не делай не трогай не касайся
Все стирается ответными действиями. Потому что ему разрешают. Его не отталкивают. Кэйа вздрагивает, когда чувствует, как пальцы Дилюка пробираются под ткань рубашки, оглаживают подвздошные косточки и водят по талии. — М-м-м, — он тянет в поцелуй, прикусывает его губу, пытается отрезвить болью. — Только ты, — Дилюк шепчет уста в уста. — Никто больше. Я хочу только тебя. Всегда хотел одного лишь тебя. Кэйа слегка сжимает его за шею и разрывает поцелуй. Руки Дилюка уже пытаются скользнуть выше, но только слегка подлезают под рубашку и натыкаются на тугой корсет, который не дает задрать ее выше. — Постой, — вертится Кэйа. — Надо развязать. Дилюк в своем нетерпении готов порвать и корсет, и рубашку, и всех, кто попытается им помешать, но глубоко вдыхает и позволяет Кэйе слегка отстраниться, чтобы согнуться перед ним на подлокотник кресла, упираясь коленями между его ног. — О боги. Длинный плащ свисает сбоку, открывая вид на изогнутую спину, и то, как Кэйа ее выгибает, окончательно сводит с ума. Только голос дает силу потянуться к завязке дрожащими руками. — Дерни за ту ленту, что короче, — пытается объяснить он. — Черт, Кэйа, я знаю, как… — бормочет Дилюк. Его рука сама скользит по спине и без разрешения сжимается немного ниже. Нет, ничего он не знает. Он глупый мальчишка, который восхищается чужим телом перед собой. — Дилюк, это не корсет, — Кэйа тоже нервничает, как бы не пытался притвориться уверенным. Он заводит руку за спину, чтобы оторвать ладонь Дилюка от своей ягодицы. Дилюк только перехватывает ее другой рукой и пьяно думает о том, как хочет прикоснуться к нему без одежды. — Дилюк… это не спина, — дрожащим голосом повторяет Кэйа, когда чужие пальцы поддевают штаны. — Дилюк, пожалуйста… Он делает глубокий вдох, в тысячный раз игнорирует свое возбуждение и возвращается взглядом к спине Кэйи. Потом рукой, осторожно. Находит в себе силы потянуть за чертов бант. Кэйа с облегчением выдыхает и поднимает руки, чтобы помочь, когда Дилюк отцепляет его плащ и стягивает корсет. Последний летит в сторону и падает с глухим звуком. Дилюк душит смешок и шутки о том, как можно в таком ходить, как только взгляд падает на его оголенный живот. Случайно задранная рубашка открывает вид на тонкую талию, и все же один вопрос вырывается из него: — На кой черт тебе та хрень, если ты и без того худющий… Руки сами ложатся на его бока. Кэйа дергается, но в этот раз не отстраняется. — Подразнить тебя, должно быть, — он пытается удобнее сесть на его коленях, но Дилюк притягивает еще ближе. Крепко вжимает в себя и опускает на выступающий через штаны бугор. Сознание мутнеет все сильнее, оставляя в голове только дикую жажду близости. — Сил моих больше нет, — шепчет Дилюк. И его накрывает с головой. Слишком долго он терпел. Все тело прошибает несказанным удовольствием, когда мягкие ягодицы потираются о него через штаны. А от понимания, что это не был случайный жест, и вовсе хочется кричать. Кэйа даже не думает тормозить — плавно двигается туда-сюда, не менее заведенный, тяжело дышит на ухо и покрывает поцелуями кожу за ним. Дилюк чувствует, насколько Кэйа возбужден, когда он потирается о его торс в ответ. Ох, до чего же это усиливает желание большего. В глазах темнеет от переполняющих ощущений. Еще немного. Кэйа невнятно бормочет что-то об узких штанах, хотя даже через них четко ощущается то, чем он потирается о его живот. Дилюк толкается навстречу опущенным на него бедрам, бесцеремонно их сжимает и жмурится до разноцветных узоров под веками. Кэйа. С ним. Нет — прямо на нем. Елозит. Впивается ногтями в плечи. Прижимается. Трется. И низко стонет. В унисон. Через пару минут Дилюк обнаруживает себя все так же прижимающим Кэйю к груди. Он обнимается в ответ, поглаживает Дилюка по волосам и приговаривает что-то с такой нежностью, словно собрался уложить спать. Вот только сон — последнее, что у него на уме. Сердце все еще ускоренно стучит, дыхание сбитое, неровное, а в штанах становится липко и неудобно. — Что я сделал… — бормочет он. — Ты в порядке? — Кэйа с виду в таком же состоянии, но отлипает от его груди, вглядывается в глаза и прикладывает руку ко лбу. — Угу, — получается хрипло, сдавленно. — Сейчас, — он слезает с колен. Дилюк следит за его неровной походкой, хмыкает, когда Кэйа подходит к столику, и улыбается, когда он берет графин и не церемонясь пьет прямо из него. — Будешь? — Кэйа косится через плечо. Дилюк только кивает и следит, как он несет ему уже налитую в стакан воду. — Спасибо. Он отходит подкинуть в догорающий камин поленьев, пока Дилюк опустошает стакан. И только посуда возвращается на свое законное место, вместо нее он притягивает к себе Кэйю. — Я думал, я перестарался, — удивляется он, опускаясь к Дилюку на колени. — Так и есть. Дилюк не лукавит. После воды в нем опять просыпается уже знакомого рода жажда, и чем ближе Кэйа, тем она ярче. — Ты хочешь… продолжить? — Кэйа внимательно на него смотрит. Он немного теряется. — Ты о… Кэйа придвигается, наклоняется к его уху и шепчет, словно стесняется говорить это громко: — Хочешь любить меня по-настоящему? — их пальцы переплетаются, сжимают ладони друг друга. — Так, как можно только девушку, — Кэйа облизывает губы и замирает в сантиметрах от его лица. — Как… — Дилюк теряется. Краснеет, когда представляет, о чем речь. Согласно кивает. Еще раз. — Да. Да, очень хочу, но что ты… — Я покажу, — нежно улыбается Кэйа. — Покажи, — просит Дилюк. Читает в глазах напротив согласие. Замечает движение навстречу. И обрушивается на его губы. Кэйа покажет остальное. В этот раз получается еще лучше. Теперь, когда возбуждение только нарастает, каждое движение ощущается в тысячу раз ярче. Он сминает губы Кэйи почти трепетно, осторожно, словно в его руках самая хрупкая в мире вещь. Повторяет за ним движения, зеркалит каждое касание, словно и вправду пытается научиться заново. И теперь, в этой синхронности, поцелуй получается таким правильным, пружинящим и приятным, что они на время забывают о всем остальном и ласкают друг друга только губами. Пока Дилюку в голову не ударяет то самое возбуждение, которое не щадило его весь вечер. Желание большего. — Пошли в кровать, — шепчет он, слегка отстраняясь. — Нет нужды. Кэйа слезает с его колен и тащит за собой за руку. Вниз. Прямо на здоровенную медвежью шкуру, расстеленную у камина. И Дилюк соглашается. — Помоги раздеться, — просит Кэйа, лежа под ним. Его руки блуждают по рубашке Дилюка, отцепляют плащ и расстегивают пуговицы жилета, находят рубашку. Дилюк нависает над ним, упирается ладонью возле его головы и избавляет Кэйю от рубашки свободной рукой. — Это было проще, когда ты был в пижаме, — неловко улыбается он. — Было бы еще проще, если бы ты остался в ту ночь, — напоминает Кэйа. — Прости, — замирает Дилюк. — Прости, я не думал… — Неважно. Иди сюда, — Кэйа стягивает его жилет, оставляет рубашку висеть где-то на локтях, и притягивает Дилюка к себе. Их поцелуи короткие, прерывающиеся на такие же фразы, не менее важные чем то, что они собираются делать. — Мне тоже нужно было время, — говорит Кэйа. Еще целует. — Ты был таким настойчивым, — прерывается для поцелуя. — Теперь я хочу дать тебе то же, — и целует еще. Они полностью освобождаются от рубашек, наскоро разуваются и помогают друг другу стащить штаны. Не без труда и стеснения, но скоро Дилюк стягивает с Кэйи белье — последнее, что разделяет их от полной открытости друг перед другом. Дилюк покрывает его кожу поцелуями, оглаживает подтянутое тело, и не может оторвать взгляда. То, что он заметил ранее, сейчас удивляет не меньше: — У тебя нет волос… Кэйа смущенно прикрывает глаза с пониманием, о чем он хочет спросить. — Это специальная процедура. Воском. Дилюк посмеивается, ругая себя за мысль, что тело без волос — преимущество королевской крови. Кэйа тем временем берет себя в руки и с долей неловкости в голосе пытается объяснить: — Неважно. Ты должен помочь мне. — Да? Дилюк слегка отстраняется, пока Кэйа изящным движением поднимает одну ногу и прижимает к боку. Указательный палец, направлен между бедер, показывает точно на сжатое кольцо мышц. — Кэйа, ты… — Дилюк… Послушай… Внутри девушек обычно все очень мокро… Дилюк молча косится в сторону графина. — Нет-нет, вода не подойдет, — смеется Кэйа, замечая этот взгляд. — Она как… как слюна, знаешь. — Кэйа, ты издеваешься? Я туда не войду, — немного шокировано смотрит Дилюк, понимая, что он не шутит. — Нет, войдешь! — Кэйа притягивает его к себе. — Помоги мне, давай. — Как? — он чуть не хнычет от своего беспомощного перевозбуждения. — Кэйа, прошу, давай просто сделаем это друг другу руками. — Нет-нет-нет, — Кэйа перехватывает его ладони и тянет к себе. — Растяни меня пальцами. Давай, у нас получится. Дилюк смотрит почти с восхищением, пока Кэйа берет в рот три его пальца. Он обильно их слюнявит, теплым языком облизывает так, что приходится ежиться от мурашек, и достает с полными надежды глазами. — Прошу. — Если не выйдет… — начинает Дилюк. Но Кэйа удивляет еще больше: — То я сделаю это ртом. Дилюк действует в попытке не упустить ни капли слюны — сразу приставляет мокрую руку между его ног. Кэйа сильнее прижимает задранную ногу к животу. — Давай, — с надеждой смотрит он. — По одному. — Ох… Руководи. И говори, если что-то не так, — согласный кивок не заставляет себя ждать. И Дилюк делает. Кэйа слегка приоткрывает рот, когда в него начинает входить первый палец. — Нет, это просто невозможно, — говорит Дилюк, но проталкивает его глубже. — Возможно, — шипит Кэйа. Он вцепляется в свою ногу, впивается в кожу пальцами, и Дилюк перехватывает его ладонь в страхе, что он себя покалечит. — Еще, — Кэйа глубоко дышит, когда палец в нем двигается туда-сюда. — Хорошо. Еще. Вставляй второй. — Кэйа, он не войдет, — мотает головой покраснелый Дилюк. — Вставляй второй, Дилюк, — звучит как что-то среднее между просьбой и приказом. Кэйа освобождает ладонь из его хватки, опускает на собственную ягодицу и оттягивает ее в сторону. Дилюк осторожно пододвигает второй палец к узкому входу. — Надави сильнее, — он пытается толкнуться навстречу. И Дилюк слушается. Кэйа тихо шипит, когда в него проникают два пальца. — Хорошо, продолжай, — сквозь зубы говорит он. — Разведи их в стороны. Я скажу если пойдет не так… М-м-м… — Плохо? — Дилюк медленно разводит пальцы в нем. — Хорошо, — он глубоко дышит. — Давай еще. Ха… Я думал, будет больнее. — Больно? — Дилюк тотчас замирает. — Нет-нет, это приятная боль, — выдыхает Кэйа. — Прошу, продолжай. Я в порядке. Дилюк скользит пальцами по мягким стеночкам, увлечен его реакцией. Кэйа полностью открыт перед ним. На смуглом теле скачут тени от языков пламени, волосы разметаны по медвежьей шкуре, а сверкающая в огне тиара только каким-то чудом держится на голове. Он так увлечен, что даже не замечает собственного возбуждения. Все мысли только о Кэйе. Все внимание приковано к нему. — Да, вот та-а-ак… — расслабленно тянет он, когда Дилюк начинает двигать пальцами ритмично. — Можешь следующий… Дилюк уверен, что теперь уж точно не войдет, но не спорит — слишком обворожительно выглядит такой Кэйа. Он раздвигает два пальца, чтобы ввести третий, и с удивлением слышит низкий стон. — Кэйа? Кэйа впивается в ягодицу ногтями и быстро дышит. — Да, пожалуйста, — просит он. Дилюк опять перехватывает его ладонь свободной рукой. — Не царапай себя. Царапай меня, — он целует костяшки, пока вставляет внутрь третий палец. — Ха-а-а… — у Кэйи закатываются глаза, а пальцы действительно впиваются в предоставленную ему руку. — Я хочу тебя, хочу тебя в себе. Черт, к таким прошибающим молнией фразам Дилюк совершенно не готов. Его начинает накрывать с каждым громким вздохом Кэйи, а теперь и вовсе подбивает поспешить. — Потерпи, — просит он. И игнорирует сдавленный смешок, который напоминает, что еще недавно Дилюк и вовсе не верил в успех этой затеи. Смешок, который превращается в стон, когда он смелее толкает в Кэйю уже три пальца. — Дилюк! — дергается он. — Смешно тебе? — Дилюк растягивает узкие стенки, выбивая из него столь желанные звуки. — Ах-а… Нет, только нем-м-много забавно, — криво улыбается Кэйа. — Ох, черт, как хорошо. Не представляю что будет, когда ты вставишь свой… — Кэйа, там все еще ужасно узко, — мотает головой Дилюк. — Д-дилюк! — сквозь стон ругается Кэйа. — Ты хочешь меня? — Да. — Так возьми! — он в одно движение вытягивает его пальцы из себя, шипит, но уже тянет Дилюка на себя. — Давай. Я не стеклянный. Или ты стеклянный? — Какой же ты невыносимый… — Дилюк наваливается сверху, прижимает к полу своим весом так, что Кэйа мгновенно теряет свою наглость. — А ты нерешительный, — бросает он в попытке еще больше извести. Но уже без былого запала, почти вопросительно. — Все, ты меня довел. Его рука ложится Кэйе на шею прежде, чем он понимает, что делает. Вот только сам Кэйа с надеждой подставляется снизу. Он собирается бросить еще что-то колкое, но Дилюк не дает. Он трется между его ног и мысленно извиняется за то, что больше не может терпеть. Помогает себе рукой, прижимается к Кэйе, крепче сжимает шею. И скользит внутрь него. — Дилюк! — вскрикивает он. Пальцы скользят по острым ключицам, оглаживают нежную кожу, отвлекают. Кэйа притаскивает Дилюка к себе, крепко обнимает, прячет лицо в его плечо и шепчет что-то невнятное. Дилюк медленно проникает в него, покрывает шею поцелуями, но не отступает, задетый словами про нерешительность. Ничего он не нерешительный. Он только боится причинить боль. — Медленнее, — просит Кэйа. Дилюк чувствует, как Кэйа весь на нем сжимается, и двигается осторожными плавными движениями. Он плавится, наслаждается этой теснотой, вздохами на ухо, телом под собой. — Как ты? — спрашивает он. — Да, — выдыхает Кэйа, словно не понимает вопроса. — Кэйа. — Да… я хорошо, — шепчет он. — Глубже. Дилюк оглаживает его бедра, целует в шею, подбородок, щеки. И двигается внутри него с мыслью вернуть те сладкие стоны, на которые Кэйа сорвался, когда в нем были одни только пальцы. Толчок за толчком, и их бедра наконец сталкиваются — Дилюк входит полностью. И это так хорошо, что хочется продолжать вечно. — Ха-а-а… — выдыхает он. — Я весь в тебе. — Двигайся. Кэйа держится недолго — его глубокие вдохи начинают чередоваться, а скоро и вовсе переходят на стоны. Низкие, сладкие, полные удовольствия. И это звучит так хорошо, так восхитительно и так правильно, что вдвойне сводит с ума. — Поцелуй меня, — просит он. Дилюк, как бы не хотел вытолкать из него всю душу с каждым движением, не может ему отказать — замедляется, приподнимается на локтях, склоняется к его губам и впивается в них своими. От каждого движения по венам растекается чистое удовольствие, Кэйа гортанно стонет ему в рот и впивается в плечи ногтями, когда Дилюк входит в него смелее. Поцелуй разрывается, но он продолжает нависать в сантиметрах над Кэйей, чтобы видеть, как меняется его лицо с каждым неторопливым движением. — Красивый, красивый, красивый, — он не уверен, в который раз за ночь повторяет это слово, но Кэйа настолько прекрасен в его глазах, что об этом хочется говорить вечно. Он прикусывает губу, хмурит брови, цепляется за Дилюка так, словно тот его сейчас отпустит. Глаза моментами забавно косятся к носу, когда ему становится чересчур, но вместе с этим всем Кэйа просто восхитителен. Комнату заполняют шлепки, с которыми они сталкиваются бедрами, и это разжигает Дилюка еще больше. В мыслях несвязная кашица. Понимание, что Кэйа ему разрешает, наслаждение каждым движением, и томные стоны возле уха, которые только провоцируют двигаться быстрее. — М-м-мх, Дилюк, замедлись! — вскрикивает Кэйа, точно оставляя у него на спине восемь новых царапин. Его уносит слишком, чтобы остановиться. — Не могу, — сбито отвечает Дилюк. — Не могу, Кэйа, мне так хорошо… Прости, я не могу… Он предельно заведен тем, что делает, перед глазами стоит мутная пелена, тело движется машинально, а Кэйа под ним такой горячий, что страшно обжечься. — Ты меня разорвешь… — он, кажется, чуть не хнычет, но крепко прижимается всем телом и громко выстанывает что-то о том, что Дилюк то ли глупый идиот, то ли ненасытный монстр, и как это все хорошо. — Прости-прости-прости, — повторяет Дилюк с каждым нетерпеливым толчком внутрь него. — Это так приятно… Волна чувств накрывает с головой, и это вообще не идет в сравнение с теми ночами, когда приходилось справляться с нахлынувшим возбуждением самому. Сегодня все отвращение к себе заменяет чистое наслаждение Кэйей, и лучше этого, кажется, не будет больше ничего. Он такой невинный, откровенный перед ним, что мысль о греховности их занятия — последнее, о чем вспоминает Дилюк. — Еще, — просит он, — еще немножко… Ощущения заставляют забыть обо всем, пока Кэйа так сильно сжимается вокруг него, низко повторяет его имя, обдирает ногтями спину и двигает бедрами навстречу. В какой-то момент тонкие стоны превращаются в настоящий сдавленный скулеж смешанный с тонкими «ай-ай-ай», которые вторят каждому размашистому толчку Дилюка. Он прибивает слабые попытки Кэйи двигаться в такт, крепко обвивая его за талию, и долбит из последних сил. — Кэйа… Кэйа… — его сбивчивый хриплый шепот кажется звуком со стороны. Он кончает одновременно с самым нещадным укусом в шею, на который Кэйа только может быть способен. И все равно это не заглушает той волны удовольствия, которая накатывает на него в момент, когда он в последний раз входит до конца. Кэйа под ним обмякает, руки спадают с плеч, а со рта больше не срывается ни одного похабного звука, которые так и лились из него мгновение ранее. Дилюк подрывается, несмотря на усталость. — Кэйа! — он нависает над ним, заглядывает в глаза, тормошит за плечо. — Кэйа, что с тобой? Кэйа только слабо отворачивает голову. — Кэйа, ну же, — трясет его Дилюк. Он приоткрывает глаза и облизывает сухие губы. — Кэйа, что..? — Я сделал это без рук, — отвечает он и смотрит вниз на их тела. Дилюк следит за его взглядом, натыкается на их животы, перепачканные семенем, и осторожно улыбается. — Это плохо? Кэйа слабо пожимает плечами и улыбается в ответ. — Просто кто-то не знает о том, что такое самоконтроль. — Прости, — Дилюк бодает его виском в висок и виновато смотрит в сторону. — Прости, меня занесло. Он садится, отстраняется и горбится подобно провинившемуся щеночку. — Эй, ты что? — Кэйа приподнимается на локтях. — Обиделся? — Нет. Прихожу в себя. — Дилюк. Он послушно поднимает взгляд. — Мне было очень хорошо, — признается Кэйа. — А тебе? Дилюк смотрит вниз. Потом на Кэйю. Еще раз вниз. И опять на него. А потом рискует спросить: — Если я скажу, что мне мало этого, ты меня убьешь? — Сдам гвардии за покушение на мою жизнь.***
Кэйа тихо сопит у него под боком. Сам Дилюк боится засыпать, но не может поступить так жестоко и разбудить этот теплый комок, укрытый его плащом. По-хорошему, им стоит помыться, переодеться и вернуться в комнаты, но рассвет только наступил, а, значит, до прихода служанок — если они все-таки сюда придут — еще остается несколько часов. И он остается. Сидит рядом и сторожит свое счастье. Каждый уголок комнаты напоминает о том, что они делали всю ночь напролет. На деле единственные доказательства — пустой графин, потухший камин, раскиданная в стороне одежда и они сами. Но Дилюк не может прекратить прокручивать в голове каждую похабную сцену, которая происходила между ними. За эту ночь Кэйа убил его и воскресил бессчетное количество раз. Он отдался ему на четвереньках, потом оседлал несколько раз. Когда понял, что ему мало, то сделал хорошо ртом, а потом научил этому и самого Дилюка. Они делали это в кресле, на его подлокотнике, у стены, когда Кэйа начал шутить про то, что пойдет спать прямо на кровати отца. Дилюк почти с ним согласился, когда толкался в него, но потом это каким-то странным образом перетекло в нежные ласки на той же медвежьей шкуре, где Кэйа и уснул без сил, а Дилюка, наконец, отпустило действие того подарка Боудики, который заставлял продолжать еще и еще. Он осторожно поправляет Кэйе волосы, оставляет на виске невесомый поцелуй и замечает, что он слегка дрожит. Ну и куда его такого оставлять на полу? Кэйа только слегка ворочается, когда Дилюк подхватывает его на руки. Путь в первую комнату спальни кажется слишком быстрым, так что когда он укрывает Кэйю теплым одеялом, слишком хочется лечь рядом. И это желание перевешивает, когда за руку цепляется чужая, а сонный голос просит: — Обними меня… Дилюк застывает в сомнении. В самом деле, разве служанка придет будить короля, зная, что его тут нет?***
Утро отвечает: придет. Обязательно придет. Если не будить, то убирать комнату. И двое посторонних в ней — явно не то, что она должна видеть. У Дилюка колотится сердце, пока он слышит, как кто-то возится в противоположной части комнаты. Он открывает глаза и натыкается на такие же удивленные напротив. Кэйа подает какие-то знаки взглядом, но Дилюк мотает головой, намекая, что ничего не понял. Служанка тихо напевает — значит, еще их не заметила. Вот только это никак не поможет. Мимо нее не пробраться, они совершенно голые, а бежать до своих комнат в другую половину замка — так себе идея. Да и их одежда, которая осталась в соседней комнате, станет отличным доказательством, подталкивающим к эшафоту если не их двоих, то Дилюка уж точно. Сердце стучит как бешенное. Он перебирает в уме всевозможные пути отступления, слова, которыми можно выкрутиться… Какие тут слова, если они вдвоем лежат голые в чужой постели? Кэйа делает проще: толкает Дилюка вниз и накрывает одеялом с головой. А потом зевает. Да так громко и низко, словно решил передразнить рычание старого льва. Что-то глухо падает на пол, и Дилюк невольно содрогается, но Кэйа держит его за плечо, не разрешая выбраться из-под одеяла. — Ваше Величество! — восклицает служанка. — Прошу меня простить, я не знала, что вы остались в вашей спальне! Извините, ради бога, я уберу потом! Кэйа откидывает с Дилюка одеяло, как только слышится звук закрытой двери. Он тихо хохочет, поглядывая в сторону выхода. — Хорошо, что волосами я похож на отца, да?