Я знаю, что дядя отобрал у тебя деньги. Бери. И береги себя.
Оставленные ему лекарства лежат на столе в таком же виде, как их и оставил владелец. Спирт, несколько мазей. Куча мешочков с травами, которые нужны ему как седло корове. Среди которых еще один — твердый и тяжелый. Доверху забитый монетами. Дилюку до ужаса смешно, до истерики страшно. У этого парня странная семья, он не называет свою фамилию, одежда говорит сама за себя. На кого он похож? Ответит любой ребенок. На преступника, вора, убийцу. На нарушителя закона, из которого почему-то струится просто куча ничем не обоснованной доброты. Приставучий, беспардонный, наглый и самоуверенный, еще и в голову лезет без спроса. Последнего Дилюк совсем не планировал. Но вот, сидит и думает. Не может не. Он привык всегда ждать худшего. Только за последние два дня он ждал конца как минимум трижды. Думал, что уже не встанет, когда пинали ногами. Готовился к медленной мучительной смерти от заражения крови, когда понимал, что нечем даже промыть раны. И был почти уверен в том, что удар по голове — его последнее мгновение в жизни. Так благодаря чему он все еще жив? Судьба? Везение? Больше похоже на договор с дьяволом.***
А вот и он, собственной персоной: дьявол. Бредет послеобеденной улицей в поисках приключений. Ему, откровенно говоря, скучно. С последнего интересного случая прошло больше недели. Больше он не встречал ни ярко-красных волос, ни той контрастирующей с его улыбчивостью злости. Вообще ничего стоящего. Столь же яркие эмоции не черпаются вообще нигде, и это приводит его в еще большее уныние, чем до знакомства с этим ходячим недовольством. Вопрос, чего в нем особенного, застревает в горле неприятным комком, на который ответа у Кэйи нет. Он не понимает, но дальше тянется, как трава к солнцу. Точно так же жадно, но бесполезно. О том, как легко сгореть в его лучах, если они засияют слишком ярко, ему никто не говорил. Это странно. Словно все краски жизни резко влились в него на один вечер и последующее утро. Заставили почувствовать себя живым, показали, что в этом сером мире есть люди, которые могут взять и зацепить. Как рыбу на крючок. Так Кэйа себя чувствует. Форелью, которую манит к лодке рыбака сахарная наживка. Вот только самому рыбаку он и не нужен вовсе. За чем же он охотится? Полакомился? Побаловался? Ну все, бесцветный парниша, дальше развлекайся сам. Следующее интересное приключение только в следующей интересной жизни. Лимит. А его тянет еще. Дружи со мной, будешь? Почему ты такой безразличный? Как перебороть твой холод ко мне? Я привык завоевывать всех, так что не смей противиться. Ну же, будь мне другом. Иначе, мне кажется, я начну с тобой враждовать. Только бы не терять тот интерес, который ты во мне разжигаешь. Не удивительно, что они больше не видятся. Их единственная случайная встреча произошла там, куда рано или поздно приходит каждый в этом городе — на рынке. Но даже если по воле судьбы они все же пересеклись однажды, чем он может заслужить у нее еще одно свидание? Нет ничего странного в том, что они не пересекаются больше раза. Так что Кэйа готов приложить все усилия, чтобы это изменить. Для чего? Просто чтобы довести эту историю до конца. Узнать, получить доказательства того, что Дилюк полностью оклемался. Один его кивок и это дурное желание встречи наконец испарится. Такая у Кэйи натура спасателя. Не более. Если же дело не в ней, то что-то в этой жизни он упустил. В помещении аптеки щедро пахнет самыми различными травами. Только самого аптекаря не видно за прилавком. — Здравствуйте? — Кэйа неуверенно говорит в пустоту. — Есть кто? На деревяных тумбах царит хаос. Посреди готовых изделий валяются пустые колбы, мензурки, стаканы самых разных размеров и прочие неизвестные ему вещи, наполненные жидкостями, смесями и еще черт знает чем. От них его отделяет высокий прилавок, который не мешает не менее высокому Кэйе видеть, что за ним. В глубине этого бардака слышится какое-то копошение. Он замечает в стороне неприметную дверь. — Эй, там! — Да не ори ты, иду, — наконец слышится приглушенный ответ. Какая знакомая манера. Кэйа опирается локтями на стойку и заглядывает за прилавок. Отсюда различные препараты кажутся менее зловещими, глаза выхватывают на одном из столов знакомые растения среди кучи трав. Он замечает слегка ссохшуюся лаванду, возле которой еще одной кучей лежит мята. Между всем этим добром рассыпаются красные ягоды боярышника. Неплохие деньги за молотую траву. Интересно, ее тоже Дилюк собирает? — Эй-эй! Ты куда в мои врачебные тайны полез?! — его окликает звучный голос. — Вы же просто аптекарь, — оборачивается Кэйа. — А ты просто невежа, — находится на ответ старик. Он стоит на пороге своей комнатушки и недовольно вытирает короткие толстые пальцы о потрепанный, белый когда-то халат. За приоткрытой дверью видно только такой же заваленный стол. И ни одного намека на красные волосы. Кажется, он нашел того, у кого Дилюк позаимствовал эту кусающую манеру речи. Старый Бо, а это он и есть, складывает руки на груди и выжидающее на него смотрит. — Извините, — Кэйа отталкивается от столешницы и дарит ему легкий полупоклон. — Не признал вас, мастер. — Вот так бы сразу, — удовлетворенно хмыкает дедуля. — Чего изволите? Кэйа сразу смекает, что перед ним за человек. Лесть равно успех, деньги равно информация. О, в эту игру он умеет играть. — Средство от кашля, — на ходу придумывает он. — Матушка приболела. Доктора никак не дождемся, а тут о вас вспомнили. — Их днем с огнем не сыщешь, когда нужны, — Бо подходит к другому краю стойки. — Никогда не любил этих шарлатанов. Он копается в горе недоделанных микстур. — Какой, говоришь, у твоей матери кашель? — Сухой, — находится Кэйа. — Горло очень дерет. — Тогда медовая настойка, — хмыкает Бо. — Где же у меня был… — он сосредоточено что-то ищет. — Должно быть, тяжело одному тут за всем уследить. — Не поверишь, родной, какой это гемор, — цокает языком дедуля. — Да-а, это проблема, — понимающее кивает Кэйа, ни черта на деле не понимая. — А чего же никого в помощники не возьмете? — он чувствует что слегка перегибает, но неужели Дилюк не явился спустя столько времени? — Если ты намекаешь на себя, юноша, — Бо поучительно качает указательным пальцем, — то у меня уже есть работник. — И где же он? — Кэйа склоняет голову влево. — То есть, нет. Я, конечно, не набиваюсь к вам в помощники, но у меня сердце кровью обливается от того, как вам трудно тут самому. — Ишь ты, как закрутил, смышленый мальчишка, — дедок и сам забывает о микстуре от кашля, упирается руками в стойку и хитро улыбается. — Был да всплыл мой помощничек! Как зарплату получил, так и исчез неделю назад, гаденыш. Вот увижу я его — будет ко мне пациентом в лавку ходить, а не работником! — Ну вы уж не ругайте его сильно — может случилось что, — пожимает плечами Кэйа. Не работал, значит. Может, дядя? — Я бы и рад, да вот только обучить нового слишком проблемно будет, — внезапно добреет дедушка. — Ты вот знаешь, где эти цветочки растут? Кэйа щурится. Растение ему незнакомо. — Нет, не знаю. — А эти? — показывает дедушка. Он опять отрицательно качает головой. — Вот и я не знаю. — Как же так? — в этот раз Кэйа не притворяется. — Это традесканция. Белый бархат, если по-простому. Я думал, без него обходиться придется. А помощничек где-то на кладбище таки откопал — совсем бесстрашный, в дьявола не верит! По таким местам бродит… — аптекарь осуждающее качает головой и по-старчески причмокивает губами. — Я туда в жизни не полезу — еще и ночью собирать! — А Ди… — он прикусывает язык и быстро развивает мысль, — а ваш помощник только сбором и занимается? — Хе-хе, если бы только в этом была проблема, я бы и сам ходил. Он у меня и собирает, и перетирает, и убирает, — с небольшим оттенком гордости объясняет он. — Ну ладно, заболтались мы маленько, — дедуля наконец вспоминает, что говорит с клиентом. — Что там, говоришь, у твоей мамы? — О, кажется мне, моей матушке уже легче, — задумчиво кивает Кэйа. — Спасибо вам, — на стол ложится пара монет. — А сироп? — замирает удивленный аптекарь, наблюдая за уходящим посетителем. — Не нужно, — мотает головой Кэйа уже на пороге. Он узнал все, что хотел. Ноги ведут его сами. В голове, словно считалочка, звучит одно и то же. Подождать. Навестить. Подождать. Навестить. Жаль, никакого цветочка под рукой нет, чтобы отрывать по лепестку с каждым словом. Но так даже лучше, потому что все равно оба варианта звучат плохо. Он совсем не знает, что ему делать. Был бы здесь человек, который решит за него, сам скажет как поступить. Какой веский повод нужен, чтобы засунуть голову в пасть этому зверю? Что может понадобиться такому человеку, как Дилюк? Особенно, если он уже дал ему главное средство для беззаботной жизни. Деньги. Суммы должно хватить намного дольше, чем на месяц-второй, так с чего бы Дилюку вообще радоваться его приходу? Подождать. Навестить. Подождать. А если поступить иначе? Дилюк ведь сам признал, что теперь он его должник. Какую услугу попросить у него взамен? У Кэйи есть все, без преувеличения. Все, кроме компании, которую Дилюк упрямо отказывается ему предоставлять. Навестить. Подождать. Навестить. На одной из главных улиц города кипит жизнь. Бесконечные магазины, лавки — даже на колесах, — каждый зазывает к себе. Кэйа проходит среди общей суматохи, не принимая в ней участия. У него в голове своя, домашняя. Он переходит улицу, совсем не глядя перед собой. Пока в самом центре дороги из потока мыслей его не выкидывает чей-то оклик. — Дурак! Все случается в мгновение ока: вскрик — кажется, его собственный, громкий треск, одновременно с которым что-то большое падает рядом с ним. Ржание лошади режет уши. Животное тормозит за секунду до того, как его сбить. Кэйа потеряно пятится в сторону, пока к нему медленно возвращается слух. Между ним и каретой, в упряжи которой беснуется испуганная лошадь, лежит опрокинутый посреди дороги небольшой передвижной прилавок — как раз то, что остановило повозку. — Какого дьявола?! Кто это сделал?! — по ту сторону улицы слышится ругательство хозяина лавки. — Это ветер, господин, — отвечает спокойный голос. Кэйа мгновенно узнает его, оборачивается на звук и сразу же находит в толпе знакомую копну кроваво-красных волос. Заслужил, получается? Вторую случайную встречу. Дилюк смотрит на него в ответ, спрятав руки в карманы. Будто ждет, что его заметят. Со скучающим лицом пинает ботинком небольшой камушек, и Кэйа внезапно осознает: это он опрокинул лавку на дорогу, чтобы остановить карету. Пнул, судя по намеку. Вокруг собираются зеваки, среди которых он сразу же пытается затеряться. Но потерять его в толпе не трудней, чем орла в ключе ласточек. Ботинки до колен на темных брюках только подчеркивают длину ног. Поверх рубашки накинута потрепанная куртка, которая идет ему не меньше новой. Пальцы в охотничьих перчатках придерживают лямку сумки через плечо. Волосы, собранные в высокий хвост, развеваются на ветру, словно языки пламени. Кэйа даже чувствует себя немного неловко в своем плаще. Он сильнее натягивает капюшон и идет туда, где за толпой мгновение назад скрылась знакомая фигура. — Привет, — он быстро догоняет своего спасителя. — Ты бы по сторонам смотрел для разнообразия, — выдыхает Дилюк, продолжая идти, как ни в чем не бывало. — Или совсем жить скучно стало? Знал бы ты, что попал ровно в яблочко — дал бы карете меня переехать. Кэйа все еще не может прийти в себя. Судя по скорости стука сердца — это надолго. Будто это не передвижная лавка упала, а он сам. Не на землю, а дальше, куда-то в соседнюю вселенную. Прямо к тому, с кем он так хотел встретиться. Он в очередной раз себя одергивает. Нет-нет-нет, им двигает только желание помочь, а не личные аппетиты. Они идут бок о бок, Кэйа понятия не имеет куда. Его, честно говоря, и не волнует. Гораздо важнее с кем. И только бы городские часы не пробили восемь. А Дилюк словно плевать хотел на чью-то заинтересованность. У него злость как лучшая защита. Лучший способ пережить неловкий разговор. Некомфортную встречу, бестактного человека, накатывающее смущение. Но сейчас Кэйа надеется, что он тоже чувствует какую-то неправильность от этого молчания. — Все хорошо? — первым все же отзывается Дилюк. Удивительно, но впервые тишина гнетет Кэйю так, будто он сделал что-то не так. Но и отвечать становится страшно. — Кэйа? У тебя испуг? — Для работы ты значит слаб, а для пинания чужих прилавков вполне годишься, — непринужденность в нем с трудом оживает. Смотрит в ответ и хитро улыбается. Дилюк закатывает глаза. Мол, в порядке, и слава богу. Только сам Кэйа так не думает. У него перед глазами ожила сказка: тот, кого он отчаянно хотел увидеть столько времени, самым неожиданным образом свалился ему на голову. Какое хорошо? Какой порядок? Нет, его сердце готово нагло выпрыгнуть из груди. Оно стучит в попытке проломить ребра или самому разбиться о них, отчаянно ходит ходуном вверх-вниз, чтобы выпрыгнуть через глотку, только бы найти выход из этого бесчувственного тела, которое никак не хочет приближаться к своему источнику интереса. — Думаю, это можно считать за ответное спасение, — говорит Дилюк. Кэйа, кажется, начинает таять от этих слов. Он боится открыть рот, чтобы не ослепить всю улицу. Потому что у него внутри просто все светится. Иначе как объяснить это тепло внутри, кроме как маленьким солнышком на уровне ребер? Столько дней бессмысленных скитаний, и рядом с кем он сейчас шагает улицей? С чертовым колдуном, иначе его назвать нельзя. Кэйа представляет, как Дилюк ходит по кладбищу ночью в поисках тех цветочков, что показывал ему аптекарь. Какие травы пьет этот чародей, чтобы словно по щелчку пальцев поднимать настроение окружающим? — А я думал, ты в такой ситуации и руки мне не подашь, — его хитрая улыбка превращается в широкую, искреннюю. — Но нога — тоже неплохо. — Не льсти себе — это было ради блага общества, — отворачивается Дилюк. — Брось. Признай, что испугался за меня, — настаивает Кэйа. Дилюк начинает быстрее идти, но он не отстает. — Испугался за детей, которые увидят твое раздавленное тело. Лавка — меньшее зло. — Да ну? — Кэйа оборачивается через плечо. — Знаешь, я не видел там детей. Он ускоряет шаг, чтобы идти в ногу с Дилюком. С ним магазинчики и домишки остаются позади все быстрее. — А я видел, — хмыкает Дилюк. — Где? — недоверчивое лицо. — Справа от меня, в черном. — Что? Кто тут еще ребенок? — обижается Кэйа. — Сколько это тебе лет? — А как я выгляжу? — Дилюк пытается сбить с мысли вопросом в ответ на вопрос. — Как подлец, — не задумываясь, отвечает Кэйа. Это опять превращается в игру слов, и ни один из них упрямо не хочет ее остановить. — Отлично, вот и бросайся под кареты — подлец больше не будет тебя спасать. — Как скажешь, — театрально откидывается в сторону Кэйа. Ему всегда говорили, что он слишком артистичен. А он всегда пропускал эти слова мимо ушей. Все будто замедляется. Полы плаща действительно развеваются, словно на сцене во время пьесы. Он летит все дальше от Дилюка и все ближе к земле с каждым мгновением. Молится, чтобы это того стоило. Не важно даже, что он не принцесса, падающая с башни, а его собеседник никакой не отважный рыцарь. И вот оно, открывается во всей красе: выражение его лица не в силах спрятать никакая злость. Это самый настоящий испуг. Кэйа ловит его с поличным. Какой я молодец, — в шутку подмечает он, продолжая падать. Уже не в состоянии остановиться. Он жмурится и повторяет себе, что переборщил не зря. Сейчас будет слегка больно, но как же удачно можно дразнить его потом! Быстрая рука прекращает падение на половине пути, до боли дернув за предплечье. Дилюк подтягивает его обратно, подхватывает за плечи, чтобы удержать. Взволнованные глаза вдруг оказываются так близко, что Кэйа теряется. — Совсем ум потерял? — Дилюк возвращает его в вертикальное положение. И Кэйа быстро, пока он не отстранился, кладет руку ему на сердце. Колотится как бешенное. — Я же говорил: ты испугался, — ставит диагноз Кэйа. Дилюк моментально отталкивает. — Тебе показалось. — Не отвертишься. — Какой же ты… — выдыхает он, отстраняясь так быстро, как и поймал. — На третий раз спасать не буду, — обещает лишенный эмоций голос. — Мы в расчете. — Чего? У Кэйи слегка холодеет в груди. Спасение в обмен за спасение? Не так он это планировал. Он шагает рядом и ждет «спасибо, но не приходи ко мне больше» как топора палача, который вот-вот опустится на шею. Но вместо этого Дилюк спрашивает совсем иное: — Так ты шел на рынок? Неужели они уже так много прошли? Кэйа оглядывается по сторонам. А может, просто ищет того, к кому Дилюк обращается. Но ближайшие прохожие довольно далеко от них, и от этого становится смешно. Они в двух шагах до базарного шума, и этот человек уровня эмоциональности «булыжник», ждет именно его ответа. Какой прекрасной иногда бывает жизнь. — Возможно, — говорит Кэйа. — Отлично, пойдешь со мной, — сама невозмутимость. Как будто до этого момента Кэйа с ним не шел. Это сейчас что, тон которому невозможно отказать, используют против него самого? Он потеряно следует за этим господином Самоуверенность. А в следующую секунду чуть не врезается в его спину — Дилюк встает на месте. Еще одна карета несется мимо них. — Разъездились тут, — кашляет он. — Пошли, шалтай-болтай, перейдем тут. Он неожиданно хватает Кэйю за рукав. Тянет за собой на другую сторону дороги, а вытягивает всю душу. Кэйа чуть не замирает на месте от удивления. Сердце колотится так сильно, как когда еле повозка не сбила. А его даже не коснулись — только за рукав цапнули, как растерянного ребенка. Бадум-бадум-бадум. Как маленького. Но Дилюк ошибся: он давно уже не дитя и такой момент упустить не может. Не для того он расспрашивал о нем в аптеке, метался в сомнениях, стоит ли его навещать, и тонул в раздумьях столько дней. Если этот парень не боится его отпугнуть, то и Кэйа готов не сдерживаться. Он ускоряет шаг, обгоняет его, перехватывает руку, место ведущего и всю инициативу. — Давай я переведу, — хитрая улыбка скрывает, с каким трудом ему дается через себя переступить. Но это не в новинку. — Эй, — Дилюк пытается выдернуть пальцы, когда они проходят через ворота рынка сразу за дорогой. — Потеряешься в толпе, — оправдывается Кэйа. И держит стальной хваткой. Не знаю, что со мной за чертовщина, но не ускользай. — Пусти, — смущается Дилюк. — Так парни не ходят, — смущается он, пока Кэйа тащит его между прилавков и не менее пристальных, чем обычно, взглядов. Руку в руке все равно никто не заметит. — Не слышал такого правила, — беззаботно пожимает плечами Кэйа. Он уже принял роль ведущего, теперь он ведет сам. Дилюку остается смущение. На рынке действительно яблоку негде упасть, и впервые он этому рад, пускай, то что он делает — ужасная глупость. — А куда мы, собственно, идем? — через минуту он замедляется, чтобы позволить Дилюку поравняться с ним. — Ты дурачок или просто притворяешься? — косится на него Дилюк, прежде чем потащить следом за собой самому. Рука сжимается сильнее. Или Кэйа слишком замечтался. Ему кажется, что кузнец бьет раскаленным молотом прямо ему по ушам. А Дилюк тащит все ближе к источнику звука. — Если подойдем ближе, у меня уши лопнут! — жалуется Кэйа. — Тогда подожди меня тут, — внезапно тормозит Дилюк. — Мне как раз к нему. — Куда? — Я быстро, оставайся возле бабки с яблоками, — он запоминает местность, прежде чем разжать руку и скрыться в толпе. Кэйа раскисает. Прекрасно: не успел насладиться мгновением своей крошечной победы, как его тут же бросили. Он складывает руки на груди и отходит в сторону. — Вот ведь предатель, — бормочет он. А потом в нос бросаются пирожки. Запах настолько ароматный, что Кэйа подсознательно оборачивается туда, откуда он исходит. Вкуснятина. Девушка с большой корзинкой перехватывает его взгляд. — Можно мне два с мясом? Хотя… лучше дайте три. Ну вот, по крайней мере, со мной пирожки, — думает Кэйа через пару минут, доедая пирожок на том месте, где оставил его Дилюк. — Съем два, если будет долго идти. Он обращает внимание на то, что молот кузнеца действительно прекращает стучать. Но что Дилюку может быть нужно? Он же не по кинжал какой отправился? Хотя без разницы. Самый большой нож давно торчит у Кэйи со спины с момента, как этот парень так легко оставил его одного. И не важно, что размером он с иголку — только пирожок приглушает эту боль. — Яблочек, парниша? — предлагает беззубая бабка, которая давно наблюдает за ним, сидя за своим прилавком. Кэйа приглядывается к ним — плоховаты. Он отрицательно качает головой. — Нет, спасибо. Бабка кидает мимо него мрачный взгляд. — А ты что там делаешь?! — внезапно орет она. Кэйа успевает только увидеть мелькнувшую в толпе маленькую фигуру. А потом огненные волосы сметают все его мысли. Дилюк на глазах ловит за руку мальчишку, который роняет яблока, судорожно пытается что-то запрятать и одновременно выворачивается из чужой хватки. — А ну отдай бабушке все, что ты у нее украл, — приказывает он ледяным голосом. Малой, поняв что ему не освободиться, с невинным лицом послушно кладет яблоки обратно на прилавок. — Все, — совсем детским голоском говорит ребенок, потирая запястье, которое Дилюк наконец отпустил. — А теперь верни то, что ты вытянул у него, — он внезапно показывает на Кэйю. — Я ничего не… — Я не буду повторять дважды. Мальчик отчаянно ищет глазами спасение. Кэйа, не менее удивленный, проверяет карманы. Помимо пакета с пирожками и оружия, там ничего нет — это дитя с ангельским лицом сперло у него деньги. Что-то неприятно сжимается внутри. Какой жестокий этот мир. И Кэйа в нем не менее опасный зверь. Хорошо только, что злость эта не распространяется на детей. А еще на длинные красные волосы, но это уже другой разговор. Рывок, и мелкий проскальзывает между прохожими. — Стой! — Дилюк бросается следом. — Дилюк! Не надо! Но он уже не слышит. Бегать приходится немного. Для мальчика все заканчивается неуспешно. Кэйа догоняет их возле стеллажа с овощами, когда Дилюк держит малыша за шкирку, как котенка. — Догнал, — выдыхает он. — Дилюк, — Кэйа не может смотреть на это без грусти, но не может скрыть радостной улыбки от того, что Дилюк опять пытается помочь. — Постой ты, не будь с ним таким жестоким. — Не бейте меня! Я ничего не сделал! — громко хнычет малой, трепыхаясь изо всех сил. — Давайте отойдем в сторону, — зовет их Кэйа. Они выходят в небольшой переулок за рядом прилавков. Дилюк вытаскивает у малого мешочек с деньгами и кидает Кэйе. Он ловит его, но не прячет в карман. — Спасибо, — благодарит он и опускается перед ребенком на колени. Дрожащий мальчишка удивленно смотрит на него и весь сжимается от руки на плече. — Спокойно. Как тебя зовут? — спрашивает Кэйа. Мальчик бормочет ответ еле слышно. — Как? — Стефан, — звучит громче. — А меня Кэйа, — представляется он в ответ. — Не парься ты с ним так, — Дилюк скептически на них смотрит, опираясь о ближайшую стену. Он злой, но Кэйа игнорирует — в конце концов, ребенок тут только один. — Погоди, — отмахивается он. — Стефан, почему ты украл у меня деньги? Мальчик бегает глазами от одного к другому. — Кушать хочу. — Ты голоден? Где твои родители? — Кэйа успокаивающее поглаживает его по плечу. Он потеряно пожимает плечами. — Где ты живешь? — Кэйа хмурится. — Там, где пускают, — хмурится мальчишка. Кэйа развязывает шнурок с мешочка с деньгами. — Что ты делаешь? Он тебя обманывает, — еще тише говорит Дилюк. — Не мешай, — отмахивается Кэйа. — Оттяни кармашек, — он просит мальчишку. Стефан удивленно слушается и смотрит, как добрый дядя насыпает ему монеты в карман штанов. — Все не отдам — все равно не унесешь. И мне самому надо. И вот еще, — вспоминает он. — На, — все оставшиеся пирожки в бумажной обертке попадают в руки пареньку. Стефан заглядывает внутрь и сияет даже больше, чем от денег. — А вы не будете? — слегка колеблется он. — Не переживай, — Кэйа ерошит его волосы, — дяди не голодны. — Вообще-то я бы съел чего, — Дилюк улавливает запах и нахмурено наблюдает в стороне. — Не хнычь — потом новый тебе куплю, — закатывает глаза Кэйа. Да что с ним такое? Совсем ребенка не жалеет. — Знаешь, как дойти до церкви? — он возвращается к мелкому. Мальчик кивает. — Купи себе поесть если не наешься этим. Только деньги береги — никому не показывай. Пойдешь в церковь и попросишь у монахинь позвать сестру Розарию. Она с виду злюка, но не бойся, она тебе поможет. И больше не кради, а то так легко не отделаешься. Понял? Мальчик молча кивает. Глаза, полны удивления, слегка увлажняются. — Тогда... я пойду? — Эй, а поблагодарить? — мрачно напоминает Дилюк. — Спасибо вам! — сияет малыш. — Спасибо, добрые дяди! Он кланяется на прощание, прежде чем выбежать из переулка с негромким звоном в карманах. — Надеюсь, их из него не вытрусят, пока он попадет к Розарии. Как думаешь, стоило его провести? Дилюк выдыхает и отталкивается от стены. — Ну ты и… — Хороший? — спрашивает Кэйа с улыбкой. — Олух, — одновременно заканчивает он. Кэйа поднимается на ноги и беззаботно объясняет: — Даже если этот ребенок маленький обманщик, эта доброта вернется мне в будущем. — Так вот, что обычно говорят люди, у которых куры денег не клюют, — хмыкает Дилюк. — Пойдем уже отсюда. — Что, даже не спросишь, откуда они? — ровняется с ним Кэйа. — А ты скажешь? — Нет конечно. — Вот и иди молча. Кэйа с улыбкой следует за ним. Это было интересное представление. — А куда нам, кстати? — спрашивает он через некоторое время. — Ко мне, — не колеблясь отвечает Дилюк. Кэйа удивленно поднимает брови. — Чего-чего? К тебе домой? — Да. — Для чего? — Придешь — узнаешь. — Эй-эй, что ты замышляешь? — косится на него Кэйа. — Я не пойду, если ты задумал какую-то бяку. Дилюк с каменным лицом шагает рядом. — Тогда тем более иди молча — убежишь после того, как я скажу. — А если пирожок куплю? — Я уже не маленький. Кэйа чувствует, как солнышко в груди греется еще больше. Или дело все-таки в пирожке.***
Спустя полчаса он сидит на стуле, на котором лечил Дилюка неделю назад, и ощущает странную смесь веселья, напряжения и приторный вкус чего-то нового. Виной тому владелец дома, который нависает над ним с такой серьезной миной, которую Кэйа даже представить не мог. — Возьмешь, — угрожающим тоном говорит Дилюк. — Не возьму, — не менее агрессивно отвечает Кэйа. Не важно, что рассмеяться хочется. — Кэйа. — Дилюк. — Забирай обратно. — Не-а. На столе лежит тот самый злосчастный мешочек монет, который Кэйа подбросил ему вместе с другими лекарствами в прошлый раз. — Кэйа, — Дилюк настроен серьезно. — Я не собираюсь быть у тебя в должниках. Забирай это, а позже я верну то, что потратил сегодня. — Дилюк, — Кэйа тоже больше не шутит. — Оставь их себе, или мне придется выкинуть их в канаву, ровно как это сделал твой дядя. Дилюк замирает на месте, переваривая услышанное. Кэйа пользуется этим чтобы встать со стула и отстранить его к двери, но дальше Дилюк не пускает. — Что сделал мой дядя? Ты ему что-то давал? Стой. — Прости, но кажется, скоро мне пора быть дома, — Кэйа аккуратно отодвигает руку, которая загораживает путь. — Так что спросишь у него сам, когда он вернется, ладно? Дилюк не привык идти на уступки. Даже если это выгодно ему самому. У него есть гордость, и если этот парень думает, что его можно вот так купить, то он глубоко ошибается. Потому что Дилюк скорее закопает этот мешочек под деревом, чем признает его подарком. — Отлично, давай посмотрим, что будет, если ты не вернешься домой, — рука возвращается на место. — Тогда до утра меня найдут, тебе вышибут дверь, а к вечеру ты уже будешь болтаться в петле, — Кэйа, не задумываясь, отвечает с таким серьезным лицом, что Дилюк на секунду теряется. Что он говорил о преступнике? Нет, не говорил — думал. Его шутки, отговорки, кривляния — новый уровень. Он в разы превосходит даже старого Бо. А ведь аптекарь спорит с Дилюком чуть ли не каждый день — по мелочам и не только. — С какого ты собора свалился, чтобы такое нести… — шепчет он, наблюдая за тем, как Кэйа уже грубее пытается протиснуться между ним и дверным проемом. И пробует разгадать причину, по которой он так с ним нежничает. Дилюк на его месте на себя бы уже с кулаками набросился. А этот как девчонка — стоит, дергает, просит выпустить. Знает ведь, что Дилюк видел его умения. Развлекается? Дилюку до ужаса смешно, до истерики страшно. Этот, на девять из десяти преступник, серьезно отказывается от своих же денег, по-доброму огрызается и в целом ведет себя словно ребенок. В какой чертовщине Дилюк только не участвовал, а такое с ним впервые. Он будто попал в прошлое, когда присматривал за котом одной очень важной старой дамы. Этот тоже носится везде как дикий, пропадает неизвестно где, не берет то, что ему суют прямо под нос и громко мяукает на каждую попытку им руководить. Разница только в расцветке шерсти. — Я сказал, что без денег тебя не отпущу! — отталкивает его Дилюк. — Ладно. А я в окно выйду, — резко разворачивается Кэйа. — Вот же..! Стой! Но он уже ныряет в открытое окно по пояс. — Никуда! Ты! Не уйдешь! — Дилюк оттаскивает его за плечи, но парень неожиданно прекращает сопротивляться. Дилюк тоже потеряно замирает. — Твой дядя… — шепчет Кэйа, притворяясь, будто видит его. И это работает: его моментально отпускают. Фьють, и он уже приземляется на траву во дворе. — Поверил! — хохочет Кэйа, поднимаясь на ноги с мыслью о победе. Вот только не рассчитывает чужих возможностей. Дилюк не чудит как Кэйа — он мгновенно встает ногой на подоконник, выпрыгивает одним ловким движением и через мгновение уже прижимает беглеца к траве. Неловко? Да. Пугают ли последствия? Возможно. Он и сам без понятия, что у него в голове, кроме желания вернуть деньги, но кто об этом узнает? — Я тебя ими накормлю, если еще раз дернешься, — угрожает Дилюк, прижимая его голову к траве. — Все-все, я пленен, сдаюсь, — сдавленно соглашается Кэйа и скалит зубы. — Корми, если сможешь. Гр-р-р-р. А мешочек с монетами ведь остался на столе кухни. И оба это знают. Дилюк устало выдыхает и решает зайти с другой стороны. — Говори, что ты знаешь про дядю. — Чего? — еще больше ворочается Кэйа. — Может, хотя бы сядем, как нормальные люди? Дилюк только удобнее усаживается на его спине. — Я сижу как нормальный человек. Выкладывай уже. — Ну давай-давай, нарушай мои границы полностью… — крутится Кэйа снизу. Точно как кот. — Я тебе сейчас строение челюсти нарушу, — угрожает Дилюк. И Кэйа, смирившись, начинает историю. — Лучше бы я не спрашивал, — выдыхает Дилюк под конец, когда Кэйа объясняет, как в результате купил лекарства у дядиного приятеля. — Ну знаешь, сложно тебе отказать, если ты на мне сидишь, — возмущается Кэйа. Все время рассказа он регулярно тяжко вздыхал. Дилюк так же откровенно это игнорировал. Но теперь, когда он знает что хотел, может рискнуть. — Только обещай не убегать. — Если обещаешь оставить себе деньги. — Без проблем, тогда останемся в такой позе, — ерошит его волосы Дилюк. — Разбудишь меня на рассвете? — Вот гад! Хорошо-хорошо, я не сбегу! Слезай уже, — просит Кэйа. Дилюк лениво сползает с импровизированного кресла на траву. Кэйа перекатывается на спину и откидывает руки в стороны. — Фух… И ты еще называл меня беспардонным. — Два сапога пара, — Дилюк откидывается на спину рядом. — Какая я тебе пара, — возражает Кэйа. — Я не это имел… — Я ботинок великана рядом с которым ты просто женская туфелька, — он вытягивает ладонь вверх, — Вот, даже руки у меня больше. — Чего? — косится на него Дилюк. — С чего ты решил? — он выставляет свою руку рядом. Моя больше. — Давай сравним. Дилюк опять косится в непонятках, и Кэйа делает все сам: тянет его за запястье и прикладывает их ладонями. Теплая, — отстраненно думает Дилюк. — Надо было другую приложить, — хмурится Кэйа. — Все у тебя через одно место, — пожимает плечами Дилюк. — Моя все равно длиннее. Это странно. То на коленки дуть, то ладонями меряться. Этот парень тот еще чудак, но это в каком-то смысле… забавляет. Странно воспринимать это так, но ему впервые нормально в чьем-то обществе. Точно, не в чьем-то. Он лежит в собственном дворе в компании того, кто с таким усердием вбивал носы взрослых амбалов им же в мозг. И меряется руками. Кто-то определенно сходит с ума. И если это не Дилюк, то болен весь мир. — У тебя кастет всегда с собой? — внезапно спрашивает он. — Угу, — невинное. — И для чего он тебе? — Странный вопрос. Для защиты, конечно. Хотя, скорее, таких как ты спасать, — пожимает плечами Кэйа. — Кстати, — он роется в карманах. — Дай руку. Дилюк еще раз недоверчиво протягивает ладонь. Пальцев касается что-то прохладное. — Это тебе. Совсем новый, — металлический кастет ложится ровно ему на пальцы. — Это приглашение к драке? — поднимает бровь Дилюк. — Это просьба защищать себя, если рядом не будет никаких неустрашимых рыцарей-спасителей… — Так вот, какого ты о себе мнения, — хмыкает он. — …или меня, — договаривает Кэйа. — Рыцарей или меня. Дилюк с интересом рассматривает подарок. Сжимает в руке рукоять — лежит довольно удобно. — Что у тебя за извращенное желание все из карманов другим раздаривать? Ты знаешь, что твоя щедрость не нормальна? — Тут все вокруг такие разные, что даже самый обычный человек становится странным, — задумчиво отвечает Кэйа. — Не думаешь, что на деле я самый нормальный среди всех? — Нет, я думаю, что больших чудаков, чем ты, я еще в жизни не встречал. Он полностью искренен в своем ответе. — Звучит как хороший знак. Кстати, о встречах: я не врал о том, что в восемь мне нужно уходить. — Стой, — напрягается Дилюк, словно он собирается уйти сейчас же. — Где тебя искать потом? — Если я скажу, что в городе, ты меня треснешь? — виновато улыбается Кэйа. Твердое «ага» ни капли его не огорчает. — Даже с учетом того, что я сильнее? — Ты хочешь проверить после того, как дал мне такое? — Дилюк все еще вертит кастет на пальцах. Кэйа слегка мрачнеет. — На самом деле, я редко могу выходить, — объясняет он. — Будет лучше, если сам тебя найду когда буду свободен, хорошо? — Ладно. Но не уходи, пока не пробьет восемь, — просит Дилюк. Сам не знает почему. — Если еще раз попытаешься оседлать меня или всунуть деньги, то ничего не обещаю, — улыбается Кэйа.