На задворках того, что казалось снами

Кэйа растекается по нему котом, которого держат за шкирку. Полностью расслабленно лежит в чужих объятиях, ноги безвольно свисают, согнутые в коленях. Дилюк подмечает, какой он легкий, сжимает его в руках и жмурится. Он переписывает этот момент куда-то глубоко под ребра. Сохраняет на будущее, запечатывает внутри себя. Дышит Кэйе в скулу, жадными глотками пьет его запах, лаванда привычно бьет в голову без возможности разгадать остальное. Сейчас, когда они так близко, Кэйю можно пить словно море. Зачерпывать ладонями и умываться — жить в этой атмосфере, в которую он окутывает Дилюка даже не желая того. Даже когда спит. Дилюк упивается, он сам словно кошак, который наелся кошачьей мяты. Какая-то частичка подсознания успокаивает его, говорит, что он так сильно рад только потому, что эта встреча досталась ему высокой ценой. Дилюк частички подсознания не слушает — у него на уме вещь важнее. Он пытается запомнить Кэйю в деталях. Так, чтобы когда зайдет служанка, когда она закричит и их разъединят набежавшие гвардейцы, когда момент закончится — было что вспоминать в ожидании приговора. Его пальцы так судорожно сжимаются на чужом теле, что Дилюк боится оставить ему синяки. Но еще больше боится, что если хоть немного ослабит хватку, то Кэйа просто исчезнет. Не упадет, не выскользнет из рук, а растает, растворится туманом, словно никогда и не было. Дилюк рисует его в уме, составляет портрет с мозаики чувств, которая рассыпается в голове, пытается убедить себя, что все реально. И дуреет от безысходности. Последняя частичка спокойствия, которую он упрямо держит между собой и спящим, разлетается на осколки вместе со звуком отворяемой двери. Служанка входит, закрывает за собой, пугается, заметив их боковым зрением. Ну все, теперь можешь кричать, — смиренно думает Дилюк. На него смотрит совсем еще девочка. На вид ей лет шестнадцать, от маленького личика с аккуратными чертами лица так и разит детским простодушием. Со спины она казалась ему старше. Мэри — так к ней обращался Кэйа — не кричит. Она млеет. Бледнеет с момента, как видит происходящее. Пятится, хватается за ручку двери за спиной. Еще секунда и она позовет охрану. Слова Кэйи бьют его по голове напоминанием в последний момент. — Стой. Принц попросил фиалок, — выпаливает Дилюк. И это работает. На нее сходит озарение, святой дух, благословение небес или еще черт знает какой механизм, о котором он и подозревать не мог, неожиданно запускается, и это срабатывает. Служанка каменеет перед ними. Ее рука дергается ко лбу, словно перекреститься хочет. Она нервно одергивает руку. Дилюк тоже не прочь сходить в храм, если кто-то предложит. Он бы поблагодарил, если бы знал кого. Просто потому что впервые его мольбы были услышаны. — Кто вы? — единственный ее вопрос вгоняет в ступор. Вы? Дилюк чувствует себя старым. Но и эта малявка — как только такую взяли в качестве работницы? — Охрана, — хмурится Дилюк. Охрана я, веришь? Защищаю свою последнюю нервную клетку, бой за которую почти проиграл. Мэри смотрит на него, будто что-то понимает. Но не говорит. Решает, что это не ее дело. — Принц Кэйа уснул на ходу? Ответный кивок делает ее смелее. — Давайте помогу донести его... — она начинает подходить, но замолкает и застывает на месте, когда Дилюк сам подхватывает спящего под колени и спину, поднимает на руки и несет через всю комнату, словно ребенка, а не парня почти такой же комплекции. Он мягко опускает Кэйю в кровать, Мэри сразу склоняется рядом с ним и помогает его раздеть и накрыть. — Фиалки, — бормочет девушка себе под нос, пока подтыкает одеяло под тело спящего Кэйи. — Конечно, фиалки, — она то и дело озадачено поглядывает на Дилюка, чем невероятно его напрягает. — Как же так могло получиться? — хмурится она. Ага, фиалки. У Дилюка все легкие ими забиты — до того тяжело дышать от вида этого хрупкого тела перед собой. Нет, не служанки — принца. Он не выдерживает, спрашивает: — Что могло получиться? Теперь, когда Кэйа лежит в кровати в легкой рубашке, укрытый до шеи и расслабленный, Мэри не прекращает кормить Дилюка неоднозначными взглядами и не менее странными фразами. В конце концов, она делает глубокий вдох и останавливает глаза ровно на нем. Будто к стене пришпилить собирается. Так он себя и чувствует — распятым. — Хорошо, — выдох сопровождает слабый кивок, словно подбадривание самой себя. Она еще немного молчит. Прислушивается к чему-то внутри. Дилюку неуютно. Со стороны кажется, будто девушка балансирует между, выбирает среди двух решений: выполнить то, что скрывало за собой это послание от Кэйи или поступить проще: сдать его охране. Мэри, конечно, может и не знать, что перед ней тот, кого ищут по всему дворцу, но ситуация, в которой они находятся, и без того вызывает вопросы. Да, в первые секунды парень с принцем на руках кажется ей похитителем. Нарушителем, который проник в комнату несмотря на запрет самого сэра Кэйи: входить могут только слуги. Охрана всегда под дверью. Охрана не заходит в комнаты ни под каким предлогом. К тому же, знакомый ей стражник уже дежурит напротив комнаты. А этот парень стоит и полностью игнорирует все требования принца. Еще и держит в такой позе, будто задушить в объятиях собирается. Мэри бы решила, что они дрались, если бы сама не смешала принцу снотворного пять минут назад. И она дает ему секунду на объяснение. А этот... говорит, что Кэйа просил для него фиалки, и Мэри понимает: лучше бы он просто пытался украсть принца. Потому что язык цветов — то, чему она сама имела неосторожность его научить. Кому как не ей знать, что Кэйа имел в виду? Порой он балуется тем, что называет людей цветами, намекая на то, что к ним чувствует. Мэри обычно смущается, но не смеет перечить принцу, когда он открывает ей душу, изливает свои эмоции. Если ему от того легче, то так тому и быть. Крикливая мачеха — базилик: отвращение, ненависть. Мэри не удивлена — любой возненавидит такое отношение к себе. Гвоздика? Мило, потому что это Белла. Пускай с виду от нее исходит только холод, Кэйа все еще остается верным любимой сестре. Боудика — герань. Безрассудство, глупость. Быть может, простой служанке не под силу проникнуться сутью отношений этих двоих, но она не сует свой нос дальше, чем Кэйа сам рассказывает. Отец — львиный зев. Нужда в его покровительстве, поиск выгоды. Мэри не осуждает. Она не понимает одного: фиалок. Почему фиалки — именно этот парень? Быть может, Кэйа перепутал из-за сонливости? Она впервые так растеряна. А еще, кажется, она должна ему помочь. Вот только этот человек и сам не кажется особо доверчивым. А еще он совершенно точно не из гвардии. Дилюк все еще не сводит взгляда с Кэйи. Следит, словно привороженный. Когда от девушки прекращает исходить угроза, его опять переклинивает и оторваться так же трудно, как вампиру от крови, будь они реальными. Он вздрагивает, когда Мэри тихо покашливает, чтобы привлечь внимание — действительно так прикипел? Она все еще не уверена, как с ним говорить, но решает быть доброжелательной и непринужденной. Так ее приучили общению с незнакомцами. А еще Кэйа сказал, что он — фиалки. — Я понимаю, что это может показаться сомнительным, — начинает она, — но знайте, что я на вашей стороне. Если вам нужна помощь, можете ко мне обратиться. Дилюку помощь нужна. Вот только в чем — он еще сам не решил. Он все еще частично в прострации, где из происходящего реальными кажутся только сумерки за окном, а все рядом — чем-то навеянным. А ведь вот оно — решение. Все условия соблюдены: он в форме, не вызывающей подозрения, рядом с ним проводница, готовая, как она выразилась, помочь. Кажется, скажи слово, и тебя выведут из этого бесконечного лабиринта в считанные минуты. А Дилюк медлит. Он прекрасно понимает, что поговорить с Кэйей можно и потом. Забраться в его сад еще раз будет совсем несложно. Вот только есть проблема: уходить совсем не хочется. Даже если тот, с кем он так желает поговорить, теперь собирается проспать до утра. Дилюк готов провести ночь подле его кровати. Только бы эта девушка разрешила. Он, наконец, поднимает глаза на нее, не решаясь заговорить. — Вы не настоящий гвардеец, — вдруг раскрывает карты Мэри. Дилюк еще раз окидывает ее взглядом. Русые волосы, перевязанные лентой, россыпь веснушек на щеках, пальцы, которые неловко хватаются за белый передник фартука и серьезное лицо, за которым она совершенно точно скрывает свой испуг. — Как ты поняла? — странно обращаться к такой молодой девушке почтительно, и он говорит на «ты» не задумываясь. — Принц никогда не впускает охрану внутрь. Кроме того, — она присматривается к Дилюку, — ваш шеврон висит не на той руке, а завязка ленты немного не так прикреплена. Дилюк опускает глаза на детали костюма, пока Мэри отступает немного назад. — Где владелец этой формы? — Потерял сознание, — просто признается он. — Но, быть может, уже пришел в себя. На его глазах дыхание девушки учащается, зрачки сужаются. — Кто ты такой и что тебе надо? — голос почти опускается к шепоту. Брови — к переносице. Обращение — к «ты». Достижение выполнено: вы напугали служанку. — Вот что, — выдыхает Дилюк. — Если говоришь, что можешь... Помоги мне дожить до завтра.

***

Мэри, она... Одним словом, хорошая. Она не задает лишних вопросов и не пытается узнать больше, чем Дилюк говорит. Он тоже немногословен, объясняет только самое важное: его ищут во дворце, а ему надо встретиться с Кэйей, прежде чем отсюда сбежать. Все. Девушка молча слушает, кивает, спрашивает только про волосы — говорит, что если присмотреться, то заметно, что с ними что-то не так. Оценивает окрас, но говорит что они скоро начнут осыпаться. В последний раз кивает, а потом говорит, что знает что делать. Она опять переходит на вежливый тон и отклоняет предложение Дилюка обращаться к нему на «ты». Ссылается на то, что из-за их одинакового с принцем вида, она потом перепутает, как говорить с сэром Кэйей. И впервые в жизни Дилюк тоже становится сэром. И это ему совсем не нравится. — Хорошо, подождите меня немного, — кивает Мэри. — Я отвлеку охранника, и можете выходить. Спуститесь на этаж ниже и ждите меня там. Дилюк кивает и бросает последний взгляд на Кэйю. — Он вам и так сейчас ничего не скажет, — с виноватой улыбкой одергивает его служанка. Дилюк еще раз беспокойно кивает. Как болванчик. Ему, быть может, хватило бы простого нахождения рядом. Но она права, это ничего не изменит: спящий Кэйа ему ничего не ответит. — Хорошо. За девушкой закрывается дверь и почти сразу с другой стороны доносится ее приглушенный разговор с гвардейцем. Дилюк прислоняется ухом к двери и ждет, пока звуки отдалятся достаточно, чтобы попытать судьбу. Последний взгляд на Кэйю отчаянный, жадный. Если судьба мне соблаговолит, то я еще сюда вернусь. Так что жди, даже если не знаешь, что ждешь. Голоса за дверью затихают, и он осторожно дергает ручку. Мэри с охранником стоят с другой стороны от лестничного пролета. Мужчина смотрит в окно, пока о чем-то ей говорит. Она подает Дилюку знак глазами, бегите мол, быстрее. Он не медлит — беззвучно проскальзывает вниз по лестнице прямо за спиной у гвардейца. Через минуту она к нему присоединяется. — Пойдем. Я сказала ему, что утром к принцу придет другой слуга. — Какой слуга? — Дилюк следует за ней. — Надо найти вам форму и покормить, — быстро тараторит Мэри, пока спускается лестницей. — Притворитесь слугой до завтрашнего утра. А потом уже решите с принцем Кэйей, что делать. — Стой-стой! — тормозит Дилюк. — Какая форма? Какой слуга? — Личный, — Мэри и ухом не ведет, спокойно объясняет. — Вместо меня. На одно утро. Хорошо? Мимо них проходит другой гвардеец, прищурено оглядывая самозванца. Дилюк кивает ему и вспоминает, что его вообще-то все еще ищут. И что чернота его волос, судя по словам Мэри, долго не продержится. Он и сам знает, что смесь на его голове далека от совершенства окраса жены старого Бо, так что это лишь дело времени опять стать красным. — Ох, неудачное место мы выбрали, чтобы поговорить, — Мэри открывает перед ним небольшую комнату, не сводя взгляда со спины охранника. Небольшая спальня, очевидно ее, в разы меньше некоторых гостиных, но довольно уютная. Как только за ними закрывается дверь, она продолжает: — Переоденетесь, прикинетесь слугой сэра Кэйи и поговорите с ним утром, хорошо? Предложи ему это Кэйа — Дилюк бы сказал «ты меня совсем не слушал?» Но Кэйа спит у себя в комнате, а факт того, что эту девушку он знает меньше, чем провел в стенах этого места, заставляет его прикусить язык. Дилюк выдавливает всего одно слово: — Чего? — Доверьтесь мне, — на ее лице проскальзывает улыбка. — Вы же хотите с ним поговорить? Дилюк застывает. Хочет ли он поговорить с Кэйей? Очень хочет, до мурашек на кончиках пальцев. Его поманили как котенка солнечным зайчиком — смотри, какая красивая светяшка. Вот только забыли предупредить, что это всего лишь пятнышко света, которое трогать совсем нельзя. И теперь потрогать хочется с двойной силой. Спишь? А я искал тебя весь вечер. Сбежал от твоих сестер, лазал по карнизам, покрасил волосы, ударил человека подсвечником и украл его одежду. Чтобы услышать от тебя пару фраз и послушать твое дыхание, пока ты спал на мне. И я даже этим доволен. Это, кажется, не нормально, но я готов подождать еще. Но вот попробуй только ускользнуть куда-то утром. Попробуй только. Из-под земли выберусь и найду. — Хорошо, будь по-твоему, — кивает Дилюк. — Но разве никто ничего не заподозрит? — Все будет нормально. Любой может стать слугой принца, — успокаивает Мэри. — Все аристократы выбирают себе личных помощников среди работающих в замке. — А Кэйа... Кэйа выбрал тебя? — спрашивает Дилюк быстрее, чем успевает прикусить язык. Пускай он и гонит от себя плохие мысли, но все еще помнит, о чем говорил Кэйа на поляне светлячков. Кэйа говорил о любви к кому-то, с кем им не суждено быть вместе. И как бы ему не было неловко это признавать, эта девушка очень даже подходит на эту роль. Служанка, в которой не течет королевская кровь, но есть вполне милая улыбка и доброе сердце — на нее ли запал его друг? Мэри, кажется, слегка краснеет, словно мысли читает. Она быстро отводит взгляд в сторону. — Нет. Вовсе нет. Мне говорили, что принц Кэйа никогда этим не интересовался. До меня за ним присматривала одна тетушка, а в день, когда она уволилась, принцесса Белла просто отправила меня к нему. То есть и знакомы они не так давно. Все сходится, и от этого Дилюку с каждым мгновением хочется убежать все больше. Понастроить в своей голове гору баррикад из предположений, теорий и догадок, пока в глазах совсем не потемнеет. А потом самому же теряться между высоких стен во мраке, ударяться о них и ходить наощупь. Она привела принца в комнату, она мешает ему снотворное, она предложила посидеть с ним пока он не уснет. Последнее выглядит как то, что в обязанности слуги совсем не входит. И если любовь Кэйи это не первая очевидная вещь, в которой Дилюк наконец будет прав, то он будет выбивать из этого молчуна все, полностью все, чем Кэйа привык кормить его по частям. Потому что он устал догадываться. У него больше нет сил додумывать. Мэри тем временем надоедает смотреть на его задумчивое лицо. — Сэр Дилюк, — от обращения хочется вытереться, как от чего-то неприятного. Сказать нет, это не я. Дилюк молчит. — Вы же хотите с ним поговорить, так? — Ну... — Тогда что не так? — с подозрением смотрит она. — Оставайтесь в замке, а утром после разговора принц вас проводит. А если будете возле него, вам ничего не грозит. Дилюк какое-то время просто прислушивается к себе. Остаться до утра? Звучит не так и ужасно, как показалось сразу. Притвориться слугой? На одно утро можно. Переодеться в форму? Его собственная одежда все равно безвозвратно утеряна, так что без разницы, под чьим видом ходить. Это даже лучше одежды гвардейца — все же они ищут его ориентируясь на форму охраны. Да и после того, что он натворил, прикинуться слугой на одно утро — самое безобидное, что можно провернуть в этой череде несвойственных ему поступков. Но если выбирать между побегом и сражением, то он точно за второе. Он хмурится на мыслях об одежде. — А ради формы не надо будет никого... — Не говорите чепухи, — фыркает Мэри. — Извините. Я имела ввиду, что у нас есть склад с одеждой. Хочется смеяться, может быть, даже истерически хохотать. Это настоящая оптимистическая трагедия. Насколько мало времени надо, чтобы признать удар по голове необходимостью? Кажется, ему хватает одного упоминания Кэйи, чтобы согласиться на любую глупость. — Ладно, — Дилюк все же кивает. — Так вы согласны? — она с надеждой заглядывает ему в глаза. Последний шанс отказаться. Последняя возможность сказать «нет, выведи меня из замка, я хочу домой». — Хорошо, будь по-твоему. Мне нужна форма. — И поужинать, — напоминает Мэри. — И поужинать, — соглашается Дилюк. С мыслью о том, на что он подписался. — Ждите тут, я сбегаю за одеждой. Мэри оставляет его наедине со своими мыслями. Серьезно? Парень, беги отсюда, пока не поздно. Какой слуга? Какое остаться? Чем ты думаешь? Какая-то крайне романтизированная хреновина у него в груди поднимает лохматую голову и вступается за его решение перед ним же самим. Сердцем думаю, проблемы? Проблем нет. Только странное покалывание в затылке. Предвкушение завтрашнего утра. Мэри возвращается с комплектом формы, в этот раз нормальной по размеру. Она говорит что может выйти, но Дилюк просит просто отвернуться. Мужская форма отличается от женской разделением платья на штаны и тунику без рукавов, под которую одевается белая рубашка. Широкие штаны стягиваются на икрах, шнурок пояса болтается на боку. Можно было и лучше, но в целом удобно. — Все, — говорит Дилюк, пока перекладывает кастет из гвардейских брюк в новые штаны. — Еще кое-что, — вспоминает Мэри, направляясь к небольшой тумбе в углу комнаты. — Мне это дал брат, но так как я уже не болею... Дилюк замирает, пока она обматывает вокруг его шеи тонкий коричневый шарф-косынку. — А вам идет, — улыбается она, отступая назад. Будь это Кэйа, Дилюк бы его стянул — ей богу, не для красоты же переодевался. Но он только молча подмечает, как, оказывается, непросто говорить с другими. На груди неприятно давит — хочется плюнуть на все и вернуться к Кэйе. Как маленький обиженный ребенок, побежать коридорами туда, где осталось его хорошо. — Спасибо. В коридорах горят факелы в торшерах, кое-где они сменяются свечами, реже — слабой темнотой. Поужинать — вот куда они идут. — Постарайтесь запомнить дорогу, — шепчет Мэри. — Когда придем, если спросят — говорите что вы новенький, а со старшими служанками здоровайтесь или кивайте. Только не говорите лишнего. — Угу, — косится по сторонам Дилюк. — Хотя вы и без того неразговорчивы, — хмыкает девушка. Они спускаются в холл по широкой длинной лестнице, и она продолжает рассказывать: — За той дверью ест аристократия. Король с семьей и приближенные. Наша столовая — служебная, она дальше. Обычно слуга должен сопроводить своего хозяина до его двери, откланяться, а потом пойти есть к себе. Исключение — только балы, но это другая история, — они сворачивают в сторону и Мэри еще раз напоминает ему кивать старшим. Широкая, но более скромная дверь скрывает за собой длинный ряд столов и скамеек. За ними ужинают работники в таких же формах, кое-где встречаются и гвардейские нашивки. — Возьмите поднос, — подсказывает Мэри у отдельного стола. Они встают в очередь к столу, за которым старшая женщина раскладывает по тарелкам ужин. — О, сегодня мясо, — Мэри заглядывает в чужие порции. Она берет им вилки со специальной подставки и ставит поднос перед поварихой. — Большое спасибо! — благодарит она, когда получает свою порцию и стакан компота. Дилюк эхом повторяет за ней и следует к столу. Не успевает он доесть и половины, как Мэри его перебивает. — Дилюк, — она склоняется к нему. — По-моему, Молли слишком пристально на вас смотрит. Он отрывается от тарелки, следит взглядом в направлении, куда указывает Мэри, и натыкается на знакомые глаза. — Молли? — он вспоминает женщину, у которой королева в саду спрашивала о том, не слуга ли он. — Да, она тут в роли управляющей. — Черт. Да, точно. — Дилюк напрягается. — Она же видела меня, когда у меня были красные волосы. Мэри со смеху прыскает в тарелку. — Может, думает, что вы братья близнецы. — Не смешно, — хмурится он, допивая компот. — Если она знает, что меня ищут и доложит гвардии... Она же внимательно меня рассмотрела... — Все будет хорошо, — приободряет его Мэри. — Молли не такая. На их глазах эта же Молли, то и дело поглядывая в их сторону, поднимается со своего места и направляется прямо к уже знакомой Дилюку нашивке. — Она пошла меня сдавать, — он быстро поднимается с места. — Вот гадство. Не иди за мной. — Стойте, Дилюк! — Мэри еще только перелезает через лавку, в то время как он уже быстро направляется к выходу. Дилюк стоять и ждать оклика гвардейца не готов. Ему еще Кэйю утром встретить надо. А еще они могут решить, что Мэри с ним за одно. И этого ему тоже не хочется. Она нагоняет его уже у двери, когда за спиной звучит такое ожидаемое им «эй ты!» и бег чьих-то ног. — Поймайте его! — кричат позади. — Сюда, — зовет Мэри, сворачивая в незаметный темный тайник под лестницей. — А я и не думала, что все так серьезно, — присвистывает она, пока над их головами слышится тяжелый топот множества пар ног. — А я разве похож на шутника? — закатывает глаза Дилюк. — Простите-простите, — она складывает руки на груди и осторожно выглядывает из-под лестницы. — Что скажете, если я предложу вам одну дикую идею? Охранник со входа на улицу тоже оставил пост — побежал вас искать. Так что лучшим местом для пряток будет...                      Улица. Дилюк в одиночестве гуляет по пустому двору почти в полной темноте — он отошел довольно далеко от факелов у входа, чтобы быстро спрятаться в темноте. Он свободен — найти сад Кэйи, ту самую дыру в заборе и выбраться — проще простого. Но вот Мэри, которая осталась внутри, пообещала, что кое-что сделает и придет. А потом пропала. Дилюк растерян. Может, ее поймали и допрашивают, может, ей самой надоело с ним нянчиться — он не обижается даже на такой вариант. Но если он уйдет, а позже она выберется и будет искать его все это время — получится нехорошо. Внезапно со стороны замка доносится звук. Дилюк различает в полутемноте, как открывается окно на первом этаже. Он на автомате прячется за ближайшим деревом на темной аллее, когда из окна начинает выбираться небольшая фигура в знакомой форме. Дилюк подбегает к ней, когда она уже спускается, и подает руку. — Простите, что так долго, — извиняется Мэри, поправляя подол платья. Дилюк молча наблюдает, пытаясь понять, зачем она выбралась наружу. — Пойдем, — зовет она. — Все кинулись вас искать, так что в замке сейчас большой переполох. Если погуляем тут какое-то время, то вернемся через окно, когда все уляжется. Что скажете? Дилюк не против. Он на самом деле плохо слушает, у него на уме уже кое-что другое. — Кажется мне, теперь без разницы, какого цвета мои волосы, — вспоминает он. — И то верно, — подмечает Мэри. — Ой! Вы куда? Дилюк проходит по аллее к широкому фонтану. В центре круглого бассейна на пьедестале машет крыльями здоровенная статуя лебедя, из клюва которого льется вода. — Что вы собираетесь..? — Мэри спешит следом, пока Дилюк уже снимает с шеи шарф. — Подержи. — Дилюк... Ну, хуже уже не будет. Он опускается к фонтану на колени, перекидывает волосы наперед. И прежде чем Мэри успевает его остановить, нагибается и окунает голову в воду. — Там же холодно! — она опускается рядом и с широкими глазами наблюдает за ним. — Нормально, — он смывает непригодную больше краску, расчесывает пальцами волосы, вымывает сажу до последней песчинки. Из кармана что-то выпадает и звонко ударяется о землю. Мэри быстро ловит это что-то рукой и прижимает к земле, чтобы не звенело. А потом быстро отскакивает, негромко взвизгнув. — Ты чего? — косится на нее Дилюк. — Это что, нож? — шепотом спрашивает девушка. Он смеется. — Просто кастет. Можешь посмотреть. Она осторожно нащупывает оружие в темноте. — Ого, — с таким же благоверным шепотом удивляется Мэри. — Так вы можете их, ну, бум-бум, — она комично и слегка неуклюже машет кулачками, имитируя драку. Дилюк в очередной раз прикидывает, влюбился ли бы Кэйа в такую. Должно быть, да. Милашки всем нравятся. Жаль, он сам — исключение. Иначе жизнь была бы намного проще. — Я же не преступник, — уголки рта сами слегка тянутся вверх. — Тут вы правы. Нельзя давать им еще больше причин хотеть вас поймать. Мэри болтает кастетом на пальцах, пока Дилюк вымывает сажу. — Кто делает такие жуткие вещи? — интересуется она. — Не знаю, — пожимает плечами Дилюк. — Это подарок Кэйи, — добавляет он зачем-то. — Что, в самом деле? — У него такой же, — вспоминает он. — Ой, я не подумала, может, вам помочь? — Мэри замечает, как Дилюк опять склоняется и еще раз полностью окунает волосы, выгибаясь дугой. — Все нормально, — отнекивается он. Но девушка уже тянется к нему. — Я могу, мне не сложно. — Не надо. Рука ложится ему на затылок. А в следующий момент чужое касание прерывается столь же быстро, как началось. Когда Дилюк понимает что произошло, Мэри уже испуганно смотрит на него, сидя рядом на земле. — Прости, я не... — Это вы простите, мне не стоило быть такой настойчивой. — Сильно я..? — Только оттолкнули. — Я не хотел, — выдыхает Дилюк. — Ничего. Кажется, дело не только в том, что ему не нравятся милые девушки. Он не успевает предаться размышлениям, как вся их неловкость разбивается громким звуком: кто-то отворяет входную дверь. — Кто-то идет, — шепчет Мэри и отодвигается за фонтан, — быстрее. Дилюк наскоро выкручивает волосы, выжимает их от воды. Он еле успевает на корточках спрятаться за статуей лебедя, как место, где он только что сидел, выхватывает из темноты свет факела. Дилюк прижимает палец ко рту, встречаясь взглядом с Мэри. Большие глаза смотрят на него с испугом. В груди колет еще больше. Волосы лежат на плече и мочат одежду. Холодно. Дилюк приходит в себя. Охранник наконец проходит мимо. Они с облегчением выдыхают. — Должно быть, обход, — пожимает плечами Мэри, когда его шаги затихают. Дилюк осторожно следит за отдаляющимся охранником из-за статуи. Его силуэт с огоньком в руках уменьшается все больше. Мэри осторожно предлагает ему косынку, жестом показывает накрыть мокрую голову. Дилюк молча слушается, накрывает волосы, перевязывает ткань сзади на шее — у него тоже нет желания простудить голову. — Скажи, что такого значили слова Кэйи, что ты мне помогаешь? — внезапно спрашивает он. Мэри замирает, прекращает даже теребить в пальцах его кастет. В темноте сложно что-то прочитать в ее взгляде. Они не видят — в основном чувствуют эмоции друг друга, читают, судя по поведению. Тишина становится материальной, скатывается по спине холодной каплей. У Дилюка к ней необъяснимая неприязнь. И этого он не понимает еще больше. Потому что она, как-никак, все это время помогает ему. И все же ему неприятно ее общество. Просто не нравится. Кое-что. Мэри неловко протягивает ему кастет. Дилюк приближается так, чтобы увидеть растерянные бегающие по его лицу глаза. Ищет причину. — Что значит просьба Кэйи дать ему фиалки, Мэри? Она громко сглатывает. Смотрит в сторону. — Это язык цветов. Дилюк хмурит брови. — И как переводится? — не отстает он. — Понимаете, каждый цветок, который кому-то дарят, что-то символизирует. — Но он же не дарил ничего. — Нет, принц Кэйа... У него привычка говорить о своем отношении к людям названиями цветов. Дилюк молчит в ожидании продолжения. Неприятное чувство в нем все нарастает. — Например петуния — раздражение, иберийка — равнодушие, камелия — восхищение, — перечисляет Мэри. — И что же значат фиалки? — перебивает Дилюк. Ну же, не тяни, разбей все мои догадки одним точным ответом. Она смотрит на Дилюка так, будто он только что предложил побегать по палацу голышом. Тон внезапно становится холоднее. — Не поймите неправильно, но это должна сказать вам не я, а сам принц Кэйа, — поджимает губы Мэри. — Просто знайте, что я помогаю вам потому, что он вами дорожит. И замолкает. Потому что фиалки — это очень невинно и одновременно довольно серьезно. Значение фиалки глубже, чем у дружеской привязанности плюща, но скромнее страсти роз. Фиалка не такая грустная, как безответные чувства нарцисс, но и не достает гардении, которая олицетворяет лишь почитание. Фиалки это проще и намного сложнее всего остального. Значение фиалки ему точно должна открывать не служанка. Потому что она значит искреннюю, невинную, но тайную любовь. Дилюк теряется в том, чего нет. Его опять оставляют с карманами набитыми разными догадками, и он действительно устал носить эту ношу. Это долбанный сундук с сокровищами, к которому ему не дали ключа. Очень кстати вспоминается венок, который Кэйа сплел для него этим вечером. — А васильки? Что значат они? Мэри на некоторое время погружается в мысли. — Переводите их как «не смею выразить тебе свои чувства», — грустно улыбается она. И замолкает. Не договаривает, что их принято дарить в знак симпатии. Догадывается, почему он мог спросить. — А к тебе какой цветок? — сегодня у Дилюка точно вечер странных вопросов, но он не может заткнуться — слова уже вылетают изо рта. Мэри прикусывает губу. — Сэр Кэйа не говорил. Не знаю. И в этот раз действительно не знает. Лишь догадывается.

***

В замок они возвращаются в тишине. Помогают друг другу забраться в окно. Дилюк подсаживает Мэри, потом дотягивается до подоконника сам. Она выглядывает из комнаты первой, проверяет каждый угол на наличие белой формы, ведет его коридорами почти бегом. На ее этаже их ждет сюрприз. Охрана под ее дверью. Дилюк чертыхается и оттаскивает выскочившую Мэри обратно за угол. — Тс-с-с. С той стороны слышатся шаги. Им остается только бежать вверх. Ближе к комнате Кэйи. На предпоследнем этаже Мэри тормозит его. — Послушайте, мне ничего не будет — они ищут только вас, — говорит она. — Если что, я найду чем оправдаться. Дилюк отрицательно мотает головой. — Нет, Мэри. Она перебивает его: — Когда я отвлеку охранника, вернитесь обратно в комнату к принцу. Там вас точно искать не будут. — Мэри, — Дилюк говорит серьезнее, — они будут тебя допрашивать. Спрячься со мной до утра. Он не может рисковать человеком, который столько для него сделал, как бы ни брыкалась внутри него его собственная ревность. — Кто-то должен отвлечь его, — хмурится она, показывая вверх, туда где перед дверью Кэйи стоит гвардеец. — Отвлечем другим способом. — Я знаю каким. Прячьтесь, — Мэри толкает его к стене и срывается по лестнице вверх. — Мэри! — шепчет Дилюк, в страхе привлечь лишнее внимание. Но она уже скрывается сверху. Ему остается только медленно подниматься следом, прислушиваясь. Чужой разговор становится все громче. В последний момент он понимает, что они не остались на этаже — спускаются вниз. К нему. Дилюк прячется за стеной в коридоре, вслушиваясь. — ...кто бы мог подумать! — восклицает Мэри. Другой, мужской голос, отчитывает ее. — Всему вас молодых учить надо. Запомни, Мэри, нельзя так доверять тем, кого видишь впервые. — Но он ведь выглядел как самый обычный слуга. — Даже если он был новичком — он должен был обратиться за помощью к главной служанке, а не к тебе, — родительским тоном объясняет гвардеец. Они минуют его этаж и идут еще ниже. Дилюк осторожно спускается вслед за ними. Удостовериться, что ей ничего не грозит. — Так куда ты говоришь, он ушел? — Выбрался через окно в одной из гостевых! — жалуется она. — Я пыталась его сдержать, но... Дилюк не может скрыть улыбки — ну и актриса. — Сейчас скажем остальным, что с тобой все в порядке и отправим парней прочесать улицу, — говорит охранник. — А ты отправляйся спать и больше не броди по ночам. И никогда не доверяй... После этого Дилюк не слушает — он меняет направление и быстро поднимается к комнате Кэйи. Наконец приходит облегчение. И маленькая доза предвкушения, которая заставляет бежать быстрее. Потому что мозг уже дорисовывает картины того, кто остался спать в кровати с синим балдахином.                      Где-то в городе часы пробивают одиннадцать, когда он беззвучно открывает знакомую дверь и видит у кровати знакомую фигуру. Белла неподвижно сидит в кресле возле брата. Дилюк превращается в копию чертовой фонтанной статуи лебедя с раскинутыми крыльями. Он встрял. Он дергается назад, но в коридоре уже звучат шаги возвращающегося стражника. Вот только Белла никак не реагирует на шум за ее спиной. И это наводит на мысль. Если она не задумалась, а уснула, то у него есть шанс. Дилюк собирает в кулак все свое отчаяние, невиданную наглость и на цыпочках подбирается к маленькой дверке посреди комнаты. Гардероб весь пропах Кэйей. Дилюк невольно глубоко вдыхает холодный аромат, когда заходит внутрь. Высокие шкафы у стены, столик с мягким креслом и зеркалом выглядят сомнительно. Он оставляет дверь приоткрытой прячется за ширмой для переодевания. Именно в этот момент в комнату громко стучат. Тишина. Стук повторяется. — Да, войдите, — слышится несобранный голос Беллы. Она поднимается с кресла. Просыпается. — Простите за вторжение, Ваше Высочество, — знакомый голос гвардейца звучит где-то с порога. — Вы попросили докладывать о поисках. — Как успехи? — Служанка, которая с ним была, нашлась. Она сказала, что нарушитель выпрыгнул в окно. Нарушитель. Дилюк улыбается. — Вот ведь! — он слышит, как по земле ударяет каблучок. — Ты уверен, что его тут не было? — Да, мисс. — Каким только образом он стал брюнетом? — задумчиво говорит Белла сама себе. А потом опять обращается к гвардейцу. — Девочка больше ничего не говорила? Может быть, раньше? Охранник замолкает, вспоминает. — Да, мисс, говорила. До этого она предупреждала, что утром к принцу Кэйе придет другой слуга. В это раз замолкает Белла. — Хорошо. Ни на секунду не отходи от двери, понял? Следи в оба. Дилюк не верит своим ушам — каблучки стучат мимо гардероба к выходу. Она уходит. Дилюк прыгать от счастья готов. Кажется, в этот день ему выдали тройную порцию везения. Иначе он не может объяснить, как он провернул все так удачно и безнаказанно. Кэйа спит в той же позе, в какой его оставили. Только голова слегка повернута в сторону. Дилюк не уверен, должен ли он спрятаться в гардеробе до утра, и склоняется к тому, что информация о том, что он все-таки выскочил из окна, убедит Беллу к ним не возвращаться. Он просто немного подождет. Все равно, после такой долгой ночи еще час ожидания ничего не изменит. Вместо этого Дилюк успевает обойти его комнату вдоль и в поперек. Теперь, когда все, включая Кэйю, находится на своих местах, она оказывается довольно уютной. У него столик с широкими мягкими креслами, обитыми велюром, высокие подсвечники на ножках выглядят словно металлические букеты, широкий камин напротив кровати — уже слишком привычное явление для этого места, чтобы он удивлялся. Кажется, проще пересчитать комнаты, в которых их нету. Карта страны над камином наводит его на мысль, но взгляд, брошенный на другой столик у стены, сразу отвлекает — куча книг на нем напоминают о времени, которое Дилюк провел в пансионате. Отталкивает только зеркало в полный рост на одной из стен. Не потому что плохое — злит собственное отражение. Дилюк его обходит, замечает вещь интереснее. В стороне на подставке стоит виола — он ей даже не удивляется. Парню с такими пальцами грех на ней не лабать. За дверью все так же ничего не происходит, а страх быть пойманным, на котором держались последние его силы, вконец отпускает. Он устал. В какой-то момент он тормозит у кровати. Ноги сами подгибаются, он тряпичной куклой падает возле кровати и, наконец, понимает, что не найдет в себе сил встать. Опускает голову возле чужой руки, кладет прохладные пальцы Кэйи себе на щеку. И делает первый за день спокойный вдох.