На задворках того, что казалось снами

Лиза не мать. Ее собственная еще жива, а сама становиться ею она точно не планирует. Вот только с первой минуты знакомства с девчушкой, которая открывает дверь в библиотеку, ею начинает руководить какое-то странное чувство. Необоснованная забота, которую и окрестить больше нечем, кроме как материнской. Но Лиза вроде как не злится. Ей по большей части побоку. Да и девчушка эта. Странная, веселая и чересчур позитивно настроена к этому миру. А еще мелкая совершенно себя не ценит. Брать ответственность за это приходится Лизе. Она возвращается с полигона с намерением проведать Мэри там, где ее и оставила. В ее комнате. После столь тяжелого утра ей определенно нужна чья-то помощь. Потому что утром из комнаты того слуги Мэри вылетела точно не в порядке. На губах улыбка, сама говорит что-то о помощи принцу, а глаза невидящие, пустые. И сердце стучит, как бешенное. А на вопросы о том, что случилось, отнекивается до последнего. Вот Лиза от нее и отстала. Временно — пока не разгребла все свои ежедневные задания и не поняла, что волнение за эту дурочку никуда не исчезло. Так что как бы она не осуждала свое внезапное проявление доброты к слабым и немощным, а она все-таки возвращается к Мэри. Стучит и даже некоторое время вежливо ждет, прежде чем нетерпеливо толкнуть ее дверь. Вот только девочки в своей комнате нет. Лишь аккуратно заправленная постель. Сначала Лиза думает о столовой. Потом решает, что на ее месте туда бы сейчас не пошла. А дальше просто спрашивает у гвардейцев, не видел ли кто, куда девалась «такая мелкая, с двумя хвостиками». И через минуту уже несется в покои Беллы, чтобы остановить эту безбашенную. Глупышка. Первое, чего Лиза боится, так это что кто-то все же разобьет ее сахарный мирок своей грубостью. Боится, что Мэри услышит чего лишнего. Или хуже того, в это лишнее вмешается. Черт знает, что у нее сейчас на уме кроме этого маниакального настроя а-ля «давайте им поможем». Поэтому Лиза молится о том, чтобы догнать Мэри раньше, чем та успеет прервать разговор принцесс. Крики доносятся к ней еще когда она шагает коридорами к мрачным покоям Беллы. Возраст не позволяет бежать быстрее, а простреливающее колющей болью колено регулярно об этом напоминает. Лиза уже почти верит в то, что опоздала, когда, наконец, успевает заметить два знакомых хвостика в другом конце коридора. — Стой! Лиза кричит, когда Мэри уже переступает порог, и все что остается ей — влететь за ней следом. В самую гущу событий. К моменту, как она заходит, обе принцессы успевают обратить внимание на Мэри. Белла бросает на нее тревожный, предостерегающий взгляд. Боудика — раздраженный, с оттенком презрения. Но Мэри, кажется, не волнует, посмотри на нее даже десяток таких Боудик. Она подлетает к одной единственной, злой и недовольной, которая стоит перед дверью, как перед врагом. Перед дверью, ключ от которой Лиза сама вручила слуге принца. — Мэри! — Лиза делает рывок к ней, но замечает жест от Беллы, который говорит ей остановиться. — Прекратите сейчас же! — Мэри делает невозможное: отстраняет Боудику от двери. — Что… — растерянно начинает она. Но Мэри не намерена кого-либо слушать. И у Лизы нет ни малейшего представления о том, как заткнуть ей рот. Ей даже не хватает смелости шевельнуться, пока эта девчушка напирает на того, кому служит. — Что вам от них надо?! — кричит она. — Почему вы вцепились именно в Кэйю?! Выберете любого богатого графа и женитесь на нем! Зачем вы так настойчиво лезете к тому, кто вас даже не любит? Боудика медленно бледнеет. — Что эта прислуга себе позволяет? — низким голосом спрашивает она, оглядываясь на Беллу и застывшую в углу Лизу. — Ты забыла, где твое место? — Это вы преувеличиваете свою значимость, — тем же тоном отвечает Мэри. Кажется, зря Лиза так просто отпустила ее утром. Теперь она выпускает злость на том, на ком этого делать совсем не стоит. А ведь злопамятнее Боудики она не знает никого. Не одна провинившаяся пред ней служанка осталась без волос, получала ожог или чем похуже — именно это Лизу и тормозит. Некоторым при принцессе страшно даже пудру рассыпать. А то, что делает Мэри… Распыляется все больше, вот, что она делает. — Вы подговариваете охрану, угрожаете и травмируете слуг, запугиваете своим влиянием других графинь и в упор игнорируете слухи, которые о вас гуляют. Кажется, сегодня кто-то точно планирует умереть. Потому что, несмотря на напускное безразличие, Боудика уже не бледнеет. Она становится красной. Никто не замечает, как за их спинами тихо щелкает замок. — Слухи? — лихо улыбается Боудика. — А ты, дорогуша, не слышала о том, что тех, кто переходит мне дорогу, больше не находят? Мэри только высокомерно хмыкает. Кому ты хмыкаешь, о бесстрашное дитя? Лиза уже мысленно прикидывает наказание для этой дурашки. Потому что если ее не спасет никакое чудо, то целой она отсюда не выйдет. — Тогда это только подтвердит мою правоту. Боудика заносит руку для удара. — Я предупредила! — Белла делает рывок к ней. — Не смей! Лиза клянет себя за свои порывы к спасению, которым тут не место и тоже бежит к Мэри, хоть понимает, что не успеет заслонить ее собой. Но летящую в Мэри ладонь отбивает другая рука. Рука принца. С первого взгляда, который Мэри бросает в сторону Кэйи и его слуги, пазл в голове у Лизы полностью складывается. Черт знает, на кого из них Мэри запала, а она точно запала — ей это ничего хорошего не принесет. Утонет ведь, если не оттянуть — в глазах читается. Лиза не медлит и оттягивает бледную застывшую статую в сторону. Подальше от бушующего океана с акулами, для которых они обе лишь декоративные рыбки. — Это так? — голос Кэйи заставляет Боудику содрогнуться. Дилюк рядом с ним выглядит так, словно готов в следующую секунду броситься перед ним, как Лиза перед Мэри. И тому есть причина — эмоции на лице у Кэйи совершенно противоположные полному восхищения взгляду Мэри. Если девчонка смотрит с безнадежной влюбленностью, то принц — со жгучей ненавистью. Он ненавидит так, что дьяволица, которая минуту назад была готова сожрать маленькую служанку, мгновенно теряется. Пугается, словно пощечина, которую она готовила для Мэри, прилетела в нее саму. На каждую рыбу найдется рыба крупнее, так? — Нет, — с ноткой истерики отвечает она. — Это неправда. Кэйе даже не нужно многого говорить. — Еще как правда, — Белла шагает ближе. И тихим голосом договаривает: — Давай, расскажи ему, как наврала про Дилюка. — Замолчи! — Боудика пытается броситься к ней, но Кэйа тормозит свою невесту рукой на плече. Белла все больше походит на такую же змею, что и Боудика. Одна белая, вторая черная. И независимо от того, кто кого первым укусит за хвост, Лиза не думает, что это приведет к чьей-то победе без вмешательства третьего. — Я предупреждала, что расскажу, если ты бу... — Закрой свой рот! Где-то среди этих криков Лиза окончательно убеждается, что им пора уходить. Она сильно не слушает — пользуется моментом, чтобы увести ошеломленную Мэри. Та особо не сопротивляется, только неотрывно следит за перепалкой. А послушать есть что, потому что Белла уже во всю выдает Кэйе деяния его невесты. Боудика, впрочем отвечает тем же: — ...твоя сестрица ничем не лучше меня! — кричит она. Мэри опять тормозит, словно вот-вот собирается еще раз влезть в чужую ссору. Но Лиза справляется. Бормочет ей что-то монотонное и упрямо ведет к выходу. Потому что семейные разборки — не то, в чем должны участвовать служанки. Это не то, что должен слушать этот дрожащий с ног до головы ребенок. А именно так Мэри и выглядит. — Пустите меня! — она приходит в себя, как только за ними закрываются двери. — Эту ненормальную нельзя с ними оставлять! — Это не нам решать, — Лиза продолжает толкать ее подальше от злосчастной двери. — Какого черта ты вообще тут? Почему ты не пошла отсыпаться, а лезешь сюда и бросаешься в то, что вообще тебя не касается?! — она сама не замечает, как повышает голос. — Или думаешь, что прожила уже достаточно, чтобы тебя прибила эта змеюка? Мэри становится подозрительно тихой и послушной. — Ну, что такое? — хлопает ее по плечу Лиза. — Да, вы правы, — тяжело вздыхает она и опускает взгляд в пол. — Это не мое дело. Мы свое уже сделали. — Ну и кислая у тебя рожа, — Лиза косится на нее. — Пойдем. Поедим, а потом расскажешь мне, кто из них тебе так голову вскружил. — Знаете, — хмурится Мэри, продолжая шагать самостоятельно. — Внешне вы так похожи на мою маму, но вот говорите прямо как отец. — Знали бы твои родители, с кем ты их сравнила, — низко хохочет Лиза. — Пойдем, дитя.

***

Кэйа в бешенстве, насколько ему позволяет собственное положение. Стучащие сзади каблуки Боудики ни капли не помогают с этим справиться. И как бы ни было паршиво на душе, быстрые шаги Дилюка в том числе. Он пропускает обед. И на это слишком плевать. Не плевать только на Дилюка, который не поест из-за него, но Кэйа слишком боится заговаривать с ним, чтобы отправить в столовую. Хотел бы — сам бы сказал. Не маленький. Не привязан. Он тушит свою злость, насколько это возможно. Топит в случайных мыслях, разбрасывает по комнатам, мимо которых проходит. На ходу считает канделябры, двери, охранников, количество рюш на фартуке у случайной служанки, свои пальцы. — Кэйа, — Боудика делает попытку догнать его. — Не говори со мной, — огрызается Кэйа и ускоряет шаг. Липкая ненависть в одно слово, в одно имя возвращается к нему, словно к магниту. И все заново. — Но приказ мамы... Технически, Кэйа никак не нарушает этот долбанный приказ. Невеста ведь рядом? Рядом. Вот пускай и ходит рядом до самой свадьбы. — Иди молча. Молча, Боудика, пока я не сорвался и не поднял руку на тебя, потому что ты все же женского пола, и как бы это ни было мне ненавистно, а я не хотел бы, чтобы другие девушки посчитали это неуважением в их сторону. Но это не отменяет того, что ты хуже любого, кого я когда-либо бил. А бил я в двух случаях: на тренировках и для защиты. К счастью, Боудика не рискует заговаривать с ним еще раз. К сожалению, Дилюк тоже молчит. Кэйю заносит в сад. Он невидящими глазами шагает мимо декоративных прудов, зеленого тоннеля, цветочных дорожек и клумб, и тормозит возле скамейки под сиренью. Боудика, порядком усталая, удивленно принимает предложенную ей руку и садится. Там и оставайся. Можешь хоть до конца моей жизни. А что делать с другим своим источником раздражения, Кэйа не знает. Дилюк молча следит за происходящим и только прячет руки в карманы, когда он проходит мимо, чтобы плюхнуться прямо в васильки. Совсем не похоже, что они отцветают последние недели. Такие же яркие, что со своими синими волосами он просто среди них теряется. Сливается в этом море, уплывает куда-то в глубокие воды. Лежать среди цветов почти хорошо. Уже и не так важен буравящий его тяжелый взгляд. Важен другой — тот, который упрямо смотрит мимо. Она угрожала Дилюку. Кэйа упрямо игнорирует сжимающиеся кулаки. Наврала, что спасла его. Он жмурит глаза. И Дилюк об этом смолчал. Вот, что мешает говорить с ним тоже. Он зол на них двоих. Очень зол. Потому что Дилюк улыбнулся и поддержал легенду о том, что Боудика его спасла. Кэйа медленно пытается поставить себя на его место. Понять и принять, почему за все эти дни он даже не попытался ничего сказать. Страх? Ладно, на Дилюка он злится меньше. Только потому его рука поднимается вверх и машет в приглашающем жесте. — Дилюк. Сначала слышатся спешные шаги по дорожке, потом шуршание в цветах, негромкий фырк Боудики. И самое спокойное в мире «что?» — Дай руку. В ладонь ложатся прохладные пальцы, которые он без раздумий тянет к себе. Дилюк приседает рядом и спрашивает уже напряженно: — Ты что творишь? Боудика же... Кэйа открывает глаза. — Ей лучше не вмешиваться. Для ее добра. — Кэйа, — Дилюк серьезно смотрит в ответ. — Почему ты все это время молчал? Он только молча косится на Боудику. — Это не ответ, — хмурится Кэйа. — Она ведь действительно могла что-то тебе сделать. — И до сих пор может. — Теперь, когда мы с Беллой знаем, она не посмеет. — Повторишь это, когда на меня случайно упадет шкаф с надломанной ножкой. Кэйа злится, потому что Дилюк все равно продолжает так нагнетать, что хочется его треснуть. — Ты мне не веришь. — Я не верю твоей невесте. — Послушай. Упади с тебя хоть волос, — Кэйа тянет его за руку ближе, — и вся вина окажется на ней. Свидетелей ее причастности хватает с головой. И даже если она их всех запугает… Случись хоть что… хоть как-то… я буду ее личным палачом. И она это знает. Поэтому она не посмеет. На сжатой челюсти Дилюка движутся желваки. Кэйа злится не меньше него. Но когда Дилюк еще раз оглядывается в сторону Боудики, Кэйа всерьез бесится и дергает его на себя со всей силы. — Кэйа! — возмущенный вскрик Боудики звучит одновременно с шипением Дилюка, который пропадает с ее поля зрения, потому что почти падает на Кэйю. — Что вы там... — Не говори со мно-о-ой! — кричит ей Кэйа из своих кустов. — Что ты делаешь? — Дилюк недовольно скатывается в сторону. — Не знаю. Не хочу, чтобы ты оглядывался на нее каждые три секунды. Теперь, когда они оба спрятаны от этого пристального взгляда, Кэйа, наконец, ощущает частичку приватности, которой ему так не хватало, когда Дилюк раз за разом косился в сторону. А еще становится труднее запретить себе к нему тянуться. Самую малость. — Ты в самом деле боишься ее? — рискует спросить он. Дилюк только устало вздыхает. — Я боюсь того, что будет с тобой, если она что-то мне сделает. Кэйа закатывает глаза. — О, и это говорит мне тот, кто чуть меня тут не оставил? — Одно дело знать, что я живу без тебя. И другое — что меня убила та, кого тебе придется любить всю жизнь. С первым ты справишься. Со вторым... — Дилюк замолкает. — Прикончу ее саму, ее чокнутую мамашу, а потом себя самого, — Кэйа загибает пальцы. Он замечает, как Дилюк содрогается и осекается. — Ответь честно. Если бы Белла не сказала мне правды, ты бы признался, что Боудика соврала? Дилюк откидывается на спину. Раздумывает некоторое время. И честно качает головой. Качает отрицательно. Кэйа моментально встает, выныривает из своей прятки. Потому что он все еще зол. Может, не так сильно, потому что Дилюк не пытается ему врать. Но он ужасно зол на этого упрямца. Невероятно зол на то, что Дилюк все еще хочет что-то решать без него. — Кэйа, — Боудика выглядит, как промокшая под дождем собачка. Впервые он такую собачку ни капли не жалеет. Он ее вообще не видит. Вынужденно не замечает. Нет такой, никогда не было. Только он и Дилюк. И никаких невест, возомнивших себя всесильными. Никаких руководящих его жизнью лицемерок. Только Дилюк. И маленькая жалкая скулящая собачка в стороне. Кэйа бездумно шагает садом, чувствуя, как его затапливает. Страх вперемешку с гневом все равно окутывает с каждой секундой сильнее. Потому что переубедить Дилюка — это не одно и то же, что переубедить себя. Он сам готов будет поверить что Дилюк в безопасности, только если Боудика исчезнет. Только так. А до тех пор глубоко в голову ввинчивается всего одна мысль: защитить. Защитить его от всего. Чем дальше он заходит, тем сильнее сердце сдавливает стальной пластиной. Что, если эту безбашенную не остановит возможность умереть? Что, если ей будет руководить одна только месть? Что, если она обезумеет в своей злости? А Дилюк, этот идиот, ничего и не скажет, если над ним опять нависнет опасность. Что будет, если это его и погубит? Его руки осторожно касаются чужие пальцы. Кэйа раздраженно пытается одернуть руку, подозревая в этом жесте Боудику. А потом удивленно останавливается. Потому что это Дилюк сжимает его руку в своей, полностью игнорируя громкое фырканье за спиной. Полностью делая вид, что девушки позади нет. Ровно, как и Кэйа. — Эй. Кэйа поднимает на него глаза. Мгновенно сгорает в алых цветах, чувствует, как кожу прожигает, пока они буравят его в ответ, но не отводит взгляда. — Я больше не буду таить от тебя ничего, — серьезно говорит Дилюк. — Обещаю. Кэйа сжимает его руку в ответ. — Сегодня ночью, — тихо говорит он. — Я приду. В этот раз точно я сам. Даже сам в это верит. И даже держит слово.

***

Стучать к Дилюку страшно. В голове эхом отдают ночи, когда он слышал в ответ лишь тишину. Перед глазами стоит момент, когда дверь перед ним закрылась. А что, если примирение ему лишь приснилось? Что, если это все было не взаправду? Даже стук в дверь звучит как-то нереально. Уверенность, что в этот раз откроют, будоражит все его нутро. Сметает все моменты, когда не открыли. Какое-то мгновение Кэйе кажется, что сейчас все повторится. Что за дверью опять будет лишь тишина, и все, что ему останется — вернуться к себе. — Секунду! — звучит с той стороны. Ха. Если парень за дверью не читал пособия по введению в гипноз с помощью одного слова, то это только потому, что он его и написал. Кэйа примерзает к месту и покорно дожидается, пока закончится обещанная ему секунда. И он, кажется, готов до рассвета эту секунду ждать. Один. Один. Один. Еще один. Щелчок опускаемой ручки — самая настоящая сказка. У Дилюка взъерошенные волосы и смущенная улыбка. А еще его хочется целовать. Кэйа теряется, пугается и делает другое. Предлагает ему руку. — Пойдем гулять. — Не спеши, — Дилюк, который как раз застегивал пуговицы пижамы, дергает его обратно. — Я необутый. — Тебя понести? — Кэйа пытается отвлечься глупостями, но получается только идиотизм. А это... немного не то. — Это тебя куда несет? — Дилюк только ведет бровью и затаскивает его к себе. — Случилось чего? — Нет, — он шагает комнатой и падает в чужую постель, раскинув руки в стороны. Ему неспокойно. В нем прямо бурлит эта радость, которая готова смести все, что может ей помешать. И окутать каждого, кто эту радость вызывает. — Кэйа? — Дилюк прекращает застегивать пижаму. — Мне одеться? Дилюк вызывает целую бурю эмоций. — Не-а, так пойдем. Там тепло. Кэйа садится обратно. Еще раз падает. Встает и вихрем несется в его гардероб. Ему мало. Эти часы ожидания просто убили его до ужина и воскресили после прощания с Боудикой. И теперь, когда он рядом с Дилюком, энергия так и бьет из него ручьем. — С твоими волосами надо что-то сделать, — бросает он, когда уже обутый Дилюк шагает вслед за ним. — Не могу смотреть на твои космы. — Космы? Кэйа начинает громить его шкафчики, если так можно описать эту странную попытку в них что-то найти. — Кэйа, — Дилюк ловит его за воротник, и даже несмотря на это, Кэйа еще полсекунды пытается куда-то пойти. — Что? Он мгновенно падает в ближайшее кресло и пытается утащить Дилюка следом. — Я просто очень рад, что ты остался, — шепчет Кэйа. — Во мне эта радость не вмещается, выхода не находит, пока ты такой. Дилюк садится на подлокотник, чтобы не падать на самого Кэйю. Заглядывает в глаза с нежной улыбкой, которая бабочкой садится на уголки губ — осторожная, вот-вот улетит. — Не злишься больше? Теперь? Когда главный источник злости спит за стеной, он... — Укушу тебя пару раз и точно перестану, — он прикидывает. — Ладно. Дилюк нервно облизывает сухие губы и пододвигается. Так неожиданно, что Кэйа пугается. — Нет, так мы точно никуда не пойдем, — он подрывается с кресла, оставляя заметно покрасневшего, но серьезного Дилюка сидеть на подлокотнике. Этот парень-бурьян-в-голове... этот дразнила, этот черт с нимбом... в самом деле выглядит так, словно готов на все ради него. И после ночи, когда он сдался, Кэйа знает, что это правда. Дилюк готов на все и даже больше. А еще он боится повторить. Так что чем скорее они покинут это греховное место, навевающее на него плохие мысли, тем лучше. Тем меньше будет поводов для соблазна. Ему нужен свежий воздух. Им двоим нужен. Кэйа расчесывает его волосы наспех, ругает за то, что Дилюк не умеет снимать одежду так, чтобы на голове обошлось без гнезда. Помогает себе распутывать кудри второй рукой и злится так, словно Дилюк сделал это ему на зло. Всегда ходит со своим аккуратным хвостом, а в этот вечер будто специально подстроил все так. Так, чтобы Кэйа зарылся пальцами в его волосы. Всей рукой. А потом носом. Случайно. Так, чтобы пальцы скользнули по щеке, их перехватила чужая ладонь. А потом прижала к горячим губам. Дилюк целует его пальцы и шепчет совсем тихо: — Прости. Прости меня. Кэйа ничего не может сделать, кроме как обнять его сзади. Прижаться крепко-крепко, а второй рукой обвить за плечи. И стоять в тишине. С маленькими «прости», которые греют не меньше губ на тыльной стороне ладони. На запястье, предплечье, выше. Но Кэйа себя превозмогает: — Нет, Дилюк, мы идем гулять. И Дилюк слушается, сдерживает все свои порывы. Сидит спокойно, не отвлекает и позволяет заплести себя. Вывести из гардероба за руку, провести по коридорам и длинным лестницам, вместе проскользнуть мимо спящего охранника и выйти во двор. И утопить себя в ближайшей цветочной клумбе, например. Нет, в цветах Дилюк топиться не хочет. Он долго гоняет с Кэйей по ночному саду. Сегодня небо безоблачное, и в свете луны они оба одинаково ясно могут видеть силуэты друг друга между деревьев и цветников. Их догонялки плавно перетекают в прятки — Кэйа садится на корточки за большим кустом роз и осторожно выглядывает из-за своего укрытия. Дилюка не видно — неужто не заметил и побежал дальше? Ветер шелестит травой и нагоняет тревожную атмосферу. Луна заливает светом пустую дорожку. Ночная птица кричит где-то вдалеке. Кэйа присматривается к кустам напротив и замечает, как они слабо шевелятся. Он душит в себе смешок и в раскорячку начинает пододвигаться туда, где, судя по шевелению, его ищет Дилюк. Напугать охотника внезапно становится новой целью этой игры. Очень увлекательной игры. Он на полусогнутых ногах перебегает через дорожку и припадает к земле у следующего куста. Знакомого силуэта пока не видно, но он почти уверен, что Дилюк там. Шаг за шагом, и Кэйа приближается к нему, сам же себя восхваляя за скрытность и незаметность. Большой куст еще раз подозрительно сотрясается, и Кэйа чуть не пырскает со смеху. Шажок, еще, третий. И-и-и... — Бу! Он выпрыгивает из-за куста с мало не победным кличем. И натыкается… На белку. Маленький зверек мгновенно скрывается в траве, а Кэйа не успевает даже понять, что ошибся. Только замечает краем глаза странную тень в стороне. — Бу! Он успевает обернуться лишь наполовину и дернуться в страхе, когда темный силуэт врезается в него со всей силы. — А-а-а! Дилюк роняет его в траву и заливается таким смехом, что Кэйа не сразу его узнает — так давно он этого не слышал. — Видел бы ты себя со стороны, — обхохатывается Дилюк, нависая над ним. — Настоящая мама-утка. — Ты! — отталкивает его Кэйа. — Ты меня напугал! — Ты тоже меня собирался, — справедливо напоминает Дилюк. — Что не случилось, то не считается, — обиженно откатывается от него Кэйа. И прячет улыбку в траве. — Чуть не через весь двор полз, — Дилюк не прекращает подкалывать и толкает его локтем под ребро. — А ты еще и следил, гад. — Извини-извини, слишком смешно было, — примирительно улыбается он. — Ну все, мир. Встаем — пижамы зеленые будут, — Дилюк поднимается на ноги и протягивает Кэйе руку. — Было бы чего жалеть, — фыркает Кэйа, но все же поднимается, отряхивается и оглядывается по сторонам. — Спорим, ты не угадаешь, куда я тебя отведу, — в конце концов ухмыляется он. — В пруду что ли топить? Кэйа не отвечает. Только направляется куда-то в темноту, захватив с собой теплую руку. Спустя пару минут его маршрут временно меняется. Дилюк скептически смотрит вверх. — Если ты думаешь, что я никогда не видел яблок... — Ну Дилюк! — Кэйа складывает руки в просящем жесте. — Подсади, и пойдем дальше! Дилюк тяжело вздыхает. На лице Кэйи расплывается довольная улыбка, когда Дилюк все же повинуется, встает на одно колено и кладет на него свои сложенные в замок ладони. — Лезь, мартышка, пока я не передумал. — Спасибо! Кэйа мгновенно стягивает обувь и начинает забираться по нему. На самом деле ему страшно упасть, но он верит, что Дилюк поймает. Или хотя бы упадет вместе с ним — будет не так обидно. Поэтому Кэйа ставит ногу на его сложенные вместе руки и держится за голову, за неимением лучшей поддержки. На плечи надо встать ногами. — Волосы не выдери, — предупреждает Дилюк. Кэйа шутит не задумываясь и отталкивается второй ногой от земли. Надо сделать быстро, пока они оба не потеряли равновесие. Вторая нога опускается Дилюку на плечо, и Кэйа пытается поднять на другое плечо ту ногу, что стоит на его руках. Дилюк подталкивает его и Кэйа чуть не падает. Раз! Он встает ему на плечи и рывком выпрямляется. Дилюк только шипит о том, что он не мартышка, а самый настоящий медведь, и придерживает за икры. Но Кэйе уже и не надо — он дотягивается до толстой ветки над головой и уже срывает ближайшие яблоки свободной рукой. Одно, неудачная попытка, второе. Слишком маленькое, еще одно. — Все! — командует Кэйа, и руки, держащие его за ноги, мгновенно отпускают — он спрыгивает в траву. — На, — протягивает Дилюку яблоко. — Они же недоспелые, — хмурится Дилюк, протирая фрукт о пижаму. — Какая лазниса, — наскоро обувается Кэйа, уже держа свою добычу в зубах. И ведет Дилюка дальше.                      Сон ловит их неожиданно, когда они порядком устают. Они набегались, успели все-таки помочить ноги в декоративном пруду и облазить пару деревьев, которые Кэйе особо приглянулись. Кэйа не выдерживает, когда Дилюк зевает третий раз. Он притаскивает плед откуда-то из закромов своей беседки и с хозяйственным видом несет с собой. — Держал на случай холодных вечеров, — отвечает он на немой вопрос Дилюка. — Идем, есть место красивее этого. И в самом деле есть. Кэйа устраивается с Дилюком на качелях и невзначай превращает его в подушку. Сначала за неспешными разговорами он опускает голову Дилюку на плечо. Потом, после череды приятнейших поглаживаний, устраивает ее на коленях и оправдывается тем, что так удобнее считать звезды. И не сводит взгляд с Дилюка. Там самый счастливый в мире мальчик и засыпает. Над другим соней, который склоняет над ним голову.