Смерть чем плоха? Уходишь, а то, что любил, остается.

Мальчишка кивает, запрыгивая на кровать, усаживаясь рядышком, в доступности девичьих рук, пока его мама накидывает на плечи шаль, кутается в той, выходя за порог. Ребёнок глубоко вздыхает, наблюдая со своего места за тем, как фигура удаляется в глубь леса, скрываясь за деревьями. Ему всегда было страшно, ведь "волк" в его голове иногда появлялся, нашёптывая медленно и постепенно, по нарастающей, что именно сейчас ему стоит побежать, прыгнуть, пусть это и неуместно. Иногда "волк" кричит, что голоден, что хочет на свободу, но Тэхо не знает, как освобождать и нужно ли ему это делать, от того всегда подавляет в голове тёмное и клубящееся нечто. Папенька всегда говорил, что это нормально, что нужно слушать это создание внутри, скребящего душу массивными когтями, оставляя на той глубокие, кровянистые полосы, иначе в какой-то момент у него попусту не будет выхода и его внутреннее "я" вырвется из клетки, вовлекая человеческую личность глубоко в ловушку из которой нет выхода. Поэтому сейчас, когда в глубине тёмно-зелёных крон он слышит завывание своего отца и дядюшки, чувствует шевеление где-то в мозгу. "Волк" порывается, стуча головой о решётку, сбивая лоб в кровавое месиво, он рвётся, но мальчишка лишь шумно сглатывает, поправляя маленькой ручкой тёмные пряди волос, отросших слишком скоро после последней стрижки. "СБЕГИ" буквально воет чёрное нечто во рту, совсем не весёлый и дурной голос внутри, как рассказывал дяденька, не мудрый и томный, как у его отца. Голос, рычащий ненавистью, лишённый ума и рассудка. Маленький Чон напуганно вспоминает рассказы папеньки, просящим подойти к нему в такой момент дабы отец смог посмотреть и помочь, но его нет, от того сердце клокочет в груди в сумасшедшем танце, позволяя клетке расшатываться всем корпусом. "Волк" вырывается, завывает, скалится, царапается где-то внутри и шипит о том, что лес кажется сегодня слишком манящим, а луна на небе такая полная, ох Мати Луна, а ведь та и правда красива, похоже на нежное блюдце, тоненькое, цельное, хрупкое о каких рассказывала маменька. Заманчиво. Детские огромные глаза переливаются, пока их хозяин осматривает ночные красоты за не зашторенным окошком. Совсем маленькие ручки снова сжимаются в твёрдые кулачки, белеют от приложенных усилий. Что с ним? Что происходит? Почему слышится этот вой, похожий на призыв? Кожа покрывается мурашками, словно буквально за открытой дверью в скором времени появится звериная голова, покрытая серой шерстью, как в страшный рассказах, заляпанная свежей кровью. Глаза твари будут гореть ненавистью, голодом, желанием насытиться, но морды всё нет и нет, а шум никуда не уходит, повторяется, нарастая с каждой силой. Воображение подкидывает теням очертания, жуткие, отвратительные, двигающиеся от движений кроны деревьев за окном, а фантомное ощущение чьего-то присутствия и вовсе душит, заставляя задыхаться. Почему эта женщина так просто вышла, оставив совсем малого ребёнка подле нее, совсем ослабленной? Что же она сделает, если помимо холода сюда войдёт кто-то или что-то ещё? Абсолютно ничего, поэтому Джинсоль жмурится, смаргивая страх, старательно тянет слабые руки к чужим плечам, легонько трясёт, пока Тэхо не поворачивает на нее голову в неком трансе. - Пить Шепчут ее губы, а младший Чон кивает, спрыгивает, наливая в деревянный стаканчик свеже набранной колодезной воды из сосуда у двери, подносит к чужим губам, невесомо приподнимая чужую голову. Тёмные волосы ребёнка колышутся от промозглого ветра, залетающего через открытый дверной проём, но он не мёрзнет, убирает стакан на стол, поправляя чужое одеяло, вновь посматривая в окно, одними губами выводя "папенька", когда слышит шумные и тяжёлые шаги, их много, как будто бежит несколько человек, перебирающих ногами в чечётке, так бесполезно танцующих на земле, но это пугает напряжённый мозг, запрещая девушке представить эту нелепую картину. В дверях наконец показывается чужая макушка, женщина ворчит, замирая, заставляя главу семьи буквально врезаться в её спину, вскидывая брови в вопросительном знаке. Нана указывает рукой на своего сына, оборачивается в сторону мужа, вздрагивая, а Джинсоль только сейчас замечает полностью чёрные, огромные детские глаза, видит заторможенность чужих действий, напрягаясь сильнее. Ещё один монстр из маменькиных романов? Кто на этот раз в этом чёртовом мире находится рядом с ней? Настоящий чёрт, обещающий защиту и дающий заботу? А может это подобие домового? Или вдруг она умерла? Юное тело поднимается на кровати, вызывая в хранительнице очага ещё больше беспокойства, она суетится, переминается с ноги на ногу в ускоренном темпе, хватает мужа за руку, но к сыну не бежит, как самая отвратительная мать, испуганная, но разве не про деревенских женщинах слагают легенды о храбрости? Не уж то не они бегут в горящую избу и останавливают коней на их скаку? - Волк кричит и никак не хочет замолкать, я устал. Ломится, рычит, кричит, ругается. Зол, я так зол. Тонкие губы начинают монотонно, тихо, рыча окончательные слова, заставляя своего отца выровняться, вытягиваясь, подобно струне, выталкивая свою жену на улицу, осторожно, не раздражая ребёнка, проходя глубже, одним движением, совсем не грубым, укладывая девушку, накрывая ту одеялом побольше, присаживаясь на уровень чужих, таящих что-то демоническое, глаз, всматриваясь в те, словно позволяя своему волку договариваться с чужим, бушующим, но это ничего не даёт. Его сын впервые скалится, рычит, вызывая негодование и родительскую панику. Юнхо слышит, как Нана суетится, утягивая большой палец в рот, прикусывая, решая что-то в своей голове, а после бежит к Минги, не зная, куда ей ещё деться. Чон старший хватает сына за плечи, усаживает на стул рядом и спрашивает совсем ласково, игнорируя широко распахнутые глаза возле его плеча, непонимающие, перепуганные. - Что он кричит, Тэхо? Чего хочет твой волк? Голос баюкает, успокаивает, расползаясь низкой мелодией, обволакивающей чужую душу. Волк внутри него мягко укладывается, буквально скуля о том, что его щенок так быстро растёт, но с своим эгом ему нужно помочь подружиться, не все сразу понимают, что с этим волком нужно договариваться, жить с ним, находя компромисы. - Сбежать, в лес, сейчас, бежать, папенька. Ребёнок говорит быстро, выплёвывая, сияя тёмными глазами, позволяя твари внутри ликовать, совершать кувырки и повороты, переворачивающими все внутренности. Ему плохо и так страшно, почему же его папа никак не заткнёт это воющее нечто внутри? - Тогда давай сбежим? Раздаётся голос Сона, входящего совсем тихо, невесомо ступая по мощатому полу, усаживающегося чуть по одаль, за лучшим другом, внимательно оценивающим, внимающим. Парень слишком серьёзен сейчас, чего ранее никто и никогда не видел, подобно отцу, чей ребёнок сейчас совершит что-то бесподобное, стоящее. Вся стая ждёт обращения этого юнца, от того сейчас они беседуют, желая показать "волку", что его будут выпускать, но тело и разум он не должен захватывать. Нужно договариваться, чего юное тело полукровки совсем не умеет и именно от того сущность внутри не желает вести мирные переговоры, вырыкивая что-то бранное. Чужие руки тянутся к мужчине, а нутро желает выбежать, сорвать с себя одежду, обрастая густой шерстью, бежать, бежать к тому озерцу в глубине деревьев. Мальчишка скалится снова, оголяя ещё маленькие, молочные клычки. "Не намерен слушать" заключают два взрослых волка в чужом разуме, от того Минги смотрит на Джинсоль, словно извиняется, обращаясь. отвратительно, выворачивая кости и сухожилия, разрывая красивую, стёганную рубаху. Ткань страдальчески хрустит, оголяя новые участки кожи, зарастающие тёмной шерстью. Юную леди тошнит, но от страха и сухости желудок не способен на это, пускает лишь рефлекторные разряды, сокращая мышца, вызывая раздражающую всех вокруг икоту, слетающую с губ. Она смыкает губы, желая задержать дыхание. Волк спокойно подходит к ребёнку, позволяет тому схватиться за шерсть на загривке, сжимая и разжимая руки. Губы Тэхо кривятся, руки охватывает какой-то судорогой, а пальчики на босых ногах сжимаются со страшной силой, мальчишка складывается и бог мой, изворачивается, медленно, мучительно, хрипя нечеловеческим отзвуком. Отвратительно! Просто ужасно! Джинсоль с силой закрывает глаза, а слышит, как волк рядом воет, пихает ее в руку мокрым носом, а после тишина, гробовая, разрушаемая только громким всхлипыванием и шагами, заставляя мучительно распахнуть глаза. Нана перед ней рыдает, закусывая шаль едва пухлыми губами, ходит кругами по комнате, выглядывая из-за двери, всматриваясь в окно. Напугана, обеспокоена, кажется даже больше, чем сама Леди. - О Мати Луна, солнышко, прости, прости пожалуйста, не смогла я забрать. Прости, что увидела, мой маленький. Яблочко моё румяное, пирожочек мой сладенький, совсем маленький, господи, как страшно. Фигура мельтешит перед глазами, вызывая тошнотворное чувство, заставляя приподняться, ловить за руку бушующее в душе создание, причитающее о прощении без умолку, молящее небесное светило об оставлении рассудка, бормочащее уже совсем невнятно, подобно находящей на людей истерике, растущей в огромной прогрессии. Из-за слёз слова уже совсем непонятны, а схваченная за руку хозяйка не ходит, укладывает девушку обратно, сухими руками глядит чужие щёки, проводит рукой по шее, проверяет бинты. Судорожно, быстро, проходясь пальцами сотню раз, мелко, раздражающе. - Кто вы? Джинсоль хочет всё выяснить, она хочет сбежать, не зная чего ожидать от нового дня и что же всё же является самым отвратительным и страшным в ЭТОМ мире. Это вовсе не сон, боль она чувствует слишком явно и чётко. Нана перед ней шумно вдыхает воздух, а ее лицо высказывает огромную нерешительность, от того та говорит тихо. - Я самый простой человек. Мой муж оборотень, Минги тоже, да все тут, милая моя, оборотни, малыш Тэхо оказался не исключением. Иногда мне до безумия страшно, но сейчас до такой степени, что я схожу с ума от напряжения. Женщина перед ней смеётся, истерично, напряжённо и тяжело. Ее и без того низкий голос сипит от слёз, она завывает, вновь поднося к губам палец, напряжённо обкусывая кожицу, пока не чувствует металлический привкус, успокаивающий, заставляющий прекратить. - Прости, милая, действительно, мне стоило отнести тебя в госпиталь, попросить Минги довести, это страшно, тебе, вероятно, чертовски страшно. Ей действительно страшно, от того Джинсоль кивает, невесомо охая. Молчание давит на душу, перекрывая дыхание, женщина перед ней замерла, склонив голову. Что же стоит делать? - Страшно. Вампиры и оборотни, думала, что сказка. Чужой голос сипит, заставляя обратить на него внимание и человек оборачивается, уже более искренне прыская смехом, начиная. - Понимаю тебя, милая, я и сама шесть лет назад думала, что мой любимый роман про нежить является исключительно вымыслом, но мой возлюбленный, Как ты понимаешь Юнхо, привязался слишком сильно, вываливая мне то, кем он сам является. Честно, не верила, дорогая моя, не верила, пока не увидела. Знаешь, у него глаза даже волком, такие искренние, любящие. Просто огромный чёрный щенок, виляющий хвостом так преданно, влюблённо, вот и.... Нана вздыхает, убирая с лица выпавшие пряди, распуская волосы лишь для того, что бы вновь стянуть те в гульку, цепляя прядки, оголяя загорелый лоб с едва уловимым шрамом посередине. - Вот и пришла в его стаю, а тут и Минги, скачет вокруг, радуется, как своему. Все они тут одна большая и огромная семья. И у них всё так же, но светило у них другое, повадки странные, да и обращаются, бесятся, договариваясь с волком внутри о помощи. Прости-прости, Юная Леди, просто уже не с кем мне разговаривать, да даже если и скажу, то кто мне поверит то? Чужое лицо искажается в страдальческой улыбке, освещаемый полной луной. Красивая, уставшая и измученная. Женщина перед ней молода, но ее до такой степени жалко, что сердце внутри неприятно колется, обливаясь кровью от невесомых царапин. - Я верю вам, Мисс. Джинсоль давит слова из своей глотки, пересохшей, но просить воды сейчас она не будет, вой за окном не унимается, приближаясь. Не уж то произошло что-то плохое и Волк не слушает человеческий голос?