стеной огня, подбежала к теряющей, над собственной силой, контроль Ване.
- Ваня, Ванечка! Смотри не меня, слышишь? Я рядом, не смей отвлекаться от моего голоса. Закрой глаза. – от тела девушки начали исходить звуковые волны, а глаза охватил холодный свет. – Ну же, закрой глаза. Никто из нас не погибнет, если мы сможем унять эту силу. Ты не одна. Мы снова победим. Мы с тобой самые сильные девочки из всей Академии Амбрелла. На нас такая огромная ответственность. И если мы самые сильные, то мы должны защищать, а не подвергать еще большей опасности. Ты меня слышишь?
Потерянный взгляд белых глаз приобретает нотки осмысления, и Ваня фокусируется на сестре.
- Все…все хорошо…спасибо…
- Не за что. Ты огромная умничка.
- Как это трогательно…сейчас расплачусь! – противный хохот заставляет Оливию содрогнуться и напрячься до состояния струны. Руки Вани, которые она держала в собственных ладонях, едва ли не за крошились от силы, с которой их сдавливала рыжеволосая. Она медленно, боясь увидеть самый худший кошмар, оборачивается.
На нее смотрела та самая блондинка. Половину ее лица покрывал огромный, жуткий шрам, губы все также неизменно прятались под плотным слоем алой помады, а в руках она держала пистолет, дулом направленный на Оливию.
Девушка закрывает своей спиной сестру и смотрит на противника, больно сжимая кулаки.
- Как ты выжила, мразь?
- Оу, знаешь, было довольно неприятно, но я справилась. Я, все-таки, девочка сильная и независимая. И я пришла для того, чтобы отомстить за мое прекрасное личико, которое ты безвозвратно испортила, тварь рыжеволосая!!! – Куратор поднимает пистолет выше, целясь ровно ей в голову.
- Те ведь понимаешь, что твои пули лаже не долетят до меня? – перед лицом Оливии вырастает огненная стена, пряча девушку от последующих выстрелов.
- А ты помнишь, как не смогла расплавить ту решетку, в которой я тебя заперла? – Женщина едко ухмыляется, замечая секундную вспышку страха в покрасневших глазах рыжеволосой. – О да, малышка. Пули из того же материала.
Выстрел…
Оливия закрывает глаза, готовая принять ее вечную спутницу жизни – Смерть. Наконец-то спокойно нырнуть в ее ледяные объятия и провалиться в бескрайнюю, тихую пустоту. Закончить эти, как оказалось, бессмысленные старания.
Она сгибается пополам от жуткой боли в сердце…
Но не чувствует разрыва мягких тканей…
Просто тупая боль, словно ржавым ножом по сердцу. Она хватается за платье и сжимает ткань на солнечном сплетении, пытаясь отодрать от себя эту ужасную боль. Вырвать ногтями. С губ слетает жалобный вой, и она открывает глаза, бросая взгляд на руку.
Крови нет…нет?…
Тогда почему же так больно?...
Она поднимает взгляд выше и видит распластавшееся на сцене тело. Звуки замирают. Казалось, что даже пыль в воздухе остановилась. Как в замедленной съемке, до нее долетал смех куратора и крик ребят. Грохот выстрелов ушел на второй план. Зрачок расширился до такой степени, что его чернота перекрыла все глазное яблоко целиком. Маленькая лужа крови с каждым мгновением разрасталась все больше и больше.
Больше…и…больше…
На какую-то долю секунды она перестала чувствовать.
Ни-че-го…абсолютная пустота…
Пока алая жидкость не дотянулась до ее босых ног. Она была невероятно горячей. Даже для ее тела. Боль, словно ожоги, которых у нее никогда не было, поползла вверх. По пальцам ног, голеностопу, икрам, бедрам, животу…
Грудную клетку сдавило с новой силой…
- НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!!!! МАКС! МАКС, ВСТАВАЙ СЕЙЧАС ЖЕ!!!! ААААААААААААААААААА!!!!!!! – Оливия упала коленями в багровое пятно, хватая брата за воротник. Казалось, что все возможные виды боли скопились в одной части грудины, разрывая ту на части.
Это конец…конец всему…
Всему, что она так упорно и старательно, не покладая сил и воли, пыталась защитить…
- Пожалуйста…умоляю…я все…все, что угодно сделаю…только открой глаза, умоляю…скажи что-нибудь…пошевелись! ОТКРОЙ ГЛАЗА, МАКС!!!!!!!
- ХАХАХАХАХАХАХАХАХА!
Оливия замолкла, резко, едва ли не ломая шею, поворачивает голову в сторону Куратора.
- Ну вот! Теперь и твоя очередь, милая…- однако прежде, чем ее палец нажал на курок, рыжеволосая махнула рукой, от которой выросла огромная огненная плеть. Ее конец окрашивало черное пламя, в тысячи раз горячее ее обычного огня.
Плеть обхватывает запястье блондинки, заставляя ту выронить оружие и взывать от боли.
Под слезы и мольбы о помощи, Оливия начала медленно подниматься на ноги, огораживая их от основного поля боя яркой пламенной стеной, формируя собственное.
Когда девушка подошла к блондинке вплотную, ее кисть уже лежала на полу, а израненное предплечье она прижимала к груди.
- ТЫ МОНСТР!!! – женщина делает шаг назад, но вскрикивает от очередной волны боли, натыкаясь на огненную преграду.
Оливия берет ее за шею раскаленной рукой и поднимает без усилий, вынужденно прислоняя к пламени. Та громко завизжала, беспомощно маша ногами в воздухе.
-
Я хуже монстра… - из ее черных глаз лились кровавые слезы, падая крупными каплями с подбородка.
Рыжеволосая, подчиняясь внутреннему голосу, выпускает длинные когти, как это делала Кассандра и выдавливает из легких громкий визг ярости и потери по любимому брату.
Ее огненная когтистая рука замахивается и проходит по блядски омерзительному лицу, оставляя на нем четыре крупных пореза.
Куратор орет, когда из глазницы вытекло одно глазное яблоко прямо на руку Оливии, губы разорваны в «улыбке джокера», а нос и вовсе, с хлюпающим звуком, упал к босым, окровавленным ногам.
- УБЕЙ МЕНЯ!!!
- Хахах…обязательно. Но…чуть позже….
Она медленно, одним когтем, отрезает каждую из ушных раковин, наслаждаясь ее слезами, кровью, мольбами, криками и самой чистой, яростной болью.
Она снимает скальп, обходя самые крупные артерии, завороженно наблюдая за скатывающимися по рукам и локтям реками крови.
Она вспарывает руки и ноги, оголяя кости и мышцы, раздвигая когтями разрезанные участки.
И останавливается лишь тогда, когда крики стихают.
- А теперь, будь добра, посмотри на меня. Посмотри, как выглядит, твоя смерть…- Оливия дожидается, когда окровавленный, уцелевший глаз откроется и посмотрит на нее.
Делая последний рывок, всаживает руку под ребра и вырывает из грудной клетки все еще бьющийся орган, раскладывая его на ладони, словно самый драгоценный сувенир.
Тело больше не дергалось, безвольной куклой повиснув на руке рыжеволосой.
Оливия отбрасывает бесполезный мешок костей и оборачивается, натыкаясь на испуганные взгляды ее братьев и сестры.
Плевать…
Единственное, что она сейчас видела, был труп ее единственного, родного, дорогого и любимого брата….
***
- Мам, пойдем домой…- из самых ужасных воспоминаний Оливию вырывает легкое прикосновение к своей руке маленькой ладошкой.
- Долорес, ну я же просил не беспокоить маму. Я всего на минуту отошел. – к ним подходит Пятый, поднимая девочку на руки. Возле его ног радостно и громко лаял Файер, иногда подпрыгивая на лапах и облизывая румяную щечку девочки. Та смеялась и гладила собаку, когда Пятый специально опускался на корточки.
- Папа, я замерзла. И кушать хочу.
- Значит сейчас поедем домой и приготовим что-нибудь вкусненькое.
Оливия смотрела на свою семью и подавляла слезы радости. Долорес все-таки выкарабкалась. Она смогла победить смерть, полностью восстановив свое тело. Когда очнулась, смогла заговорить и посмотреть на мир здоровыми глазами, тут же разрыдалась и бросилась в объятия девушки, без конца называя ее мамой. Объясняла это тем, что слышала ее голос во сне. По-видимому, Долорес была в сознании, когда она забирала ее из лаборатории. За эти два года, она очень выросла и похорошела. Длинные, роскошные смоляные волосы доставали до поясницы, а глаза были точной ее копией, серо-голубые, меняющиеся от настроения. Девочка не знала своего имени, поэтому поговорив с Пятым и приняв единогласное решение удочерить ее, назвали в честь девушки, спасшей его от сорока с лишним лет одиночества.
Это ли не подарок судьбы? Она так и не смогла восстановить матку, сколько бы не пыталась. Но что-то, что не поддается логическим объяснениям и математическим расчетам, дало ей такую желанную возможность стать мамой. Она благодарила Бога и судьбу за этот маленький огонек надежды, ждавший в самом конце неприглядной тьмы ее тернистого пути к счастью.
- А я хочу к дяде Клаусу, дяде Диего и тете Ване.
- О, Господи. Мы же были у них два дня назад. – Пятый, по старой привычке закатывает глаза и откидывает голову, но все-таки не в силах удержать рвущиеся вверх краешки губ.
- Папа улыбнулся! Он тоже хочет к дядям и тете! Поехали, поехали! – она запрыгала на его руках.
- Ей, давай по аккуратнее. Ты, все-таки, уже не такая маленькая. – он перехватывает ее, поправляя съехавшую с плеча лямку комбинезона.
- Ты только что назвал меня толстой? – максимально серьезно спрашивает Долорес, складывая руки на груди и надувая розовые губки.
- Хахахахах! – Оливия не в силах сдержать смех. Пятый же, не знает, что ответить. То ли похвалить за сообразительность дочь, то ли кинуть строгий взгляд на жену. – Ладно, идите в машину. Сейчас я приду, и мы поедем за пончиками, чтобы не приезжать в гости с пустыми руками.
- Ура! Ура! Ура! Мы едем к дядям и тете!
- А со мной посоветоваться? – мужчина хмурит темные брови, но тут же добреет, когда к его губам прикасаются ее уста. Короткий, но чувственный поцелуй всегда срабатывает в такие моменты. – Вертишь мной, как хочешь!
- Я не верчу…просто очень люблю тебя…- она закусывает губу и делает жалостливый взгляд.
- Д..да что б вас…- тихо, чтобы не услышала ликующая дочка, шепчет Пятый. – Не задерживайся, мы тебя в машине ждем.
- Хорошо. Сейчас приду.
Когда муж и дочь скрылись за оградой, Оливия присаживается на корточки перед могилой брата и кладет на надгробье дрожавшие от подступающих слез пальцы. Рядом присел Файер, один раз громко и протяжно завыв.
- Вот такая у тебя племянница, братик. Мне очень жаль, что тебя нет рядом со мной. И я верю в то, что ты действительно ее видишь. Что ты где-то рядом…всегда за моей спиной…пускай Клаус говорит, что твоего призрака нигде нет. Я очень хочу…и буду в это верить. Ведь принять факт того, что тебя действительно больше не существует в этом мире, я не смогу. – она убирает руку и встает на ноги, отряхивая черные джинсы от травы. – Мы смогли, Макс. Мы победили….я люблю тебя…прощай…
Она уходит, не оборачиваясь. А сидящий на лавочке призрак брата лишь вытирает прозрачно-голубоватой рукой слезу со щеки и улыбается.
- Не надо тебе знать, что я все еще здесь. Тебе ведь будет от этого в тысячу раз больнее. И я тебя очень люблю, моя сестрёнка…
Файер тихо гавкнул в сторону улыбающегося призрака и побежал вслед за девушкой, таким образом выразив благодарность за все, что он сделал для его хозяйки…
И сколько бы раз ее не пытались
сжечь,
она не сдавалась.
Шла до самого конца, настойчиво проглатывая боль и стекла от разбитой души.
Шаг за шагом, по ржавым гвоздям, разбросанным судьбой, оставляя после себя следы от слез и крови.
На зло всем.
Чтобы доказать самой себе
Она
Достойна
Счастья.
Каждый раз возрождалась из пепла яркой и бессмертной птицей
Фениксом…
