На задворках того, что казалось снами

Впервые звук чужого плача так сильно режет уши и одновременно приносит безразличие. Ему не важно. Его не интересует. Не радует, не веселит и не забавляет. Но как же хочется, чтобы это закончилось. Чтобы наступила тишина. И все же, как только Боудика затихает, Кэйа прижимается к двери ванной. — Свали, — слышится оттуда. Он бы и рад уйти, но когда она возобновляет свои страдания, их слышно даже в самом дальнем углу гардероба. Остается лишь слушать и уперто игнорировать воспоминания о других слезах — намного важнее этих. Но с каждым всхлипом, перед глазами все отчетливее проступает картина, которую Кэйа наблюдал в комнате ожидания подсудимого, когда этот самый подсудимый плакал и просил его продолжать жить. Ему самому ведь не страшно помирать — мысль об этом приносит только чувство облегчения. Свободы, чистоты, покоя. Но если Дилюк того не хотел, если он только притворялся ради него… Очередная мысль сдавливает шею, перекрывает дыхание. Конечно, он хотел жить, ты, идиот. Он смирился только для того, чтобы ты не переживал за него. Он согласится еще с миллионом вещей, только бы тебе было хорошо и ты был счастлив. Кэйа расстегивает верхние пуговицы рубашки так, будто это послабит давление собственных мыслей. Он тушит каждое злое, но такое правдоподобное предположение, уничтожает их все своим эгоизмом, который все еще просит, требует душевного покоя хотя бы под конец. Неважно! Надо вести себя как плохой персонаж из книги. Быть драконом, который губит чужие жизни, просто потому что может. Как чистое зло, суть которого — разрушение. Ради этого он сдал Боудику? Да, конечно. Из чувства ярости, ни больше ни меньше. А еще, если продолжать так думать, это ведь заглушит другие мысли? К ночи такой настрой начинает трещать по швам. Где-то внутри просится наружу желание повторить за Боудикой, которая наконец прекращает реветь с концами. Кэйа надеется, что она оттуда не выйдет. Что она там и уснула. Потому что больше собственных слез он боится их свидетелей. А они просятся наружу. Он чувствует себя так, словно она рыдала за них двоих, и теперь, когда его последняя защита от проявления эмоций растаяла, ему остается принять удар на себя. Быстрее накатывает только паника. Необъяснимая тревога, которая тянется откуда-то из-под ребер, поглощает его с концами. Она заставляет проигнорировать поданный ужин ровно так же, как и обед, опуститься на землю возле пустой кровати, прижать ноги к себе и долго сидеть на месте, спрятав лицо в коленях. И ни одной мысли в голове.

***

Его будят крики под дверью. Какое-то время Кэйе кажется, что он все еще слышит отголоски сна. Потом понимает, что это не сон — они настоящие. И это сумасшествие. Потому что это совершенно невообразимо, и все равно он узнает этот голос среди миллиона таких же. — Кэйа! Кэйа, проснись! С той стороны отчаянно кричит Дилюк. — Дилюк? — неуверенно бормочет Кэйа. — Кэйа! Самый настоящий. И если это не глупая шутка, то точно правда. Дилюк прямо под его гребаной дверью. Кэйю прибивает к ней как волной к берегу. Сердце просится сквозь нее, туда, где ругань и вскрики смешиваются со звуками драки. — Кэйа! — слышится надрывное. — Проснись, прошу! — Молчать! — перебивают его. Он цепенеет. Точно. Среди всех гвардейцев, которые его охраняют, сейчас смена именно у этого. У самого коренастого и крепко сложенного — Дилюку он не по зубам. Кэйе хватило вида рук, которые просовывали ужин в специальное окошко, чтобы это понять. Судя по знакомому рваному вздоху, он прав. И все равно Кэйа ударяет в дверь так, словно перед ним тренировочное пугало. — Не трогай его, ты, амбал-переросток, я приказываю! — костяшки болят от ударов, но это ничто в сравнении с теми звуками, которые доносятся с той стороны. — Слышал, урод?! Удары ногами тоже не действуют. Дверь даже не скрипит, как бы Кэйа в нее ни ломился. Если он не мог сделать это прошлой ночью, то сейчас у него тем более нет шансов. Прямо как у Дилюка против охранника. В этот момент гвардеец резко вскрикивает, и кого-то прибивает к двери с той стороны. — Кэйа! Найди у камина ключ! — кричит Дилюк. — Черт-черт-черт! — ругается Кэйа, без задней мысли подлетая туда. — Какой еще ключ, Дилюк?! — За кирпи… — он тяжело ухает и звуки драки возобновляются. Кэйа в панике шарит руками по камину. Он же его убьет, если я не найду. Возня за дверью только подгоняет. О, до того он не знал, что Дилюк умеет так сквернословить. А Дилюк очень даже умеет — злые выкрики так подначивают повторять каждое слово следом, даже если Кэйа не совсем понимает значение. — Поищи за отцепленным *** кирпичом, чтоб этого *** им *** раз десять, мать твою *** У Кэйи губы растягиваются в истерической улыбке. Ох, он и сам готов бранить каждый камушек, в который чуть не вгрызается зубами. Ногти обламываются где-то в процессе, но это и не важно. Важно, что если Дилюк говорит про ключ, то он там есть. И если его не найти, будет плохо. Остальное не имеет значения. — Кэйа, быстрее! — Я не могу найти! — отчаянно кричит он. — Там нет! И сам себе дает мысленную пощечину. Все там есть, просто верь ему! — Я не позволю! — низкий крик гвардейца сменяется грохотом и рыком: — Гррх! — Дилюк! Звуки за дверью сменяются глухими ударами чего-то тяжелого о лестницу. Кэйа в следующую секунду даже боится представлять, что случилось. Он в панике срывается к двери, не разбирая, где пол, а где потолок. — Дилюк, что случилось?! Дилюк! В этой суматохе рука задевает что-то. В оглушительной тишине слышится звон метала о пол. Кэйа бросает взгляд ту сторону и млеет: ключ сверкает на полу возле случайно отброшенного камня. — Нашел! Он пытается вставить ключ в замочную скважину. С дрожащими руками получается плохо. С той стороны как на зло не доносится ни звука и это только усиливает его страх. — Дилюк, я иду, подожди, — бормочет Кэйа. Ключ еле получается повернуть дрожащими руками. Щелчок, когда он все-таки слышится, сравним только с ангельским пением. Но открыть дверь он не успевает. Ее дергают с той стороны. Мир обрушивается на Кэйю со всей тяжестью. Он успевает лишь вскрикнуть. И летит на пол. От удара затылком спасает рука, которая бережно придерживает за голову. — Дилюк? — Кажется, я, — у него улыбка балбеса, разбитая губа и дрожащие руки. — Боже, поцелуй меня. Поцелуй со вкусом крови самый сладкий из всех, что ему дарили за жизнь. Дилюк топит в объятиях, вплавливается в него каждой своей формой, будто собирается срастись. Кэйа очень даже не против, если только эти губы будут касаться его вечно. Дилюк отрывается от него, пытается что-то сказать. Кэйа его не пускает. Он слизывает дорожку крови, что стекает по его подбородку, и опять прижимается к губам. — Кэйа… — Дилюк упирается руками в пол, приподнимается над ним. — Остановись. Кэйа послушно отрывается от него, услышав усталый голос. Реальность отстраняет их друг от друга, взваливает на плечи тот же ужас безысходности, от которых его на пару секунд отстранил поцелуй. — Как ты тут оказался? — Твой отец, — объясняет Дилюк. — Он выпустил меня. — Отец? — Да. И прежде, чем Кэйа успевает осознать сказанное, он добивает: — Он поджег палац. И решил в нем остаться. Кэйа не уверен, кто из них поднимается быстрее — он или Дилюк, который тащит на ноги их обоих. Он идет к выходу, и Кэйа почти выходит за ним. Но в последний момент замирает в пороге. — Стой. Боудика. — Где она? — осматривает комнату Дилюк. Но Кэйа уже идет в уборную. Ответ на вопрос обнаруживается прямо внутри пустой ванной. Боудика спит прямо в одежде, обняв саму себя. Звук сзади говорит о том, что Дилюк вошел следом. — Кэйа… — он сомневается. — Я знаю, о чем ты думаешь, — Кэйа рассматривает спящую принцессу. — И? — Ее нельзя оставлять. На его плечо ложится рука. Какое-то время Кэйа думает, что сейчас Дилюк утащит его отсюда, заставит уйти вдвоем и забыть о той, кто чуть их не убил. И Кэйа даже не будет против. Но Дилюк делает вдох и ерошит ему волосы. — Хорошо, сэр Доброта и Справедливость. Разбудим ее. Кэйа улыбается ему и начинает ее тормошить. Быстро и громко, чтобы не передумать. Просто потому что так нельзя, ладно? Совесть не позволяет опуститься к такому. Они же убьют ее, если оставят тут, верно. — Эй, вставай, — звать Боудику по имени тяжело. Кэйа и не пытается. — Просыпайся. Она вздрагивает, шевелится и открывает глаза. — Надо уходить, слышишь? — спрашивает Кэйа. Боудика растерянно моргает и наконец фокусирует на них взгляд. Со вспухлыми глазами она выглядит жалкой. Вот только реакция ничуть не слабая. — Что он тут делает?! — она резко отталкивает его руку и пытается отстраниться. Кэйа собирается помочь ей подняться, но ему мешают. — Неважно. Ты свое сделал, — Дилюк тащит его от нее за шкирки как кота. — Палац горит, хочешь жить — спасайся, — бросает он Боудике. И останавливается только за дверью ванной. — Прости за грубость, — он выдыхает с видимым облегчением. — Просто… От одного только вида этой рожи… Так и хочется ее придушить… — Хэй, — Кэйа быстро прижимает его к себе. — Все хорошо. Ты же не убийца. — Я знаю. Знаю, — Дилюк ведет носом по его виску. — Идем. У нас мало времени. Когда они отстраняются, сзади слышится звук открывания двери. — Я с вами, — лишенным эмоций голосом говорит Боудика. Кэйа встречается взглядом с Дилюком, замечает согласный кивок и не оглядываясь идет к выходу. Дверь они открывают вдвоем. — Поспешим. — Да. Охранника на лестнице нет — они сбегают без препятствий. Боудика молча следует за ними. Кэйа только сжимает руку Дилюка в своей и пытается за ним поспевать. Ближе к низу звук усиливается. Шипение тысяч змей — вот, что Кэйа представляет, когда видит, как под дверью клубится дым. Дилюк лишь прибавляет в скорости и шагает туда. Рывок, и дверь открывается. Огонь облизывает стену. Благо только одну, но Дилюк не медлит. Он бросает на Кэйю взгляд, словно ищет одобрения прежде, чем потянуть за собой. Кэйа чувствует, как сзади за ткань рубашки хватается Боудика. — Закройте рты локтями, — говорит он, перешагивая порог. Туда, где виднеется выход.                             Они добираются до первой целой комнаты на первом этаже. — Сюда, — Кэйа открывает окно и смотрит на Боудику. Дилюк рядом сжимает пальцы в кулаки. Но Кэйа ему доверяет. Принцесса не раздумывая садится на подоконник и перекидывает ноги наружу. Прыжок, и она исчезает из поля зрения, поглощена тьмой. — Жалеешь? — улыбается Кэйа. Дилюк мотает головой. — Не имеет значения. Выбирайся, — он приглашает жестом. Кэйа собирает весь тот протест, который поднимается внутри него, и душит одним единственным словом, которое меняет все: — Отец. Дилюк согласно кивает. На ответ у Кэйи не хватает голоса. Он дарит ему лишь благодарный взгляд, когда мчит коридорами обратно. Туда, где остался тот, кто спас его любовь. Дилюк говорит что-то о королеве, и Кэйа на ходу сворачивает в ее покои. Почему же ты решил не спасаться, папа? Мысли волнами затапливают голову, жаль — не тушат огонь вокруг. В них мешается все: волнение, страх, печаль, сожаление. Почему, отец, почему? Столько всего надо ему сказать, поделиться. Еще больше спросить, узнать самому. Огонь распространяется с бешенной скоростью. Кое-где он уже добирается до верхних этажей, рушит крепления стен и проделывает дыры в полу. Им приходится искать обходные пути, пару раз Дилюк тормозит Кэйю прямо перед поворотами. — Не сходи с ума, Кэйа! — дергает он за руку. — Ты не видишь оттуда дым? Кэйа еле слышит — он сорванный с цепи пес, который идет по следу наперекор всем препятствиям, что встречают их подобно лавине. — Где-то тут был служебный вход, — бормочет Кэйа, не разбирая пути перед собой. — Я плохо знаю покои королевы, я тут не ходил… — Это не повод бросаться в огонь, — одергивает Дилюк. — Мы найдем его, только прошу, не делай глупостей. — Хорошо. Хорошо, я понял, — жмурится Кэйа, остановившись на развилке. — Думай-думай-думай, — он хлопает себя по голове, в том числе ладонью Дилюка, которую все еще держит. Мозг упрямо не желает подсказывать. Он тут попросту никогда не был. — Кэйа, смотри, — тянет его Дилюк. И Кэйа видит больше, чем нужный проход. Он слышит. Другой конец коридора перегорожен горящей балкой. Но дальше, за завесой огня, прямо за приоткрытой дверью, еле слышно льется музыка. — Клавесин, — узнает Кэйа. И срывается туда, потеряв чужую руку. Ему не слышно больше ничего, кроме незнакомой мелодии, режущей сердце каждой нотой. Почему, отец? Ты такого не заслужил. Да, я зол. Ты знаешь, что я не хотел быть для тебя чужим. Не хотел быть незаметным и ненужным. Поэтому я старался. Я учился днями и ночами, пытался быть лучшим во всем. Но ты не замечал меня никогда, и да — когда я сдался, я был зол. Но я не ненавижу тебя, слышишь? Я не хочу смерти того, кто подарил мне жизнь. Я хочу, чтобы ты знал, как я рад тому, что ты для меня сделал. Хочу тебя поблагодарить. Так что не оставляй меня сейчас, отец. — Остановись! Что-то отчаянное звучит в голосе Дилюка. Настолько, что вырывает его из плена мыслей. Кэйа застывает за миг до того, как перепрыгнуть через горящую балку. Глаза фокусируются на том, что происходит впереди: прямо за ней зияет провал. В следующую секунду в него чуть не влетает Дилюк. — Сдурел?! — кричит он и отвешивает такой подзатыльник, что Кэйа сгибается. Дилюк берет его за плечи, разворачивает в другую сторону и тащит за собой с такой недюжинной силой, что глушит то яркое желание спасти отца, которое снесло Кэйе голову секунду назад. — Куда? Дилюк, там… — В обход, — Дилюк поднимает воротник кофты и закрывает им рот. — Тут все в дыму, закройся. — Но я не знаю куда! — на него накатывает, как только отступает шок от того, что он чуть не помер. — Кэйа, не паникуй, — терпеливо отвечает Дилюк. — Тут везде по несколько путей, и ты это прекрасно знаешь. Кэйа знает, потому доверяет ему путь. Поворот, заваленный коридор. Еще поворот, лестница вверх. Полностью темный проход, освещенный лишь светом луны, лестница вниз — узкая и старая. Когда в воздухе опять начинает клубиться дым, а где-то за стеной — трещать горящее дерево, Дилюк замедляется. — Где-то тут, — бормочет он. Кэйа машинально закрывается от дыма и смотрит только на ровную спину перед собой. А потом они врезаются в знакомую мелодию. Она звучит прерывисто, словно игрок сбивается, ищет ноту и не попадает. Но только Кэйа предполагает подобное, из комнаты слышится знакомый кашель. Им остается пара шагов. Музыка прекращается. А потом о все клавиши подряд ударяют грубо и беспорядочно. Кэйа толкает дверь. Отец без сознания лежит лицом прямо на клавишах. Но даже какофония звуков не перекрывает шум огня. Мебель вокруг охвачена огнем — языки пламени подступают к нему как дикие звери, а картины и занавески шевелятся как живые. Дилюк не тратит времени на оценку интерьера — он отпихивает ногой горящие стулья и быстро добирается до короля. — Кэйа, помоги. Кэйа не двигается. Он замечает что-то еще. — Кэйа, ну же! Часть картины, на которую он смотрит, уже чернеет от пламени, но лицо женщины, изображенной на ней, все еще цело. — Дилюк, глянь. Он смотрит в том же направлении. — Это Белла? — Нет, — мотает головой Кэйа. Простите, что спасаю лишь отца. Обещаю, что нарисую вас заново, мама. Они выносят отца под руки. С трудом добираются до лестницы, пару раз меняют дорогу, избегая дыма и огня. Кэйа почти не чувствует руку, когда Дилюк внезапно останавливается. — Пришли. Кэйа не сразу понимает где они — каждый из коридоров, к которым огонь еще не добрался, выглядит однообразно. Где они конкретно, он не в курсе — единственная его ориентация — на лестницы и вниз. — Первый этаж, — Дилюк открывает ближайшую дверь. Их обдает воздухом с открытого окна. Кэйа выбирается первым и помогает вытянуть отца наружу. Дилюк соскакивает следом и подхватывает его под руку. Кэйа подмечает его бледность и мысленно надеется на то, что они выдержат до конца. Туда, где на площади перед замком уже помогают всем, кто сумел спастись. На расстоянии палац походит на игрушечный домик. То там, то тут наружу выбираются языки пламени, верхние этажи охвачены огнем, а где-то с южной стороны его еще пытаются тушить. От созерцания этого его отвлекает чужой кашель. — Кэйа, — слышится сдавленный голос отца. В груди все взрывается разноцветными красками. Живой, он живой. — Спокойно, папа, — бормочет он, не уверен, как реагировать. — Мы почти пришли. Еще немного. В полутемноте к ним кто-то бежит. — Уже все, — отвечает Дилюк. И улыбается. В толпе из слуг и гвардейцев с лекарем во главе находится Белла и Ганс. — Слава богам, вы живы, — она бросается королю на шею, попутно обнимая еще Кэйю и Дилюка. — Осторожно, отец только пришел в себя, — спутанно говорит Кэйа. Его тут же забирают слуги и под руководством лекаря укладывают на носилки. — Все будет хорошо, — заверяют их. Но Кэйа все еще не спокоен. — Где Мэри? — об этом спрашивает Дилюк. — Я ее вывела, — сначала из темноты появляется короткий ежик светлых волос, а потом сама Лиза. — Она помогает больным. А вам, если не хотите упустить момент, пора исчезнуть насовсем. Дилюк заметно напрягается, но Кэйа, кажется, понимает о чем она. — Королева меня ищет? — Нет. Королева осталась внутри, — Лиза отрицательно мотает головой. — Но Боудика говорит, что поджог, — она указывает прямо на Дилюка, — твоих рук дело.