Chain/Цепь

      Вспышка насыщенного зелёного ознаменовала собой успешное применение Летучего пламени. Секундой позже торопливый стук каблуков уже разносился эхом по старинным коридорам подземелий, глухо отражаясь от одной стены к другой. Мантия со знаком отличия Слизерина развивалась за плечами на ускорении и то и дело путалась меж ног на замедлении перед очередным поворотом. Чёрные пряди безнадёжно липли к лицу, норовя опасть на глаза и лишая возможности скоро ориентироваться в пространстве. Ей бы в пору заучить каждый уголок замка, каждый извилистый проход или лестничный пролёт, однако, постоянно гоняясь с ветром на перегонки, едва ли примечаешь детали – попросту несёшься, сломя голову, по возможности маневрируя.              Пятый курс и первый год обучения в Хогвартсе научили многому, но самое ценное знание, что ей довелось почерпнуть, заключалось в следующем: пока ты движешься, пусть порой и хаотично – ты живёшь. Стоит лишь на миг замешкаться, позволить сомнениям и треволнениям взять верх – твоя история бесславно окончится, так толком и не успев начаться. Эта девушка не могла позволить себе такой роскоши, как неоправданный инфантильный риск, ибо слишком уж многое требовало прямого её участия. Собственноручно возведённое в абсолют чувство ответственности порой откровенно мешало жить, в то же время награждая её существование пусть эфемерной, но целью.              «Опаздываю, опаздываю, безбожно опаздываю!»              Ярость клокотала в жилах, кровь закипала и бурлила, в голове – настоящий природный катаклизм, несущий в себе ураган мыслей и наводнение чувств. Всё стало сложно слишком быстро, слишком внезапно. Для людей её талантов возможность поступить и обучиться в Школе Чародейства и Волшебства являлась благим предзнаменованием, успешным стартом в становлении полноценным членом магического общества Британии. Она же, несмотря на все уже пройденные и ещё только грядущие испытания, по-прежнему яро ощущала себя белой вороной.              «Без семьи, с остервенело скомканным прошлым и не менее размытым будущим».              Признаться, порой хотелось, чтобы ничего из случившегося никогда не касалось её, обошло стороной, лишь мимолётно задев по касательной. Ни тебе Древней магии, ни восстания гоблинов, ни крепнущей связи с Непростительными… Хотелось жить размеренной жизнью, однако с каждым днём грёзы о чём-то мирском и банальном безвозвратно ускользали сквозь пальцы, подобно песку в часах.              Достигнув дверей класса зельеварения, Эйвери замедлила ход, пытаясь привести сбившееся дыхание в норму. На лице невольно расцвела безмятежная улыбка, едва ей привиделся иной расклад Судьбы-затейницы, в котором выпуск из приюта, получение профессии и спасение людских жизней. Разумеется, никто не ограничивал её в порывах, и схожее будущее могло ожидать её и здесь, в мире волшебства и магии. Более того, после событий недавнего прошлого её карьера по завершении обучения предлагала возможности куда блистательнее и головокружительнее, нежели в мире маглов с их пусть и стремительно развивающимися технологиями, но испокон веков неутолимой жаждой до денег и влияния. Спросить её, сложилась ли жизнь так, как она того хотела? Грезила ли обо всём этом бесцветными днями и холодными ночами? Ответ, надо понимать, очевиден. Не нужно было ни славы, ни титулов, ни неисчерпаемых богатств. Увы. От перста Судьбы не убежать, и, кое-как начав принимать свою истинную природу, неказистая девчушка из католического приюта в момент обернулась одарённой ведьмой. Буквально. Мечтам девочки-подростка суждено было остаться за бортом, в то время как её саму вытолкало во взрослую жизнь подобно пробке из бутылки: стремительно, громко, феерично. Довольно болезненно.              «Прекращай упиваться жалостью к себе. Дурным мыслям — бой!»              С присущей ей горячностью потрясся головой из стороны в сторону, шумно выдохнув через рот и смахнув несуществующие пылинки с брюк формы, Валери занесла руку над дверью и дважды учтиво постучала по массивной громадине. Ладонь решительно опустилась ниже и толкнула от себя дверь, что оглушающе громко проскрипела петлями, сотрясая потемневшие своды. Обоняние сходу раздражилось обилием ароматов и запахов: от подрагивающих в жаре котла игл дикобраза до передержанной настойки горькой полыни. С десяток ошеломлённых взглядов оторвались от штудирования манускриптов, ища глазами источник шума. Отыскали его, вестимо, в фигуре, застывшей немым изваянием в дверном проёме.              Гаррет откликнулся молниеносно, опережая вообще всех. Реакция воистину отменная — от ведущего игрока команды факультета ждать противного казалось кощунством. Едва завидев Эйвери, пальцы которой беспомощно вжались в ткань мантии, он подорвался с места. Огородить от нежелательного внимания, ощутить на кончиках пальцев бархат её кожи, обнять узкие плечи. Вместо перечисленного — тот самый взгляд «глаза в глаза», как в набиравших популярность дамских романах об истинной любви. Юноша ринулся навстречу, но застыл у стола Амита, становясь второй звездой разыгравшегося действа — львиная доля внимания студентов оказалась теперь прикована и к нему. Насмешливые шепотки за спиной и пересуды волной пронеслись по классу. Валери, приложив недюжее над собой усилие, всё же спешно отвела взгляд, мельком пробежавшись по ошеломлённым лицам прочих студентов.              Во избежание.              — Мисс Эйвери?.. Позвольте, но… Как это понимать?              В полумраке класса, средь гомона и суматохи, в глубоких янтарных глазах мелькнул отблеск жгучего пламени.              Шарп устало перенёс вес тела с одной руки на другую, устраиваясь поудобнее за собственным столом. Издёрганность в его телодвижениях выдавала вящее негодование, скрытое разочарование и исправно закипающий гнев.              — Профессор Шарп, я…              «Не юли, говори прямо».              — … я проспала, сэр.              «Может, всё же не настолько прямо…»              Брови доброй части аудитории в ответ на подобное откровение незамедлительно поползли вверх: Поппи сконфуженно прикрыла лицо ладошкой, Натсай иронично закатила глаза, Амит в неверии их выпучил, а Имельда одобрительно отсалютовала кулачком, мол, и впредь так держать. Кто-то за дальними столами звучно прыснул от смеха.              Оминис прикрыл глаза и улыбнулся уголками губ, пользуясь любезно предоставленным перерывом и возможностью лишний раз перечитать предыдущую лекцию. Пятернёй он провёл по волосам, зарываясь ими к корням. Оминис Гонт, во всей своей непосредственности и красоте. Розалинду Рэймон, чей стол был вовсе не по соседству, тем не менее, едва не хватил удар.              Гаррет вернулся к своему рабочему месту и опёрся сильными ладонями об успевшую остыть столешницу. Из-под опущенных ресниц он беззастенчиво рассматривал Валери, рефлекторно одёргивая ниспадающие на лицо медные пряди. Наклонившись над столом, он наблюдал за ней сквозь причудливые вихры испарений и преломления мерных стаканчиков. Взглядом совершенно точно можно приласкать. Именно так Гаррет Уизли смотрел на Валери Эйвери тем погожим осенним днём в классе профессора Шарпа.              Он также неотрывно наблюдал за сменяющимися эмоциями на девичьем лице и нервным заламыванием пальцев. Его всегда раздражала эта привычка, но в то же время он находил её невероятно… будоражащей. Казалось, он крал её дыхание, позволяя рецепторам уловить пряные нотки, испивая малыми глотками, словно изысканный алкоголь. Он пронизывал её нечитаемым взглядом, но в то же время зрил будто сквозь, вскользь пробегая по наспех выведенными чернилами названиям зелий, что успели покрыться вековой пылью.              По-прежнему сконфуженный прямолинейностью одного из своих студентов Шарп вновь надел на лицо маску эмоциональной нейтральности, сменив так и не успевший обуять его гнев на милость:              — За полтора года, что Вы обучаетесь в нашей Школе, мисс Эйвери, это первое на моей памяти опоздание. Ранее Вы не были уличены в… – бывший аврор явно перебирал слова, пребывая в поисках подходящего, — … преднамеренных нарушениях Свода школьных правил и потому, леди и джентльмены, считаю достаточным обойтись предупреждением. В этот конкретный раз, однако... Мистер Харрис, Мерлина ради, одна щепотка на унцию!              Валери чуть повела головой в сторону непоседливого студента Хаффлпаффа, что, пребывая в постоянном отрыве от реальности, мнил себя перспективным зельеваром и при всём этом самонадеянно игнорировал граммовки из учебников. Очаровательно.              Девушка вновь словила на себе тёплый взгляд, утопая в его сочной зелени.

«Ди-ле-тант»

      Гаррет знал о сокрытых способностях Валери и время от времени не чурался ими воспользоваться. Ему до волнительной дрожи нравилась мысль о том, что Эйвери может вытеснить прочие мысли, заполняя каждую клеточку его сознания своим образом. Если она того пожелает, разумеется. «Занятная вещь — Легилименция», — заметил юноша однажды, на что Эйвери лишь пожала плечами.              «Не всё то дар, что диковинно и обманчиво вели́ко».              Валери прикусила нижнюю губу, дабы не разойтись в застенчивой улыбке в ответ на возведённые к потолку в комичной муке глазам Уизли. Такой лучезарный, как апрельское солнце. Он заражает жизнью, безвозмездно дарит свет. Ах, если бы только…              — … Однако, мисс Эйвери, я всё же вынужден назначить Вам дисциплинарное взыскание, – профессор Шарп задумчиво провёл рукой по своей щетине и кивком головы указал на пустующий стол, — Сегодняшний урок Вы проведёте в одиночку, за отдельным столом и без помощи кого-либо из ваших уважаемых однокурсников. Эйфорийный эликсир, стандартный объём. Страница двести сорок шестая, начиная с третьего параграфа. Задание понятно?              Валери, несмотря на, казалось бы, очевидно возросший уровень сложности поставленной перед ней задачи, утвердительно кивнула:              — Да, профессор. Более чем. Благодарю.              — Что ж… В таком случае, продолжаем урок. Хотелось бы верить, что его остаток пройдёт без эксцессов... Время, господа студенты. Не стойте столбом, приступаем!              Профессор пару раз звонко хлопнул в ладоши, и в классе, словно в одном из котлов, вновь закипела жизнь. Стало… привычно.              Студентка Слизерина лёгкой поступью прошла до своего персонального стола, отточенными взмахами палочки разложив весь необходимый инвентарь. Открыв ранее указанную Шарпом страницу, с энтузиазмом приступила к приготовлению Зелья радости. Поначалу всё шло хорошо, можно сказать идеально. Толчёная в ступке перечная мята варилась на дне котла, ароматами унося куда-то в беззаботное детство, где миссис Уорднот заботливо угощала деток душистым чаем из фарфорового чайничка после полдника. Ломтики сушёного инжира потрескивали при контакте с жидкостью, порой лопаясь с презабавными звуками. Зелью нужно было немного дойти, постепенно сменяя один цвет другим. Трудности начались на этапе добавления игл дикобраза. Эйвери действительно помнила о необходимости снятия котла с огня на время внедрения в зелье колючего ингредиента, однако весь фокус её внимания сместился на неугодную клещевину, что отчаянно не желала чиститься и открывать доступ к семенам. Котёл начал угрожающе подрагивать, а зелье приобретало едва ли заявленный в трактате оттенок. Валери на всё это буйство магии подле себя лишь раздражённо цокнула языком.              — Твоя клещевина никуда не денется. Либо ты сейчас же снимешь котёл с огня, либо это сделаю я, пока ещё не поздно что-либо исправить.              Взрыв. Не за её столом, не за соседним. Внутри неё, в самом её естестве. Раскатистый, ослепительный, неконтролируемый.              — Ты, должно быть, уже закончил, раз так рьяно рвёшься помочь?              Вопрос, не требовавший озвучивания очевидного ответа. Разумеется, он закончил. Иначе и быть не могло.              До слуха донёсся знакомый до скрежета зубов, въевшийся в память нестираемым пятном хриплый смешок Себастьяна Сэллоу. Его голос возымел воистину колоссальный эффект на сознание новоиспечённой волшебницы. Ну невозможно было противостоять этим чарам, что, проникая в тело, ртутью разнеслись по телу, подгоняемые собственным сердцем.              «Ты так давно внутри меня, так губительно-прекрасно и упоительно-пугающе».              Пальцы предательски задрожали, нож звонко ударился о каменный пол.              «Я боюсь себя рядом с тобой. Пожалуйстапожалуйстапожалуйста…»              — Профессор Шарп, прошу прощения, но не будете ли Вы так любезны позволить мне помочь мисс Эйвери? Всё же, несмотря на природную предрасположенность к магии, Валери ещё не довелось набить руку. Даю слово, буду лишь курировать её действия, не более.              «Какова цена твоих слов, Себастьян?..»              Шарп оторвался от записей, скептически приподняв левую бровь, видимо, прикидывая варианты развития событий. Возвращаясь к письму менее, чем через минуту, он повёл затёкшим плечом и констатировал:              — Мисс Эйвери, судя по всему, и правда не помешала бы помощь. Что же… Коли Вы, мистер Сэллоу, справились с задачей и, если моя компетенция за последний час вдруг не приравнялась к нулю, справились на «Превосходно» — не вижу ничего предосудительного в том, чтобы протянуть однокурснику руку помощи. Мисс Эйвери, принимаете предложение мистера Сэллоу?              «Знали бы Вы, профессор, сколько этих предложений я уже приняла…»              Валери не решилась подать голос, лишь коротко кивнув. Внутри зрела досада, и вовсе не потому, что она не справлялась с зельем из общей программы. Вот он, рыцарем на белом коне ворвался в её пространство, заполнил собою всё и даже больше, готовый подставить крепкое плечо. Вот она, шелестя тканью, опала на пол, на ощупь пытаясь отыскать запропастившийся невесть куда нож.              — Оставь. Я найду.              Ногтями по камню, душой — наизнанку. Пребывая в тени стола, она больно прикусила губу. По затылку и ниже, до самых пят, пробежали скопы мурашек.              «Бесит… Как же бесит».              — Поднимайся. Живо.              Эйвери на секунду допустила мысль о том, что пребывает под влиянием бессрочного Империо — слишком уж охотно собственное тело отзывалось на безразличный, приказной тон Сэллоу. Девушка обречённо выдохнула, вылезая из своего импровизированного убежища, и застала протянутую ей руку. «Помощь!» — трепетало тело. «Кара!» — кричало сознание. Словно в каталептическом трансе, она утопила в океанской глубине своих глаз его руку: аккуратно выстриженные ногти, заскорузлые пальцы, синеющие нити вен. Она ещё помнила вкус его кожи. Каждую неровность, опечатавшуюся на губах. Узоры на кончиках пальцев, что по-прежнему отчётливо ощущались на языке. Широкое запястье, хранившее следы фантомных укусов…              Сердце ухнуло в груди, а губы сжались в тонкую линию. Очевидно, он всё заметил, но тактично промолчал. И такое случается.              — Благодарю, Себастьян, но ноги меня ещё держат. Я справлюсь.              «Идиотка-идиотка-идиотка, ну почему ты говоришь с ним?!»              Подъём был дёрганным и нервным. Поддавшись телом вперёд и вверх, Валери нырнула под любезно предложенную руку. По коже вострыми иглами пробежалось наслаждение, едва голова на один короткий миг оттянулась чуть назад — иссиня-чёрная прядь сошлась в танце с его указательным и безымянным пальцами.              Себастьяну всегда нравились волосы Валери. Пышные пряди он предпочитал переплетать меж пальцев, чуть оттягивая её голову назад.              Поговаривают, что на выработку привычки необходимо около месяца. Сэллоу же хватило двух индивидуальных уроков Бомбарды на опушке Запретного леса. Глухой ночью. Вдыхая аромат флёрдоранжа у основания податливой, мягкой шеи вперемешку с древесной гарью, что осела пеплом на вороном крыле.              — Как знаешь.              Ни единого недвусмысленного взгляда, ни единого замечания профессора — эти игры остались незамеченными. Да, ведь?              Остаток урока прошёл в полном погружении в процесс. Движения Себастьяна были выверенными и отточенными, но, как и обещал, он соблюдал дистанцию. В голове что-то перемкнуло, и упорно захотелось блеснуть своими скромными навыками. Валери что-то усердно конспектировала, попутно поспевая помешивать варево и крошить ингредиенты. Результат не претендовал на звание лучшего из когда-либо изготовленных зелий, но своей «Выше ожидаемого» Валери гордилась.              — Ты умница.       

«Ты так прекрасна…»

      Ладони словно прибило гвоздями к дереву стола. По позвоночнику прошёлся электрический разряд.              «Держись. Держись».              Класс опустел под звонкие голоса однокурсников, что постепенно становились тише и глуше, утонув в изломах коридоров. Эйвери бездумно собирала учебники. Напускное спокойствие, что скрывало огненный смерч мыслей.              — Спасибо за помощь, — и бровью не повела.       

«Себастьян… Ещё…»

      Поперхнулась. Закашлялась. Пропала.              Он заметил. Он всегда замечал. Он в ярости — он счастлив. Он хочет её сломать — он готов молиться на неё. Он ненавидит её — он её обожает.              Он доволен.              — Увидимся.              Неубедительно безразличное, брошенное на прощание слово и ноги на скорости унесли её прочь из класса, прочь от греха и подальше. Ей бы отыскать Ричарда, упросить его поделиться с дамой сигареткой. Заглушить вязкие, порочные думы в сизом табачном дыму.              Она так бессовестно играла с чужими чувствами, утонув в запретных желаниях. Не существует света без тьмы и обратно, но что делать, если одна тьма наслаивалась на другую, ядовитую, подобно покрывалу опавшей по осени листвы, что скрыло под собой варварски изрытую землю?              Без семьи, с остервенело скомканным прошлым и не менее размытым будущим. С отравленной душой.              Валери неслась, не разбирая дороги.              Себастьян задумчиво осматривал стол, кончиками пальцев обводя углы.              Валери лихорадочно желала выжечь с себя его клеймо, в надежде однажды начать сначала.              Себастьян блаженно прикрыл глаза.              Валери скрылась в нише за гобеленом, зубами вгрызаясь в кулак — беззвучные горячие слёзы привычно обрамляли алые щёки.              Себастьян поднёс руку к лицу, вдыхая тончайший аромат её волос, который напитал кожу, форму, его целиком.              Отчаянный девичий всхлип.              Судорожный юношеский выдох.              Стыд.              Желание.       Порок.       

***

             …Мягкие, податливые губы утягивают в поцелуй. Сладость на кончике языка. Беглые касания юрких пальцев, что оседают на ширинке. Наскоро освобождённое из плена одежды возбуждение, сорванный восхищенный вдох. Поцелуйпоцелуйпоцелуй. Горячие губы обрамляют багровыми отметинами косые мышцы живота. Хочется требовательно надавить на затылок, путаясь подрагивающими пальцами, направляя эту прелесть ниже, и ещё, и ещё… Дразнящее прикосновение юркого языка к изнывающей плоти — искусная пытка. Приветливое тепло чужого рта — добровольная смерть. Ритмичные движения головы, отдающие в икроножные мышцы. Хрипло, влажно, желанно. Язык самоотверженно мажет по всей длине, зубы задевают чувствительную кожу. Быстрее, ещё быстрее. Стоны бесконтрольно вырываются из горла, мозг плавится от причмокивающих звуков. Он хочет её видеть. Заглянуть в самую душу.              Когда оглушительный оргазм накрывает подобно цунами, он… не видит океана её глаз.       Чужое. Вмиг ставшее отвратительным. До безобразия пустое.               — Неплохо-неплохо, Сэллоу… Я уже и забыла, насколько…              — Молчащей, с членом во рту, ты мне нравишься гораздо больше, Имельда.              — Да ну, брось, – Рейес похабно проводит языком по собственным губам, жадно вбирая остатки семени, — Я слышала, чьё имя ты безостановочно выстанывал, сильнее и глубже вколачиваясь в мой рот.              — Понравилось быть Ви?              Имельда язвительно усмехается.              — Понравился твой член. Ну, и ты нравился когда-то. На первом курсе, вроде.              Себастьян лукаво улыбается, вставая с дивана и застёгивая брюки:               — Приведи себя в порядок и скройся в спальне, пока Ричард не вернулся.              — Волнуешься, что староста застанет в компании самой горячей девушки Слизерина? И правда, какой позор.              Она театрально касается тыльной стороной ладони своего лба.              — Пойду я. Тухло с тобой нынче, а так хоть высплюсь... Ах да, Эйвери завершает свой вечерний променад примерно… сейчас. С минуту на минуту вернётся под покровом дезиллюминационных чар.              — Значит, я обязан дождаться даму сердца и сопроводить её до спальни. Благодарю, мисс Рейес.              Девушка, неопределённо махнув рукой, выдвинулась до винтовой лестницы.              Лунные блики, отразившиеся в глубине Чёрного озера, мечутся по стенам подобно маленьким серебристым змейкам. Себастьян вновь и вновь одержимо проводит пальцами по собственным губам, задевая кончик носа. На подкорке мозга выжжена единственная мысль:              Как же вкусно пахнет Валери Эйвери.