Деревенщина и сказочник

Что-то упорно тыкается Мише в лицо. Он пытается увернуться и ругается заплетающимся языком, но его щека все равно становится неприятно мокрой. Тогда он дергается, резко открыв глаза, и падает навзничь с балки, на которую присел на пятиминутный перерыв. А этот в прямом смысле слова ослина смотрит на него с самым невинным видом и нагло пожевывает сено, приготовленное, вообще-то, для коров. — Дурной? Сейчас как дам тебе! — ворчит Миша угрожающе, но так и не двигается с места. Осел его угрозой не впечатлен и всячески делает вид, что Мишу сейчас будил кто-то другой. Небо над головой пасмурное, все тело ломит, и глупое животное своей выходкой, кажись, добавило пару лишних синяков. — Миш, ты что, уснул? — слышит плотник и натянуто улыбается, когда сестра с обеспокоенным видом подходит к нему и заглядывает за балку. Сегодня она накинула на плечи платок со спокойными синими узорами — Яков уехал в город. Если бы Андрюха не сказал на такие мелочи внимания обращать, Миша и не заметил бы. — Опять до рассвета вставал с фонарем на грядки? Не хочешь, чтобы я тебе на огороде помогала, а сам потом спишь с открытыми глазами… — Да не надо мне помогать, Машк, правда, у меня, вон, Андро есть, — Миша морщится, пытаясь приподняться, но в спине так стреляет, что он падает обратно, пытаясь сделать это как можно аккуратнее. Балка довольно крупная, земля твердая, ноги болтаются выше уровня туловища. Свалился так, что, чует, так просто сам не встанет. Но чтобы сестру не пугать, быстренько закидывает руки за голову, как будто бы беззаботно, а то она еще надумает себе чего. Переживает вечно обо всем очень. — И вообще, ничего такого, я тут просто отдыхаю, пока Яков не видит. Еще б пива, и совсем классно будет… Ай! Незаметно подкравшийся петух, видимо, возмущенный тем, что работничек в разгар дня отдыхает, нахохлившись, пытается клюнуть Мишу в глаз, но, к счастью, промахивается и попадает в переносицу. Фингал на оба глаза обеспечен. — Почему курятник открыт?! — взревев, Миша подскакивает от боли и желания наподдавать этому пернатому негодяю. Тот, в свою очередь, всеми своими перышками и крыльями показывает, что готов к очередному нападению, нисколько не испугавшись разъяренного мужчину. — Я курочек погулять отпустила, что им все в четырех стенах сидеть, — оправдывается Маша, пока тяжело дышащий Миша с победным криком подхватывает петуха одной рукой за жопу, а другой за шею и поднимает того над землей. Взгляды двух драчунов угрожающе скрещиваются. Петух возмущенно кукарекает, хлопая крыльями и пытаясь достать им противнику до лица. Противник же без капли сочувствия сжимает пальцы, придушивая врага, и ощущает пяткой, как переживающая за жениха курочка его безжалостно поклевывает. Битва, очевидно, неравна. Остальные курочки тоже не собираются оставаться в стороне, вовсю наступая, но самая главная защитница невинных уже стоит рядом, готовая в любой момент прийти петуху на помощь. — Миш, прекрати, не будь ребенком! — причитает она. — Тебе самому Яша за этого петуха голову открутит! Для ушей Миши это звучит как вызов. Неужели Маша не верит, что он сильнее ее мужика?! Зря, что ли, все детство ее оберегал, сельских мальчишек от нее отваживал? Вечно то один в окно утром заглянет, то другой поперек дороги выскочит, а ты их все гоняй! Городских много было, дачи неподалеку — приедут на лето отдохнуть, на девушек красивых поглазеть, а потом их ищи свищи, а Яков-то своим был, вроде знакомы давно, в приключения, вон, встревали вместе. Кто ж знал, что все вырастут, разъедутся, а этот один останется и незаметно в семью вольется. Уж очень никому не хотелось его тогда отпускать… — Да знаю я! Но это ж дело принципа, Мах! — возражает Миша, намеревающийся стойко терпеть до конца. Теперь несколько курочек клюют ему ноги и пытаются забраться еще выше, но Миша осторожно их с себя стряхивает. — Иначе он будет думать, что победил! — Отпусти петуха, кому говорю! — теперь младшая, которая, как и все в семье, всегда была за справедливость и за спасение слабых, начинает всерьез злиться. Стянув платок с плеч, она скручивает его в жгут и резко хлещет им Мише по руке. — Ой! — вырывается у него скорее от неожиданности, чем от боли. А младшая, не делая передышки, ударяет его снова, на этот раз сильнее. — Да ладно, ладно, все, хорош, — Миша, признавая поражение, опускает руки, и петух с недовольным видом шмякается на травку. Взволнованные курочки обступают его со всех сторон, проверяя на целостность перьев, а нахохлившийся ловелас презрительно смотрит на своего врага, оставаясь на приличном расстоянии. Но он ведь сам полез в драку, Миша тут не при чем! Отдохнул, называется. Зато свой авторитет среди местной живности подтянул. Этот петушара яйцемордый понял, наконец, что к такому сильному противнику лучше не лезть. — Не обидел бы я его, слышишь? Так, постращал слегка. А то чего они вечно на меня нападают, как только я прихожу… Работать мешают, во! Борьба с петухом не идет Мише на пользу: он, начиная выпрямляться, слегка пошатывается. Мир вокруг него неприятно кружится, будто с бодуна. С Андро то же самое сегодня было: попытался встать — да как начнет обратно падать, еле подхватить успел. И смотрел такими глазами в кучу, все на потолок жаловался, надоел качаться, мол. Беспокойно было парня одного оставлять, но что поделать? Работы-то не так много осталось, доделал — и вперед. Душа вот только опять обратно рвется, а голову мысли не покидают — вдруг пожар? Вдруг потоп? Вдруг Андро все-таки окочурился от отравления? Его ж одного не оставишь, совсем как младенца! Миша Маху маленькую на секунду даже в люльку положить боялся, все ходил с ней везде, когда маму сменял. С Андро теперь, походу, так же надо. Страшно представить, что он натворит в этот раз. — А ну-ка, — Маша, как всегда, чересчур глазастая, так что недомогание брата замечает сразу, — покажись! Она с беспокойством приобнимает его, возвращая равновесие и давая на себя опереться. Ему такое не нравится — на нее опираться, то есть. Она ж девчонка, они слабые, это их оберегать надо, а не повод давать вставать на защиту. Но в последние годы Миша сдавать начал сильно, она не могла этого не чувствовать. Теперь вот в лицо ему упорно заглядывает, будто ищет что-то, ладошку на щеку кладет, совсем как в детстве, когда он болел и в бред проваливался. Заботливая, как мама. Только ему это уже не надо. Миша головой встряхивает, ладошку сбрасывая — ну их, телячьи нежности, не ребенок он давно. — Да не попал он мне в глаз, Мах, все нормально, е-мое… — Миш, — у сестрицы голос взволнованный, но твердый. Упрямая, не отстанет. — У тебя глаза все красные. Ты вообще спал? — Ну, час где-то поспал, да, — отвечает, пожимая плечами, и чувствует, как ее хватка на руке усиливается. Она ничего не говорит, только смотрит на него снизу вверх, маленькая и хорошая — такая хорошая, что за нее становится страшно, как бы чего не случилось. Ветер поднимает в воздух острый запах прелой листвы — верный признак приближающейся осени, — и вместе с ним в Мишкиной груди поднимается затаенное беспокойство. Миша, хоть и не любит, когда с ним нежничают, сам наклоняется вперед и осторожно целует Машу в висок, прямо в то место, где за волосами прячется застарелый шрам. Он ведь тогда мог ее потерять… И сейчас потерять может. Правильно ли он все сделал? У нее точно все будет хорошо? — Скажи, Мах, — говорит он серьезно и укладывает подбородок ей на плечо. Маша удивленно застывает, но продолжает крепко его держать. — Ты счастлива? — Миш… — теряется она. — Ответь. Ее пальцы зарываются ему в волосы и начинают успокаивающе его почесывать. Он млеет от ее движений и, не скрывая этого, довольно закрывает глаза, все сильнее на нее наваливаясь и погружаясь в дрему. Ей, наверное, тяжело, но она даже не думает отпихивать его или пытаться встряхнуть. Таким доверчивым, таким нежным и ранимым он теперь может быть только с ней. — Иногда я скучаю по маме с папой, — признает она тихо. — И по тебе, когда тебя долго не бывает. Яша уезжает часто, и я все еще не могу поверить, что мы скоро поженимся… — она вздыхает, но не печально, как могло бы показаться, а с надеждой. Наверное, она тоже не уверена, что все будет хорошо, но ей очень, очень хочется, чтобы все получилось. — Я ведь с детства об этом мечтала. Быть как мама, чтобы у меня был муж и дети. И вот мне скоро исполнится восемнадцать… Яша мог на кого хочешь посмотреть, а выбрал меня. Значит, и дети, наверное, скоро будут. После того, как мы… — она смущенно замолкает. Яков не касался ее до свадьбы — иначе и отец, и Миша, и особенно дед гонялись бы за ним с вилами. Уж как бы Миша ни прощал самому себе распутство, в отношении дорогой его сердцу сестры он бы такого поведения не потерпел. Машино представление о настоящем женском счастье было простым: добротный дом, верный муж, здоровый ребенок — ей внушали это с самого детства, и братья тщательно оберегали ее от всех соблазнов и от всего зла, какое только могло произойти с ней в жизни. Даже будучи маленьким сорванцом, перенимающим их черты, она оставалась их любимой принцессой. Миша, водя подбородком по ее плечу, сонно припоминает, как они собрались в доме культуры после занятий — он, Шура, Лешка, Яша и Маша, которая хвостиком увязалась за ними, все равно ее девать было некуда. Она с веселым смехом бегала вокруг них и дразнилась, пока они вместе сочиняли музыку. Долго игнорировать ее было невозможно, и тогда Шура, не выдержав, вскочил и лихо побежал за ней. У него в семье тоже были младшие, так что парнем он оказался опытным, быстро поймал ее и усадил к себе на колени, чтобы опять не сбежала. — Ну и зачем? — проворчал тогда Миша. Так она еще больше их отвлекала, но Шуру это совсем не смущало. Он невозмутимо обратился к ней, слегка покачивая: — Расскажи-ка мне, попрыгунья-стрекоза, о чем такая шустрая девочка сейчас мечтает? Если о конфетах, я мигом организую, — и подмигнул задорно так. — О-о-о! — обрадованная тому, что на нее обратили внимание, Маша так и засияла. — Я мечтаю, чтобы меня похитил прекрасный принц на белом коне и увез меня в свой великолепный замок! Это ли они, уже считающие себя прожженными циничными взрослыми в свои тринадцать-пятнадцать-семнадцать, были готовы услышать от маленькой девочки? Не сдержавшись, пацаны, конечно же, сразу покатились со смеху. Ни о какой репетиции после такого не могло быть и речи, то и дело со всех сторон слышались смешки и оборванные на полуслове сальные анекдоты, которые нельзя было произносить при детях. А Маша все крутилась удивленно и спрашивала: — Что тут такого? Почему вы смеетесь? — поняв, что внятного ответа ей так и не дадут, Маша сделала собственный вывод: — Мальчики такие глупые! — Если тебя похитит какой-нибудь принц, — отсмеявшись, пообещал Миша, лениво покачивая в руке начатую бутылку, — я его найду и еба… физиономию ему набью. Пусть нормально предложение делает, маме с папой кланяется, а не вот так вот! — Ничего-то ты не понимаешь, — возразила Маша с придыханием, — это же так ро-ман-ти-чно! И добилась от них только очередной волны смеха. Не смеялся только по натуре тихий Лешка, ограничившийся спокойной улыбкой. Бутылки у него в руке не было. Пацаны все перешептывались — откуда она слово-то такое узнала, мелкая? Почему именно принц, почему именно на белом коне? Девчоночьи глупости! Но, с другой стороны, она же и есть девчонка, что с нее взять. Шура конфету ей все-таки протянул, за храбрость и твердость в отстаивании своих убеждений. — Извини уж, стрекоза, — оправдывался он, глядя, с каким удовольствием она лопала растаявший шоколад и размазывала его по лицу, — принца я тебе здесь никак не найду. Ничуть этому не смутившись, Маша бросила на парня хитрый взгляд, и, собственнически обхватив его обеими руками, нагло заявила: — А я уже сама нашла! — Меня?! — вытаращил он глаза, деланно хватаясь за сердце. Миша заржал совсем уж неприлично, хватаясь за Лешку и чуть не падая, Яшка с широкой лыбой издевательски забренчал на казенной гитаре какую-то сопливую серенаду, и Шуре, не получившему от друзей никакой поддержки, пришлось выкручиваться самому: — Боюсь, до принца мне далеко. — Ничего, — сказала Маша абсолютно серьезно, пережевывая шоколад, — я пока маленькая, я подожду. А когда я вырасту, ты уже станешь принцем! Шуре надо отдать должное — прятаться от надоедливой козявки он после такого заявления не стал и относился к ней так же тепло, как и раньше. Даже не верится, что этот разговор произошел девять лет назад… Время пролетело так быстро. Яков, который раньше Машку почти не замечал, заделался ее женихом, Шура, исчезнув, так и не стал принцем, а Маша не ответила на серьезный вопрос, счастлива ли она. Но Миша понимает. Он бы и сам не ответил, счастлив ли он. — Что, Шуру больше не ждешь? — шутит Миша, поднимая голову с ее плеча, и усиленно моргает, пытаясь вернуться в реальность. Какое-то время мир продолжает двоиться, а затем вновь становится нормальным. Держать глаза открытыми непросто, но ощущение ползущего по ноге насекомого быстро приводит Мишу в чувство. Он брезгливо хлопает по паразиту ладонью, но на ноге никого не остается, а Машка от такого резкого движения и вопроса в целом вздрагивает. — Ну, ты и вспомнил! — удивленно фыркает она, но, выдавая себя с головой, заливается краской. — Я же совсем маленькая была. — А если бы он никуда не уезжал? — ревниво допытывается Миша, внутренне ликуя от того, что смог отвлечь ее от своей персоны. — Если бы выбор стоял между ним и Яшей, ты бы все равно Яшу выбрала? — Отстань, — вспыхивает она, с досадой ударяя его кулачком в грудь. — Вот пристал-то! Когда-то Миша боялся, что сестре не понравится ни один мужчина. Еще бы, они с Лешей так сильно ее любили, что любой другой парень меркнул в сравнении с ними. Ему даже в голову не приходило, что ее избранником станет кто-то из его давних приятелей, кого она знала с детства. Яков не был для Миши близким другом, они и общались-то недолго на фоне общего интереса к музыке, который сам собой иссякал по мере того, как у них становилось больше обязанностей перед родными. Миша и тогда знал Якова не очень хорошо, а теперь и подавно. Наверное, было бы лучше, если бы Маша выбрала кого-то помоложе. — Да не обижайся ты, Мах, — он перехватывает ее кулачок и прижимает к себе, не давая сбежать. — Мне же нужно знать, что ты, это, жениха своего правда любишь. Может, еще не поздно, это, — Миша присвистывает, помогая себе подобрать подходящее слово, — усвистеть. — Миша! — вот теперь сестрица уже не просто злится. Она в праведном гневе. — Ты чего такое говоришь! Что обо мне люди скажут, если я «усвищу»? Я и так до свадьбы с ним живу, пересуды чужие выслушиваю… Когда родители Якова дали ему новый, отдельный от отчего дом, он заманил Машу к себе под предлогом, что одному ему будет сложно справляться с хозяйством. Отец к тому моменту стал совсем невыносим, и Маша на работу с проживанием согласилась с легкостью. Молодая, красивая, незамужняя девушка в доме у холостого мужчины — какие еще слухи о ней могли поползти? — Кто судачит? — Миша хмурится, тут же подбираясь и готовясь вырвать язык любому, кто хоть слово скажет в сторону его сестры. — Ты только мне на них пальцем покажи, я сразу… — Все, Мишань, хватит, — руку свою она все-таки выдергивает и отворачивается, скрывая от него лицо. — Яша хороший. Лучше всех! С ним… спокойно, — она делает глубокий вздох и замирает, пытаясь обуздать чувства. Миша ее не торопит. Когда она поворачивается обратно, на ее губах уже сверкает все такая же безмятежная, уверенная улыбка — совсем как у мамы. Нравом они с Лешкой больше в нее пошли, а вот Мише не так повезло… — Пойдем лучше платье покажу. Я сама сшила! Только сегодня закончила. — А мне разве можно на него смотреть?.. — Так ты же не жених! Пойдем! — Маша, не слушая возражений, хватает его за руку и тянет за собой в дом. Миша от усталости уже еле ноги переставляет, потому Маше приходится его подгонять, повторяя: — Пойдем! Когда после двух пацанов родилась девочка, мама была безумно счастлива. Машу она всегда старалась одевать в милые платьица и растить принцессой, но та все равно умудрялась стрелять одежду у братьев и полдетства проходила в безразмерных футболках и широких штанах, которые подвязывала веревкой. Как и Лешка, Маша во всем пыталась походить на старшего брата и даже вполне успешно уговаривала подстричь ее под горшок. Поэтому сейчас Миша испытывает странные эмоции, глядя на то, как Маша прикладывает к себе свадебное платье и крутится с ним в незамысловатом танце. Наверное, что-то такое случается с его лицом, потому что сестра останавливается и расстроенно спрашивает: — Тебе не нравится? Она прекрасна. Юная, счастливая, уверенная в себе и целомудренная — белое только подчеркивало ее чистоту. В то же время, она уже давно не была ребенком. Миша, который только сейчас по-настоящему понял, что его маленькая принцесса выросла, глотает ком в горле и с трудом признается: — Нравится… Ты такая красивая, Маш. Клянусь, если он тебя обидит… — глаза все-таки намокают, и Миша притягивает сестру к себе, порывисто обнимая и ее, и платье. Верхняя полупрозрачная юбка, переливающаяся множеством белых искорок, оказывается ужасно колючей, но Миша не обращает на это внимания. Невеста. Будущая жена. Скоро Маша перестанет быть Горшеневой, покинет их семью. Если для него все закончится, он больше не сможет ее защитить. Он будет слишком далеко. — Миш, ты же придешь на церемонию? — умоляющим тоном спрашивает сестра, пользуясь моментом его слабости. Миша, не в силах справиться с эмоциями, что-то неразборчиво мычит. — Я знаю, ты не хочешь видеть отца… И остальных… Но ты ведь не оставишь меня в такой важный день? Она спрашивала его раз за разом, и раз за разом он отвечал неопределенно, боясь обидеть ее прямым отказом. «Я подумаю», «наверное, будет много дел», «ты же знаешь, отец не обрадуется, увидев меня»… И много других отговорок. С тех пор, как Анфиса едва не стала его женой, уже взяв напрокат красивое платье из города, Миша пропускал все деревенские свадьбы. Он всерьез подумывал отделаться подарком и какой-нибудь неказистой поздравительной открыткой, но сейчас, когда Маша показала это платье, он осознал, что будет жалеть всю свою жизнь, если никогда не увидит ее в нем. — …не оставлю, — обещает он, слегка приподнимая Машу над полом и чувствуя, как в спине в очередной раз что-то хрустит. А Маша, ничего не замечая, радостно верещит ему в ухо: — Спасибо!!! Миша!!! — и от души чмокает его в щеку. Когда к вечеру Миша доползает до дома, спина у него уже не разгибается, но он ни секунды не желает о том, что, как в детстве, поднял сестру на руки. За хорошие моменты в жизни приходится дорого платить, так что Миша, пройдя мимо Андро, сразу заваливается на кровать лицом вниз, тихо простонав и не перестав подрагивать. Андрюха обнаруживается за столом — до прихода Миши он с умным видом что-то писал в тетрадке, попивая сок из граненого стакана. Выглядит парень посвежевшим, значит, жить будет. — Яйца и молоко на осле в сумке, — глухо говорит Миша в подушку. От нее пахнет Андрюхиными волосами, и у Миши закрадывается подозрение, что тот проспал весь день и поднялся только к его приходу. — Сходи, забери. Можешь пожрать себе сделать. И, это, — добавляет он как бы между прочим, когда Андрей поднимается, — Маха тебя на свадьбу приглашает. За Якова не беспокойся, Машка уговорит его сильно тебя не бить. Миша смеется своей же шутке, но смех быстро обрывается — отдает в спину. Признаться сестре в том, что банально боится приходить один, Миша не смог, но условие поставил — без Андрюхи не пойдет. Думал, Маха не согласится, и разговор на этом закончится. А она согласилась. Теперь ей придется уговаривать ни о чем не подозревающего Яшу, но вряд ли он сможет ей отказать. Маше с детства ни в чем не отказывали, только мягко отговаривали. Тут же она будет стоять на своем до последнего. Да, на празднике, скорее всего, будет второй брат. И он Мишу, наверное, даже поддержит и не будет от него отворачиваться. Но это не отменяет того, что расстались они на неоднозначной ноте. Отец взвалил на Мишу свои ожидания, а он на Леху — свои. «Стань тем, кем я быть не могу, за нас обоих». Что-то такое Миша ему сказал, но жестче. Лешка был не в восторге, пытался возражать. Ругань стояла… После этого они не разговаривали, Миша только деньги ему отсылал. Лешка письма писал родителям, Маше. Может, и ему тоже, но Миша их не видел. Только у мелкой иногда спрашивал — как там Лешка? А Лешка ничего. Сделал, как Миша ему велел. А Миша сделал, как ему велел отец. И теперь они все не хотели друг друга видеть. — А когда это все дело будет? — спрашивает Андрюха с явной неохотой. Миша не дурак, видел, как тот морщился, когда об этом разговор заходил. Тоже просто подарок отправить хочет, а остальное — ни-ни. Что ему с чужой свадьбы? Ему там меда не пить, кулаков уже накушался. — Да прямехонько на Махино рождение, — старается Миша звучать беззаботно, но смертельная усталость и боль в стреляющей спине делает его голос хриплым, — первого сентября. — Не думаю, что смогу, — как Миша и полагал, Андрюха сразу отнекивается. Ну, конечно, он же училищный. Занятия начнутся, какая ему свадьба? — Мама опять сегодня звонила — я на дерево залез, а ей СМС-ка пришла, — что Андро опять делал на дереве, Миша спрашивать не стал. Меньше знает, крепче спит. — Ругалась, если я тут задержусь — она весь Питер на уши поставит… — Питер? Не Голубково? — ловит его Миша на слове. Тот, поняв, что проговорился, сразу замолкает. — Так вот, откуда ты. Питер, хех… Я ж там был. Мне Шура потом на Удельке гитару спи… кхм, раздобыл. Там их до сих пор, небось, купить можно. Ходил туда? — не дождавшись ответа, Миша закрывает глаза, чувствуя, как сильно ему хочется спать. Андро молча выходит из дома — видимо, с осла сумку снимать. Избегает. Это из-за гитары? Или из-за того, что про Питер узнал? Да подумаешь, что в этом такого. Андрюха ж никогда деревенского из себя не строил, что тут переживать? Хороший город, Михе там, вон, пиво налили. Еще б туда съездить… Раньше опасался соваться, а теперь, когда знает, что Андрюха будет там — уже и не страшно. На город-то посмотреть еще раз, чем не идея? Хорошая ж тема? Хорошая! — Хей! — Миша заставляет себя поднять голову над подушкой, когда слышит, что Андро возвращается. — Написал чего-нибудь сегодня? Покажешь, пока я совсем не отрубился? — Да ничего особенного, — отмахивается Андрюха, подтверждая Мишину догадку о том, что городской весь день спал. — Это уже я решу. Давай! Пока Андро с самодовольным видом разбивал яйца над сковородкой, готовя себе омлет, Миша истерично смеялся и кашлял, громко зачитывая вслух особенно хорошие места.

В деревне был переполох — схватили пацана, И возмущению людскому не было конца. В колодец парень накидал ослиного дерьма, И все блевали, кто попил водичку с утреца.

— Андро, еще так можешь? — восхищенно вопрошал он после каждого озвученного «шедевра». — Могу. — Пиши!