— Когда тебя только приставили ко мне в пятнадцать, что я тебе перво-наперво сказала?!
— Я как-то сказал тебе: пусть мёртвые остаются мёртвыми. Раз мы живы, мы должны стремиться жить до последнего мгновения! Но что же ты делаешь сейчас?
— Ответь мне!!!
___________________
Сначала Чуя не замечает ничего необычного. Сегодня среда. У мафии, в отличие от обычных компаний, нет фиксированного рабочего графика, но, в общем-то, не было никаких причин делать выходной в среду, обычный день посреди недели. Биологические часы Чуи выработали такую привычку, что его полтора часа после пробуждения уходят на то, чтобы принять душ, поесть, одеться и уложить волосы, а после поехать до штаб-квартиры или отправиться на какое-либо задание. В половине девятого раздаётся звонок в дверь его пентхауса. С зубной щёткой во рту Чуя бросает взгляд на маленький экран системы безопасности у двери. Как оказалось, это Хироцу. Мужчина приехал доложить о временных изменениях в графике Чёрных ящеров на сегодняшний день, взяв с собой пересмотренный документ на подпись. Поскольку у него полный рот пены со вкусом мяты, Чуя просто кивнул, ничего не сказав, и пропустил Хироцу через стеклянные двери внизу, открыл дверь своего пентхауса и повернулся обратно в ванную, чтобы дочистить зубы. На данный момент он всё ещё не заметил, что что-то не так. Пять минут спустя, после того, как он закончил с зубами и умылся, он выходит и видит, что Хироцу уже стоит в гостиной, ожидая его с документом в руке. Чуя непринуждённо берёт ручку из шкафчика у стены и подходит, забирая приказ. Беглым взглядом он подмечает, что единственным изменением на бумаге было время проведения операции: дата прибытия груза, который ожидался не ранее завтрашнего дня, была перенесена на сегодня, а Чёрные ящеры отвечают за его сопровождение. Это достаточно распространённая причина изменения графика, и Чуя быстренько просматривает всё, прежде чем подписать своё имя жирными буквами в поле для подписи внизу. Хироцу тем временем рассказывает об этом деле: — На этот раз количество товара в несколько раз превышает обычное, и в последнее время между нами и полицией возникло некоторое напряжение. Я услышал вчера от босса, что вам, возможно, потребуется присутствовать при выгрузке. Чуя с безразличным кивком закрывает ручку колпачком и открывает рот. — ______ Хироцу делает паузу. Даже Чуя остановился и моргнул, немного опешив. "Что происходит? Я сам себя не услышал". Он неуверенно откашливается, не почувствовав при этом никакого дискомфорта. Посмотрев на Хироцу, он пытается заговорить ещё раз: — ______ По-прежнему ни звука. Бровь Чуи непроизвольно выгнулась. Поколебавшись мгновение, он продолжает, проверяя все виды односложных слов и интонаций, в итоге не обнаружив исключений — он вообще не испытывает дискомфорта, но не может издать ни малейшего звука. Как будто он та Русалочка из сказки, которая отдала свой голос морской ведьме, чтобы иметь пару ног и жить на берегу. "Но у меня всегда были ноги?? — Чуя сбит с толку, — Даже если всё наоборот, они не превратились в хвост, когда я был в душе". Он неосознанно опускает взгляд на свои колени, но тут же видит кое-что, в который раз за это утро испытывая озадаченность. Выражение лица Хироцу медленно становится серьёзным. Когда мужчина позвонил в дверь Чуи, было 8:30 утра. Уже тогда Чуя был одет в свой обычный костюм-тройку, узкие кожаные брюки, рубашку, чокер и жилет. Прямо сейчас его ноги всё ещё были его ногами, в облегающих штанах, очерчивающих все изгибы, что могло привлечь взгляд любого: мужчины или женщины, но в данный момент не это лишило Чую и Хироцу дара речи. Они смотрят на несколько красных лепестков, лежащих у ног Чуи. Ярко-алые, как свежая кровь, устрашающе расположившиеся на мраморном полу гостиной. В его доме нет цветов, и Хироцу не пришёл бы к нему с букетом, просто чтобы поставить подпись. Чуя поднимает глаза на мужчину и видит, что тот выглядит мрачным. Хироцу долго смотрит на кроваво-красные лепестки, прежде чем слегка нахмуриться: — Я видел, как эти лепестки выпали изо рта Чуи-куна, когда он говорил. — ... Чуя наклоняет голову набок с озадаченным выражением лица, не в силах понять, что тот имеет в виду. Хироцу вздыхает, что для него нехарактерно, и предлагает: — Думаю, Чуя-кун должен найти зеркало и посмотреть сам, чтобы быстрее получить представление о текущей ситуации. Чуя берёт свой телефон, переводит камеру на фронтальный режим и направляет её на себя. Он уставился на своё лицо, которое ничем не отличалось от его обычного лица: оно всё такое же красивое и привлекательное, готовое сразить толпу, но ничего в нём не указывает на то, почему он не может издать ни звука, и никакие лепестки цветов не слетают с его губ, как сказал Хироцу. Он не видит ничего из ряда вон выходящего — если бы там и было что-то необычное, он бы заметил это, когда умывался или чистил зубы, — и поэтому Чуя медленно приоткрывает губы и наблюдает, как они слегка двигаются на экране телефона, заглушая произношение каждого слога. [На-ка-ха-ра Чу-я]. По-прежнему не слышно ни звука, но он ясно видит, как кроваво-красные лепестки появились из воздуха в тот момент, когда он попытался заговорить, а затем они падают на пол, опускаясь рядом с другими такими же лепестками. Они казались нематериальными, когда слетали с его губ, обретая вес лишь через одну или две секунды во время падения. Про себя Чуя подмечает, что неудивительно, что он совершенно не обратил внимания на тот факт, что говорит цветами. Что происходит? Чуя тупо уставился на себя в камеру. Он почти неосознанно нахмурился, понимая неприятности, которые может сулить ему эта ситуация: неспособность говорить будет головной болью в течение нескольких дней. Даже если его подчинённые в мафии не очень хорошо ориентировались в чтении по губам, он мог бы просто замедлить речь, не страшно, но как бы проблема в том, что из его рта сыпятся лепестки красных цветов, когда он пытается говорить, какого хрена? Чуя убирает свой телефон и безмолвно переводит взгляд на Хироцу. Мужчина считается самым старшим среди них, даже анэ-сан и босс уважительно относятся к нему. Он точно должен был слышать о большинстве странных происшествий. И действительно, после нескольких секунд колебаний Хироцу медленно выдаёт: — Всё ещё неясно, способность ли это, но на данный момент, судя по симптомам, состояние Чуи-куна похоже на кое-что, о чём я знаю. Чуя моргает, взглядом прося продолжать. — Позволь поинтересоваться, слышал ли ты о состоянии, называемом болезнью ханахаки? — спрашивает мужчина. [ — ... ]. Впервые слышит, что за чёрт? К счастью, Хироцу догадался о его неосведомлённости, продолжая без паузы: — Ханахаки — чрезвычайно редкая болезнь, и я слышал о ней только от пожилого врача, который уже давно умер. Своими глазами я её никогда не видел. Говорят, что болеющие ханахаки поначалу не чувствуют никакой боли, ничего слишком беспокоящего, кроме неспособности издавать звуки и бесконечно сыплющихся лепестков при попытке говорить. Но по мере ухудшения состояния у пациента начинается кашель и тошнота — да, это звучит как беременность, но не имеет никакого отношения к делу, — и количество лепестков постепенно увеличивается. Мне говорили, что в самом конце это будут не лепестки, а полноценные цветы. Хоть Чуя и не может говорить, это не мешает меняться его выражению лица по мере объяснения. Сначала он слушал очень серьёзно — в конце концов, речь шла о нём, и чем скорее он придёт в норму, тем скорее сможет приступить к работе, — но на полпути выражение его лица сменилось с серьёзного на сбитое с толку, он мысленно оценивал, насколько странно это звучит, что это за болезнь вообще такая? И тут он остро улавливает ключевую фразу — "в самом конце". [ — ... ]. Чуя медленно поднимает глаза, встречаясь взглядом с Хироцу. Тот смотрит на него и медленно повторяет: — Да. "В самом конце", если Чуя-кун не будет вылечен вовремя, летальность этой болезни — сто процентов. [ — ... ]. После ещё одной минуты молчания Чуя, который явно не ожидал, что эта, казалось бы, романтическая болезнь окажется такой жестокой, быстро восстанавливает самообладание. Ему требуется всего десять секунд, чтобы переварить новость, затем его губы слегка шевелятся. По форме его рта Хироцу предполагает, что исполнитель мафии, вероятно, выругался, но звука не было, только падение очередного цветочного лепестка подчеркнуло, что больной что-то сказал. [ — И что потом? Что делать, если заболеваешь этим?] — спрашивает Чуя, лепестки падают один за другим, [— Можешь просто сказать]. Хироцу заканчивает читать по губам и горько улыбается: — Вот почему я сказал, что смертность составляет сто процентов. Этот врач — самый знающий человек на моей памяти, когда дело доходит до этого заболевания, и он знал только о семнадцати людях, которые когда-либо болели этим. Он лично диагностировал семерых из них, но... У Чуи появляется дурное предчувствие. — У тех семнадцати пациентов, которые страдали от болезни ханахаки, — в низком голосе Хироцу слышится неуловимая строгость, — конечный показатель выживаемости был равен нулю. И вот снова упало несколько похожих на кровь лепестков, когда Чуя выругался. [ — ...Подозрительно похоже на чуму прямиком из средних веков. Вот это я джекпот сорвал, м-да], — пробормотал Чуя. Он на мгновение закрывает глаза, а когда открывает их, колеблющиеся эмоции, которые на мгновение задерживаются в глубине его зрачков, сметаются. Он бросает на Хироцу взгляд, который можно было бы назвать почти острым, и спрашивает: [ — Что было основной причиной смерти? Неужели медицинские технологии не идут в ногу со временем? Или было что-то ещё? Как, чёрт возьми, вообще можно этим заразиться?]. Неизлечимая болезнь с такими специфическими симптомами как-то не очень похожа на другие неизлечимые заболевания, вызванные проблемами с рабочими привычками, условиями жизни или питанием. Хироцу вздыхает. — Во-первых, поскольку людей с этим заболеванием крайне мало, у врачей почти нет случаев, на которые можно ссылаться, и во всём нужно разбираться самостоятельно. Во-вторых, прогрессивность этой болезни очень быстрая. Если спустя столько лет моя память мне не изменяет, Чуя-кун может посмотреть на свою левую грудь, и на коже, расположенной над сердцем, уже должен был появиться бутон. В ошеломлённой тишине Чуя расстёгивает рубашку и смотрит вниз, видя то, что выглядит как вытатуированный чёрный бутон на коже над его сердцем, чуть ли не живой, периодически поддрагиваемый при подъёме и опускании его груди при дыхании. [ — ... ]. Чуя застёгивает рубашку обратно и спрашивает: [ — Что это? Обратный отсчёт моей жизни?]. Хироцу медленно кивает. — В тот момент, когда бутон полностью распустится, ты умрёшь. Но говорят, что время, необходимое для распускания, варьируется от человека к человеку. Также этот врач указывал, что самый быстрый случай от лепестков до полного распустившегося цветка длился всего один день, а самый медленный не продержался дольше полуночи третьего дня. [ — То есть, у меня осталось самое большее три дня или около того, м-м], — Чуя рассмеялся себе под нос, [ — Я уже давно думал о своём конце. Я думал о стольких возможностях, но никогда и представить не мог, что умру от такой необъяснимой болезни, как эта. Вот что люди имеют в виду, когда говорят, что жизнь непредсказуема?]. У Хироцу нет слов. Он не может не пробормотать после минутного молчания: — Всё это были примеры из прошлого как минимум двадцатилетней давности, и за это время многое изменилось. И, откровенно говоря, Чуя-кун имеет большую ценность. Босс не позволит тебе умереть, это было бы слишком большой потерей для нас. [ — Не пойми меня неправильно, Хироцу, это просто были мысли вслух, у меня пока что нет намерений предаваться смерти], — Чуя, подобно маленькой Русалочке, что вышла на берег, не может говорить, но выражение его лица хладнокровное и спокойное, сродни тихой, опасной поверхности моря ночью. Человека, который много лет ходил по лезвию ножа, который всегда невозмутимо встречал смерть, нелегко поколебать простой угрозой. Губы Чуи слегка скривились: [ — И вообще, эта причина смерти ужасно неловкая. Если бы эта история распространилась, я бы не смог умереть спокойно, и мне бы, скорее всего, пришлось встать из гроба, чтобы врезать всем, кто смеялся бы надо мной]. — Очень в стиле Чуи-куна, — говорит с улыбкой Хироцу, вздыхая. — Что касается твоего другого вопроса — причины этой болезни и того, что этот врач сказал мне о лечении... Чуя приподнимает бровь. — ... — Хироцу некоторое время подбирает слова и, наконец, осторожно объясняет: — Причина, по которой люди заболевают ханахаки, заключается в том, что в их сердцах есть... кто-то, кем, как они думают, они не могут обладать. Какое-то запутанное объяснение, если честно. Лишённый возможности ответить, Чуя издаёт немое [чего?], которое подчёркивается падающим лепестком. Хироцу чувствует себя максимально беспомощным, вынужденный в своём преклонном возрасте столкнуться лицом к лицу с эмоциональными проблемами молодёжи, но, видя, как Чуя невинно моргает, ему приходится выразиться точнее: — Болезнь ханахаки — это не столько болезнь, сколько плод твоего собственного внутреннего "я". Это сосуд недостижимости; это твоё собственное наказание самому себе за то, что ты не можешь заполучить другого человека. [ — Нихрена не понял, но очень интересно], — честно говорит Чуя. — ...Это означает, что раз у тебя эта болезнь, то в сердце Чуи-куна есть кто-то, в кого он глубоко влюблён, — подытоживает Хироцу одним предложением. — Если Чуя-кун заполучит этого человека до того, как бутон над его сердцем полностью распустится, болезнь ханахаки отступит. По крайней мере, если теория лечения этого доктора верна, — в конце концов, нет ни одного успешного примера в столь сжатые сроки. Хироцу нерешительно оставляет эти слова невысказанными. Чуя впадает в абсолютный ступор, услышав это. Примерно через две или три минуты он нерешительно открывает и закрывает губы, а на его лице медленно появляется едва уловимое выражение беспомощности, смешанное с чем-то странным, как будто последняя искра надежды покинула его, оставляя умирать. [ — Под "заполучить этого человека" ты имеешь в виду..?]. Хироцу не понимает, с какой сложностью столкнулся молодой человек, поэтому немного размышляет и говорит: — Хоть это и не было оговорено, я не думаю, что эту сложную болезнь можно вылечить простым "заполучением" в буквальном смысле. Учитывая причину болезни, мне кажется, это означает завладеть сердцем другого человека или, по крайней мере, иметь возможность почувствовать, что другой человек тоже принадлежит тебе или что-то в этом роде. [ — ... ]. Лицо Чуи несколько раз меняется, прежде чем, наконец, принимает выражение пустого безразличия. Он глубоко вздыхает, берёт своё пальто со спинки дивана и накидывает его на плечи, собираясь ехать на работу. Затем Чуя, который только что заявил, что "не намерен предаваться смерти", хлопает Хироцу по плечу и говорит: [ — Я тут поразмыслил над этим]. Хироцу бросает на него вопросительный взгляд. [ — Я подумал и решил, что люди всё равно всегда будут умирать, так что не имеет большой разницы, умру я на несколько лет раньше или на несколько лет позже], — он делает несколько забавляющееся выражение лица, [ — Самое главное, что, исходя из моей ситуации, в лучшем случае я просто подожду несколько дней в одиночестве, пока смерть не настигнет меня. Но если я попытаюсь немного посопротивляться, как ты только что сказал, тогда, возможно, убьёт меня не какая-то чёртова болезнь ханахаки. Я бы сам себя зарезал и умер до того, как распустился бы бутон], — указывает Чуя, после спокойно направляясь к двери с охапкой лепестков, решив, что более целесообразно пойти на работу вместо того, чтобы беспокоиться о ханахаки или как там её. [ — И я говорю это абсолютно серьёзно]. Хироцу уставился на его удаляющуюся спину и понял, что да, действительно, он вообще не понимает, что у этой молодёжи в голове.__________________
Если не считать того факта, что он привязан к лодке, направлявшейся по реке смерти, всё идёт по плану. Чуя проводит утро, разбираясь с дневной работой, и, чтобы избежать ненужных вопросов, он надел маску, закрывающую часть его лица, придумав легенду о том, что он вчера перепел в караоке и у него сел голос. В результате, всё общение сведено к бумаге с карандашом — даже это объяснение было проведено таким образом. А вообще, он глава своего отдела, так что никто в принципе не осмеливается задавать ему вопросы, а его секретарша озабоченно обкладывает его стол таблетками от простуды и противовоспалительными средствами. В полдень он получает короткое уведомление о прибытии грузового судна и документ, отправленный непосредственно из офиса босса, в котором его просят отправиться в порт с Чёрными ящерами во второй половине дня, чтобы позаботиться о передаче груза. Чуя подписывает бумаги и жестом подзывает подчинённого босса, который принёс их ему, печатая на своём телефоне: "Босс сейчас в своём кабинете?". Подчинённый мотает головой. — Нет, он отсутствует. Босс вылетел из Йокогамы на частном самолёте сегодня в семь утра, похоже, у него были какие-то дела. Насколько я знаю, он ещё не приземлился. Чуя замирает на мгновение, после напечатав: "А как же этот документ?". — Он был поручен боссом прошлым вечером, — объясняет мужчина. — У вас что-то срочное, Накахара-сан? После минутного молчания Чуя безмолвно мотает головой, давая понять, что тот может идти. Хоть утром он и сказал, что лучше уж дождётся смерти, чем решит проблему, Чуя успокоился после трудовых часов и пришёл в себя. Возможно, это было правдой, что в то время это было единственным решением в медицинских условиях, но сейчас, двадцать лет спустя, всё может быть не так. Лучшее, что можно сделать, — это обратиться за советом к надёжному врачу, и первый известный ему врач, который был достаточно надёжным, не кто иной, как Мори. Но Мори сегодня нет. Пусть и были случаи, когда он покидал Йокогаму по секретным делам, никому не рассказывая о своём расписании, их было слишком мало, и Чуя может пересчитать по пальцам одной руки количество таких случаев за семь или восемь лет с тех пор, как он присоединился к мафии. Совпадение? В три часа дня грузовые суда входят в порт, как и планировалось, и Чуя прибыл на передачу в маске и шарфе, будто у него сильная простуда. Ему посчастливилось иметь секретаршу, которая могла поговорить с деловым партнёром, когда ему это было нужно, что избавило его от многих неприятностей. После того, как Чуя разобрался с отправкой, ему больше нечего делать в течение дня. Руководствуясь альтернативной идеей, которая вертелась у него в голове с полудня, он велит своей секретарше следовать за остальными обратно в штаб-квартиру, а сам поворачивает за угол на своей машине и едет в другом направлении — в сторону города. В восемь вечера Чуя прибывает к месту назначения, съезжает на обочину и опускает стекло. Когда он поднимает глаза, то замечает, что свет на этаже детективного агентства ещё горит, поэтому он отстёгивает ремень безопасности и выходит из машины. Он молча молится, чтобы Дазая там уже не было, когда поднимается по лестнице. Постучав в дверь и протиснувшись внутрь, Чуя с удивлением отмечает, что большинство сотрудников агентства ещё на месте. "Какого хрена? Почему они работают даже больше сверхурочно, чем мы?". Чуя, который ожидал встретить, дай бог, всего несколько человек, которые работали после конца трудового дня, в шоке. Работа в детективном агентстве такая тяжёлая, что ли? — Исполнитель Портовой Мафии Накахара Чуя, — Куникида Доппо встаёт из-за своего стола, почему-то не слишком удивлённый его появлением: — Что привело тебя в детективное агентство? У нас здесь нет никого из знакомых мафии... или ты ищешь Дазая? Чуе требуется всего секунда, чтобы понять: дело в его очевидно дорогой спортивной машине. И это определённо Дазай всем разбазарил модель машины, на которой он ездит. Естественно, это мог быть только Дазай. Он закатывает глаза, что-то набирает на своём телефоне и шагает ближе, чтобы показать Куникиде то, что было на экране: "Мне нет до него дела. Но кстати говоря, он уже ушёл?". Видимо, да, иначе тот, вероятно, нарисовался бы, чтобы подшутить над Чуей, если бы узнал о его появлении в агентстве. Хоть Куникида и не понимает, почему Чуя молчит, он всё же нерешительно кивает из-за недавнего перемирия между двумя организациями. — Да, он сегодня закончил раньше. Слава богу. Чуя мысленно вздохнул с облегчением. Он оглядывается и подмечает парня со способностью к иллюзиям, беловолосого человека-тигра, у которого была история с Акутагавой, жизнерадостного паренька, который похож на приятного человека, этого досадно гениального детектива и Изуми Кёку, которая ушла из мафии — оффтоп, но какого чёрта это детективное агентство состоит либо из молодых подростков, либо из малышни, что за незаконная организация со всем этим детским трудом, — но он не видит человека, которого искал. Он хмурится, его снова охватывает дурное предчувствие. Но прежде чем он успевает напечатать свой вопрос, великий детектив, который хрустит чипсами, внезапно заговорил: — Если ты ищешь Йосано, её нет. [ — ... ]. Куникида нахмурился. — Ты ищешь Йосано-сэнсэй? В чём дело? Чуя не стал утруждать себя объяснениями, рассеянно указав на своё горло. "Потеря голоса? Если помощь нужна от Йосано-сэнсэй, то звучит как серьёзное дело. Это способность? Стоп, нет, если это способность, он должен искать Дазая", — эти мысли быстро проносятся в голове Куникиды, и, выяснив причину чужого визита, его защитная настороженность немного ослабевает. Он мотает головой: — Ты не вовремя, Йосано-сэнсэй покинула страну рейсом ранее в полдень. Чуя опускает глаза и некоторое время молчит, после печатая: "Какая-то чрезвычайная ситуация?". — Нет, ежегодный отпуск, — отвечает Куникида, — Если это срочно, я могу позвонить ей. Чуя снова долго молчит, прежде чем медленно помотать головой. "Не нужно. Извиняюсь за беспокойство", — печатает он. Неожиданный визит исполнителя мафии заставил остальных немного понервничать, даже если они знали, что тот, в общем-то, безобиден. Когда Чуя проходит мимо стола парниши-блондина, направляясь к выходу, тот одаривает его радостной улыбкой и просит зайти в гости в следующий раз. Чуя приостанавливается, но так ничего и не говорит и направляется прямо к двери. Прежде чем уйти, он мимоходом окидывает помещение взглядом и случайно встречается глазами с Эдогавой Рампо. Великий детектив перестал двигаться и спокойно смотрит на него, в выражении его лица есть что-то неопределённое. Чую раздражает этот взгляд, который видит всё насквозь, поэтому он хмурится и останавливается у дверного косяка, провокационно приподняв бровь, показывая, мол, слушай, великий детектив, если у тебя есть решение, так и скажи, а если нет, то перестань корчить такое лицо. Рампо мотает головой. — К сожалению, я не врач. Я всего лишь детектив. Чуя беззвучно рассмеялся, и лепестки упали в маску, которую он использовал как раз для того, чтобы спрятать их. Но как раз в тот момент, когда он собирается выйти, Рампо добавляет: — Дазай пошёл выпить, и я уверен, ты наверняка знаешь, в каком он баре. Чуя останавливается на полушаге и стягивает маску, обнажая холодные губы. Он бросает ленивую, насмешливую улыбку в сторону Рампо и говорит без малейшего звука: [ — Мне плевать]. Когда падают два или три кроваво-красных лепестка, Чуя закатывает глаза и надевает маску обратно, а затем уходит, пока сотрудники детективного агентства в шоке наблюдают за происходящим. Некоторое время спустя за окном слышится звук двигателя спортивного автомобиля, который растворяется в ночи.__________________
Чуя больше никуда не пошёл. Он возвращается прямо в свой пентхаус и забирается в постель после своей обычной рутины в ванной. На улице уже очень холодно, но отопление в помещении спасает, поэтому он укутывается в одеяло и отвечает на кучу сообщений с пожеланиями скорейшего выздоровления — видимо, слух о том, что он потерял голос из-за караоке, распространился как лесной пожар по всей организации. Чуя подозревает, что такими темпами к завтрашнему дню об этом будет знать вся Йокогама. Мори нет, как и той женщины-врача. Выход, возможно, всё ещё есть, но Чуя так необъяснимо устал. Как будто сама судьба безжалостно блокирует все пути, чтобы обеспечить его кончину, и Чуя на самом деле не очень-то напуган, но он так набегался за весь день, что просто хотел пойти домой и поспать под своим одеялом — может, из-за холодной погоды, или, может, потому, что он действительно болен. Перед сном он откидывает одеяло и бросает взгляд на своё сердце. Выглядит не слишком оптимистично: зловещий цветок, только появившийся утром, к десяти часам вечера уже наполовину раскрыт. Нежные лепестки полусобраны, показывая лишь половину своей красоты, но, знаете, это такой тип дьявольского великолепия: показная часть достаточно манящая и соблазнительная, но стоит показаться скрытой стороне — полетят головы. Усмехнувшись в глубине души, Чуя плотнее укутывается в одеяло и сразу же засыпает.__________________
На следующий день его будит настойчивый звонок в дверь. Растерявшись, он, спотыкаясь, встаёт с кровати и подбегает к двери, обнаруживая, что гостьей является Коё. Чуя, который благодаря комфортному сну почти забыл, что с ним произошло, просыпается от сильной убийственной ауры, исходящей от Коё через монитор видеозвонка. Он открывает дверь, чтобы впустить её, а сам бросается в ванную, чтобы умыться и почистить зубы, а затем спешит в свою гардеробную, чтобы одеться. Он только-только успел застегнуть последнюю пуговицу на своей рубашке, как Коё пинком распахивает дверь. — Я всё знаю, — прямо заявляет она, не дожидаясь, пока он что-нибудь скажет. — Смотрю, тебе жуть как хочется нарваться на мой клинок, чтобы прочистить мозги и проснуться. Коё видела, как он вырос из уличной шпаны до того, кем он является сегодня, и Чуя в курсе, что она достаточно хорошо знакома с его разумом и сердцем. Он не пытается скрыть свою вчерашнюю поездку, и для Коё, которая курирует сбор информации и заказные убийства в Портовой Мафии, это практически равносильно тому, чтобы выложить ей всё. — Когда тебя только приставили ко мне в пятнадцать, что я тебе перво-наперво сказала?! — яро спрашивает она, её тон разрывается от разочарования. Это чрезвычайно редкий случай, потому что Чуя редко делал что-то, из-за чего она могла волноваться, и Коё всегда питала к нему слабость, так что он почти никогда не подвергался такому отчитыванию. Чуя хотел было попытаться защититься, но он останавливается на полумысли, когда замечает покрасневшие уголки её глаз, которые кажутся ещё краснее, чем обычно, и послушно слушает лекцию в течение получаса. Когда Коё, наконец, заканчивает его отчитывать, у него хватает здравого смысла предложить ей чашку чая, которую она принимает с укоризненным взглядом. Она делает глоток и холодно заявляет: — Решай свои проблемы или марш искать босса, выбирай сам. А у него вообще есть выбор? Чуя, естественно, без колебаний выбирает второе — он в любом случае намеревался именно это и сделать. Теперь, когда он полностью проснулся и отдохнул, усталость, охватившая его прошлой ночью, спала, и он снова решительно стискивает зубы. Кто в здравом уме захочет умереть по такой причине? Если бы об этом стало известно, он бы стал посмешищем, и что-то ему подсказывает, что раздражения, которое он бы испытал, хватило бы, чтобы вернуть его прямиком с того света. — Отлично, — кивает Коё. — Покупай билеты и мы сейчас же отправляемся в аэропорт. Босс в Саге. В Саге? Что он там забыл? Это какая-то спонтанная поездка или у него какое-то важное дело? Несмотря на то, что у Чуи были эти сомнения, ясно, что сейчас неподходящее время задавать вопросы, и это в любом случае не имело никакого отношения к его цели. Они с Коё покупают билеты на самый ранний рейс и спешат в аэропорт, но там им говорят, что из-за погоды ни коммерческие, ни частные самолёты в данный момент не могут вылететь и что им придётся ждать по меньшей мере три или четыре часа. Коё сжимает плечо Чуи и тихо спрашивает: — Ты в порядке? Чуя беспомощно хлопает её по тыльной стороне ладони, показывая, что ей не нужно беспокоиться... даже если он действительно чувствует, что что-то не так. В уборной аэропорта он обнаруживает, что татуировка в виде бутона на его сердце раскрылась ещё шире, а лепестки, которые падали, когда он пытался заговорить, увеличились с двух-трёх до десятка за каждое предложение. Они лежат небольшими кучками на полу, насыщая туалетную кабинку цветочным ароматом. У него вновь возникает предчувствие, что ему, скорее всего, не повезёт дожить до третьего дня. И учитывая тот факт, что каждый раз, когда у него в последнее время возникало плохое предчувствие и оно сбывалось, на данный момент "плохое предчувствие" было вещью номер один, которую он ненавидел. Коё, похоже, получила какое-то сообщение, бросив на него взгляд, когда он выходит из уборной. Слишком ленивый, чтобы печатать, Чуя просто вопросительно поднимает бровь, глядя на неё. Она мгновение колеблется, прежде чем сказать: — Похоже, Дазай вчера вечером нашёл женщину в баре, чтобы снова совершить двойное самоубийство, но на этот раз они оба выжили, их выловило детективное агентство. [ — ... ]. Ох. Жалость-то какая. Несколько часов спустя самолёт, наконец, взлетает, и всю дорогу Чуя тихо кашляет. Позыв стошнить тоже довольно сильный, хотя всё, что выходит, — цветочные лепестки. Когда он запирается в туалете самолёта, то с иронией думает, что какой ужас, несчастные беременные женщины живут так целые полгода, воистину самые замечательные люди в мире — это матери, — и продолжает давиться лепестками цветов. В 17:40 они прибывают в аэропорт, и пока они стоят у конвейерной ленты в ожидании своего багажа, Чуя чувствует себя немного лучше, поэтому достаёт телефон, чтобы убить время за играми. Коё решает, что у них есть пара минут, пока их багаж вывезут, поэтому просит Чую подождать и сама удаляется в уборную. Чуя блаженно равнодушен к этому. Пусть это и можно понять, но он чувствовал, что Коё чрезмерно опекает его в этом путешествии, будто он маленький ребёнок. Ради всего святого, он, даже будучи маленьким ребёнком, уже был способен расправиться с группой взрослых. В декабре темнеет рано, за пределами аэропорта солнце уже полностью село, и улицу начали освещать фонари. Если бы не эта необъяснимая болезнь ханахаки, поездка в это место звучала бы привлекательно... он ещё никогда не был в Саге, это редкая возможность. Но когда время на его телефоне пробивает 18:00, он внезапно сгибается и начинает бесконтрольно кашлять. Он прижимает к своему рту цветки кроваво-красной камелии, но часть из них всё равно просачивается сквозь пальцы и оседает на земле. Чуя неосознанно опускается на колени, из-за мучительной боли в сердце темнеет в глазах. Его грудь начало жечь — всё это произошло так внезапно, что он даже не успевает осмыслить то, что испытывает, за исключением того, что в последний момент сознания он бездумно бросает взгляд сквозь ресницы, покрытые холодным потом, и, такое чувство, видит знакомую высокую, долговязую фигуру в толпе, яростно расталкивающую всех тех, кто стоит у него на пути, и спешащую к нему. Как странно... что он тут делает? Это было последним предложением, промелькнувшим в голове Чуи, прежде чем его глаза полностью закрылись.____________________
Глаза Чуи резко открываются — ровно в тот же момент, как зазвонил будильник. В шоке он трогает своё лицо, щиплет за кожу и убеждается, что не мёртв, а очень даже жив. Это что, был кошмар? Он тяжело дышит, покрытый холодным потом от пробуждения от этого сна. Ему это только приснилось, он не был поражён какими-то странными болезнями, и он, разумеется, не умер ни с того ни с сего. Секундой позже неспособность издать ни звука и татуировка над сердцем говорят ему, что это таки был не сон — по крайней мере, не та часть, которая касалась болезни. И если хотя бы из-за этого он уже почувствовал себя беспомощным, то дата и время на его телефоне заставили его задуматься, не было ли бонусом к ханахаки что-то не так с его мозгом. Чуя с пустым выражением лица уставился на экран своего телефона. Двенадцатое декабря. Среда. 6:05 утра.