***
Впервые он встречает утро на полу без Дилюка. В этот раз с ним случайный гвардеец по ту сторону двери, обломанные столовые приборы и ногти, которые теперь похожи на вилки больше чем то, что было вилками изначально. Кэйа даже в полусне продолжает ковырять ненавистную дверь. Руки движутся на автомате, а глаза слипаются от усталости так, что никакие попытки привести себя в норму не помогают. Последняя такая закончилась вылитой на свою же голову водой. Сначала мокрая рубашка морозила кожу и действительно пробуждала. Теперь в сознании держит лишь усталый голос охранника за дверью. — Сэр, Вам в самом деле лучше поспать. — Приведи Дилюка, и посплю. — Простите, сэр, но вы знаете, что я не могу этого… — Тогда не бубни, — отрезает Кэйа. Боудика в другом конце комнаты беспокойно ворочается в их кровати — одной на двоих. Кэйа не готов составлять ей компанию. Уж лучше отключиться у двери, не прекращая свои безнадежные попытки выбраться, чем смириться и упасть рядом с ней. В его случае падать нельзя, пока не получится. Все равно, самая бедная среди всех — это дверь. Исцарапанная вдоль и поперек, она больше похожа на жертву бешеного пса, а не обезумевшего принца. Кэйа в полусне гладит ручку, говорит что-то успокаивающее. А потом в нее стучат с той стороны. — Ваше Королевское Высочество! Грубый голос наверняка принадлежит гвардейцу, который пришел сменить другого — утомленного тяжелой ночью. Вот только говорит он что-то совсем не то. Он вообще не должен обращаться к Кэйе, когда сменяет пост. Он должен… — Именем королевы Вам и принцессе Боудике велено позавтракать и привести себя в порядок. Всю сонливость сносит в ту же секунду. — Что? — Кэйа подхватывается на ноги. — Зачем? — Она не сказала, сэр. Прошу Вас и Ее Высочество Боудику собраться как можно скорее. — Так спроси, черт побери! — Простите, сэр, я вынужден подождать Вас под дверью. Кэйа заводит рукой назад влажные волосы. — Так открывай сейчас же — я готов прямо сейчас. Позади ворошится Боудика. — Что там случилось? — сонно спрашивает она. — Собирайся, — невнимательно бросает Кэйа. В этот момент в двери действительно открывается окошко для еды.***
От первого взгляда на музыкальную залу бросает в дрожь. Свидание на троих теперь кажется чем-то, что происходило в прошлой жизни — уж слишком давно это было. Тогда он сидел в верхней ложе, подливал Боудике вина и незаметно держал Дилюка за руку. Сейчас же все места сверху пусты, а вместо оркестра по центру установлена судейская площадка. И тот, кто смотрит на него оттуда, заставляет замереть прямо на пороге. — Отец. Король коротким жестом намекает ему подойти. Боудике, которая порывается следом, он отвечает отрицательно покачав головой. Кэйа плюет на любое приличие. Он несется прямо к площадке так, что сопровождающие их гвардейцы дергаются следом, прежде чем понимают, что не надо. Кэйа же взбегает по лестнице и подлетает прямо к отцу. — Почему? — налетает он с вопросами. — Зачем это все? И почему именно ты? — Прости, Кэйа, — взгляд человека, который устал, таранит его насквозь. — Вы перешли черту дозволенного. — Почему? Ответный взгляд прибивает к полу. — Боюсь, это злоупотребление моей добротой давно пора прекратить. Ты изменился. Из Кэйи опять вырывается донельзя детское и неуверенное: — Нет, папа, — он повторяет одними губами. — Это не так. Ты не так понял… — Ты разбил мне сердце, сын. Кэйа закрывает себе рот, чтобы позорно не зарыдать. — Пожалуйста, отец, — просит он. — Накажи меня, но не трогай его. Прошу. — Этим ты только подтверждаешь мои догадки, — король опускает взгляд. — Я разрешу тебе присутствовать среди присяжных. Но не надейся ни на что. — Кто выдвигает обвинение? — быстро спрашивает Кэйа, оглядываясь на Боудику, которая стоит у подножья площадки, выглядит сбитой с толку не меньше его самого. Не она, невозможно — она и сама удивлена происходящим. Но прошу, боги, только не… — Розалина, — просто отвечает король. Не королева, не мама. Даже не мачеха. Сегодня она будет его палачом по имени Розалина. Безнадежность в его взгляде говорит сама за себя. Впрочем, если он уже смирился, то Кэйа еще постоит на своем, как делал всегда. — Если тебе разбивает сердце моя любовь, то готовься хоронить его вместе со мной, — кидает он отцу, прежде чем развернуться и уйти. Ответа Кэйа уже не слышит. Боудика, которая ждала его подле площадки, начинает идти следом, но Кэйа разворачивается к ней и указывает на нижние ложи: — Иди к присяжным. — А ты куда собрался? — На место защитника. — Кэйа… Кэйа не слышит ничего. Не видит ничего. Перед ним все еще стоит виноватый взгляд таких же синих глаз, что и его собственные. Взгляд того, кто опять выбирает все, кроме родного сына. Он возобновляет зрительный контакт с отцом, как только взбирается на стул защитника, возле которого стоит такой же, только — с кандалами на ножках. Пусть только попробуют приковать ими Дилюка. Кэйа не сводит глаз с отца, пересаживаясь на соседний стул — прямо туда, где должен сидеть обвиняемый. Хотите приковать — прикуйте меня. Какой-то граф подходит к королю и нашептывает ему что-то, не сводя глаз с Кэйи. Король только качает головой и коротко отвечает. Если этот напыщенный индюк должен был занимать место защиты, то пошел он. Кэйа медленно каменеет на своем месте, пока зала наполняется людьми. Все больше аристократии занимает нижнюю ложу, на местах рядом с судьей собираются малознакомые ему советчики, писарь в углу готовит чернила. Все мимо, все не важно. Важно то, что скоро он увидит Дилюка, и эта мысль сносит все подступающее волнение. Вот только в реальность возвращает вовсе не он. — Почему ты здесь? Единственный человек, ненавистный ему больше Боудики, стоит почти в упор. — Готовлюсь к защите обвиняемого, Ваше Величество, — не мигая отвечает он королеве. — Защищать его должен Лорд Эдмунд, а не ты, — вложить в две буквы столько ненависти — это талант, который Кэйа должен признать даже при том, что в нем горит такая же. — Ваше Величество, — он с готовностью оборачивается к ней. — Насколько мне известно, члены королевской семьи имеют право и даже обязанность участвовать в судебных процессах, особенно если они считают, что это способствует соблюдению справедливости и честности перед законом. Королева буквально готова испепелить его взглядом, но Кэйа намерен закончить. — Если же у вас есть особая причина запретить мне выступать в качестве защитника, то я с радостью ее опровергну. Она поджимает губы добела, косится на оцепеневшего короля и склоняется к Кэйе. — Ладно, малыш. Поиграй в свои игры в последний раз. Только будь уверен, что все уже решено, так что даже не мечтай о том, что сможешь что-то сделать. — Это мы еще посмотрим. Королева на миг замирает, словно решается, стоит ли добивать этим прямо сейчас. Но ее желание увидеть его страх все же перевешивает. Потому что Кэйа не контролирует выражение своего лица, когда слышит ее ответ: — О, я с удовольствием посмотрю на оправдания того, кто пытался задушить мою дочь. Он смолкает и глотает все свое желание не дать ей дойти до своего места. Королева, удовлетворенная его видом, бросает напоследок: — И пересядь на свое кресло — это для обвиняемого. Но Кэйа берет себя в руки в последний раз. — Именно поэтому я здесь, мама, — выпаливает он. — Обвиняя его, вы обвиняете меня. Королева косится в сторону судейской площадки и быстро склоняется к нему. — Тогда смотри, как бы вас не наказали вместе. Три удара судейского молотка прекращают все разговоры. Это начало их конца. — Уважаемые присяжные заседатели, участники суда и все присутствующие! Прошу вас занять свои места. Отец предупреждающее смотрит на Кэйю, пока королева уходит к своему месту. Кэйа отвечает холодным взглядом исподлобья и пытается незаметно вдохнуть поглубже. Молоток ударяет о стол еще раз. Он невольно содрогается. Врата ада со скрипом отворяются. И приглашают они не наружу, а внутрь. Да начнутся пытки, господа, черт вас побери. — Судебное заседание объявляю открытым! Прошу пригласить обвиняемого в залу суда. Как только открывается дверь, Кэйа забывает, как дышать. Он не двигается, пока слышит звон кандалов за своей спиной. Оборачиваться страшно. И еще страшнее ждать, пока Дилюк придет сам. Сам не придет — конечно, его ведут под руки. Кэйа слышит, как гвардеец что-то тихо говорит, как отодвигается соседний стул. Как он забирается на предложенное место. Как устало вздыхает. Кэйе перехватывает дух. Под громкие слова отца, из которых он понимает ровно ничего, сидеть и осознавать реальность становится втрое сложнее. Происходящее замедляется в десятки, сотни раз, растягивает драгоценные минуты в часы, умножает каждую мысль, превращая ее в сборник сказок, для ночей, которые ему предстоит еще пережить одному. Сказок о том, где они останутся вдвоем. Одни во всем мире, вдвоем друг для друга. А потом приходится сделать вдох и посмотреть на настоящую жизнь. Его реальность усталая и истощенная. Такая бледная, что волосы на фоне бледных щек просто горят ярким пламенем. — Дилюк. Они встречаются взглядом, будто в первый раз. Дилюк, как и тогда, смотрит загнанно, устало. Кэйа же вновь заинтересован происходящим только потому, что в этой гуще событий есть он. Жаль только, в этот раз им не поможет никакая сила, ни земная, ни небесная. — Кэйа, — Дилюк тянется к нему как магнитом. — Как ты? — Нормально, — быстро отвечает он. И начинает сыпать вопросами: — Что происходит? Ты в порядке? Где тебя держат? — Тс-с-с, спокойно, — успокаивает Кэйа. Сначала он подсознательно пытался следить за обсуждением между отцом и советчиками, которые, кажется, пока что представляются, но Дилюк лишает его такой возможности с первой секунды своего присутствия. — Восточная башня, только что тебе это даст? — Ганс с тобой связывался? — Дилюк шарит глазами по залу в поисках знакомых лиц. — Белла? Где все? — Не видел ее, прости. — А Мэри? Кэйа лишь качает головой. Во взгляде сожаление и безнадежность. Нас никто не спасет. — Я не знаю что делать, Дилюк. Отец не может так поступить, но тут королева… — Сейчас не обо мне, Кэй, — перебивает он. — Как не о тебе?! — Кэйа тормошит его за плечо и испуганно шепчет: — Сейчас решается в первую очередь твоя судьба, так что прекрати думать обо мне, ты, идиот! Холодный голос с другой стороны заставляет их обоих замолчать в ту же секунду. — Благодарю за предоставленную возможность, — королева поднимается с места. — Хочу напомнить всем присутствующим, что сегодня я предстаю перед судом в качестве обвиняемой стороны по делу о неисполнении служебных обязанностей слугой Дилюком Рагнвиндром. Со стороны присяжных проносится волна обсуждения. Кэйа с Дилюком молча переглядываются. Конечно, это неслыханно, чтобы суд по такой мелочи проводил сам король. Но королева спешит объясниться. — Мне понятно ваше удивление моему присутствию в этом, на первый взгляд, обыденном деле. Я в свою очередь могу уверить вас в серьезности произошедшего лишь поделившись всеми деталями дела. Дилюк рядом с Кэйей тихо хмыкает. — Неисполнение обязанностей? — шепотом переспрашивает он. — Основное нарушение обсуждают первым, — объясняет Кэйа. — А ты быстро пришел в себя, — подмечает он. — Только потому что ты тут. Королева продолжает: — …самых важных ценностей нашего королевства — соблюдения традиций — основы нашего общества. Они гарантируют соблюдение порядка и способствуют миру и стабильности… Кэйа слушает через слово. Он и без того знает короткий перевод: «да как он смел пригласить принца на танец, открывающий бал». У него есть, что на это ответить, вот только это поставит на колени их обоих. И он, наверное, к этому даже готов. Дилюк, который переводит на него взгляд, кажется, вообще не заботится о том, что о нем там говорят. Сидит и смотрит, не мигая. Такой спокойный, словно само только присутствие Кэйи — его гарант безопасности. Украсть бы его прямо отсюда. — …из-за варварского поступка слуги, который не только нарушил законы и правила, но и бросил вызов нашим традициям, — все не унимается королева. — Он не только бесчестит наши ценности, но и подвергает опасности… — И как оно, сидеть рядом с опасным преступником? — спрашивает Дилюк с толикой насмешки в голосе. — Ты невыносим, — выдыхает Кэйа. Он слышит тихий звон кандалов, когда к его руке прикасается чужая. — Они все видят, — и Кэйа действительно имеет в виду всех. Тонкий столик перед ними едва ли скрывает колени, а руку в руке им будет видно и подавно. Но пока королева продолжает рассказывать что-то о шагах к восстановлению справедливости и порядка, он глубоко плюет на любые нормы и морали. Потому что если это конец, то он должен быть таким, как Кэйа того захочет. Если королева уже решила, что все закончится казнью, то подыгрывать в этом спектакле он не намерен. В конце концов, зря она признала, что обвинит его в попытке задушить Боудику. Так если это конец, то к чему эта игра по правилам? В наступившей тишине отец обращается к нему. — Сторона защиты, прошу вас к слову. Кэйа крепче сжимает руку Дилюка. И начинает свой последний танец. — Ваше Величество, обвиняемый глубоко уважает важность традиций и порядка в нашем королевстве. Однако прошу учесть, что… Король поднимает руку в просьбе прерваться. — Сторона защиты, прошу вас встать во время того, как отвечаете суду. Кэйа же продолжает сидеть, как сидел. К чему ему такой конец, если он не будет приятным? — К сожалению, это невозможно. Залой проносится удивленный гул. Дилюк рядом вопросительно поднимает бровь, на что Кэйа только закидывает ногу на ногу, чем вызывает еще одну волну негодования. Верно — представителям королевской семьи категорически запрещено сидеть, закинув ногу на ногу — это поза простолюдинов. И все же он нарочно провоцирует всех против себя. Таким меня и запоминайте — негодяем, что идет против правил. — Почему вы не можете встать? — король останавливается на их сцепленных вместе руках и спешит отвести взгляд. — Видите ли, Ваша Честь, — Кэйа не может скрыть ухмылки, когда видит в толпе аристократов Боудику, озадаченную не меньше остальных, — обычно стороны поднимаются в знак уважения к присутствующим. Я же питаю к вам только ненависть и отвращение. — Так вот оно что, бессмертие, — Дилюк рядом тихо смеется. — Ошибаешься — это обреченность, — хмыкает Кэйа, отвечая тоном ниже. — Но, знаешь, что бы тебе не сделали, я уйду с тобой. Дилюк согласно кивает. — Наверное, мне стоит начать тебя переубеждать. Но знаешь — теперь я вижу, что это хуже смерти. И это греет больше любых попыток отговорить. — …да где же это видано! — кричат из толпы. — Тотальное неуважение! — Верно подмечено, — громко отвечает Кэйа. — Я вас всех презираю. Зал наполняется гулом обеспокоенных голосов, к королю подбегает пара советчиков, а королева метает на них далеко не первый гневный взгляд. Кэйе впервые за долгое время становится наплевать. Пускай силой заставляют встать. Пускай разъединяют их хватку. Пускай закуют в кандалы и его самого. Он все равно готов бороться хотя бы за их достойный конец, если знает, что не может рассчитывать на большее. Судейский молоток тремя ударами заставляет всех замолчать. — Сторона защиты, — король смотрит на Кэйю с серьезностью, равноценной его безразличию. — Прошу вас продолжить ваш ответ, несмотря на ваше… положение в пространстве. — Чего-чего? — смеется Дилюк. — Он разрешил сидеть, — хмыкает Кэйа. — Невиданная доброта? — Попытка пойти на уступки. Очередной удар молотка заставляет пораженных присяжных замолчать. — Спасибо, — Кэйа продолжает с намерением добить. — Вернемся к обвинению. С вашего позволения, я обращаюсь ко всем не только в качестве защитника, но и как главный пострадавший в вечер инцидента. И как принц, я отвергаю слова обвинителя: произошедшее вовсе не является нарушением традиций. О, ему определенно нравится выводить залу из себя. И Дилюк, удивленный не меньше присяжных, тоже это одобряет. — Пожалуйста, объясните свою позицию для остальных, — просит король. — О, все очень легко, — наигранно весело начинает Кэйа. — Обратимся к нарушенной, по словам обвиняемой, традиции, — он косится на королеву, которая волком смотрит в ответ. — Что значит «по моим словам»? — срывается она. — Согласно обычаю, принц приглашает невесту, если таковой нет — берет в пару незамужнюю девушку из представителей аристократии! И ни слова про слугу! — Тихо! — молоточек короля не помогает, когда он пытается призвать ее к спокойствию. — Сторона обвинения может говорить только после того, как закончит защита. Кэйа, прошу, продолжайте. Кэйа только лихо улыбается, удовлетворенный чужим криком, каким бы странным это ни казалось. — Как нам любезно подсказала сторона обвинения, в танце обязательно участвует принц и его невеста. — Я знаю, к чему ты клонишь, — опять не сдерживается королева. — Даже если Боудика и не твоя невеста, ты должен был выбрать кого-то из незамужних девиц! Король не успевает ее остановить — успевает Кэйа. — О, извольте, но невеста у меня уже есть. В этот раз не скрывает удивления даже Дилюк. Кэйа пользуется наступившей тишиной, чтобы продолжить: — Давайте напомним присутствующим значение сих слов, прежде чем я назову имя этого чудесного человека. Жених и невеста — это люди, пообещавшие друг другу вступить в брак в устной форме. Король, королева, присяжные, советчики — Кэйа игнорирует всех и оборачивается прямо к Дилюку. — Поэтому, положа руку на сердце, заявляю при всех присутствующих, что в вечер тринадцатого августа, за три дня до происшествия, в зале для игры в шахматы, будучи в трезвом уме и здравом рассудке, Дилюк Рагнвиндр предложил мне жениться на нем. Кэйа поднимает их руки над столом в полной тишине. — И я, будучи в трезвом уме и здравом рассудке, согласился на предложение обвиняемого. ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ — Дилюк! — Иди сюда, ты запачкался, — смеется он, склоняясь к Кэйе. — Эй, это ты виноват! — Кэйа отбивается от салфетки как может. — Кто бы ни был виноват, а негоже принцу с кремом на носу ходить, — наигранно негодует Дилюк, перегибаясь к нему через стол. Все началось с невинного предложения подготовиться к балу и разобраться в этикете столовых приборов. Закончилось настоящей войной пирожными. Кэйа жмется в стул, Дилюк нападает на него со своей стороны стола, угрожая чайной ложечкой и салфетками. — Ну же, дай вытереть, — зовет Дилюк, поубавив пыл. Кэйа рассматривает его, прикидывает в голове, насколько странно это будет звучать, но все же решается: — Сотри ртом. Чайная ложечка со звоном отбивается от стола и падает на пол. — Переборщил? Кэйа застывает. Оценивает реакцию Дилюка. Понимает, что сам краснеет пуще его волос. И приседает у стола с намерением спрятаться. — Я подниму. Дилюк, как завороженный, опускается на колени напротив. Перехватывает руку Кэйи и притягивает к себе. — Дилюк… — Я сотру. Он не спускает с Кэйи смущенного взгляда, пока приближается. Хмурит брови, прикусывает губу — думает. И все же склоняется к нему и быстро слизывает с носа крем. — Так и до обморока недолго, — шепчет Кэйа после секунды тишины. Дилюк опускает глаз вниз. — Ты сам попросил. — Ты сам спровоцировал, — парирует Кэйа. — На что еще тебя спровоцировать? — Дилюк набирается смелости и внезапно льнет к нему. Он обвивает Кэйю за талию и получив согласие в виде движения навстречу, притягивает к себе на колени. — На поцелуи, — Кэйа мажет в сантиметрах от его губ. — На романтику. На вечную любовь. Дилюк с любопытством в глазах прячет от него ответ. Он опять кусает губу — всегда так делает, когда сомневается, говорить ли — Кэйа уже прогадал эту фишку. — О чем ты думаешь? Дилюк поправляет его волосы. — О том, как совместить твою просьбу. — И как? Есть варианты? — не отстает Кэйа. — Да. Один. Дилюк тянется к нему и шепчет прямо в губы: — Женись на мне, Кэйа Альберих. ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ ✦ — Нет! Крик Боудики разбивает тишину в дребезги. — Не слушайте! Он околдованный! Этот бес его очаровал! Он сам не понимает, что говорит, прошу! — Тишина в зале суда! Слышать дрожь в голосе отца в какой-то мере забавно. Если бы не та близость, в которой с ним теперь находится Дилюк, он, быть может, обратил бы внимание на реакцию зала. Позлорадствовал бы над гримасой королевы, которая тоже выкрикивает что-то за его спиной, посмеялся бы в лицо Боудике. Конечно, они в бешенстве. Ведь его слова снимают с Дилюка вину за тот танец, что они учинили. Напротив, это делает их обоих виновными в гораздо худшем. — Дилюк Рагнвиндр. Он неохотно отрывает взгляд от Кэйи. — Можете ли вы подтвердить правдивость слов защитника? В течении трех ударов сердца Кэйа боится, что Дилюк отвергнет его слова. — Да, Ваша Честь, могу. Он не отвергает. Тепло расходится по телу быстрее, чем гул из голосов, что обрушивается на залу в следующую секунду. От него не спасает даже судейский молоток, чей стук тонет в обвинениях со стороны присяжных. Какой позор, согласен. Какой стыд, да-да. Продолжайте еще немного, чтобы мы могли просидеть вместе как можно дольше. Где-то среди присяжных Боудика прячет лицо в руках и беззвучно сотрясается в рыданиях. Кэйа знает, почему она плачет. Он знает, что ее ждет. И это даже лучше, чем осознание того, что для него самого пути больше назад нет. Потому что мужеложство всегда карается смертью для двоих. Кэйа не слушает обвинений. Пока Дилюк его не отвергает, его только радует то, что теперь убьют их обоих. Он того и добивался. Только бы быть вместе. Везде. — Я требую перерыв! — королева перекрикивает остальных. — Перерыв! Король стучит молотком как в последний раз. — Внимание! Объявляю перерыв! Прошу всех, кроме советчиков, покинуть залу на время судебного совещания! Прошу всех выйти! Также прошу стражу сопроводить обвиняемого в отдельную комнату ожидания. Кэйа хвостиком следует за двумя угрюмыми охранниками, которые ведут Дилюка к выходу. И они совсем не довольны тем, что принц в своей самоуверенности решил присоединиться к их компании. Они обращаются к Кэйе, когда заводят Дилюка в небольшую комнату. — Ваше Высочество, — судя по лицу, гвардеец намерен его не пустить, но Кэйа перебивает быстрее. — Извольте, — начинает он. — Поскольку я выступаю в качестве стороны защиты, я просто вынужден обсудить с обвиняемым материалы дела. Так что охраняйте нас как следует. Комната ожидания захлопывается прямо перед носом у стражника. Кэйа облегченно выдыхает. Он только что выкроил им немного времени, пользуясь одной только своей наглостью, и это даже слишком хорошо для их положения. Дилюк уже переворачивает комнату в поисках выхода. Кэйе же хватает взгляда в окно, чтобы понять, что выхода не будет. По крайней мере, такого, что спасет им жизнь. — Теперь нас осудят обоих, — грустно улыбается он, опираясь о подоконник спиной. — Ты слышал Боудику, — качает головой Дилюк. — Они сожгут меня, как жгут ведьм, а тебя отпустят как жертву. — Тогда я прыгну в костер следом. — Назначаешь свидание в аду? — хмыкает он. — Не спеши, — мотает головой Кэйа, — сначала попляшем на нервах у остальных. Дилюк подходит и прислоняется лбом к его лбу. Он остывает, тушит свои переживания между ними, осторожно дает им волю, пока они одни. — Мне очень жаль, что все так вышло. Кэйа ловит пальцами его подбородок. — А мне не жаль. Знаешь, ты сделал это лето лучшим в моей никчемной жизни, — Дилюк пытается сказать что-то о том, что его жизнь не никчемна, но Кэйа не позволяет. — И я ни капли не жалею ни об одном дне, проведенным с тобой. И даже если мы больше не будем вдвоем, лучше мою жизнь оборвут вместе с твоей, чем вернут к той, что была до того, как я встретил тебя. — И все же, я хотел бы прожить с тобой как можно дольше, — обреченно вздыхает Дилюк. Кандалы звякают, когда он тянет их к Кэйе. — Даже обнять тебя не могу, — жалуется он. — Можешь. Кэйа поднимает его руки еще выше и одевает на себя на подобие шарфа. — А теперь отпустить не могу. — И не надо, — неловко хихикает Кэйа. — Пойдем так в зал суда. Дилюк роняет голову ему в плечо, рвано смеется, делает глубокий вдох. И сдается. — Пожалуйста, не надо. Он прижимается к Кэйе всем телом, впечатывает его подоконник, в себя, в свою израненную душу, которая совсем того не заслуживает. Совсем. — Пожалуйста, не умирай со мной. Я так хочу, чтобы ты жил. Чтобы занял место твоего отца, нашел любящую девушку, да хоть сбежал отсюда через моря и океаны — неважно. Просто найди свое счастье, не ломай его ради меня. Не прекращай это со мной. Плечо рубашки впитывает его горячие слезы. Кэйа сдерживает собственные из последних сил. Он почти чувствует на своем теле трещины. Превратиться в груду осколков не дают лишь крепкие объятия — наверное, последние, которые им даны. — Скажи им, что я колдун, — просит Дилюк. — Еще не поздно обвинить меня одного. Выживи, не сдавайся им, молю тебя. Он весь дрожит у Кэйи в руках, целует влажными устами, делится тем страхом, который до конца держал в себе в зале суда. — Не молчи. Мне страшно… Кэйа, прошу… Кэйа не говорит, только чтобы не расплакаться. Скулы сводит ноющей болью. Но захныкать вместе с ним значит сдаться. Заплакать значит признать собственный страх, отступить. Отступать он не готов. — Не буду, — сквозь зубы отвечает Кэйа. — Не буду плакать. Не буду. Не буду. Н-не буду. Не буду… Его громкий всхлип тонет в родном плече. — Не уходи со мной, — Дилюк заставляет отстраниться, сцеловывает его слезы, хотя и не думает останавливать свои. — Прости, Дилюк. Прости, — шепчет Кэйа. — Проси, что хочешь, но мой дом там, где ты. И если тебя уложат спать в двух метрах под землей, то я лягу рядом. — Нет, Кэйа… — Если тебя приведут погреться у костра, то я приду туда сгореть на нем с тобой. Прости. — Прошу. — Это мое окончательное решение. Они утешают друг друга осторожными касаниями, пока Дилюк пытается примириться с последними словами. Получается плохо. Его глаза то зажигаются, то тухнут, как сдуваемая сквозняком свеча, и происходит это так часто, будто он не принимает решение, а борется. Борется с собой. И молчит. Кэйа поглаживает его по щеке и во всю упивается тем, что видит перед собой. Длинные ресницы, точеные скулы, морщинка на лбу, когда он хмурит брови — всего времени мира не хватит, чтобы налюбоваться им вдоволь. Время, отведенное им вдвоем, ускользает непозволительно быстро, высыпается из-под пальцев, словно песок. — Хорошо, — голос Дилюка звучит внезапно твердо. — Если таково твое решение, то я его приму. Все же, на твоем месте я поступил бы так же. Но чем дальше он говорит, тем больше слова начинают смягчаться, тон — снижаться, а голова — склоняться к спасительному плечу. — Я согласен, — договаривает Дилюк. — Если шанса все исправить у нас нет, то пойдем со мной. Кэйа готов выдохнуть и улыбнуться, но Дилюк продолжает говорить: — Но прежде, чем мы вернемся туда и будем делать вид, что нам наплевать... Спасибо. Ты — лучшее, что случалось в моей жизни. — Тогда давай встретимся в следующей, — со внезапной серьезностью предлагает Кэйа. Он незаметно пытается утянуть Дилюка в ту шутливость, которая до того помогала держаться ему самому. — Если нас выпустят из горящего котла. И у него внезапно получается. — Если он у нас будет один на двоих, то я не против остаться, — сквозь слезы улыбается Кэйа.