***
Вид музыкальной залы слегка сбивает его с мысли. Ненадолго. Потом сбивает Боудика, которую Кэйа оставляет с ним. Тоже ненадолго. Ровно настолько, чтобы найти свободную ложу с широким диваном вместо двух стульев и вернуться к ним. Боудика кривится, жалуется, но все-таки соглашается. Свидание втроем — тоже свидание, и ее желанию это не противоречит. Она вынуждена смириться: Дилюк будет сидеть с ними. Зала разительно отличается от таких привычных ему гостиных и коридоров, и дело далеко не в стенах, которые украшены красочными фресками вместо тканевых полотен. Вокруг главной сцены на несколько этажей полукругом возвышаются такие же ложи, как и их собственное. Каждое представляет собой небольшой балкон, отделенный друг от друга перегородкой, увешанной парадными балдахинами, и это выглядит не так плохо, как он представлял изначально из обрывков слов Боудики. Их место находится в стороне от сцены, на третьем, верхнем этаже. Освещение мягкое из-за окон с цветными стеклами, воздух пронизан ароматом благовоний. Атмосфера, словно в храме — в таком хоть духов изгоняй. Дилюк бы начал с себя. Одним бесом он точно одержим. Жаль только, не успевает Кэйа подойти, предложить даме место, удостоить ее прочих почестей, которых ждут от настоящих джентельменов и все в таком ключе, как Боудика ускоряет шаг и самостоятельно садится по центру дивана. Сегодня вы рядом сидеть не будете, — подразумевает ее поза и довольный вид. Кэйа только вздыхает, окидывает Дилюка напряженным взглядом и шепчет: — Садись. Дилюк падает с другой стороны от принцессы, игнорирует ее презрительный взгляд. Карамельный запах опять щекочет нос, в очередной раз напоминает о ее предупреждении. Он только вдыхает глубже в надежде, что привыкнет быстрее. Быстрее смирится. Наружу просится очередная улыбка. Настоящий оскал, который рвется из него от безысходности. Сказка, в которую его забросило, медленно превращается в страшилку для непослушных малышей. Не ходите дети в лес… Ни в коем случае. А еще не ходите на кладбище ночами, не водите туда принцев, не падайте под дубом со светлячками и не позволяйте дышать им себе в губы. Иначе все, вы попали. Стоп. Дилюк закрывает глаза. И останавливается весь мир. Окружающие звуки и запахи исчезают, люди перестают суетиться, вся мебель рушится как дешевая декорация. За спиной прорастает тот самый коренастый дуб, ветви вздымаются в небо, а ствол упирается в его спину. Дилюк только сильнее щурится. Ему надо вспомнить. Вспомнить, что он ощутил тогда. Ну же, давай. Под закрытыми глазами рассыпаются маленькие летающие звездочки. Ближе. Туда, где он придвинулся ближе. Тогда Дилюк отстранил это чувство насильно. Вытолкнул из головы, заменив пониманием, что такого ощущать нельзя. А оно вернулось. Маленьким котенком незаметно подобралось к нему, спрятало коготки, свернулось на груди и греет каждый раз, когда… Ему надо вспомнить. Грело, когда Кэйа придвинулся к нему той ночью. Когда полез за ним в озеро. Когда снился, а потом и наяву, когда обнимал. Когда просил отвлечь, и Дилюк слушался. Со всей преданностью отвлекал его губы в губы. Тогда внутри все просто сгорало от жара в груди. А теперь, часом ранее, все начало вставать на свои места. Потому что что-то внутри него ответило на «ты нравишься мне, Дилюк» столь же честно. И отвечать продолжает. Понять бы, что ты такое. Нравишься. Нравишься мне, очень. Дилюк. Крутить сказанное в голове — словно пытаться найти в связке подходящий ключ. А он ведь сам просится на ладонь. Длиннее, красивее других. Железный, со сложной контурной формой, головка украшена гравировкой, выступы и пазы тянутся словно острые зубья. Нравишься. Слово хочется пробовать на язык, шепотом проговаривать еще и еще. Так это называется? Нравишься. Дилюк открывает глаза. И мир начинает оживать. Кажется, старик Бо был прав.***
Небольшой оркестр на центральной сцене творит настоящее чудо. Звуки заполняют зал, отражаясь от стен и полов. Вибрация буквально проникает в каждого, Дилюк еле сдерживает желание задрожать. Ему не по себе, его не должно тут быть. Но оторваться невозможно. Проходит не одна рыцарская баллада и романс, прежде чем он вспоминает, где и с кем тут находится. Он неосознанно косит взгляд на принцессу в надежде на знак от Кэйи. Последнее точно лишнее. Рука принца лежит ровно на ее коленях, обхваченная длинными тонкими пальчиками. Словно всем своим видом хочет показать: мое, не отдам. Совсем как маленькая. И все же, внутри что-то неприятно скребет. Его внутренний ребенок тоже хочет подержаться за эту руку. Подраться за нее. Он обводит взглядом других слушателей — каждый полностью сосредоточен на музыке, некоторые дамы шевелят губами, тихонько подпевая. Изначально на него падали косые взгляды — ну конечно, что в зале возле принца с принцессой делает обычный слуга? Теперь не видно ни одного озабоченного его присутствием, все внимание на оркестре. Глаза неожиданно спотыкаются на центре залы. Ровно напротив сцены висит самая большая ложа, которая занимает два этажа и приличное количество места. Дилюк догадывается, что там бы должен был сидеть Кэйа, если бы Боудика не решила, что у них свидание. Впрочем, внимание привлекает не сам балкон, а те, кто там сидит. Белла, король и она. Прищуренные глаза королевы буквально буравят его насквозь. Здравствуйте, уважаемая. Он встречается с ней взглядом, косится на Боудику. Нет, королева совершенно точно пялится именно на него. Еще и хмурит брови, словно мысленно проклинает. Возникает желание спрятаться за принцессой. С потока мыслей выводит Кэйа. Дилюк замечает, как он жестом предлагает Боудике что-то. Она склоняется и слушает, а потом неожиданно подзывает к себе самого Дилюка. — Кэйа спрашивает, хочешь ли ты пить, — даже в шепоте слышатся недовольные нотки. А еще сладковатый запах, отличный от ее духов. — Нет, мисс, спасибо, — поджимает губы Дилюк. Он опускает взгляд в сторону — рядом с Кэйей стоит столик с бутылкой и бокалами, как не странно — тремя. Боудика получает свой бокал. Он косится — да, вино. Точно не то, что он стал бы пить. Зато его цепляет другая вещь. Жаль, принцесса загораживает собой Кэйю — взглянуть на него сейчас было бы интересно. Всего на секунду, чтобы убедиться, что на лице играет привычная улыбка времен городских прогулок, а на уме что-то каверзное. Принцессу споить решил? Дилюк прячет ухмылку сжатыми губами. Оркестр начинает исполнять очередную историческую балладу. Залом разливается драматический баритон и безжалостно уносит всех во времена сражений и подвигов. Дилюк расслабляется, забывается в мелодии. У него светлячки на уме. И надежда на хитрости Кэйи. — Антракт. Дилюку кажется, что он спит. Иначе, как объяснить, что Боудика успела куда-то пропасть, а Кэйа пододвигается совсем близко? — Что? — он быстро моргает, отбрасывает наваждение. — Антракт, перерыв, — повторяет Кэйа. Он одними глазами показывает на зал. Действительно, знать поднимается со своих мест. Некоторые выходят, другие просто общаются, не переходя на шепот. Так вот где Боудика. Отошла? Дилюк возвращает взгляд к Кэйе. — Она вышла в уборную, — точно мысли читает. — И сколько у нас времени? — Дилюк опять косится на зал. В этот раз с другой целью. Проверить, не смотрит ли на них никто. — Пятнадцать минут. До прихода Боудики — от силы пять. Кресло королевы пустое, пара служанок суетится возле ее столика. С остальных ложей на них даже не думают оборачиваться. Выглядит как шанс поговорить. — Мне надо что-то тебе сказать. Рука Кэйи ложится ему на предплечье. — Погоди. На нас смотрят. — Где? — одними губами спрашивает Дилюк. — Второй этаж, справа от главного ложа. Две молоденькие графини перешептываются между собой, головы повернуты к ним. — Выйдем? — предлагает Дилюк. — Нет, — Кэйа улыбается. Опять что-то задумал, хитрец. — Смотри. Он резко вытягивает руку и указывает в другой угол залы. Дилюк успевает только заметить, как обе следящие за ними графини поворачиваются туда, куда он указывает. А в следующий момент Кэйа хозяйским жестом тащит Дилюка к себе. В прямом смысле тащит — откидывается на диване, хватает за шкирки и заставляет навалиться сверху. — Кэйа! — Дилюк шипит в его хватке. — Нас же… — Не увидят, — перебивает Кэйа и жестом показывает в сторону. На стенку балкона, которая теперь полностью закрывает их от посторонних глаз. — Кэйа, — он теряется. — Так что ты хотел сказать? — Как мы потом поднимемся? — Дилюк, у тебя пять минут, прежде чем нас опять разделит эта мегера, — Кэйа невозмутимо продолжает разговор. — Говори тут и сейчас. Раньше Дилюк думал, что еще не привык к такого рода близости. Но теперь, нависая над этой безмятежностью во плоти, понимает, что не привыкнет никогда. Нет, серьезно, это невозможно. Не важно. Пять минут. — Я сказал, что подумаю. Кэйа меняется в лице. С первых слов понимает, о чем будет разговор. — И я подумал. Нет, признаваться вот так, когда почти что лежишь на том, кто заставляет сердце биться чаще… Ладно, после поцелуя в пыльной подсобке, делать что-то не по инструкции из сказок о принцах и принцессах, кажется нормальным. В конце концов, Дилюк промахнулся с самого начала. Потому что так не бывает. Не важно кто ты: обычный парень, грозный рыцарь или даже правитель вражеской страны. В сказке твоя роль заключается в том, чтобы влюбиться в принцессу. В принцессу, Дилюк, а не в принца. Он же промахнулся еще тогда, когда принял его руку помощи. В одном из городских переулков. И собирается промахиваться до конца. Не в Тридевятом царстве, в Тридесятом государстве, а на его родных улицах. Не жили-были, а жили-избили. Не жили они долго и счастливо, а… умное слово из книжки. Цугцванг, так ты сказал, Кэйа? Делай что хочешь, а будет только хуже? Ну, на лучшее я не надеялся лет с восьми. Но если худшее — твои объятия, то я готов падать в самую плохую концовку, которую нам приготовила жизнь. Даже если у меня месяц или два. Дилюк неосознанно склоняется к его уху. Шепот почти вибрирует, как и музыка, которой он все еще пропитан. Ну хоть признайся ему как в сказке. — Вы мне тоже очень нравитесь, принц Кэйа Альберих. Осторожный поцелуй в щеку, который он дарит застывшему Кэйе, впечатывается в память во всех деталях. Волосы, которые разметаны по дивану синим вихрем, маленьким торнадо. Наполовину прикрытые веки, ресницы что слегка дрожат, кожа такая мягкая, что хочется прикоснуться еще раз. Дилюк сдерживает эту тягу и отстраняется, чтобы увидеть ответную реакцию. Кэйа замирает, словно неживой. — Слезь, — тихо просит он, словно не потащил Дилюка на себя минутой ранее. Дилюк тоже застывает. Страх ошибки прокрадывается в голову бесшумной змеей. Опять терпишь неудачу, мальчик. — Слезь, пока я не сорвался и нас тут не застукали. Потому что если прикоснешься еще раз, я за себя не ручаюсь, — его руки наперекор собственным словам хватают Дилюка за воротник. — Ты не представляешь, как меня ломает осознание, что ты в двух шагах, но к тебе нельзя. Я даже ненависти к ней не чувствую — все перекрывает это неконтролируемое желание, представляешь? — Кэйа тащит его к себе. Ниже, ближе. Теперь уже Дилюк берет его за запястья. Теперь он тоже не уверен, что затормозит, если решит повторить утренний опыт… А им нельзя, совсем нельзя. Вас там оболтусов обоих по голове чем-то ударило? Вы в чертовой музыкальной зале, полной чертовых аристократов всех мастей и видов, в вашу ложу вот-вот вернется принцесса, а вы и без того еле сохраняете перед ней статус друзей. И что вы, греховные животные без капли стыда, собрались тут… Кэйа студит его голову осторожным касанием ко лбу. — Нельзя, нельзя, нельзя, — шепчет он сам себе. — Давай… разозли меня. Ударь меня. Сделай что-то. — Интересно как, если я хочу только того же, что и ты? — зло шепчет Дилюк. — Ладно, — жмурится Кэйа. — Может, поцелуешь меня быстро? — руки только сильнее притягивают к себе. — Я не… — Дилюк опускается ниже. — Нет, лучше не надо, — он резко отказывается от своих же слов. — Хорошо. Давай так. Я попытаюсь напоить Боудику еще больше. Это вино, — он путается в словах, теряется, — это вино почти не пьянит, знаешь. Чтобы гости были… то есть… неважно. Но я постараюсь. Постараюсь сделать так, чтобы она не… я приду к тебе ночью, — это не вопрос, утверждение. — Твоя спальня должна быть готова, и если все… — Кэйа, — Дилюк мягко кладет указательный палец ему на губы. — Все будет хорошо. Не переживай, пока я сам не начал. Кэйа скользит взглядом по его лицу, останавливается на переносице, на налитом кровью глазу. — Все уже нехорошо, — желваки на скулах двигаются, пока он рассматривает фингал. — Не злись, не беспокойся об этом, — успокаивает Дилюк. — Если не получится… я сам к тебе приду. Кэйа только утвердительно кивает. Такой серьезный, будто минуту назад не изнывал от плохих мыслей. От такого оторваться легче, чем от того, что тянул на себя и шептал о поцелуях. Дилюк поднимается. Успешно. Никто на них не смотрит. Место любопытных графинь пустует, королевы тоже еще нет. Он подает руку Кэйе и успевает только поправить на себе одежду. В следующую минуту Боудика возвращается к ним. — Кэйа, — недовольно хмурится она. Он невозмутимо занимает место посередине дивана. — Да? — Я тут сидела. — Я подумал, что ты захочешь быть ближе к вину, — Кэйа услужливо склоняет перед ней голову. — Я все равно буду возле тебя. Принцесса поджимает губы, окидывает Дилюка недовольным взглядом и все же соглашается. Кэйа подает ей руку, прямо одаривает вниманием с помощью одного только жеста. Успокойся, малышка, я просто сел ближе. Все мое внимание на тебе. А в следующий момент его пальцы находят руку Дилюка. Незаметно для Боудики, осторожно. Ровно как и ранее в ее покоях, когда Дилюк успокаивал его сам. Теперь его пальцы прикасаются сами. Оглаживают, сжимают так, что в груди становится совсем тепло. До двух месяцев? Получается, я даже с днем рождения тебя не поздравлю?