***
Пожар кончается похоронами. Август — поисками принца в городе. Сентябрь — отказом короля продолжать их вне. «Мой сын сам решит, где ему место. Я не стану ему мешать. Прости, Боудика». И это ломает ее окончательно. Ведь это конец. Собственная ничтожность лезет в постель ночным шепотом на ухо, от которого не спасает даже подушка, наброшенная на лицо и прижатая к ушам. Пробирающиеся в мысли въедливые фразы становятся все более нещадными, а в каждом новом слове, что звучит громче и громче, донельзя четко узнается знакомый голос того, кого быть рядом больше не может. Всего одна задача. Не слушать. Считать свои вдохи. Не концентрироваться. У тебя была лишь одна задача. Вдох. Выдох. И ты даже с ней не справилась. Вдох. Как ты, имея все, уступила главную задачу своей жизни простому слуге? Выдох. Ничтожество, недостойное и буквы от своего титула. — Неправда! Будить служанок криком уже входит в привычку. — Принцесса, вам опять приснился кошмар? — Да… Кошмар. Если они могут сниться с открытыми глазами. — Вот, выпейте это… Но стоит только остаться в одиночестве, как столь избитые слова снова туго оплетают — обвивают, словно лианами, вот-вот утащат туда, вниз, где и место древесным корням. Самые едкие фразы липнут к телу, присыхают так прочно, что если отдираются, то только с живым. Ранят, как и прежде. Привычные указания вгрызаются в мозг, превращаясь в противоречивые решения, перевешивают нечто, слабо успокаивающее, говорящее, что умершие живых не трогают. Рядом с оставшимися эмоциями выживает лишь серая ненависть, ядом разливающаяся внутри. Даже после смерти ты меня не отпускаешь? Нет, не отпускает. Лишь наседает. Ведь застилающие разум мысли настигают все чаще и чаще в виде коротких приступов. Во время семейной трапезы они лишают слуха — та или иная придворная дама, которая до сих пор обсуждала новую моду на сумочки, внезапно начинает говорить, какие надежды на принцессу возлагала родная мать, и Боудике остается лишь млеть на кресле, пока желчные речи полностью не превращаются в до боли знакомый голос королевы, а из забытия достает случайный громкий звук или чужое касание, с которыми приходит понимание, что на самом деле никто ничего о ней не говорил. По утрам, когда служанки заняты ее макияжем и прической, зеркало корчит на их лицах страшные гримасы. Днями чужеродные мысли врываются в голову так отчаянно, словно все еще есть тот, кому они принадлежат. Во время чтения, стоит только задуматься, буквы в книге перемешиваются и складываются в «непригодная», «разочарование» и «позор семьи». Ночами они особенно громкие. Тогда накатывает сильнее всего и хочется одного: продержаться до рассвета. Иногда они притворяются собственными желаниями. Ведь хорошо было бы, вернись принц обратно, правда? Да, было бы намного проще. Если бы вы поженились, унаследовали титулы короля и королевы, казну и власть. Верно, не пришлось бы ставить отца в положение, в котором он вынужден был бы завещать все дочерям, разделяя то, что должно было достаться Боудике, надвое. Тогда почему ты все еще здесь? Ждешь, пока принц нагуляется и воротится домой? Или все еще веришь в то, что гвардия принесет его связанным на бантик подарочной ленточкой? Прости за правду, но от тебя сбежал бы кто-угодно, имеющий хоть немного разума в голове. — Мерзкая старуха, — цедит она сквозь зубы. — Оставь меня в покое. — На вас очень сильно повлияла смерть матери, — заключает лекарь, выписывающий ей лекарства в тот момент. — Я не про вас, — оправдывается Боудика, вернувшись в реальность. — Я и не сомневался, — сочувственно улыбается мужчина. — Но все же, рекомендую вам больше отдыха… Когда становится совсем плохо, она посещает мамин новый дом. На королевском кладбище, в стороне от предков короля, ее склеп стоит как раскрытая звериная пасть, внутрь которой Боудика все не решается ступить. Гранитные ангелы, облепившие его снаружи, заставляют нервничать от вида их жутких улыбок. Словно они решили проигнорировать задумку создателя и отпугивать каждого, пожелавшего войти. Чистота и непорочность, которую точеные камни пытаются отыграть вместо владельца, уродливой маской сползает вниз. Подсознание тут же отзывается знакомым голосом, до того громким в оглушающей тишине, что хочется бежать без оглядки с первого слова. Что, пришла искать совета? Боудика оглядывается по сторонам, будто мама все еще может прятаться за каким-то из склепов. Вглядывается в статуи, словно она притаилась между них. Поищи внутри своей головы. — Замолчи. Почему? Ты же хочешь, чтобы матушка сделала все за тебя. — Не хочу. Зачем же ты тогда тут? В голове наступает неожиданная тишина. Даже ветер прекращает играть с подолом ее платья. О, дьявол. Плод собственного подсознания издевается над ней не хуже, чем это делала та, кому принадлежит голос внутри. — Посмеяться над тобой пришла, — бормочет Боудика. Внезапное воронье карканье посреди могильного беззвучия звучит как издевка. Птицы обседают ветки самых высоких деревьев, крутят головами, осматривая округу глазами-бусинами. Будь мать здесь, наверняка сидела бы среди них. Даже после моей смерти ты все так же меня ненавидишь. — Ты не можешь этого знать. Боудика, я знаю все, что знаешь ты. — Нет. Это не так, — голос почти срывается на крик. Ведь я… — Нет! …это… — Нет! …ты. — Не-е-ет! В тишине получается сделать всего три вдоха. И все начинается опять. Ведь невозможно отступить, когда движешься в темноте. Ты просто больна. — Перестань. Остается лишь слепо отбиваться, балансируя между двумя пропастями — безумием и безразличием. Это ты перестань винить мать, когда коришь себя сама. — Я не корю. Коришь, накручиваешь, придумываешь. — Это не я. А кто же, Боудика? Воронье карканье становится все громче, ужасает своей неподдельностью, множится в голове, превращаясь в истерический смех, от которого начинают болеть виски. — Ты… Это все ты… Влезла ко мне в голову… Мама… Глупая девчушка. — Нет. Я знаю правду. Ну так давай. Слова впиваются в затылок, грозятся забраться в голову и с концами заменить сознание собой. Скажи же. Душат шею изнутри. Скажи. — Ты мертва! В этот раз получается по-настоящему громко. Стая черных воронов поднимается с верхушек деревьев, шурша голыми ветками. — Лежи в земле, противная мегера! Боудика кричит, не позволяя едким фразам вклиниваться, не оставляет им времени. — Ты сгорела! Тебя нет! И еще. — И я сделаю это, слышала?! Еще. — Я найду его и покажу тебе, что я могу то, чего не можешь ты! Потому что ты сгорела в пожаре, слабачка, не сумевшая выбраться! И еще. — Я, слышишь, я все сделаю, пока ты будешь лежать себе под землей! Потому что я лучше тебя во всем, что ты когда-либо делала, и я докажу это, докажу, поняла, ты, предательница?! Ты обещала, что поможешь, так почему ты ушла?! А?! Вылезай и помогай мне, ты, обманщица! Сдержи свое обещание и с-скажи… — голос предательски дрожит, — …скажи мне, что делать, мама, прошу… я так запуталась… помоги мне… В себя приводят мерзнущие от слез щеки и онемевшие кулаки, бездумно ударяющие по стене склепа. — …пожалуйста, перестаньте, вы себя травмируете. Боудика испуганно отскакивает, когда между ней и стеной возникает чужая ладонь. — Какого!.. Мужчина, едва ли не вдвое старше ее самой, вскидывает руки в жесте «сдаюсь» и примирительно спрашивает: — Все в порядке, мисс? — Сколько ты слышал? — выпаливает Боудика, поспешно вытирая слезы со щек. — Я слышал только как вы плакали, — спокойно признается незнакомец. Она невольно его осматривает — глубоко посаженные глаза, высокий лоб в обрамлении темных волос, волевой подбородок, отдаленно знакомое лицо. Дорогая гвардейская форма, шевроны и нашивки, отличные от обычных солдатских побрякушек — он не простой стражник с ворот. — Кто вы? Мужчина тут же склоняется в поклоне. — Далеш Вуд, бывший генерал королевской гвардии, Ваше Высочество. Генерал в отставке — отец явно знал, кого из своих шавок за ней отправить. — Что, теперь он приказал следить за мной? — резко спрашивает Боудика, складывая руки на груди в попытке скрыть дрожь в теле. — Никак нет, мисс, — Далеш ничуть не меняется в лице. — Я тут по случ… И никак не добавляет себе убедительности. — Передайте ему, что меня, — цедит она, шагая мимо него, — опекать не надо. Внутри замка впервые за все время встречает неожиданная тишина, которую не перерывает даже назойливый голос в голове. А уже через три дня Боудика сама приходит к отцу на разговор. — Я не могу тебе этого позволить, — впрочем, все сразу идет наперекосяк. Из-за множащихся в голове мыслей — в этот раз ее собственных — голос короля звучит где-то на фоне. Перед ней клубятся туманные пути, которыми стоит пойти, и ни один не гарантирует желаемого. Лишь направление, в котором нужно двигаться, не вызывает сомнений. — Я еду на его поиски. Белла — изящность в каждом жесте, мудрость в каждом слове: — Боудика, отец уже потерял сына, так не заставляй… Раздражает как и всегда. — Он не потеряет никого, если я его верну! И он мне не отец, а ты не сестра! — срывается Боудика, бессильно вскидывая руки. — Вы мне чужие, вам будет все равно, если со мной что-то случится! Так к чему это притворство, если я собираюсь помочь? — Ты, может, и стерва, — фыркает Белла, навлекая на себя неоднозначный взгляд отца, — но еще большей стервой будешь, если бросишь нас и уедешь. О, мама была бы так сильно разочарована, узнай она, что Боудика, потеряв жениха, собирается делить наследие с названной сестрой. «Я достигла таких высот, а ты просто растоптала мои старания». Мама бы от нее отреклась. «Лучше бы у меня никогда не было дочери, чем родить такую беспомощность, как ты». Но все три дня голос в голове молчит. Эти три дня Боудика говорит сама с собой. Нет, мама, это еще не конец. Я не собираюсь помирать снаружи. Я обязательно найду этого гулящего принца, заберу обратно в замок, даже если придется силой толкать его прямо до ворот, женю на себе и получу все, что завещает нам король. Прямо, как ты и хотела. И только тогда вернусь на твою могилу, чтобы сказать, что я смогла. Ведь с того времени, как голос матери смолк, на его месте разрастается лишь гулкое разочарование. Вместо ожидаемого облегчения только пугающие мысли — «неужто я такая негодящая, что даже подсознание перестало меня подталкивать?» И в ответ — полное решительности: «черта с два я пущу свою судьбу на самотек только из-за того, что осталась одна». — Мне нужны люди, — повторяет она, вызывающее глядя на короля. После пожара он, кажется, постарел еще больше. В темных волосах виднеется проседь, в уголках глаз собираются глубокие морщины. — Боудика, это не… — Нет, не надо меня переубеждать, — твердо отвечает Боудика, ударяя каблуком о пол. — Я уже все решила. Прикажи гвардии собрать поисковый отряд. Король тяжело вздыхает и складывает руки за спиной. — Я не стану искать того, кто не желает тут жить, — его непоколебимость в каждом слове пытается заставить отступить. — Он выбрал это сам. — Так не ищи, — но Боудика не сдается. — Это я поеду вместе с ними. Я буду ответственна за все. — Нет, — качает головой король. — Это мое окончательное слово. Белла становится рядом с ним, глядя с выражением «Так будет лучше». Вот только их «лучше» не лучше для Боудики. — Отлично, — руки, сложенные за спиной, ужасно трясутся. Прямо как в тот вечер, когда Кэйа сбежал из своей постели. Сейчас все точно так же. Ослепляющая ярость, бессильная в любом своем проявлении, заставляет говорить то, что она говорит: — Тогда я сбегу в город. — Боудика, послушай… — Найду первую лучшую банду, готовую сделать это за деньги. — Вернув Кэйю, ты ничего не исправишь. — Прикажу им найти его. — Боудика. — Скрутить. — Дочь. — И притащить обратно! Боудика тяжело дышит, разжимая стиснутые в кулаки ладони. Виски отдают пульсирующей болью — не стоило так нервничать. Белла бросает на нее тяжелый взгляд, вздыхает и отходит туда, где собрались подчиненные отца, обсуждающие происходящее в другой части комнаты. Наконец, король перерывает молчание. — Не заставляй меня поступать с тобой, как это сделала мама. Ох, лучше бы он продолжал молча пилить ее взглядом. — Только попробуйте, — чуть не скалится Боудика, отступая на полшага, будто ее уже окружают. — Только скажите что-то. Только попытайтесь закрыть. — Ты не оставляешь мне выбора, — с сомнением говорит король. — Я выпрыгну с окна, — обещает она. — Я сбегу. А если нет, то что-то с собой сделаю. — Боудика, не заставляй меня ужесточать меры. — Ваше Величество, — в разговор вклинивается третье лицо. Король смеряет его взглядом, прежде чем кивком разрешить говорить. — Прошу простить меня за вмешательство, — Боудика узнает его еще до того, как оглянуться. Знакомый голос принадлежит прицепившемуся к ней на кладбище генералу. Далеш заходит издалека — извинения, соблюдение этикета, пара дежурных вопросов. Боудика же настолько кипит, что кажется, залепи она ему пощечину — у него останется ожег. Да как обычный генерал может так нагло влезать в разговор первых в стране людей? Почему отец не просто это позволяет, но еще и слушает, отвечает, согласно кивает? — …считаю это хорошей идеей, — говорит генерал. Извините? Боудика потеряно хлопает ресницами, пытаясь понять смысл услышанного. Да быть того не может. — …принцессе будет полезно увидеть, как живет ее народ, не только с высоты трона… С дуба рухнули. — Ты можешь гарантировать ее безопасность на протяжении всей поездки? — и это говорит тот, кто только что думал о том, чтобы закрыть ее в башне! — Да. Более того, с вашего позволения, я возглавлю операцию лично. Сошли с ума. Оба. Хочется отбросить правила приличия, совесть, а заодно и подолы длинных юбок, мешающие с разбегу подбежать к этому умнику. Толкнуть его в плечи так, чтобы присел, глянуть сверху вниз, спросить «на кой черт ты за меня впрягаешься?» выругаться так, как ругаются гвардейцы, когда думают, что никто не видит. Развернуться на каблуках и, громко цокая, уйти в уцелевшую при пожаре башню и сидеть там на зло этому доброму самарянину, который скрывает свои настоящие мотивы так успешно, что король поддается его улыбке добряка, словно изначально хотел отпустить дочь на все четыре. — Хорошо. Боудика, что ты скажешь, если генерал Вуд сопроводит тебя в поездке? — обращается к ней король. — Это поисковая операция, — зло поправляет Боудика. Мужчины все еще выжидающее смотрят. О, а что можно сказать, когда мнением (одного из первых, но) гвардейца можно так легко переломить первое в стране решение? Остается только принимать происходящее как дар, соглашаться и кивать головой, пока никто не передумал. — Хорошо, — цедит она. Король долго молчит, глядя на них по очереди. — В таком случае, мне надо это обдумать и обсудить.***
Октябрь встречает холодами вне стен. Отряд насчитывает двадцать восемь человек, не считая ее и генерала. Все, по его заверению, первоклассные воины. Очень быстро Боудика убеждается в его правоте. Как и в том, что сама понятия не имеет о том, как выживать снаружи. Но это только разжигает огонь внутри. Далеш делится с отрядом разработанным планом, разбивает солдат на группы, отправляет на разведку в близлежащие города и поселки. Сам собирает добытую информацию, управляет каждым их движением, решает, куда двигаться дальше. И, к счастью для глядящей во все глаза Боудики, не забывает и о ней. — Сейчас мы тут, — указательный палец ударяет в отмеченную точку на карте. — А здесь, здесь и здесь, — обводит несколько подписанных мест с двух сторон от дороги, — наши разведчики. Если принц был хоть в одном из городов, они обязательно узнают. — Но мы уже столько проехали, — не выдерживает Боудика, — а о нем ничего! — Это значит лишь то, что он не заезжал в эти города, — так же спокойно объясняет Далеш. — И то, что шанс найти его в одном из следующих только повышается. — А что, если его кто-то прикрывает? — осторожно предполагает она. — Даже у стен есть уши, мисс, — подмигивает генерал, сворачивая карту. — Верьте в моих парней. Когда впервые им везет и со слов разведчика, одна из бабок говорит, что помнит подходящего под описание мужчину с рыжей шевелюрой, Боудика гонит свою лошадь до мыльного пота, и Далеш нагоняет ее только под вечер, чуть не сбив с седла, чтобы привести в себя. — Что вы себе позволяете, генерал?! — огрызается она, когда к поводьям лошади тянутся чужие руки. — Тпру! Остановитесь, Ваше Высочество! — кричит Далеш. — Если загоните коня, вам придется пересесть ко мне, а это точно не добавит нам скорости. — Поменяем, — выпаливает Боудика, пытаясь оттолкнуть его. — До ближайшего поселка не менее половины ночи, — столь же серьезно чеканит Далеш. — Пожалейте меня, если не жалеете лошадь. — Я пожалею всех только когда мы найдем моего жениха, генерал, — отрубает она, ударяя лошадь вожжами. — Вперед. Худшими за все оказываются совместные привалы. Обычно группа пытается все время быть на ходу — пока одни отдыхают, другие скачут вперед, чтобы уже к утру обходить самые людные места, опрашивать жителей, оповещать старост и облеплять доски объявлений снаружи таверн плакатами с надписью «Разыскивается». Но в те дни, когда генерал разрешает высыпаться всему отряду, Боудика готова на стенку лезть. От бездействия, от напряжения, от двадцати восьми храпящих тел, не считая ее и дозорного. Жевать устрицы или сухой хлеб, пить вино или безвкусные похлебки — к этому она становится безразличной уже на третий день. Зато чувство ожидания никуда не девается. Как и этот невероятно громкий… храп на весь лес. В одну из бессонных ночей к ней присоединяется генерал. — Я уверена, что они осели в каком-то из поселений, — начинает Боудика, как только он присаживается на срубленное дерево у костра. Далеш согласно кивает головой. — Вероятнее всего, так и есть, но… — он перерывается на то, чтобы найти длинную палку и потыкать ею в догорающие бревна. — Но? — нетерпеливо спрашивает Боудика. Далеш молчит, слегка колеблется, но все же решается: — Могу я спросить у вас кое-что? Боудика невнимательно кивает. — Почему вы это делаете? — он откидывает волосы со лба и смотрит ей глаза в глаза. — Зачем ищете их? В другой раз она бы назвала его бесящим пронырой, сказала бы что-то едкое, предложила бы уткнуться носом в свою карту и совершенствовать стратегию поиска принца впредь до его поимки. Но не теперь, когда компанию им составляет треск огня, шум животных в лесу и солдатское сопение поодаль. — А вы умеете подгадать момент, — хмыкает Боудика, оглядываясь по сторонам. Далеш все так же буравит взглядом, ожидая ответа. — Кэйа нужен мне как муж, — просто признается она. И не знает больше, что говорить. — Как муж, — задумчиво повторяет генерал. — И все? — Это было решено с тех пор, как мама вышла замуж за короля, — Боудика пожимает плечами. — Кем было решено? А он умеет подбирать не только время, но и вопросы. — Мамой, — Боудика сильнее кутается в свою мантию. — А чего же хотели вы? — его глаза принимаются осматривать ее с новым интересом. — Сейчас? — Тогда, когда за вас все решили. Боудика буравит костер взглядом до того долго, что он почти угасает. Чего хотела она… Когда двери кареты отворились, и она вышла вслед за матерью, сияющей от восторга. А все вокруг кланялись им впредь до тронной залы, в которой их встретил не менее счастливый король, его дочь и сын, с которым — мама заранее сказала — ей суждено стать мужем и женой. Чего же тогда хотелось ей? — Чтобы мама меня похвалила, — голос кажется таким чужим и далеким, что хочется оглянуться. Удостовериться, что звук вылетает из своего рта, а позади нет собственной копии, лет на пять моложе. Далеш мягко улыбается и одобряющее кивает головой. — Все мы когда-то проходили через это. Но даже если наши ожидания не оправдываются, не каждый готов зайти так далеко как вы. Боудика сдерживает желание пересесть ближе к костру и прячет руки в карманы. — Чего вы добиваетесь этим разговором? — она спрашивает прямо. — Пытаюсь лучше вас понять, — признается Далеш. И, поймав ее взгляд, договаривает: — Ради улучшения стратегии, разумеется. — И какова же ваша стратегия сейчас? — Понять, что вы хотите сделать со вторым беглецом. Он личный слуга принца, если я не ошибаюсь? Вспышка ярости заставляет говорить быстрее, чем думать: — Он ходячий мертвец, который только ждет, пока я уложу его к ногам принца. — Вот как, — кивает Далеш. — Хотите убить слугу. — Я сделаю это, — горячо обещает Боудика. — Это правда, что он начал пожар? — Он, — ни секунды не сомневаясь, отвечает она. — И он ответит за все, что сделал. — Когда-то я бы похвалил ваше рвение, — кисло улыбается генерал, наконец, отворачиваясь в сторону. — Но сейчас скажу только, что вам стоит обдумать, стоит ли месть того, чтобы становиться убийцей. Теперь, когда он не смотрит в душу, язвить становится в разы легче: — Я не просила ваших советов, генерал, — цедит Боудика, чувствуя, как резко меняется настроение разговора. — Считайте это личным опытом, — качает головой Далеш, снимая свою накидку. — Что вы… — принцесса застывает, наблюдая за тем, как он неспешно задирает камзол и вытягивает заправленную в штаны рубаху. — Что вы делаете? Он оборачивается спиной, задирает одежду, полностью оголяя спину, и застывает. Толстый косой шрам, тянущийся от левого плеча к правому бедру, разрезает смуглую кожу надвое. — Как? — только и спрашивает Боудика, забыв о своей злости. — Мы с братом всегда тяжело находили общий язык, — тяжело вздыхает Далеш. — Но нам хватило двух крупных ссор, чтобы разойтись навеки. Во время первой он сделал мне это. Во время второй я отомстил. — И где он сейчас? — рискует спросить она. — В земле. Боудика не находит слов, пока генерал прячет шрам под одеждой. — Поступайте, как считаете нужным, принцесса, но помните, что за одной местью всегда следует другая, — заключает он. — Но вы же убили его, — уточняет Боудика. — Как он может отомстить? — Сожалением, которое грызет меня с тех пор. Ближе к утру Боудика чудом засыпает, но просыпается от того, что сверху ложится что-то тяжелое. Генерал накрывает ее своей накидкой, но замирает, заметив, что она проснулась. — Вы дрожите, — спокойно говорит он. — И вам доброе утро, — сонно отвечает Боудика, пытаясь подняться на локтях, и отпихивает чужую одежду. — Не надо, я уже встаю. Вокруг синеющая темнота, намекающая на приближающийся рассвет. — Начинаются холода, — говорит Далеш, как ни в чем не бывало, — если все будет так продолжаться, то мы не успеем найти их в этом году. — Что значит «не успеем»? — она тут же меняется в лице, чувствуя подступающую тревогу. — Придется вернуться и подождать потепления, — объясняет генерал, как будто это совсем не ужасно и не страшно. — Тогда надо сделать это сейчас, — срывается Боудика, тут же забыв о сне. Чистый ужас забирается под кожу от одного представления того, как ей придется сидеть в замке еще четыре месяца. — Ваше Высочество, не горячитесь, — генерал шагает вслед за ней. — Давай, буди их, — приказывает она, почти подбегая к отдыхающим в стороне солдатам. Паника разливается в груди убийственным ядом. — Подъем, народ, подъем! Мы выезжаем сейчас же! Заспанные моськи одна за другой выглядывают из-под накидок, сменяясь готовыми к действию лицами. Солдаты друг за другом поднимаются, пока Далеш пытается вразумить принцессу: — Впереди леса, среди которых трудно будет ехать такой группой, мисс, нам стоит выслать часть отряда на рассвете, взгляните на карту… — Я сказала сейчас, — цедит Боудика, сжимая руки в кулаки. — Если не хотите застрять тут на всю зиму, — и громко обращается к собирающемуся отряду: — Кто собрался, едет тут же! Подходите к командиру и он укажет вам путь! Мчать так быстро, как можете, искать в каждой подворотне, спрашивать у каждой собаки! Мы должны найти их до наступления зимы! Я поеду вперед! — Принцесса! Вы не можете ехать одна! — Далеш пытается последовать за ней. — Могу, еще как могу! — отрубает она на ходу к своей лошади. — Первый правый поворот на мне! А вы, генерал, займитесь своей частью дел!***
Оказывается, хуже, чем привал в лесу — только потеряться в нем. На распутье она в моменте выбирает дорогу, заботясь лишь о том, чтобы спешащие следом солдаты не догнали ее и не начали опекать по приказу генерала. Я тоже на что-то способна. Со мной будет быстрее. Я докажу. Вот только в планы совсем не входит дорога, которая через пару часов езды становится чересчур узкой, превращаясь в не более, чем тропинку. Лес смыкается над головой все плотнее, а рассвет над головой вот-вот грозит спрятаться в густых кронах. Сначала из галопа приходится перейти на рысь, а потом и вовсе сбавить скорость к шагу. Вскоре впереди за деревьями начинает светлеть, и Боудика дает ходу, с надеждой вглядываясь в просветы, но на половине пути конь фыркает и замирает, напуганный чем-то неизвестным. — Тихо-тихо, — приговаривает она, хлопая нервное животное по шее. — Все хорошо, милый, вперед. Жеребец ржет и бьет копытом о землю, отказываясь идти. — Ну ты чего, Дакар? — теряется Боудика. — Идем, осталось ведь немножко. Конь трусит головой и еще раз громко фырчит. Недалеко тявкает лиса, а вдали слышится вой, от которого он дергается еще больше. — Вот ведь капризный, — ворчит Боудика, спешиваясь. — Идем же, ну, — вожжи ложатся в руку, и конь нехотя шагает следом за ней. Лес шумит, пытается напугать неосторожного путника, поджидает в лице притаившихся в чаще зверей. Боудика идет несмотря ни на что. Видимо, впереди раскинулся совсем уж маленький поселок. А раз так, беглецам ничего не стоило спрятаться в нем, не попадаясь на глаза в больших городах. Это она обязательно проверит. Не зря она столько времени наблюдала за работой других. Дорожка, еле заметная среди желтой травы и гнилых листьев, почти теряется, и скоро Боудика пробирается между деревьев, ориентируясь только на свет. Наконец, между них виднеется то, что должно было быть поселком, и это тоже в планы не входило. — Что? — она отпускает вожжи, срываясь вперед сама. — Как? Выход из леса занимает пару десятков шагов и столько же заполошных вдохов. — Да быть не может! — вскрик эхом разносится по широкой поляне. Вокруг одни лишь голые деревья и сереющий рассвет. Лес раскрывает свои объятия на обе стороны, не оставляя ни намека на дорожку с другой стороны. Тупик. За спиной на поляну нехотя выходит конь. — Возвращаемся, — вздыхает Боудика, шагая к нему. Шорох с другой стороны поляны заставляет замереть на месте. — Кто там? — громко спрашивает она, оглядываясь через плечо. Конь взволнованно топчется на месте, грозясь сорваться с места, оставив всадника. — Отзовись! — повторяет Боудика, делая шаг назад. Шорох в кустах лишь усиливается. Голые ветки трясутся у нее на глазах, неведомое нечто задевает молодое деревце рядом с собой, громко ломаются сухие ветки под чужими шагами. Она кладет руку на пояс, за который заткнут небольшой кинжал. Делает шаг, два, три — назад, к дерганному жеребцу, прекратившему выдавать любые звуки от страха. — Ко мне, Дакар, — она подзывает лошадь, готовая вскочить в седло в любой момент. И тогда на поляну ступает третий. Черная морда с глазами-бусинами выглядывает между зарослей, мощная туша приминает лапами мешающие ходьбе растения, шуршит листьями под ногами. Медведь останавливается возле широкого дуба, принюхивается, крутит лохматой головой. А потом начинает подниматься на ноги. — Дакар! — конь поспешно разворачивается, не заботясь о том, чтобы взять ее с собой. — Дакар, стой! Боудика бежит следом, не замечая, как врывается за линию деревьев, царапает ветками лицо и обдирает одежду, пробираясь лесом. А гулкие шаги за спиной говорят о том, что не одна она пустилась в бег. — Стой, глупое животное! Забери меня! Но не успевает набирающий скорость конь скрыться из виду, как за спиной приближаются звуки ломающихся веток, и вот уже Боудика не догоняет, а убегает сама. Она оборачивается вовремя, чтобы оценить расстояние между собой и крайне заинтересованным животным, и решает, что не остается другого выхода, кроме как лезть на дерево прямо сейчас. Медведь бежит, готовясь догнать ее за считанные секунды. Массивное тело качается в такт мощным лапам, листья и ветки разлетаются в стороны, а молодые деревья гнутся в пол под его весом. Боудика, не теряя ни секунды, взбирается на старую липу, обдирая руки, одежду, волосы — карабкается с одним только желанием выжить. Кора слоится, липнет к ладоням, отдираясь от ствола, потные руки соскальзывают, а гулко бьющееся сердце соревнуется по громкостью с хрустом и скрежетом за спиной. Наконец, рука цепляется за первую толстую ветку, и Боудика с большим трудом подтягивается вверх — за секунду до того, как дерево сильно сотрясается. А следом первый медвежий рык распугивает птиц. Недовольное животное скребет когтями по стволу, пока Боудика дерется выше, повторяя в голове молитву за молитвой. — Гадство! — не выдерживает она. — Чтоб тебя! Вот она — самостоятельность уровня принцессы. Никакого Кэйи даже близко не видно, а теперь у нее ни отряда, ни даже коня!***
Время тянется целую вечность. В лесных сумерках, которые в течение дня так и не становятся светлее, остается только мерзнуть и продолжать обнимать ствол время от времени сотрясающегося дерева. Надежда на то, что скоро животное потеряет к ней интерес, медленно угасает. Медведь порой отходит — принюхивается к траве, ест мох и отвлекается на любопытных птичек в паре метров. Но стоит Боудике двинуться, как попытки струсить ее вниз возобновляются с новой силой. — Да что тебе от меня нужно?! — охрипло кричит она и тут же заходится дерущим горло кашлем. Ответное рычание медведя начинает действовать на нервы. Вечером, когда сумерки начинают тяжелеть и наливаться темными цветами, усталое, онемевшее за день тело, начинает отключаться. Медведь усаживается под соседним деревом, время от времени поглядывая вверх, и только это заставляет ее продолжать держаться. Начинается самая тяжелая часть состязания на выживание, в которой проиграет тот, кто уснет первым. С этой мыслью Боудика терпит до последнего, усаживаясь так неудобно, как только позволяют хлипкие ветки. Только бы не уснуть. Медведь раз по раз закрывает глаза, склоняет голову на лапы, и с каждым вдохом дышит менее грузно. Сначала становится страшно, что он лишь притворяется. Потом она все же собирает остатки сил и пробует для начала спуститься немного ниже. Ветка за веткой, а животное даже ухом не ведет. Но вот слезать становится по-настоящему страшно. Потому что хватит одного громкого треска, и тогда не спасут ни деревья, ни быстрый бег, на который совсем не осталось сил. Так она и сидит в оцепенении, пока тучи не застилают последние лучи луны, полностью лишая зрения. И тогда, в темноте, когда она почти решается спрыгнуть, вдали слышится голос. Сначала кажется, что у нее начались галлюцинации от голода. Потом это напоминает голос Кэйи, и мысли сменяются страхом нечистой силы. Боудика вглядывается в сторону звука, не замечая фырканья медведя внизу. — Боудика! — зовет кто-то вдали. И только тогда приходит понимание, что ее все это время искали. — Я тут! — кричит она, замечая огонек. — Помогите, я в опасности! — охриплый голос подводит, не дает крикнуть достаточно громко. — Боудика-а-а! — чужой крик звучит уже дальше, и от этого становится в три раза страшнее, чем было до того. Боудика лихорадочно оглядывается, всматривается в темноту в поиске решения. Нет, вы меня не оставите. Не после того, через что я прошла. — Вставай, ты, ишак! — ругается она, улавливая движение внизу. — Помогите! Я тут! А-а-а-а! Медведь, наконец, возвращается на свой пост к дереву и начинает порыкивать в ответ, опять сотрясая дерево. — Громче! — хрипит Боудика, обламывая маленькие ветки, и наугад бросает их в него, пытаясь раззадорить животное еще сильнее. — Рычи громче! И тогда рука в панике черкает кинжал на поясе. Если не это, то ничто. Она берет его, и немного поколебавшись, достает из ножен. Руки трусятся, будто их засунули в снег. Медведь шатает дерево все сильнее. Разинутая пасть, полная клыков сверкает в темноте вместе с удивительно светлыми в темноте глазами. Туда Боудика и целит. Один шанс. Зовущего ее человека еле слышно — даже слов не разобрать. Остается один шанс. Она отводит руку для броска. Три. Два. Нога, перекинутая через ветку, цепляется за ствол дерева. Боудика теряет равновесие. Срывается вниз. И падает. Прямо на медведя. — А-а-а! Руки в полете обхватывают кинжал лезвием вниз. Глаза жмурятся. Тело прошибает предсмертным ужасом, когда чувствует собой медвежий мех. И прежде, чем капкан из крепких лап смыкается на ней со всей своей силой, лезвие с мокрым звуком вонзается в плоть. Глаза — такие светлые в темноте — смотрят на нее с ужасом. Боудика действует на автомате, выскальзывая из бьющегося в агонии тела, отпрыгивает в сторону и не глядя бежит в сторону огонька. А когда медведь рычит так, как она хотела, она чуть не падает, закрывая уши руками. Огонек вдали замирает на месте. — Боудика-а-а! — Я тут! — кричит она из последних сил. К голосу присоединяется еще пара, и уже скоро она слышит громкое: — Все сюда! Все на звук! А приближающийся огонек за деревьями начинает расти, к нему присоединяются другие, и каждый кричит остальным о том, что принцесса тут. Медведь рычит в предсмертных муках, сотрясая всю округу. — Я тут! — кричит Боудика, различая силуэты на лошадях. — Тут медведь! За мной бежал медведь! И в этот раз ее слышат. Послание громко передают задним, а огоньков становится еще больше, и уже вскоре на них несется полный отряд. Боудика, замерев у дерева, машет рукой из последних сил. — Тут… я тут… Когда они подъезжают, в памяти сохраняется только пара моментов — как ее кутают в чужой плащ и боком садят на лошадь к одному из наездников. И прямо перед тем, как отключиться, к плечу касается грудь с быстро стучащим сердцем, а возле уха звучит тихий, успокаивающий голос генерала Далеша. — Хорошая стратегия. На следующий день все засыпает снегом. Конец октября встречает тяжелой болезнью, маленькой комнатушкой в отеле ближайшего городка, компанией назойливого командира и пьяными солдатами, горланящими о том, что принцесса убила медведя.***
Зима проходит одним ярким смазанным пятном, в холоде которого остывает ее жажда скорой расплаты. Как только болезнь отпускает достаточно, чтобы сил хватало спуститься вниз, ее с порога поздравляют накинутой на плечи шкурой медведя, от веса которой Боудика чуть не сгибается в пол. — Ваша добыча, принцесса! — хохочут ребята с отряда, придерживая шкуру и ее саму. — Не балуйтесь, парни, — упрекает их кто-то из старших. — С возвращением в строй, Ваше Высочество. Первым делом Боудика находит генерала. Потом накидывается на него с вопросами, претензиями и еще больше — требованиями. Дальше узнает, что он и без того делал все, о чем она просит. А позже, скрутившись на лавке в углу харчевни, прилегающей к отелю, долго борется со своей бессильной яростью. Далеш не протестует, когда она забирает его кружку пива. Только идет, заказывает себе вторую и слегка удивляется, когда находит Боудику с прижатым ко лбу стеклом. — Остужаетесь, мисс? Генерал нашелся в поле возле леса. Боудика послала за ним и долго ждала, пока он не пришел весь вспотевший и раскрасневшийся, с громадным мечем наперевес. «Тренируетесь, генерал?» — спросила она тогда. Позволила ему вытереть лицо и начала допрос. — Вы что, все это время отдыхали? — Нет, продолжал искать принца. — Где, в поле? — В ближайших городах, путь к которым не занесло снегом. — И что? — Результаты все те же. — Пошлите кого-то на дальнюю разведку. — Я отправил часть отряда. — Почему не всех? — Остальные должны быть рядом для вашей защиты и быстрого реагирования. — Не надо меня защищать… Как они тогда их поймают, если их мало? — Солдаты разделились и продвигаются городами под видом обычных путешественников, не привлекая внимания. — Но если они их выследят, то все равно не успеют нам сказать из-за снега! — Они передадут весть птицей и останутся следить там, а наша часть отряда двинется туда, как только это позволит погода. В любом случае, больше не надо так спешить. Где бы принц не находился сейчас, не думаю, что он рискнет двигаться куда-то зимой. Что же. Как бы Боудика не хотела найти какой-то недочет, а генерал тысячу раз прав. И от этого теперь приходится молча сидеть, глотать свою обиду и раз за разом прокручивать новую информацию в голове. — Что мне делать? — спрашивает она. — Это просьба дать совет? — мягко уточняет Далеш. — А на что похоже? — фыркает Боудика, не отрывая голову от стола. — В прошлый раз вы сказали, что вам они не нужны. — А вы, значит, все помните. — И даже самую малость обижаюсь, — с простотой в голосе признается генерал. Так Боудика на него и смотрит. Лежа головой на столе, с приоткрытым в удивлении ртом и кружкой пива, прижатой ко лбу. Генерал… Обижается. — Простите меня, — сдается она. — Я вас не послушала и сорвалась… У вас больше опыта, я не должна была… Далеш перехватывает у нее кружку. Отставляет. И кладет на лоб свою руку. «Холоднее пива», отстраненно отмечает Боудика. — Не извиняйтесь. Я рад, что вы поправились. Только пожалуйста, — и тон его внезапно становится каким-то более… интимным, — не заставляйте меня больше так переживать. Боудика нервно смеется. — Не думаю, что король бы что-то вам сделал, случись со мной что-то плохое. — Боюсь, дело не в наказании, которое я бы понес за это, — качает головой Далеш. — А в чем же? — В ком, — поправляет он. И немного колеблется, прежде чем договорить. — В вас. Через пару недель метель лишь усиливается, и послания от шпионов доходят еще дольше. Генерал не теряет времени, устраивая тренировки не только оставшимся солдатам, а и самой Боудике, которая после долгих наблюдений тоже берет в руки меч. Деревянный, вызывающий улыбки парней и похвальный кивок генерала. Далеш заставляет ее делать много упражнений, показывает приемы на других солдатах, пытается научить сдержанности и самоконтролю, когда она начинает рваться в бой, воодушевленная снесенной головой пугала, которое она долго использует в роли тренировочной куклы. А когда она осваивает все основные движения и маневры, ей дают настоящий меч. И это внезапно занимает ее так сильно, что в первое время даже думать ни о чем больше не получается, кроме как о способе победить хотя бы кого-то. С ней берется тренироваться едва ли не самый тощий в отряде парниша — Свен. Свен не щадит ее совсем, так что скоро Боудика начинает проситься к кому-то другому только ради того, чтобы ей немного поддались. Но когда она, наконец, впервые выбивает у него меч, то, триумфально вскинув собственный, несется через все поле, чтобы похвастаться. — Я победила! Дайте мне следующего! — радостно кричит Боудика, наткнувшись на генерала на половине пути. Далеш вмиг тянется рукой к своему поясу. И за секунду обезоруживает ее обычным кривым кинжалом. — Ч-что? Но как?! — теряется она, застыв со вскинутыми перед собой руками. — В реальном бою противник может поджидать вас в любом месте и с любым оружием, — мудро изрекает он, прежде чем продолжить идти, куда шел. — Тренируйте скорость реакции и не забывайте о сдержанности, принцесса. К началу весны она начинает тренироваться с генералом лично. И тогда, кажется, получается лучше всего. Пусть, победить его так же невозможно, как казалось со стороны, но его стиль становится основой для ее стиля. И вне поля боя — тоже. В манере речи, походке, привычке оставлять верхнюю пуговицу рубашки расстегнутой, и потом болтать ее пальцем, когда тяжело думается. В постоянной самодисциплине, немногословности и вниманию к деталям. Не получается лишь держать голову холодной. Поэтому, как только приходит весть о том, что принца засекли в далекой деревушке на востоке, Боудика приходит в себя только в момент, когда пытается оседлать коня. И все же, генерал успокаивает ее парой умных слов, после которых начинается подготовка.***
Пятнадцатое марта — прекрасный день для расплаты. Отель оживает перед глазами, растет в размерах, пока они подъезжают ближе. Кони фыркают, наступая в лужи, брызжут грязью друг другу на бока. Группа возбужденно переговаривается между собой. Меч на поясе побрякивает, добавляя уверенности. Боудика ловит на себе пристальный взгляд генерала, дерзко улыбается в ответ. Настроение такое хорошее, что она начала бы насвистывать, если б умела. — Готовы, принцесса? — Как никогда. Они тормозят ровно под окнами, дожидаясь, пока все займут свои позиции. Прятаться или спешить ни к чему — при въезде в поселение к ним присоединился тот самый разведчик, который и нашел принца. Благодаря нему отряд знает примерный план таверны и отеля над ним. Как и знает, что из него выход только через парадный вход — по сторонам вплотную стоят другие пристройки, а сзади лишь лес. Второй разведчик, которому было поручено следить за передвижениями внутри дома, выходит из здания, коротким жестом показывает, что он свой, и передает: — Все еще внутри. Второй этаж, третья комната справа. Что же, это конец. Боудика с нетерпением всматривается в окна, отсчитывая нужное. И когда в глаза бросается нечто яркое, кто-то из группы кричит: — Они тут! Рядом с Дилюком тут же вырастает и Кэйа. Подросший, возмужавший, раздавшийся в плечах, он встает плечо к плечу к своему похитителю. Боудика отстраненно думает «если ты держишь за руку моего жениха, перед смертью я тебе ее отсеку». Похожи на крольчат, которые даже не могут понять, что происходит. Я покажу вам, что вас ждет. Боудика проводит ребром ладони по шее, глядя точно на Дилюка. И как только беглецы срываются с места, она чувствует неестественную улыбку, в которой растянулись собственные губы. Шестой месяц поисков приводит к успеху. — За ними! — командует Боудика. — Обыскать каждую дыру, но найти! Громкий голос Далеша дополняет ее команды: — Перекрыть второй этаж! Группам Феликса и Кондора рассредоточиться снаружи, остальные — внутрь! Обыскать дом с ног до головы! Всех, кто будет мешать — нейтрализовать! Выполнять! Боудика сама не помнит, как взбегает вслед за группой. Глаза черкают по незнакомым лицам в таверне, оценивают обстановку, подмечают каждую деталь. Вот тут он жил все это время. Вот в этом захолустье ему было лучше, чем в замке. Со второго этажа доносится девичий писк, а вслед за ним — красочные ругательства и возня. Боудика с надеждой взбегает по лестнице вслед за отрядом, но вместо столь ожидаемых принца и слуги, натыкается лишь на седовласого старика, пытающегося задержать солдат, и девчонку с платком на голове, визжащую так, что уши вянут. — Где они? — кричит Боудика так, чтобы услышал каждый. В воцарившейся на миг тишине приходит ответ. Сверху, прямо у нее за спиной что-то громко ударяется друг о друга. Боудика оборачивается, дергает на себя неприметную дверь комнатушки и видит, как в проем в потолке поднимается деревянная переносная лестница. Она не думая подбегает и хватается за нее в последний момент. Лестница немного едет вниз, но тут же начинает подниматься с двойной силой — тянет ее явно не один. Кто-то из подбежавших солдат пытается схватить ее за ноги, но Боудика сама поджимает их под себя, в моменте крича о том, что сама справится. — Боудика, не надо! Спускайтесь! А в мыслях только скомканное «ну сейчас я им…» Когда ее вместе с лестницей вытягивают на мансарду, мир превращается в смазанную картину — ее тут же пытаются скинуть обратно, она в ответ бьет везде, куда дотягиваются руки, а столь знакомый голос ругается такими словами, будто его владелец родился в лесу, а не в королевском дворце. — Сбрось ее — пускай себе ловят! — кричит Дилюк. — Она скажет, что видела! — протестует Кэйа, параллельно пытаясь скрутить ей руки. — Они что, совсем тупые — не понять, куда ведет мансарда?! — Дилюк помогает с таким же рвением. — Пустите меня и сражайтесь на равных! — вклинивается Боудика, вслепую заезжая кому-то ногой в живот. Полминуты хватает, чтобы ее прибили к полу, а сверху сел Дилюк, коленями прижимая ее руки. Когда попытки рыпаться ни к чему не приводят, обида сдавливает грудь похлеще давящей на руки массы. Ну почему все оборачивается так глупо?! Она должна была выпрыгнуть к ним с мечом! С группой вооруженных солдат за спиной! С победным криком лишить головы этого гада! Нет же — снизу творится полная суматоха, пока никто не может забраться к ней наверх и помочь, она сама впечатана лицом в пол, а рука даже близко не достает до рукояти меча. — Разве это похоже на равное сражение? — спрашивает у нее Кэйа. И от этого Боудика даже на миг прекращает дергаться. — Конечно, нет, вы, два здоровых лба! — ругается она. — Выходите один на один, если… — А с тобой приехало не меньше двух десятков, — прикидывает Дилюк. — Больше, — фыркает Боудика. И тогда до нее доходит, что имел ввиду Кэйа. Тот, кто заявился к ним таким отрядом, о равном бою просить не может. Люк мансарды со скрипом приподнимается — Боудика смотрит с надеждой, но замечает только, что крышку тянет сам Кэйа. — Внимание! Никому не двигаться, если хотите получить Боудику обратно живой и здоровой, — чеканит он, усмирив всех одной фразой. — Оставайтесь на месте, пока она не придет сама. Увижу движение — буду возвращать ее по кусочкам. — Ты хочешь взять ее с собой? — спрашивает Дилюк. — Так и сделаем, — кивает Кэйа, начав искать что-то в горе хлама. — Пустите меня сейчас же! На свет появляется стопка писем, а потом веревка, держащая их вместе, разматывается у Боудики на глазах. — Ты не пытаешься ничего выкинуть, а мы отпускаем тебя, когда будем на безопасном расстоянии, поняла? — объясняет Кэйа, склоняясь перед ней. И оттого, насколько отчужденный у него голос, Боудика начинает верить в то, что если что-то пойдет не так, ее не пожалеют. — Кэйа, послушай… Куда только делась вся воинственность, с которой она сюда ехала? Что это? Попытка попросить пощады? — Давай поговорим, — кажется, она самая. — Ну давай, — он переглядывается с Дилюком и соглашается, кажется, просто от нечего делать. — Расскажи нам, зачем ты тут? Боудика дергается, ощущая, как толстая веревка обматывается вокруг запястий, а чужое колено вжимает ее в пол, не позволяя приподняться и на сантиметр. — Чтобы вернуть тебя, — цедит Боудика, возвращая себе начальный настрой. — Для чего? — столь же безразлично интересуется Кэйа. — Для свадьбы, — отвечает она, повышая голос еще на тон. — А о том, что эта процедура происходит только по обоюдному согласию, тебя не уведомили? — в этот раз в его голосе слышится нервяк, но улыбка на лице столь же насмешливая, как и ее собственная по пути сюда. Закончив с ее руками, Кэйа кладет лестницу прямо на люк, надежно упирая ее в косой потолок, чтобы открыть было просто невозможно. Боудика готова выть. Как же все глупо получается! Она столько сюда добиралась! Она училась сражаться! Она убила целого медведя по пути сюда! Так почему все насмарку?! А теперь остается отчаянно пытаться придумать что-то, чтобы задержать их тут до прихода помощи. Но когда от пояса отстегивают меч, а ее саму с двух сторон поднимают за локти, фантазия иссякает совсем. — Нет, прошу! — Да не убиваем мы тебя, — успокаивает Кэйа, начиная тащить ее в сторону окна. Боудика начинает лихорадочно дергаться, но когда створки распахиваются, и сверху видно высоту, на которой они находятся, она замирает. — Но одно неосторожное движение, — добавляет Дилюк, — равно падению. — В котором нашей вины не будет, — заканчивает Кэйа. И в этот раз становится совсем страшно. Потому что рядом больше не тот, кого она хотела видеть своим будущим женихом. Он изменился, стал совсем другим. Ее вытаскивают на наклонную крышу, и тут Боудика понимает, что сама назад не спустится. Ветер играет с волосами, ударяет прядями по лицу, мешая обзору. — Кэйа, но как я слезу? — паникует она. — О, не беспокойся, — наигранно воркует Кэйа, шагая вперед, — уверен, твои новые приятели обязательно найдут способ тебя снять после того, как мы уйдем, — он останавливается напротив. Боудика чуть не плачет, пытаясь найти способ заставить их вернуться. Голова такая же пустая, как и прежде. Ну почему, почему все так?! Снизу под зданием виднеются знакомые фигуры, но и они ничего не успевают сделать — ее утаскивают на другую часть крыши, выходящую во внутренний двор. — А сейчас обсудим последнюю тему нашего разговора. Садись. Боудика подчиняется нажиму чужих рук и опускается на крышу. Кэйа рядом опускается на корточки. — Мы с Дилюком много говорили о том, что будет, если ты придешь. Как видишь, — он разводит руками, — мы ждали и готовились. Дилюк встает рядом, поглядывая в обе стороны. — А еще приняли решение, — продолжает Кэйа, — отпустить тебя. Но только на этот раз. Знаешь, зачем? — Зачем? — спрашивает Боудика одними губами. — Чтобы предупредить, — Кэйа отвечает почти так же тихо, — что если ты не откажешься от попытки меня вернуть, то во второй раз живой не вернешься. — Кэйа, — голос у Дилюка серьезный, предостерегающий, — убийством ты только… — О, и это ты говоришь про убийство! — не выдерживает Боудика. Глаза наполняются предательскими слезами, но как же сейчас плевать. — Ты будешь гореть в аду дольше всех, слышал?! Ты, колдун, оборотень, поджигатель и убийца моей матери! В воздухе что-то свистит, и Дилюк резко приседает вниз. А в следующий миг Кэйа хватает ее за шею. — Ты приказала его убить, — не спрашивает — утверждает. Бросает взгляд назад, на мансардное окно. Туда, где остался ее меч. — Нет, — догадка пронзает его лицо маской ненависти. — Ты сама пришла, чтобы убить его. — А чего ты ждал?! — не выдерживает Боудика. — Он забрал у меня все! Жениха, статус королевы, маму, покой! — Нет, Боудика, — Кэйа чуть не шипит в ответ. — Это сделал не Дилюк. Это я. Я заставил отца открыть глаза, из-за меня он поджег палац. Я сбежал из дворца, так и не женившись на тебе, это я разрушил ту жизнь, которую тебе придумала мать. Так если и собираешься мстить кому-то, то это должен быть я. — Кэйа, нам пора, — напоминает Дилюк, как только он замолкает. — Нет, — дергается Боудика, порываясь встать вслед за ними. — Нет! Ты останешься и сразишься со мной! Ты… — О теперь ты передумала? — смеется Кэйа, поднимаясь на ноги. — Тогда дам один совет на будущую встречу: готовься лучше, чем сейчас. — Кэйа, — Дилюк ловит его руку своей, и больше у Боудики не остается сил. — Я убью вас двоих, — кричит она вслед, — вы, проклятые выродки, я устрою вам такую мучительную смерть, что вы будете мечтать о ней, заставлю вас молить меня о пощаде! Боудика вопит из последних сил и бессильно смотрит, как они бегут по крыше без оглядки впредь до дальней стены, прилегающей к лесу, а потом, друг за другом, скрываются с другой ее стороны. Когда же солдаты забираются на крышу, со стороны леса доносится лошадиное ржание и стук копыт. — Из леса есть другой выход, — цедит Боудика, когда ее развязывают. — В погоню. Оставленные у дома лошади, которых кто-то стреножил, пока они носились по дому, еще больше их замедляют. И только когда они скачут в поиске другого выхода из леса, Боудика опять видится с генералом. — Почему вы не придумали, как меня спасти? — она спрашивает прямо, в лоб. Далеш качает головой, прежде чем дать ответ. — Потому что я был тем, кто учил принца Кэйю тоже.***
Несмотря на полный провал, у нее открывается второе дыхание. Впервые ее собственное желание превосходит волю матери. Впервые за всю жизнь ей хочется чего-то так сильно, что на все остальное становится плевать. Кэйа прав. На нем нельзя жениться. Его ждет то же, что и Дилюка. И думать об этом так хорошо, что спину прошибают мурашки. Погоня не кончается там, на крыше. Она продолжается в голове у Боудики. Когда моряки на пристани за пару медяков говорят, что подходящая под описание двоица была тут парой часов ранее, она готова без раздумий сесть на первый лучший баркас. Только генерал останавливает ее, послав домой гонца за деньгами, которых за столько времени осталось впритык. То время, что она проводит в порту, тянется целую вечность. Далеш, уплывший вперед с парой человек, обещает встретиться за морем. Чертов самоуверенный генералишка. Единственное, что удерживает ее на месте — последние его слова. — Помните, принцесса, стратегия — тоже часть сражения, — говорит он. — Предоставьте мне основную работу. Ваша цель — привезти деньги. Если не получилось взять их открыто, сделаем это скрытно.