Ошибка

      Оба мужчин сидели напротив друг-друга и молчали. Один осуждающе смотрел, а другой со стыдом не смел даже взглянуть в глаза человека напротив.       Так, они проводили свою ночь примерно 2-3 часа, пока одетый в темное ханьфу с красными узорами не сказал:              — Посмотри на меня, — без капли мягкости приказав то, что ему нужно.       Его голос был твёрд, отчего ослушаться было невозможно. Да и было опасение, что обладатель это-го голоса мог выразить свой гнев не словами, а действиями. Поэтому, человек, что одет в белые ниспадающие одеяния, посмотрел на него с моляющим прекратить весь этот разговор взглядом. Но это проигнорировали. Обратили внимание только на слегка красные от слёз места.       — Успел поплакать? — с нервной усмешкой спросил бывший адепт, — Неужели мой бедненький Лань Чжань так испугался? Подумал, что я брошу тебя за «это» и решил притвориться жертвой? Ох, мой миленький Лань! — притворно ласково говоря свои слова.       Лань Ванцзи на это опустил взгляд, так как ему было очень стыдно за «те» действия и решения, которые он посчитал приемлемыми. Однако, холодное:       — Я не позволял тебе отпускать взгляд, — заставило его опять посмотреть на уже красные от гнева глаза.       Его супруг был в бешенстве. Возможно, будь он просто альфой-собственником, он-бы давно поднял руку на свою омегу. Даже не удосужился-бы поговорить, что-бы понять всю ситуацию такой, какой она является. Но бывший адепт не был в числе таких.       Всё таки, он любил Лань Чжаня и готов послушать, несмотря на раздражительный запах другого альфы, что был на теле его любимого.       — И так, мой Второй Нефрит, какой аргумент ты будешь приводить в свою защиту? — позволяя своему супругу оправдаться, — Скажешь, что не хотел? Не были умыслы совершить измену? А, Лань Ванцзи?       Хангуан-цзюнь не мог ответить, лишь говоря: «Вэй Усянь», — тихим голосом.       Безусловно, в его намерениях не было лечь под другого. Он просто хотел подразнить, но никак не подставлять свою меченую шею; позволять незнакомцу лапать его в тех местах, которые мог трогать только муж и т.д.              «Я просто лишился контроля над тем человеком, вот и всё!», — билось в голове Лань Чжаня, что изменялся в лице от внутренней истерики.       — Отвечай, — уже грубо приказал Старейшина Илин, медленно лишаясь своего терпения.       — Я… Я хотел лишь подразнить тебя, Вэй Ин! — больше не сдерживая соленые слезы, — У меня и вправду не было намерений изменять! Правда!       Омега теперь открыто бился в истерике, показывая, насколько сильно переживает за их с альфой отношения.              — Хотел просто подразнить? По твоему, подразнить — это позволять проходимцу раздевать тебя и оставлять следы на твоем теле?! Как по мне, ты стал слишком наглым и дерзким, раз позволяешь себе такое! — переходя на крик, таким образом пугая и так напуганную омегу.       Вэй Усянь после крика закрыл глаза и ухватился за лоб, с целью утихомирить темную силу внутри. Не хотелось в прорыве злости причинить боль кому-то, в особенности мужу. Но те воспоминания, где Лань Ванцзи, что был слегка пьян был прижат к стене неизвестным человеком, — щекотало сущность альфы.       В тот момент Вэй Ин, что доверял своей интуиции, отчего решил увидеть Лань Чжаня, не ожидал уведеть ту сцену.       — Больше тебе запрещено как-либо передвигаться без моего сопровождения или согласия; запрещено трогать, разговаривать, гулять или находится наедине с альфами без особого случая; строго запрещено участвовать в чем-либо не обсудив это со мной. Понял? — громко говоря запреты, при этом не позабыв строго смотреть на провинившегося.       Второй Нефрит кивнул головой, руками убирая наступившие слёзы.       Он помнил те ограничения, так как они были из Гусу Лань и были поставлены его матери. А так-же ясно помнил, что делали с нарушителями, которые хоть раз нарушали эти правила, — их спины пороли больше 10 раз плетью на глазах у всех.       — Ты-же их знаешь, верно? — вместо устного ответа получив кивок, — Значит, ты помнишь и то, как расправлялись с теми, кто их нарушал. Поэтому, Лань Ванцзи, будь паинькой. Я не хочу, что-бы тебя порол Вэнь Нин по моему приказу.       Последнее предложение Старейшина Илин сказал с угрозой, жирно намекая, что будет с нарушителем. Значит, он, независимо кого наказывает, не даст помилование никому. И это устрашало, ведь Вэй Усянь не только не давал скидки в такие моменты, но и ещё мог сделать и так болезненное наказание более больным.       Однако, вся пугающая атмосфера сразу ушла, как только бывший адепт тяжело вздохнул, говоря:       — Ладно, я пошёл. У меня есть дела, — заправляя красной лентой волосы в конский хвост, — А пока меня нет, искупайся, одень своё чистое ханьфу и подумай о своём повидении. Я приду ближе к дню.       После чего он исчез, оставив за собой след темной энергии. А Хангуан-цзюнь остался, тихо всхлипывая в комнате сыхэюань.