***
Нет, мама. Простите меня. Я не могу. Их нет нигде. Гвардия толпами бегает по замку, слуги тоже подключаются к поискам. Столь огромную территорию трудно прочесать одновременно — люди больше мешают друг другу, чем помогают. Количество гостей тоже не способствует поискам. Недовольные ночной деятельностью графини высовываются из своих комнат и ругаются с персоналом, который объясняет каждой, в чем проблема — балаган стоит невероятный. Боудика даже думать не хочет о том, что кто-то из них мог спрятать Кэйю у себя. Двери в запертые подсобки, служебные помещения и нерабочие прачечные она к концу ночи приказывает выламывать, но это не приносит никакого результата. Ни одной зацепки, ни упавшего волоса. Ничего. По улицам вокруг замка охрана тоже шарит не меньше, чем внутри — каждый куст проверяют по три раза, осматривают деревья, будто принц только там и мечтал просидеть всю ночь; заглядывают под каждую скамейку и переворачивают все чучела на полигоне. Проверяют даже личную оранжерею королевы, и все зря. Ко всем, кто стоит на дежурстве в эту ночь, цепляются с допросами, но охранники как один твердят, что никого не видели. Мысль, что они могли сбежать в город, отстраняет другая, та, которую выражает один из старых гвардейцев: — Принц Кэйа Альберих и его личный слуга, некий Дилюк, должно быть, провалились сквозь землю. За такое принцесса в гневе отправляет их обыскать подвалы еще раз. Но там их тоже нет. Боудика устало плетется к своей комнате. За окном несколько часов назад взошло солнце, а Кэйа так и не объявился. Гвардейцы все еще не бросают попыток его найти, но она просто надеется, что рано или поздно он придет сам. Ничего страшного, ничто еще не потеряно. Даже если никто не может найти ни Кэйю, ни его слугу, даже если случился худший из возможных исходов, даже если рыжий не смог с собой совладать и Кэйа все же пострадал, Боудика готова взять все в свои руки. Она обязательно спасет его и накажет виновника. Остается лишь дождаться их возвращения, в каких бы закромах они не прятались всю эту ночь. Пока что она собирается позволить себе пару часов сна. Эхо ее шагов раздается пустыми коридорами, пока из раздумий не вырывает последнее, что только можно было услышать в такое время. Боудика замирает на месте. Коридором проносится прохладный ветерок. Где-то рядом звучат чужие всхлипы. — Кто тут? Нет, не тут. Тонкий девчачий плач доносится прямо из комнаты Кэйи. Боудика не думая подлетает к двери, дергает за ручку. И замирает в пороге. — Ты. Сегодня высшие силы непозволительно милостивы к принцессе. Понимать это иначе просто нельзя. Девчушка, скромно сидящая за одним из столиков принца — точно подарок судьбы. Та, отомстить которой она желает столь сильно, сама попала к ней в руки. И пускай Боудика не помнит ее имени, зато в памяти всплывает каждый непростительный проступок, совершенный этой девицей. Каждый из пятидесяти оттенков ненависти, который простая служанка заставила ее испытать за две встречи. Ничего страшного, что она не помнит имени — ей хватит и тех слов, которые так и просятся на язык от одного только взгляда на эту бездарь. Служанка тотчас закрывает рот рукой, но слезы все равно бесконтрольно катятся по щекам. Она размазывает их по лицу, утирает нос и продолжает реветь. — Ваше Высочество… Вид этого жалкого создания приносит лишь необъяснимое желание вымыться, как будто она запачкается лишь от того, что находится с ней в одной комнате. Неважно — Боудика мысленно отбрасывает свое отвращение, подлетает к служанке и заносит руку для удара. — Какого черта ты тут забыла?! — Я н-не… Девчушка слетает со стула от хлесткой пощечины. — А-а-а! Боудика сдерживает желание отвесить еще одну. Грудь наполняется знакомым теплом от одного только удара — слишком давно она никого не наказывала. Мелкая неловко отползает от нее на коленях, пытаясь не спускать испуганного взгляда. Боудика неспешно шагает ближе, пока уровень раздражения поднимается все выше. Нет, это совершенно невыносимо. — Ты так будешь до утра ползти, — недовольно бросает она, замечая неловкие попытки отстраниться. Два глупых детских хвостика очень удобно ложатся в руки. — Я тебе помогу. Служанка кричит и короткими ногтями царапает пол, пока Боудика за волосы тащит ее по полу. Мелкая забавно дрыгает ногами, теряет балетку и пытается вырываться. Бесполезно — тащить такое щуплое и худое тело не составляет никакого труда даже для нее. — Вставай! — рычит Боудика, притягивая ее к кровати. Девчушка поднимается и через секунду тряпичной куклой падает в постель. Она хватается за голову, как только Боудика разжимает хватку на волосах, и скручивается, глотая слезы. Кровь в жилах вскипает с каждым отвратительным до мурашек действием. До чего же ей противен один только вид этой мелкой крысы. — П-прошу вас, я н-ничего не сделала, — нет, эти гадкие всхлипы точно выведут ее из себя. — Ошибаешься! — кричит Боудика. — Ты, тупая дура, сделала слишком много, чтобы теперь оправдываться! Девчушка начинает отползать от нее. Как же бесит. Боудика ловит ее за икры и тащит к краю кровати. — Куда собралась? — губы растягиваются в лихой ухмылке. — П-прошу! Что вам н-надо?! — визжит служанка, прикрываясь от удара. — Не притворяйся глупой, — Боудика склоняется и нависает над ней как хищник над жертвой. Именно так она себя и ощущает: довольной гиеной, к которой в логово забрела невнимательная антилопа. О, как же приятен этот утренний подарок после ночной неудачной охоты. — Куда ты их отвела? Она затихает, сбитая с толку вопросом. — Отвечай! — Боудика замахивается, и служанка машинально прикрывается руками. — Отвечай, тупая сука, пока я тебе эти руки в камин не засунула! — она перехватывает тонкие запястья и отводит ее руки в сторону. — Не надо! — служанка еще раз дергается в попытке увернуться, но ладонь Боудики прилетает точно по худой щеке. — Отвечай! Где! Они! — три хлесткие пощечины громко звучат в большой спальне. Ее голова отлетает и ударяется о кровать, раздражая еще больше.ненавижу н е н а в и ж у н е н а в и ж у
— Я не знаю! Не знаю! — Не ври мне! Руки сами смыкаются на худой шее. — Ты сама вывела их за дверь, а потом наврала охране! — хватка становится все сильнее. — Думаешь, вокруг тебя все слепые?! Собственные слова кажутся лишь слабым копированием слов матери, но Боудика игнорирует мысль и продолжает вдавливать служанку в постель. — Думаешь, что можешь делать перед моим носом все, что вздумается и надеяться на мирную жизнь после? Девчушка кашляет и брыкается, а бесполезные попытки расцарапать ее руки становятся все отчаяннее. Глаза Боудики застилают яркие вспышки красного. Хорошо… Так стоило поступить сразу же. Никто никогда больше не посмеет ей перечить. Булькающие звуки животного, что давится собственными соплями, доносятся до ушей с запозданием. — Черт, — Боудика приходит в себя. Рано ее душить. Она отпускает. Мелкая скручивается и разражается хриплым кашлем. Боудика отходит от нее, чтобы отдышаться. Вода на столике удобно попадается под руку. — Освежись-ка, — лить содержимое графина на полубессознательное тело почти столь же приятно, сколь и бить. И все же, когда она опять начинает махать руками, Боудику опять накрывает ненависть и отвращение. — Давай, мелкая дрянь, мы еще не закончили. Девушка кашляет и сбито дышит в перерывах. — Ну что, вспомнила, где Кэйа? Она лишь отрицательно мотает головой. Глупое создание. — Не заставляй меня повторять… — угрожающее начинает Боудика. — Я не… Вы не… Она замирает перед ней в ожидании заветных слов. — Вы их не т-тронете. Комната раздается хохотом, словно птичье пение — Боудика восхищается сама собой даже в такой момент. Хоть что-то приятное среди этой мерзости. Она тонет в отвратительности с каждым днем, и единственный, кто может быть ей ровней — ее Кэйа. Милый Кэйа, который тоже успел погрязнуть в ужасных вещах. О, его придется хорошенько отмыть и очистить, когда он вернется. До того же не остается ничего другого, кроме как марать руки самой. Ради их совместного счастья. — Что, думаешь, твою благодетельность кто-то оценит? — она с ухмылкой смотрит на служанку. — Думаешь, принц подарит тебе титул и место при дворе за твое самопожертвование? Хочешь стать графиней? Маркизой? Баронессой? Или, может, мечтаешь занять мое место? Девушка подгибает ноги под себя и слушает, словно в трансе. Боудика, тем не менее, заводится еще больше: — Ты, быть может, думаешь, что сделала доброе дело, отпустив принца с его слугой? Мелкая икает, вытирая остатки слез. — О, поверь, ты сделала хорошо одной только мне. Может, ты не заметила, пока подтирала чужие рты, но на балу этот рыжий изврат по ошибке выпил некое снадобье с интересным эффектом, — внимательные глаза служанки шокировано округляются. — Представь, что он может сделать с Кэйей, если им посчастливится остаться вдвоем. — Нет! Он не такой! — восклицает девушка, мгновенно поняв, о чем идет речь. — О-о-о, — тянет Боудика, — поверь, под действием столь мощного афродизиака в таких количествах даже первый джентльмен сойдет с ума. Что уж говорить про этого неопытного ребенка. — Нет! Он не навредит ему! Еще одна порция смеха заставляет мелкую поежиться. — Если доживешь до утра, то увидишь, как Кэйа приползет к моим ногам и сам прикажет отрубить ему голову. — Нет-нет-нет, — чуть ли не скулит служанка, в ужасе покачиваясь со стороны в сторону. — Но если хочешь его спасти, то говори, куда их отправила! — Я не знаю, правда не знаю! — заходится в плаче она. — Я просто помогла им сбежать… — Тупица. Как ты думаешь, почему их искала охрана?! Ты, безмозглая ослица, считаешь, что знаешь все лучше других?! Из-за тебя мой жених сейчас где-то страдает от рук этого мерзавца, пока ты спокойно лазишь по чужим спальням, словно у себя дома! — Боудика понижает тон. — Что ты тут делала? Девушка замолкает. — Что. Ты. Тут. Делала, — раздельно повторяет принцесса, склоняясь ниже. — Ничего, — шепчет она. — Кажется, ты плохо меня понимаешь, — собственные слова даже самой Боудике кажутся змеиным шипением, но оттого запугивать получается даже лучше. Она намеренно продолжает в том же духе. — Выбирай: или ты ответишь мне сейчас, или уже в пыточной с лезвиями под ногтями. Ну! Служанка вытирает слезы, шмыгает носом, набирает в воздух легкие. — Я т-тоже их искала. — О, отлично! — Боудика в бессилии ударяет ногой по бедру. — Она их искала! Невероятно! И как? Под кроватью проверила? В шкафах? На балконе? Ревела ты тоже потому что не смогла найти? Ты, тупая дура, не должна была их выпускать, чтобы потом не искать! Она расхаживает по комнате в попытке привести мысли в порядок. Неважно, почему она плакала. Не важно, но очевидно. — Что, бросил тебя этот Дилюк? — ехидно улыбается Боудика. — Променял на принца? — Нет, это Кэйа вас оставил! — выпаливает служанка. — Да неужели? — ее улыбка становится шире. — Вот только разница в том, что Кэйа вернется ко мне живым, а ты заберешь своего паренька с головой, отделенной от тела. В ответ со стороны кровати не доносится ни звука. Зато ей самой мгновенно становится хуже от одного только воспоминания хитрого прищура и высокого хвоста, который, к ее сожалению, очень даже идет этому рыжему идиоту. Руки сжимаются в кулаки все больше, а глупая фраза, брошенная гадом, разрушившим все ее планы, эхом отбивается внутри головы. «За здоровье пьют до дна». Да как он мог! Она надеялась, что все будет нормально, во время каждого своего импульсивного действия. Когда сунула рыжему в руку напиток, ожидая, что он только затуманит разум одним глотком и лично всучит Кэйе его пропуск в спальню принцессы. Но до дна выпил он. Когда съедала Кэйю глазами, требуя пригласить ее на первый танец. Но Кэйю пригласил он. Когда ни живая ни мертвая сидела за столом и оправдывалась перед шокированными графинями, что танец со слугой — такая шутка. Но все смотрели на них. И все равно она просто сгорала от предвкушения большого скандала, когда передавала гвардейцам приказ «королевы» обыскать слугу принца. Она была уверена, что, когда Кэйа узнает, в каком состоянии танцевал с ним Дилюк, какая похабщина у него на уме и все в этом духе, их странной дружбе придет конец. Но он увел ее Кэйю вместе с собой. Ну ничего. Пускай Кэйа и глуп, но силен. Он наверняка защитился, он точно дал отпор. А возможно и прибил Дилюка всем на радость. Если нет, то отправит его на эшафот уже через пару часов. Но это не страшно — Боудика не откажется от него никогда. Даже если его подомнет под себя другой парень. Он все равно останется молодым и красивым. Ей нужен этот Кэйа. Это ее идеальная возможность взобраться на престол. Лучший способ оправдать ожидания матери. Стать как она. Нет — лучше нее. Мать начинала со статуса жены графа — какая нелепость. Боудика же станет молодой королевой, несмотря ни на что. Но эта служанка, которая какого-то черта возомнила себя защитницей этой случайной дружбы, должна стать примером для остальных, как делать нельзя. Все должны знать, что случится с тем, кто посмеет переступить дорогу самой наследнице трона. — Эй. Хватит ныть, — приказывает Боудика. Мысленно хвалит себя за равнодушный тон. Когда руки сжимаются в кулаки от одного только взгляда на эту дворняжку, очень тяжело не прибить ее на эмоциях. Но пока что она не намеревается этого делать. — Вставай. Служанка сидит в постели, убирая мокрые волосы от лица. Короткие пряди липнут ко лбу и наводят Боудику на мысль. — Постригу тебя налысо, — зло выплевывает она по пути к шкафчикам. — Чтобы издалека было видно. Будет тебе напоминанием на будущее. Дилюк оценит, если доживет. Боудика гребется в вещах Кэйи в поисках ножниц. Со стороны кровати не слышно ни звука. — Молчишь? — хмыкает она. — Правильно, привыкай. Ты давно должна была запомнить, что рот открывается, только когда… — Мне все равно, — служанка шмыгает носом, но пытается говорить зло, собранно. Так быстро пришла в себя. Боудика оглядывается на нее. — О, можешь хоть предо мной не притворяться, — закатывает глаза она. — Кому и важна собственная красота, так это молодым девушкам… Все ее рассуждения о том, как Мэри будет горевать по остриженным волосам, тонут в ровном ответе: — Потому Кэйа вас и не замечает — вы думаете только о внешней красоте. — А тебя, значит, кто-то замечает? — метает стрелки Боудика. — Тебя и до этого мог заметить разве что какой-то конюх — а теперь и последний дурак посчитает мальчуганом! И поможет тебе душевная красота, скажи на милость? — слова сами переходят в смех, когда приходит осознание, что эта мелкая себе надумала. — Зато Дилюку помогла. — Обязательно поздравишь его с этим завтра перед повешеньем, — въедливо отвечает она. — Кэйа его не сдаст, — шепчет Мэри. — Вы ничего не понимаете. Боудика даже злиться на эту простачку не может — до того она глупая и приземленная. Начиталась своих сказок и теперь ждет своего принца на белом коне. Боудика над такими сказками засыпала от скуки, не более. — Если Кэйа не сдаст, то я сама сдам, — понижает тон она. — И поверь, он мне только спасибо скажет. — Он не позволит, — шепчет девушка. — Они опять обведут вас вокруг пальца, а вы и дальше будете думать, что это побе… — Завались! — срывается Боудика. — Что ты можешь знать?! — Больше вашего уж точно, — для той, кто только что ревела от разбитого сердца, язвительности в голосе хоть отбавляй. — Ты, кажется, настолько тупая, что не поняла, что я могу с тобой сделать, — Боудика замирает на месте. — Да стригите! Вам не впервые издеваться над слабыми! — срывается служанка. — Хоть волосы, хоть ногти, хоть зубы! Но вам никогда — никогда не стать ему любимой! Вы злая, жестокая, меркантильная, эгоистичная и безжалостная змея, которую полюбит разве что палач! — Ну все, — предательская дрожь в голосе выдает ее злость. — Ты перешла черту позволенного, — Боудика чувствует, как бледнеет, пока рука бездумно шарит в шкафчике Кэйи. — Сейчас твоим личным палачом стану я. Уже не важно, что искать. Нужный предмет сам попадается под руку. Небольшой нож для вскрытия конвертов выскальзывает из чехла. Крышка негромко падает на пол, заставляя служанку содрогнуться. Она замолкает и только загнанно глотает воздух ртом. Всматривается предмет в ее руке. И кричит так громко, как позволяют легкие. — А-а-а-а! Спятившая! Боудика отбивает летящую в нее подушку. Девочка слезает с кровати, бросает вторую, лихорадочно пытается стянуть одеяло и не прекращает истерить: — Помогите! Кто-нибудь! Принцессе плохо! Принцессе так хорошо, как не было уже давно. Она подлетает к служанке, забирается на постель, чуть не спотыкается о комок простыней, но перешагивает одеяла и мчит к девушке, которая уже пытается открыть дверь балкона. — Иди сюда, тварь, — низко зовет она. Дверь поддается, но расстояние между ними слишком ничтожно, чтобы она выбежала. — Спасите! Нет! Люди! Сейчас я покажу тебе, что будет. Боудика делает выпад. Яркие вспышки мерцают в глазах. Служанка кричит в последний раз. Пытается прикрыться. Глаза — зеленые, как лес — впиваются в нее с выражением полного шока. Так невовремя ей вспоминается имя. Вот что будет, Мэри. Вот что. Все мысли покидают голову. Нож вонзается в плоть туго, неохотно. И внезапно выходит с другой стороны. Боудика подсознательно удивляется — нож ведь не настолько длинный, чтобы проткнуть грудь. Она опускает глаза. И видит, что служанка успела прикрыться. А в следующее мгновение отлетает в кровать. — А-а-а! Голова ударяется о ножку, к которой крепится балдахин. В глазах слегка темнеет, и она сползает вниз, хватая руками воздух. Мэри идет к ней с ножом в руке. Он торчит прямо из запястья — проткнутого насквозь. И ей, кажется, на это плевать. — Ты больше никому не навредишь, — лишенным эмоций голосом произносит она. — Не смей ко мне приближаться! — Боудика начинает отползать, не обращая внимания на тупую боль на затылке. — Мне уже нечего терять, — Мэри стягивает поясок со своего фартука. Боудика пытается уклониться от атаки бледной как смерть служанки, но в глазах все еще резко темнеет, а слабость расходится по телу волнами. — Нет! Сдохни, тварь! — беспомощно кричит она. — Отвали! Мэри бросается на нее. Пояс обкручивается вокруг шеи, и Боудика запоздало пытается его стянуть. Тонкий, он пристает к коже, словно ее часть. — Ты не посмеешь! — она бросает попытки отодрать его от себя, и вместо этого кидается на Мэри. Мэри, которая начинает сдавливать ее шею. Боудика бьет наотмашь, царапается и брыкается, но служанка только вцепляется в нее сильнее. Она кропит кровью все вокруг, кричит что-то нечленораздельное и ударяет Боудику травмированной рукой. Ей не хватает сил, чтобы сдавить ее шею так, чтобы перекрыть дыхание, но Боудика в своей панике ясно понимает только одну вещь: она не хочет, чтобы ее придушили. Не хочет, чтобы жизнь закончилась так. — Бешеная, — хрипит Боудика. — Ты гр-р-ребаная дикарка! Она пинает Мэри коленом в попытке скинуть, дергается и случайно задевает рукоятку воткнутого в нее ножа. Крика хуже этого она не слышала никогда. Вой сотрясает стены замка с силой землетрясения, когда Мэри скручивается, держась за руку. Боудика пользуется этим, чтобы оттолкнуть ее от себя. Пояс неохотно распутывается от рваных резких движений — ну же, быстрее. К моменту, как она стягивает его с себя, в голове рождается холодное осознание того, что стоит сделать с этой мерзавкой. Мэри держится за руку немного выше раненного запястья и тихо скулит, скрутившись на постели. — Задушить меня вздумала… Бестолочь поганая… — она склоняется над Мэри. — Сейчас я тебе покажу, как надо душить… Нож, торчащий из ее руки вызывает отвращение до мурашек — Боудика специально избегает его, когда тянет Мэри за ногу. — Иди сюда, кусок дерьма! — Нет! — брыкается она. Кажется, кровью залита вся комната. Гадость, какая же гадость. Боудика игнорирует мерзкое ощущение капель на своем лице и тянет мелкую к другому краю кровати. Мэри вяло отбивается, будучи уже на пути к обмороку — она стремительно теряет кровь. — Давай! — рычит Боудика, натужно делая последний рывок. — Ты сдохнешь так, как захочу я, поняла?! Желание придушить ее лично пульсирует в голове словно второе сердце. Впервые в ней горит желание убить. — Мне плевать, — она слабо отталкивает руку, пока Боудика тянет ее за плечи. — Плевать… Боудика уже не слышит. У нее в голове начинается свой праздник, глушащий все окружающее громкими мыслями. — Ты это хотела со мной сделать, да? — безумная улыбка растягивает губы, пока она обкручивает один конец пояса вокруг шеи служанки. — Вот, смотри как надо, — приговаривает Боудика, — вот так. Вот так надо душить людей, ты, бесполезная дура… Мэри хватается за ее руки своими, повисает на них, прикрывает глаза. Пояс стягивается неохотно, узел не хочет завязываться, но ее упорство затмевает смесь паники и вожделения, от которой ужасно дрожат руки. — Не спи, сука! — Боудика ударяет ее по лицу, и служанка дергается, приходя в себя. Кровь ручьем стекает им на платья, марает постель, их самих, не важно. Главное то, что узел на ее шее наконец получается крепким, надежным. Боудика перекидывает ненавистный пояс через верхнюю балку кровати, на которой держится балдахин, и встает на кровать ногами, не сводя взгляда с корчащейся служанки. Она не умеет делать петли, но это и не важно — желание мести горит в ней столь ярко, что затмевает любые другие связные мысли. Она собирается подвесить ее своими силами. — А теперь почувствуй, как надо! — бешено смеется Боудика, хватаясь за другой конец веревки, и тянет. Худое тельце неохотно поднимается в меру того, как она тащит веревку на себя. Рывок, еще один, сильнее. Мэри зависает над кроватью. Пояс, который так и норовит выскользнуть, нещадно жжет ладони — Боудика чуть не выпускает его, но справляется. Она обкручивает ткань вокруг рук и тянет из последних сил. Мир замирает в кряхтящих сбивчивых звуках удушения, которые рвутся из глотки служанки невероятной мелодией. Да, вот так. Багровые краски в глазах пожирают внешний мир, ощущение триумфа отключает все лишние звуки. Остается только стремительно краснеющее лицо Мэри, ее руки, что пытаются схватиться за пустоту, и скольжение слабых ног, на которые она не бросает попыток встать. Боудика только отпихивает ее, не прекращая заливаться смехом вперемешку со сдавленным дыханием. ДА, ВОТ ТАК. Так должен быть наказан каждый, кто посмеет переступить ей дорогу. Так она поступит с каждым препятствием на пути к своему счастью. Так она отомстит следующему своему врагу. Так она накажет этого мерзкого слугу, возомнившего себя достойным принца. Никакого эшафота. Она уничтожит его своими руками. Щелк. Тот самый, который она уже однажды приняла за случайный звук. Тот, с которым открываются двери в комнату Кэйи. Звук мгновенно возвращает ее в реальность. Заставляет обернуть голову ко входу. И обомлеть не меньше тех, кто застывает на пороге. Чужой разговор обрывается на полуслове. Веселые улыбки стираются с лиц. Руки — о, боги, они держатся за руки — тотчас опадают вниз. Сердце пропускает удар. — Боудика. Белая и черная фигуры со всех ног бегут к ним. Нет. Я не могла. — Мэри! Мэри! Ее грубо толкают в сторону, второй конец пояса вырывают из рук. Служанка мешком валится в постель. — Что ты с ней сделала?! Что ты сделала?! Я не могла так попасться. — Помоги снять! — Мэри, держись! Это все не взаправду. Плохой сон. Ночной кошмар. Где-то на периферии зрения с полуживого тела с концами снимают пояс. — Ее рука… — Что ты… О боги… Надо позвать на помощь. Знакомые голоса полностью игнорируют ее присутствие. — Она истечет кровью. На, зажми вокруг. Подвинься. — Угу. Мэри, слышишь нас? Нет, сдохни, сдохни же ты… — Мэри! Слабый стон режет по ушам. — Живая, она живая. — Я позову кого-то. — Иди. Руки стертые в кровь, нещадно жгутся. — Ни в коем случае не отпускай… — Бегом, Кэйа! Боудика приходит в себя от того, что кто-то тихо воет, скрутившись в комок. Медленно приходит понимание, что это она сама. Чужой голос где-то на фоне притупляет боль, пусть и обращаются не к ней. В стороне кого-то успокаивают. Не ее — того, от кого она так отчаянно пыталась избавиться. — …все будет хорошо, слышишь? Мы выберемся, только потерпи немного. Не закрывай глаза. Тихий хриплый кашель — единственный ответ, на который способна служанка — уже привычно раздражает. Приглушенная ненависть слабо разливается по телу, пульсирует, заставляет принять свое поражение. И то, что девушка напротив еще дышит. — Потерпи, я буду с тобой. Ты большая молодец. Боудика открывает глаза. Дилюк черным вороном сидит в постели над маленьким тельцем и прижимает пропитанную кровью простыню к руке служанки. Рукоятка ножа все еще торчит из нее в ворохе тканей, как единственный свидетель произошедшего. — Мне очень жаль, — тонкий голосок заставляет Боудику содрогнуться. Без подпитки ненависть быстро начинает тухнуть. В груди остается только пустота, которая не оставляет ни шанса эмоциям, которые руководили ей доселе. Не жалость — Боудика на такое не способна. Получается только вслушиваться в разговор, в котором она точно лишняя. — Нет, Мэри, рано прощаться. — Я о том… что это из-за меня, — хриплый голос говорит из последних сил. — Я вас выпустила… Ты причинил ему… — Что? Нет, Мэри, нет. Все хорошо только благодаря тебе. Слышишь? Все было хорошо. Она еще какое-то время пытается что-то сказать — до Боудики доносятся только отдельные слова вроде «боль» и «пострадал», но Дилюк быстро ее успокаивает. — Поверь, я бы не посмел тронуть его без разрешения… — Дилюк поправляет ей волосы со лба. — Значит… он согласился? — догадывается Мэри. После секундной заминки Дилюк утвердительно кивает. На ее бледном как смерть лице проскакивает подобие улыбки. — Да. Да, он согласился. И мы еще тебя не поблагодарили, так что слышишь, не смей закрывать глаза. Будь со мной. Боудика сама не понимает, когда успевает к ним подлезть. Но когда усталое лицо Дилюка поворачивается в ее сторону, она бездумно произносит: — За это вас двоих повесят. Дилюк меняется прямо на глазах у Боудики. Его взгляд наливается яростью, глаза — яркие, карминовые — отражают лишь одну эмоцию. Он свирепеет быстрее раненого хищника. А в следующее мгновение смыкает руку на ее шее. Беготню в коридоре не слышит никто из них троих. Кэйа вбегает первым — Боудика замечает его боковым зрением за секунду до того, как сознание начинает ее покидать. — Дилюк! Дилюк, что ты делаешь?! — доносится откуда-то из темноты.