ID работы: 13391694

На задворках того, что казалось снами

Слэш
NC-17
Завершён
329
Пэйринг и персонажи:
Размер:
576 страниц, 35 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
329 Нравится 527 Отзывы 88 В сборник Скачать

20 - Если в сотый раз под дверьми у меня стоишь. - 17

Настройки текста
Примечания:
Дилюк упрямо заталкивает свои чувства на самую дальнюю полку в самом неприметном углу своего разума. А они — угловатые и нелепые — все никак не помещаются, липнут к пальцам и совершенно точно не хотят быть забытыми. Он неуклюже пытается их запрятать, запихать в какое-то темное и сырое место, где эту ненужную никому нежность можно будет похоронить. А она скоро лепестками изо рта вылетать начнет — до того сильно наружу просится. Он до боли прикусывает щеки изнутри, делает вдох поглубже — такой, чтобы все лишнее запряталось куда-то под легкие, и осторожно расчесывает предоставленную ему спутанную копну волос. Сегодня Кэйа его копия, только в других цветах. Прошлая ночь наградила их обоих ужасной усталостью и мешками под глазами. Кэйа столь нерешительный и молчаливый, сколь и он сам. Такой растерянный и задумчивый, будто и не спал вовсе. Белоснежная рубашка контрастирует со смуглой кожей, под воротником выступают багряные напоминания о вчерашней ночи. Дилюк заканчивает с его волосами, склоняется сбоку и молча застегивает чужой воротник. От греха подальше. Кэйа застывает и следит за его руками в зеркале. Отметины прячутся под тканью, оставляя только чистую часть шеи. Так, словно ничего и не произошло. У них то ли взаимное понимание случившегося, то ли передышка, затишье перед бурей. Но когда Дилюк не отвечает на приветствие и молча мотает головой в ответ на «как спалось», Кэйа что-то для себя понимает. И смолкает тоже. Все, на что он способен за весь день — пара виноватых взглядов в сторону Дилюка и две или три фразы, брошенные между делом. Севшим голосом кинутая благодарность за застегнутый воротник, примирительное «дождись нас» в холле перед обедом. И тихое, но такое болезненное «до встречи», когда Боудика следит за их прощанием, чтобы попрощаться с принцем тет-а-тет, когда слуга уйдет к себе. Прямо напротив его двери. Дилюк готов разбить голову прямо о нее, когда слышит их разговор, стоя уже внутри: — Сегодня с тобой в разы приятнее общаться, — Боудика хвалит его словно послушную зверюшку. — Рада, что ты одумался. Кэйа молчит — возможно, кивает. Или невидящим взглядом смотрит ей за плечо. Примерно так, как и проделывал это весь этот день. Со щебечущей на ухо невестой, слугой-пустышкой где-то с другой стороны и бессмысленными редкими кивками невпопад к ее рассказам ни о чем. — Уже остыл после вчерашнего? — в ее голосе слышится улыбка. В ответ, скорее всего, тоже кивок. Кэйа странным образом перенимает его поведение, копирует каждый скупой жест, словно это ключ к чему-то ему необходимому. Боудика, судя по довольному виду, считает это началом возврата к их прежним отношениям. Дилюк думает, что это смирение. Как же он хочет прибить себя на месте за свое решение. Но еще больше хочет, чтобы Кэйа сам от него отказался. Надо немножко потерпеть. Пока от скуки его не заинтересует Боудика. Не от грусти, нет — Дилюк же рядом. Но он пытается больше не привлекать его внимания. Стать предметом декора, мебелью. Неинтересным слугой. — Тогда… не пригласишь меня к себе? Эта отвратная игривость в голосе Боудики заставляет поежиться. А еще сдержать желание открыть дверь ей по лицу. Желательно покрепче. Только бы Кэйа не согласился. Или согласился. Так же нельзя. Прекрати мешать его счастью, ты, маленькая эгоистичная букашка в его поле цветов. Дилюк медленно прислоняется лбом к двери и делает глубокий вдох. Останавливает в себе все, что противится собственному решению. Мысленно избивает себя в сотый раз за день. — Нет, прости, — усталость так и играет в каждой букве ответа Кэйи. — Мое решение окончательно. Дилюк бы их двоих за руку отвел, не будь ему самому так плохо. Хотя бы попробуй с ней, балбес. А Кэйа берет и все портит. — Поскольку твоя матушка напомнила мне, что я позорю тебя своим равнодушием, я хочу исправить свое отношение к тебе, — голос Кэйи крепчает с каждым словом. — Что? Позоришь? — Боудика явно удивлена. Кэйа — слегка раздражен. — Да, так что давай все делать по правилам. Смысл слов кажется обнадеживающим. Тон, которым они произнесены — жутко. — Каким еще правилам? — Правилам приличия, Боудика. Правилам, по которым у пары не может быть близости до женитьбы. Так что не ходи ко мне до зимы. Откуда в нем только берется столько сил на отпор? — Но мы же уже… — Начнем с чистой страницы, как ты и хотела. — Кэйа! Ответ отдаляется вместе с ним: — Не хочу позорить дочь самой королевы. Спокойной ночи.

***

Ни капли не расстроена — вот какая Боудика на следующий день. Дилюк не уверен в том, на чем держится ее улыбка, потому что на помощь с макияжем она требует позвать служанок — благо, не его самого. Так что какой бы смесью ей не заклеивали эти вечно поднятые вверх уголки губ, а он бы и сам не отказался от подобной маски, если бы знал, что это поможет справиться с назревающей истерикой, которая кидается на него все агрессивнее. Выдержки у Боудики тоже определенно больше, чем у них с Кэйей двоих вместе взятых. Довольная сытая змея, которую совсем не расстраивает то, что главная добыча все-таки ей не сдается. У нее еще будет много времени на охоту. Она в своей стихии. Ей даже хватает на ядовитую улыбку и одобрительный кивок в сторону Дилюка, когда они встречаются глазами — все она понимает. Мол, хороший мальчик, на таком расстоянии и держись. У него вполне получается. До момента встречи с глазами-снежинками — по-настоящему морозят. Обиженно смотрят пару мгновений и опять отворачиваются. А ему заново собирать себя по частям. Все безостановочно катится в пропасть.                      С бессонными ночами по количеству дурных мыслей, посетивших голову, может посоревноваться только утро. К ужину в этот список можно вписывать и прошедшие дни. Ночью в конкурсе на самое дрянное настроение претендуют еще и вечера. А с наступлением полночи голова всегда кажется настолько тяжелой от происходящего внутри нее, что когда лицо окунается под воду, это приносит даже какое-то призрачное облегчение. Дилюк открывает для себя возможность гулять ночами. Конкретно в эту он приходит в себя у того самого фонтана с лебедем. Теперь, когда на нем обыкновенная форма слуги, вопросов к тому, что он тут делает, ни у кого нет. Можно блуждать под видом занятого коридорами и дворами хоть до самого утра — охрана только плечами пожмет. А он действительно теряется там надолго. Не только из-за того, что еще не запомнил проходов, не из-за темноты, нет. Просто не смотрит, куда идет. Ночью в комнате оставаться страшно. То ли потому что в дверь в любой момент может раздаться стук, то ли потому что он на этот стук точно ответит. А отвечать нельзя. Поэтому теперь он здесь в третий раз за три ночи. Опять сидит на бортике фонтана, но в этот раз заходит дальше — освежается. Пытается потушить свой пожар в голове с помощью холодной воды и с большим усердием сдерживается, чтобы не наплевать на все заборы из ограничений, которые выстроил сам. Нельзя вот так срываться и бежать к нему, глупый мальчишка. Не давай волю тому, что вас погубит. Пожалей его, если не жалеешь себя. Кэйю хочется спасти от тех жутких людей, которые его окружают. От родной Беллы со странным пониманием заботы. От неродной Боудики которая доводит его еще до того, как стать ему женой. От короля, далекого от полного понимания собственного сына, и от королевы, которая, кажется, устраивает счастье собственной дочери, и не более. Но больше всего — от самого себя. Он бы отбивал от Кэйи каждого хищника, скалящего на него зубы, если бы в нем самом не сидел настоящий зверинец, на Кэйю дружно завывающий. А это ведь не шутки — когда он рядом, под кожей не мурашки бегают, а настоящие волчьи стаи. Каждый так и норовит взять этого невинного за загривок и затащить к себе в логово. Да и сам Кэйа тоже хорош — не стараясь, не прилагая усилий, давно их всех приручил. Одна фраза, небольшая улыбка, и Дилюк готов щеночком вертеться у его ног. А вертеться нельзя. Не трогать, не смотреть, не думать. Сидеть. Плохой пес, фу. Дилюк склоняется над водой. Отражение луны на поверхности — единственный свидетель его самоистязания. Он окунает лицо под воду. Открывает глаза. И кричит. Все, что копилось в нем последние три дня, освобождается вместе с утонувшим в пузырьках криком. Спокойно перетекает в другую емкость, словно он носит внутри себя пруд с рыбками. Вот только если мысли нормальных людей — рыбешки, то теперь в нем сидят настоящие акулы, о которых он только от взрослых слышал, да в книжках читал. У него в голове настоящий хищный выводок, который все это время гоняется среди самых разных мыслей, стремясь ухватиться за какую-то из них и вырваться на свободу вместе с чем-то безобидным. Дилюк отказывает себе в любых фразах, кроме необходимых. Только из последних сил затыкает трещины своего подтекающего аквариума и молится о том, чтобы не рвануло. Рвануть хочется просто ужасно. Послать к черту все свои добрые намерения и нырнуть в самые эгоистичные желания. Кэйа тормозит его зеркальным поведением, словно тоже понимает, зачем Дилюк так поступает. Только сжимает его руку под столом в один из вечеров, который они проводят в беседке в саду. Быстро и коротко, словно проверяет, теплые ли пальцы, не помер ли. А от рассказа Боудики еще как хочется. Красочные узоры на дне фонтана, которые при свете луны становятся черными, так и манят к себе. Воздуха в легких начинает не хватать, но Дилюк продолжает опускать голову. В глазах начинает стремительно темнеть, и по-хорошему, надо бы уже вынуть лицо из этого треклятого фонтана. А если по-хорошему для всех, то пора на полные легкие вдохнуть эту воду. И позволить кому-то другому вынуть голову уже утром, когда его найдут. Как ни странно, в настоящем случается второе. Его мирок, с фундаментом в виде отчаяния и стенами-ограничителями, резко рушит маленькое землетрясение, источник которых — чужие пальцы в волосах. Его вытаскивают из воды в одно движение. Жаль, не на рассвете. Вдох опаляет легкие огнем. О, мир, пускай это будет Кэйа, который пришел выбить из меня всю дурь. — Совсем кукуха поехала?! — вслед за криком в шею прилетает неслабый подзатыльник. А еще понимание, что это совсем не тот, кого он так отчаянно хочет увидеть. — А-а-уч, — шипит Дилюк, чуть не ныряя обратно в воду. — А пузырьки под водой пускать не ауч?! — знакомый голос так и подбивает глянуть на его владельца. И он не отказывается оглянуться. Короткая стрижка и лицо, хмурость которого не скрывает даже темнота, узнаются с первой секунды. Лиза стоит, сложив руки на груди, и недовольно смотрит на него сверху вниз. Дилюк откашливается, потирая шею. — Жить надоело? — Я не делал того, что вы думаете, — нехотя оправдывается он. — Думаешь, весело будет, если утром твой труп всем будет видно с окон? — женщина ни капли не меняется в лице. — Да не топился я, — повторяет он. Он бы вынул голову из воды через пару секунд. Наверное. — А что ты делал? — Отдыхал. Лиза только показательно закатывает глаза. Она нервно осматривает ближайшие кусты и расхаживает перед ним туда-сюда. Дилюк вздыхает и отводит взгляд в сторону. Он и сам не замечает, как одно только присутствие кого-то совсем неожиданного отвлекает от всего, что только что его дожирало. — Вы что-то хотели? — С чего ты взял? — Лиза усаживается на бортик рядом и решительно отворачивается, словно пришла сюда просто посидеть. Она странная. — Вы достали меня из воды. — Уступи старшим — топись в другом месте. И без тебя паршиво. Дилюк медленно поднимается на ноги, но та же рука, что оттащила за волосы, теперь одергивает его назад. — Куда собрался? Уж теперь-то куда спешишь? Не спешит — уступает старшим. — Спать хочу, — оправдывается Дилюк, в голове уже прикидывая маршрут на следующий час. — Сиди. От интонации, которой это звучит, становится не по себе. — Знаю я, как ты третью ночь под окнами спишь, — хмыкает она. И Дилюк замолкает. Не спит — всегда возвращается. Но то, что она его тут видела… Выглядит, словно слежка какая-то. — В окна смотреть любите? — рискует спросить он. — Ага, прямо как ты круги по дворцу наворачивать. Дилюк не готов нарушать неловкое молчание, которое застывает между ними. Одно четко ясно: ему с этой тетушкой не о чем говорить. Он уже дергается, чтобы встать, но Лиза его окликает. — Что, хитрец, поговорил со своим принцем? — хмыкает она. Дилюк отвечает мрачным взглядом исподлобья. В самом деле, надо делать ноги. Лиза только закатывает глаза и поджимает губы. — И не только поговорил, — улыбается она, смакуя это разоблачение. — Если бы сама не увидела — не поверила бы. Дилюк не понимает, чего она добивается. Воспоминание о том, как она увидела Кэйю на его коленях, может разве засмущать. В этот раз оно наводит на грусть, и оттого не легче. — Да не съем я тебя, — примирительно говорит Лиза, по-своему расшифровав его молчание. — Разве что покусаю. Дилюк не знает, как реагировать. Эта женщина, кажется, была не прочь ему помочь, когда за него просила Лаванда. Но теперь, когда дядиной подруги рядом нет, он вообще не уверен, не собирается ли она сама его тут утопить. Он задает напрашивающийся вопрос: — Вы случайно не сказали моему дяде? — Сказала о чем? — пырхает она. — О том, что ты гоняешь чаи с принцем на коленях? Он скорее поверит, что тебя дикие звери загрызли. Слова встают в горле — а ведь если она поняла произошедшее так двузначно, то странно, как в него тогда не полетел поднос с чаем, с которым она к ним пришла. — Не переживай. Он знает, что ты тут… работаешь, — выдыхает Лиза. — Переживет, одним словом. Впервые поддерживать диалог оказывается настолько сложно. — Да, наверное. Знаете, я наверное пойд… Лиза косится на него и очень настойчиво берет за руку. — Поговори со мной еще. Расскажешь, чего это ты тут посреди ночи в воду орешь? Дилюк коротко смеется. Получается нервно. Посреди ночи — потому что днем не мог. В воду — чтобы слышно не было. Кричит — потому что… — Просто. Потому что то, что скопилось внутри, отчаянно ищет выхода и обещает сожрать его самого, если не найдет. Но не ее это дело. — Что ты делаешь с принцем, парень? — Лиза пододвигается ближе. Спрашивает ровно то, что он давно пытается понять и сам. — Как ты попал сюда? — голос снижается к заговорщическому шепоту. — И почему все вокруг так тобой заинтересованы без явной на то причины? — Извините, мне уже пора. Глаза горят странным блеском. — Говори. Вместе с приказом — а судя по тону, это точно он, — в живот что-то колет. — Да что у вас за привычка — ножами угрожать? — косится вниз Дилюк. Лезвие только сильнее впивается в бок. — Не шевелись, пока тебя на него не накололи. Лиза быстро косится назад, словно в ожидании кого-то. — Ничего личного, малой. Кое-кто хочет с тобой поговорить. Дилюк догадывается, чьим камердинером она работает. — Служанка, по совместительству наемник, — иронизирует он. — Какие наемники, малой? Белены наелся? — свободной рукой толкает его Лиза. — Мы просто мило поболтаем до прихода моих друзей. От последнего начинает подташнивать. Получается, ее послали просто его задержать. Попытаться что-то выведать, быть может. Лиза тихо напевает, не сводя с него внимательного взгляда в упор. Ее свободная рука лежит на коленях, готова перехватить его, если вздумает что-то выкинуть. Дилюк косится по сторонам. Насколько велик шанс, что она успеет его пырнуть, если он дернется в сторону? И насколько ничтожен шанс избежать очередного допроса, который ему, кажется, уже уготовили? Лиза косится в сторону, судя по выражению ее лица — слишком медленно. Рядом на мгновение слышится свист рассекаемого воздуха. Бам. Нож с лязгом падает к их ногам. Следом валится и сама Лиза. — Так мило, что я не могу не присоединиться. Бледная как стена Мэри держится за черенок лопаты, словно за спасительный круг. Улыбка на грани оскала в почти полной темноте выглядит еще жутче. И если к лопате у Дилюка претензий нет — где-то за кустами стоит хибарка садовника, то откуда тут появилась сама Мэри, он вообще не представляет. — Вы совсем спятили тут сидеть?! — шепчет она, хватая его за запястье. — Убегаем! Но Дилюк садится у бессознательного тела Лизы. Мэри приседает рядом и ощупывает шею. — Живая она, — хмыкает она, проверяя пульс. — Я сильно бить не умею. — Какого черта ты вообще ее… — все еще не верит в происходящее Дилюк. — Это вы какого черта тут сидели?! Мало проблем на голову? — отчитывает его девушка, поднимаясь на ноги. Вместе с почтительным тоном это звучит забавно, так что он не огрызается в ответ. Только следует за ней. Тем временем Мэри ведет его все дальше от входа, которым он вышел в сад. — Вам может и невдомек, но обе принцессы страшно на вас злятся. И если вам не хватает моих слов о том, что вы всегда должны быть рядом с принцем, то как вы позволяете себе такие выходки после того, что сделала Боудика? — Откуда ты знаешь, что она сделала? — Слухи, сплетни, ваш внешний вид, — оглядывается на его заживающий фингал Мэри. — Вполне достаточно. Так что лучше бы вы сидели в соседней от него комнате, а не там, где вам спокойно могут ткнуть ножом под ребро. Дилюк сцепляет зубы. Может, последнее было бы и к лучшему. — Войдем с северного входа, — руководит девушка. — Только будьте тихо — они, должно быть, уже знают, что служанка вас не удержала. — Кто они? — Эй! — окликают их издалека. — Стойте! — Охрана, — ускоряется Мэри. Они пробегают ко входу мимо очевидно спящего у стены стражника — вход освещен тускнеющими факелами. — Кэйа же запретил им, — пытается объяснить Дилюк. — А принцесса приказала опять, — недовольно закатывает глаза Мэри. — Что они от меня хотят? — он косится назад. После ножа и череды вопросов ясно, что ничего хорошего. Мэри прикладывает палец ко рту и с тихим «тс-с-с» осторожно открывает дверь. — Ну-ну-ну, — слышится внутри. Она толкает его на улицу. — Бегите! А сама выбежать не успевает — только захлопнуть перед ним дверь. Дилюк пятится назад, не уверен в том, что должен делать. — Стоять, — преследователи с той стороны, наконец, его нагоняют. Они и решают за него сами. — Открывай, — один из них показывает в сторону двери длинным копьем. И Дилюку остается только послушаться. Не впервые — открывать дверь даже не так волнующее, как могло бы быть. Пара охранников возле него держат под руки брыкающуюся Мэри — она обмирает, как только видит в проходе Дилюка. — Где служанка, которая с тобой была? — спрашивает один из них. — Утопилась! — выпаливает Мэри. — Поищите у фонтана, — расшифровывает старший мужчина. — Опять ты нарываешься на неприятности, Мэри. Говорили тебе не связываться с этим… — Пойдем, парень, — хлопает по плечу гвардеец за спиной. — Тебя уже заждались. Он перехватывает немой взгляд на Мэри и отрицательно мотает головой. — Иди. Она подождет здесь и пойдет спать, только если ты будешь нормально себя вести. Рука с плеча сдвигается на шею и сжимается сзади. — В противном случае принцессе придется говорить и с девочкой тоже. Принцессе. Он не сомневается в том, какая из них опять хочет его расспросить. Так что остается только кивнуть и обреченно шагнуть вслед за проводником. — Прости, — шепчет он, минуя Мэри. — Если они тебе что-то сделают… — порывается сказать она. — Тем лучше будет для тебя, — знакомый ей гвардеец не дает сказать до конца. Тяжелая рука подгоняет Дилюка к лестнице наверх. Поговорить, получается.

***

Освещенная массивными канделябрами библиотека напоминает о пансионате. Стеллажи с книгами, столик для чтения, такая же хмурая женщина, что и его строгая учительница. Белла сидит, сложив руки на груди, и буравит его взглядом. Дилюк смотрит в ответ не менее враждебно. Входная дверь в другом конце закрывается с громким щелчком — сопровождающий оставляет их вдвоем. Белла опускает взгляд на книжку у нее в руках, светлые локоны закрывают ее глаза. — Что у него случилось. Вот так, без лишних прелюдий. Просто требование рассказать. Дилюк непроизвольно сует руки в карманы, не зная, куда их деть. Пальцы натыкаются на подарок Кэйи — холодный металл прибавляет уверенности. Ну давайте же поговорим, Ваше Одиночество. — Вы ждете от меня доклада? — он делает пару шагов навстречу. — Доноса, как от какого-то шпиона? Без мисс, без Светлость, без Ваше-это-самое. — Ты не в том положении, чтобы говорить со мной таким тоном, — усмиряет его Белла. Она закрывает книжку и проводит пальцами по корешку. — А вы не в том, чтобы убивать единственного человека, которому Кэйа может открыться. Белла громко ударяет книжкой по столу. — Убивать нет, но если не прекратишь дерзить — точно травмирую. — Да, точно, — хмыкает Дилюк. — А я еще удивился ножу у служанки. — Что с Лизой? — Белла повышает голос, вспоминая о ней. — Слегка заблудилась. Свинячит. Вот что он делает. Пытается вывести ее из себя. Зачем? — Ты меня достал. Впрочем, уже получается. Белла встает на ноги. Дилюк сам не знает, чего он добивается. Может, собирается нарваться на того, кто примет решение вместо него самого. А может, просто устал. Кэйю просто поставили перед фактом: ты и Боудика — одно целое. Сделаешь шаг в сторону — пожалеешь. Дилюку, кажется, тоже нужен подобный приказ. Оправдание, чтобы прекратить свое трехдневное молчание. Пинок со стороны, мол, иди, развлекай своего принца и попробуй только дай ему заскучать. Дьявол, пригрозите отсечь мне руку, если я не буду с ним. Да что угодно. Только заставьте, пока моя совесть не заставила меня сбежать. — Что с тобой? Белла осторожно склоняет голову в сторону в попытке увидеть его выражение лица. Дилюк закрывает глаза рукой. Улыбка с истерикой в уголках рта рисуется на лице без его на то разрешения. Он отворачивается от наблюдательницы. По щекам течет. О, серьезно, ты будешь плакать перед ней? — Эй, — одергивает его Белла. — Покажись. Дилюк только сильнее горбится в страхе, что она сейчас увидит его слабое место. О, сейчас он весь — слабое место. Просто комок несчастья, которому проще свалиться в обморок, чем успокоиться. Внешний мир отключается, как только свет закрывают собственные пальцы. И ни одно слово больше не имеет значения. Только чистая паника. До чего ты себя довел. — Дилюк. Ничтожество. — Слышишь? Никчемное создание, которое само настроило себе правил и теперь прогибается под их весом. — Ты же Дилюк, да? Слабак, сбегающий в страхе быть отвергнутым единственным хорошим человеком в своей паршивой жизни. — Эй, парень. Поговори со мной. Сам привязался, сам отказался. Сам плачешь на остатках своих разрушенных мостов. Его руки пытаются оттащить от лица. — Дилюк! Он сотрясается как от ветра — до того колотит. — Надоел! Грубый пинок под колено почти не чувствуется. А он удачный настолько, что заставляет на них упасть. Кажется, пришло время твоей казни. Он продолжает стоять, закрывая лицо руками. Вот только по пальцам уже тоже течет. — Ну ты и жалкий, — фраза пробивается сквозь толщу мыслей. Как будто с этим можно что-то сделать. Он слышит, как Белла останавливается перед ним. Последние слова? Быстрее. А в следующую секунду его заключают в объятия. Если Кэйа море, то его сестра — теплый бриз над ним. Все убеждения жизни рушатся на него, когда в волосы зарываются тонкие пальцы. — За что он только так к тебе привязался… Дилюк и сам не знает за что. За что Кэйа так близко его подпустил, за что ему до сих пор все сходит с рук. За что эта жестокая к нему доселе девушка, прижимает его к животу как родного, и чем он заслужил всю эту жалость. Ну же, отступись от меня — могучая и страшная. Я всего лишь забытый миром человек. — Тс-с-с, — успокаивает она. — Все в порядке. У него в волосах не рука — легкий ветерок, который еле заметно ворошит спутанные локоны. На плечах лежит вторая — маленькое успокоение. — Ты так упрямо не хочешь выдавать его секреты, — интонация становится до странного похожей на манеру речи Кэйи в определенные моменты. Слегка ломано, будто она очень давно так не говорила. — Это хорошо. Я рада, что у моего брата есть такой… друг. С каждым словом ему все лучше. Это словно сказка на ночь. Библиотека, запах старых книг и морской ветер. В ушах эхом отбиваются сражения и восстания, звучат романтические баллады и вершатся судьбы людей, которые прячутся меж пожелтевших страниц. Он почти готов попросить почитать ему на ночь. Потому что под этот голос впервые за три дня становится спокойно. И если просить о колыбельной — это перебор, то что-то менее сказочное — вполне можно. — Почему в первую нашу встречу… вы заступились за меня перед королевой? — осторожно спрашивает Дилюк. — Кэйа что-то говорил? — Нет, ничего. — Тогда как вы поняли, что мы знаем друг друга? Белла вздыхает. Рука на его голове замирает. — Потому что когда Кэйа промок под дождем, то шептал в лихорадке только твое имя. От услышанного по коже идут мурашки. Он сдерживается, чтобы не поежиться. Бесконтрольные слезы с концами затухают. — Я не лучшая сестра, знаю. Но пускай я держусь на расстоянии из-за детских обид, я все равно хочу, чтобы у него был кто-то. Тот, кому можно довериться. Я такую возможность уже упустила, но он все равно мой брат. И пускай ты странный, со временем улыбка Кэйи переубедила меня лезть в ваши дела. Вот только теперь он… — Перестал улыбаться, — договаривает Дилюк. — И мне он не скажет почему, — продолжает Белла. — Ты — единственная ниточка связи между нами. Поэтому ты должен сказать. Он даже не знает, что отвечать. — Ну все, отлипни от меня, пока я не передумала, — она наконец его отпускает. Дилюк глушит внутри смешок — он ведь все так же прячет лицо в руках. Вся инициатива липнуть в попытке успокоить принадлежит только ей. И это… в какой-то мере ему знакомо. Он поднимается на ноги, утирает лицо и шагает вслед за тенью, хозяйка которой уже успела спрятаться между стеллажей. — Но не зазнавайся, — напоминает наигранно холодный тон. — Я по-прежнему не одобряю твоего присутствия тут. Когда он только успел привыкнуть к такому. — Тогда почему это делаете? — Уж точно не для тебя, — пырхает Белла. — Я не это имел… — Я тоже, но ты знаешь о чем я. — Да. О Кэйе. — Вот что. Я не буду узнавать ничего личного, но ты скажешь, в силах ли ты исправить его угрюмое лицо. Дилюк мрачнеет. Он все еще не в силах в полной мере осознать произошедшее. И оценить степень ее понимания. Но на отсутствие «мисс» в его речи она больше не злится. — Хорошо. Что, если я тому причина? — признается он. — Заставите меня пожалеть об этом? Белла выдыхает. — Я надеялась, что виновата все же Боудика, — она обдумывает свой ответ еще некоторое время. — И что же ты ему сделал? Дилюк замирает напротив. Ладно. Теперь, без ножей и приказов, их общение даже похоже на нормальное. — Я тоже не считаю себя лучшим кандидатом на роль близкого человека, — признается он. — Так что я… отдалился. — В каком смысле? — Белла меняется в лице. — В плохом. В очень плохом, — он закрывает лицо рукой, в этот раз от усталости, — Я… не знаю что делать. Белла, кажется, испугана его недавней истерикой, успевает шагнуть к нему. — Эй-эй, не начинай опять. — Все нормально, — кивает Дилюк. — Вы поссорились? — не отступает она. — Я перестал с ним толком говорить. Ее лицо искривляется в странной гримасе. — О, только не повторяй мою ошибку, — она медленно качает головой. — Слышишь? — Белла подходит совсем близко, трясет его за плечо. — Не будь как я, не смей. — А что мне делать? — шепчет Дилюк. — Я не хочу ему мешать, но иначе не выходит. Или я испорчу ему свадьбу, или Боудика испортит мне остаток жизни. А я вообще не должен быть единственным его интересом, но как только… — …ты появляешься, он больше никуда не смотрит, — заканчивает Белла. В яблочко. — Вы хорошо подружились, — заключает она. Подружились. Дилюк сглатывает слюну. Стоять перед ней становится неловко. Впервые за весь разговор — даже когда слезы лились, было спокойнее. Но теперь, когда она думает о том, что они с Кэйей друзья, хотя на уме у обоих далеко не дружеские вещи, на душе становится по-настоящему тяжело. — Я не буду приказывать тебе, что делать, — говорит Белла. — Ты сам сделаешь выбор. Дилюк, кажется, готов опять в окно сбежать, только бы не слышать возможные варианты. Принцесса серьезно смотрит ему в глаза. — У тебя два пути. Ну же. — Верни все как было. И второй? — Или же исчезни навсегда. Вот так. Дилюк способен только на упрямый взгляд в сторону. Глаза опять начинает предательски щипать. Благо, Белла его больше не мучает. — Можешь идти. — А иначе… если не верну, то что? — хмурится он. — А иначе руку сломаю, — отвечает она. Дилюк сначала не верит. Она? Она может дразниться? Она же сестра Кэйи, логично, что может. Могла когда-то, может быть. — И не смей больше пренебрегать вежливым обращением. — Одноразовая поблажка, Ваше Высочество? — хмыкает Дилюк. Быстрый кивок намекает ему на конец разговора. — Почему вы меня пожалели? — спрашивает он уже в пороге. В ответном взгляде светится одобрение. — Потому что впервые кто-то плачет из-за моего брата.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.