История нашей любви

      Один из дней в больнице.       Палата. Бакуго сидел у кровати на стуле, уставив взор на омегу. Казалось была гробовая тишина, но на самом деле издавалось пикание кардиомонитора, были шумы и разговоры в коридоре. Но Бакуго ничего этого не слышал, все звуки растворялись в его голове, не доходили до ушей. Он лишь пусто взирал на Изуку в коме с ничтожной надеждой.       Вдруг открылась дверь. Но Бакуго не обратил внимания, предполагая, что это медсестра.       — Бакуго. — раздался совсем не женский знакомый голос.       Красноглазый оглянулся. Это был Шото Тодороки.       — Ты? Ты чё тут забыл? Защитник ублюдков.       — Да не защищал я его. Не защищал его поступок и убеждения. Я просто хотел остановить избиение. Я совсем не одобряю то, что он сделал.       — М… И остановил бы его, если увидел бы как он бьёт Изуку?       — Конечно… — Тодороки бросил печальный взгляд на кудрявого, — Мне жаль, что с ним такое случилось…       — Чего тебе жаль? Ты участвовал в этом что ли?       — Нет, никогда бы.       — А что тогда жаль? Не надо говорить такое, если не виноват ни в чём…       — Я просто проявил сочувствие. Ты же сильно влюблён в него да?       — Хах… — Бакуго издал короткий смешок, — Ну да. И ты же тоже?       — Ну… Да он нравится мне, но всё-таки мои чувства не так сильны, как твои. Я хорошо это понял как увидел… Впрочем не важно… — гетерохром подошёл к Кацуки и протянул ему бенто.       — Что это?       — Бенто как видишь. Это тебе. Все волновались, что ты есть перестанешь. Я тоже решил принести тебе.       — Типо волнуешься?       — А почему нет? Возьми.       — Тц… Спасибо. — светловолосый взял бенто, — Я думал, ты такой же больной.       — Я никогда не сотворю то, что сотворил Орочи Курода. — Шото снова посмотрел на Мидорию, — На него смотреть очень больно… Как бы я мог сделать что-то подобное, тем более с ним. Знаешь, первое, что меня в нём привлекло, такие изумрудные глаза, наполненные исключительной добротой. Будет ужасно их не увидеть вновь… А ты как думаешь?       Бакуго помолчал, затем тихо проговорил:       — Согласен…       Снова повисло молчание на несколько секунд.       — Слушай, ты всегда так внезапно появляешься. — говорил Бакуго, — Появился и на свидание с ним идёшь… Появился и заступился за эту тварь… Тебя в принципе мало видно. Когда я Шинсо побил там столько людей столпилось, тебя я не заметил там.       — Меня там и не было. Я потом от людей услышал… Все эти скопления людей… Не люблю…       — Ты говоришь, что тебе нравится Изуку, но с ним чаще в универе нахожусь я, а не ты.       — Ты прав… Просто когда… У тебя дома, как на минном поле, а мама в психиатрической больнице, другое мало волнует…       — На минном поле?       — Ой, забудь… То есть… — Тодороки положил руку на лоб и вздохнул, — Неважно…       — Понимаю… Так же… Поэтому я и свалил в общежитие подальше… Хорошо хоть у тебя мама есть, надеюсь она выздоровеет…       — А у тебя нет?       Бакуго отрицательно покачал головой.       — Умерла, когда мне было семь…       — Сочувствую… Очень… На самом деле, когда мама в психушке, грубо говоря, почти тоже самое, что её нет. Даже пойти к ней без чувства вины очень трудно.       — А твой ожог…       — Мне его… Мама оставила, но она не хотела этого!.. Это всё он… Ублюдок…       — Ублюдок-отец… Знакомо…       Снова молчание.       — Что меня больше всего бесит, и что мне нравится, эта глупая слепая доброта. Он, как она, хочет помогать всем, поддерживать, радовать. Они добры даже к тем, кто их мешает с грязью… Мне кажется это то, что я ненавижу в них, и то, из-за чего я влюбился в Изуку… Они оба такие… И эта блядская тупая херня их губит… И эта же херня делает их белым пятном среди этого чёрного моря грешного отродья…       — А другие твои друзья? Киришима, Мина и другие. Они грешные отродья?       — Не знаю… Но я точно…       — Почему ты так считаешь?       — А разве нет? Что я хорошего сделал?       — Спас Мидорию.       — Спас?       — Ты же принёс его в больницу? Ты успел добежать до больницы, принести его сюда, тут уже его оперировали.       — Ну… Возможно…       — Не возможно, а ты не бездействовал, быстро бежал и старался успеть, так ведь было?       — Ну да.       — Вот.       Замолчав, они смотрели с грустно опущенными бровями на кудрявого.       — Я очень расстроен тем, что с ним случилось… Я просто не хотел, чтобы у тебя ещё проблемы прибавились. Избей ты его, администрация взъелась бы ещё сильнее и точно отчислила бы тебя, ты итак на грани… Да и проблемы с главным прокурором были бы. Ты знаешь чей он отец…       Кацуки Бакуго с удивлением глядел на него.       — Это ещё одна причина, по которой я остановил тебя и других.       — Ты хотел, чтобы я избежал плохих последствий? Хах, спасибо… — усмехнулся красноглазый.       — Никогда бы не подумал, что есть такие больные люди… — сказал Тодороки, не снимая взгляда с Изуку, — Ощущаю и себя больным… — вышло случайно с его уст.       — Почему?       — Д-да не суть…       — Слушай… Ты будешь продолжать пытаться заполучить его? Если да, то я буду жесток, я никому не позволю быть рядом с ним. — кинул Бакуго злобный ожесточённый взгляд.       — Ох, какая угроза… — усмехнулся Шото, — Хм… На самом деле, мне нужно подумать над чувствами. И потом я скажу тебе.       — Что ж, ладно.       Сейчас. Наступил день рождения Кацуки Бакуго. Радостный весёлый праздник. И праздничное настроение бьёт ключом… Но не у Бакуго. Нечему было радоваться.       Он проснулся от светящих в лицо раздражающих лучей, развернулся к стене и закрыл лицо подушкой, буркнул под нос. Но уснуть обратно не мог. Как он проснулся, голову сразу заполонили мысли о Изуку. Всё таки Кацуки встал, потёр глаза, вздохнул. Этой ночью ему ничего не снилось. Совсем. Каждый раз когда он спал, ему всегда что-то снилось. Но в это раз пустота. Может это связано с тем, что сам альфа был опустошён.       Бакуго ушёл в душ, не сразу заметив уставленный стол. Заметил только как пришёл. Его стол был заполонён подарками, что привело его в большое удивление. Красноглазый подошёл к столу, начал рассматривать подарки. Они были от всех: Киришимы, Джиро, Яойорозу, Мины, Урараки, Тсую, Мономы, Серо, даже Каминари, Тодороки и Шинсо.       От Киришимы набор для душа состоящий из шампуня, кондиционера, геля для душа, а также таблетки для блокировки алкогольной зависимости с явным намёком.       — Хах… — усмехнулся Бакуго, держа в руках таблетки, — Дерьмоволосый…       От Джиро и Яойорозу красивые дорогие серебряные наручные часы.       От Мины футболка с изображением дикобраза.       — Тц… Пинки…       От Урараки гантели.       Бакуго сел за стол и открыл какую-то деревянную коробку в которой были как настоящие останки древних земноводных и пресмыкающихся, так и макеты. Макетов было больше, но были отличимы от настоящих. Легко можно было понять, что это от Тсую. Альфа с интересом и любопытством начал всё разглядывать.       — Ого…       От Мономы была кружка с надписью «Моё сердце занято», с нарисованным сердечком под написью. Смотря на кружку, он вдруг подумал:       «А что Изуку подумает, увидев её? Не нужно её ему показывать… Если он конечно…»       Бакуго сделал горький вздох.       От Каминари были элитные духи с сильным одурманивающим ароматом с привкусом сладковатой горечи. Бакуго брызнул на руку, аромат был для него очень приятен, Денки угадал с его вкусом.       От Тодороки и Шинсо схожие подарки. Пособия о том, как контролировать гнев, но от разных авторов.       — Вот скатины.       Самое интересное было от Серо: портрет Мидории в полуреализме. Кацуки неустанно смотрел на него, самые прекрасные черты омеги: пухлые губы и щёки, изумрудные ласковые глаза, прелестные веснушки, взвинченные кудри были чудесно переданны.       Сколько то минут он не мог оторвать взгляда. Потом же решил почитать открытки с поздравлениями. Не было банальных пожеланий счастья и здоровья. Это были бы просто пустые слова для Бакуго. Каждый подбадривал его, что Изуку очнётся. От всего это Бакуго пробило на смех. Не истерический и нервный смех. А радостный и искренний смех. Чувство одиночества, что ходило с ним по пятам годами, теперь постепенно отдаляется, переставая тянуть свои руки. День рождение осветил один лучик.       Но в один момент он стих, увидев в открытке Тодороки записку, в которой было сказано лишь два слова:       «Беги в больницу».       Такое содержание напугало блондина, потому что он подумал, что, вероятно, что-то случилось. Натянув кеды, схватив телефон, Бакуго выбежал из комнаты. Он как можно быстрее добежал до больницы, затем мчал до палаты, пока не столкнулся со знакомой медсестрой.       — Ох! Куда же вы так бежите?       — Что с Изуку?! Он в порядке?!       — А? Эм… Да. — уж слишком радостно улыбнулась медсестра, — А чего вы так взбудоражились?       — Н-ну… Кхм… Да ничего такого… — Бакуго почувствовал себя неловко.       — Если хотите проведайте его.       Бакуго кивнул.       Он пошёл к палате, как вдруг его телефон издал звук уведомления, достав его из кармана, красноглазый увидел, что тот оказывается разрывается от поздравлений фанатеющих от него омежек.       — Вот ведь…       Альфа зашёл в палату, смотря в смартфон. Закрыв за собой дверь, он поднял голову. И в следующую секунду ужасный день рождения стал самым лучшим днём рождения, и его осветило всё солнце. Телефон выпал из рук светловолосого. С шокированными глазами и открытым ртом Бакуго смотрел на полуоткрытые цвета изумруда глаза, смотрящие на него, и улыбку, адресованную ему.       — С… С дн-нём… — начал отрывисто очнувшийся кудрявый омега, — С д-днём рождения, Кацуки.       — И-изуку… — тут же слёзы подступили к глазам, — Изуку! — Бакуго подбежал кровати, — Изуку, как ты? Как ты?       — Ну… Сойдёт… Тело болит… Но сказали, что… всё будет хорошо… Мне лишь нужно отдыхать… и ни о чём не переживать. — говорил медленно кудряшка.       — Я так рад, что ты очнулся. Я уже думал, что месяц пройдёт, или ты вообще не очнёшься. — Бакуго всхлипнул.       — Почему… ты плачешь?       — Что за тупой вопрос? Ты такой идиот, Изуку… — альфа вновь всхлипнул, а затем наклонился ко лбу зеленоглазого и прикоснулся губами.       — Ой… — Мидория, покраснев, смутился.       После Бакуго взглянул в глаза омеги, не отрывая своего лба ото лба Изуку. Так близко их лица ещё не были.       — Ка-цуки… Ой… Я же… могу тебя так звать?       — Что опять за глупый вопрос? Я и не запрещал никогда.       — Ну… Хорошо.       Бакуго приложил свой лоб к его лбу, их губы были настолько близки, что ещё миллиметр, и они поцелуются. Лицо Изуку горело, как пожар, от смущения.       — М? Ты чего такой красный стал? Тебе плохо? — Бакуго снова прикоснулся губами, но уже с другой целью, — Температура есть, хотя и небольшая, — после этого он поднялся и сел на стул, который уже был у кровати.       Изуку взял одеяло и медленно и нерасторопно, потому что двигаться резко и быстро был не в состоянии, потянул его на своё лицо.       — Что ты делаешь? — с недоумением смотря, спросил Бакуго.       — Ничего… — ответил Мидория, закрывая краснеющее лицо одеялом.       — Эй… Ты чего? — Кацуки приблизился к нему и сдёрнул одеяло.       — Кацуки… — нахмуренно сказал Изуку.       — А что ты спрятался?       — Из-за тебя…       — Меня?       — Кацуки, мне сказали ты пытался убить Орочи?       Бакуго раздражённо цокнул, не желая заводить эту тему, но всё же ответил:       — Ну да, а что? Такая мразь, как он, должен был получить по заслугам.       — Но не убивать же.       — Да не собирался убивать я его. Я никогда не стремлюсь кого-то убить, даже если говорю, что убью. Просто в гневе могу перестараться… И может показаться, что я так и хотел убить человека. Но я хотел побить его так, чтобы он почувствовал то, что сам вытворял и запомнил это на всю жизнь.       — Но так нельзя…       — Нельзя?! Ты реально настолько туп?!       — Не кричи… Он ужасный человек, но ты то не будь таким ужасным… Не бей никого…       — Боже… Ты слишком приторно добрый… Я и не избил его особо, ударил по лицу, да об стену пару раз. Меня остальные остановили. Ещё и этот половинчатый заступаться начал.       — Я знаю… Он сегодня первый пришёл ко мне… Он не хотел, чтобы в происходило избиение и не хотел, чтобы у тебя ещё больше проблем стало. Тодороки принёс мне небольшой букетик розовых тюльпанов.       — М… Ясно. — со слабо скрываемым недовольством проговорил Бакуго.       — Он ещё сказал, что ты приходил каждый день… И сидел здесь до вечера…       «Откуда хоть этот половинчатый знает то всё? Вероятно, другие сказали.»       Изуку медленно протянул руку и погладил блондина по голове. Бакуго удивлённо посмотрел, на щеках немножко появился румянец.       — Прости, что заставил тебя сильно переживать. — с умилительной и лучистой улыбкой сказал кудрявый.       Бакуго не смог не улыбнуться в ответ.       — Конечно заставил. Ведь кто-то молчал. Не смей больше ничего подобного скрывать от меня. Ты меня понял?       — Понял.       — Правильный ответ. Теперь выкладывай всё, что он тебе делал. А также, я так понимаю, те побои, что у тебя были, не пьяницы оставили, которых ты придумал?       — Да… Я соврал, прости… Я расскажу всё… Всё нач…       — Нет, стой…       — Что?       — Думаю, лучше ты расскажешь, когда более менее оклемаешься. Вид у тебя всё ещё болезненный, не буду пока тебя донимать…       — Хорошо…       После некоторого молчания, Изуку хихикнул.       — Ты чё?       — Тебе ведь… двадцать годиков исполнилось?.. Стал совсем взрослый, хи-хи.       — Хах, ну да. А когда у тебя день рождения?       — У меня в июле… Пятнадцатого.       — О, так ты тоже скоро станешь на год старше?       — Ага… Слушай, Кацуки, я тебе обязательно что-нибудь подарю… как выздоровею… А также мы отпразднуем. — широко улыбаясь, говорил Изуку.       — Да не нужно. То что ты очнулся… Уже для меня подарок… — смущённо проговорил альфа.       — Нет… Я хочу что-нибудь тебе подарить… И мы вместе… отпразднуем. Только вдвоём… если хочешь. Ты же вроде… не любишь толпы людей и шумиху… Поэтому мы вместе, что-нибудь смотря… поедим тортик.       Бакуго с опечаленным лицом слушал его отрывистую речь, в какие-то моменты Мидория словно набирал недостающий воздух, чтобы продолжить говорить. Всё таки омега был ещё сильно слаб.       — А где ивл, что у тебя во рту был?       — Убрали… так как я могу сам дышать… Мне собирались поставить другую штучку… Не… Неин… вазивную. Но я отказался, сказал… что не нужно.       — Ты уверен? Ты как-то с трудом говоришь.       — Не волнуйся… Всё хорошо.       — Ну ладно…       — Ты не пойдёшь… сегодня в универ… ситет?       — Нет. Я с тобой останусь.       — Н-но ты итак… много пропустил…       — Мне не важно сейчас это. Мне ты важен. Хочу быть рядом.       Изуку улыбнулся.       — Я бы… тоже… хотел… чтобы… ты… был рядом… — ещё отрывистее говорил он, после каждого слова была отдышка.       — Всё, всё. Молчи, не говори ничего. А то будто задыхаешься.       — Уже… Кац-цуки… — Мидория начал чувствовать удушье, еле как дышал.       — Изуку?!       — М-мне… плохо…       — Сейчас! Сейчас на помощь позову!       Бакуго вскочил и побежал в коридор.       — Помогите! Он задыхается!       Одна из медсестёр оказалась рядом.       — Что случилось?! Кто задыхается?!       — Изуку плохо! Ему дышать трудно! Ивл нужен!       — Пациент из 18 палаты? Сейчас!       Медсестра убежала за аппаратом и врачом. Бакуго стоял и думал, что он мог бы сейчас сделать для Изуку. Блондин вбежал обратно в палату, подбежал к кровати.       — Всё будет хорошо!       И затем наклонился к лицу Мидории и начал делать искусственное дыхание рот в рот. Постепенно Изуку становилось легче.       — К-кацуки… Всё не надо…       — Тебе лучше?       — Ага.       — Напугаешь ведь…       — Прости…       — Всё, не говори ничего.       Через полминуты в палате были медсестра и врач. К омеге подключили неинвазивную ивл. Врач осмотрел кудрявого.       — Сейчас ему нужен полный покой. Он очнулся только сегодня рано утром. Пациент ещё совсем слаб и риск ухудшения состояния всё ещё присутствует. Поэтому посещение на сегодня закончено.       — Говорили, что у него было внутреннее кровотечение в пищеварительной системе. Почему ему дышать так трудно?       — Да это так. — начал врач, — Было желудочно-кишечное кровотечение, которое обычно возникает из-за болезней. Когда мы его оперировали из заднего прохода текла кровь, так что это было точно оно. Это довольно опасное кровотечение, поэтому шансы спасти его были крайне малы. Но не только из-за этого. Но ещё и из-за того, что он относится к редкому, так сказать, виду омег, с гиперчувствительным организмом на стресс, потрясения, травмы и так далее. Анализы подтвердили это. Поэтому организм среагировал мгновенно и бешено. Это затронуло многие системы в организме, также пациент потерял много крови, пусть и прошло чуть более недели, организм очень трудно отходит от произошедшего.       — Ого… Это повлияло на дыхательную систему? Она же выше находится.       — Конечно. Но травмы были не только в области живота, как вы могли заметить. Другие части пострадали пусть и меньше, но всё-таки сильно. Это тоже сыграло свою роль.       — Понятно… Можно я всё-таки останусь?..       — Нет. Пациенту нужно поспать. Поэтому по крайней мере сегодня больше никаких визитов. Если знаете его друзей и других знакомых, скажите им об этом. Также хочу спросить, не знаете ли вы его родственников? Они есть у него?       — У м-меня… — хотел сказать Изуку.       — Тише. Лежите, отдыхайте, не отвечайте. — проговорил врач.       — Насколько я знаю, у него мама есть.       — А телефон её не знаете? Чтобы мы могли сообщить о случившемся?       — Н-не надо ей говорить! — встрепенулся зеленоволосый.       — Осторожно, не кричите. Вы же только что почти задыхались. Почему не нужно говорить?       — Не надо волновать её… Я не хочу, чтобы она переживала за меня.       — Она же твоя мама. Почему она не должна переживать за тебя? — возмущённо вопросил Бакуго.       — Мама сильно распереживается, расплачется, я не хочу, чтобы она плакала. Да и она много работает, чтобы было чем платить за мою учёбу.       — Ты что несёшь что?! — вскрикнул альфа, разозлившись, — Она твоя МАМА! Конечно, когда твой ребёнок был при смерти, и сейчас лежит избитый на больничной койке, как тут не заплачешь?!       — Пожалуйста, успокойтесь. — сказал врач.       — Ну скроешь ты от неё. А потом?! Если она узнает от кого-нибудь другого? Или как-то ещё узнает? Ей будет очень больно, что ты скрывал такое! Разве это правильно по отношению к своей МАМЕ?! Ты ценить её должен! У кого-то вообще ЕЁ НЕТ! — с подступившими к глазам слезами Бакуго вышел из палаты, вытирая их.       — Кацуки! — резко поднявшись, крикнул Изуку, но тут же почувствовал боль в теле, — Ай!..       — Что же вы делаете? Не вставайте! — к нему подошёл врач, вытянув руки.       — Но Кацуки!..       — Ложитесь, ложитесь. — говорил врач, положив руки ему на плечи, он легонько потянул омегу назад с требованием лечь.       Изуку послушался и лёг. Медсестра поправила маску.       — Лежите и отдыхайте. Старайтесь ни о чём не нервничать. — сказал врач и ушёл, медсестра ушла вместе с ним.       — Кажется я задел его за больное… — расстроенно промолвил про себя Мидория.       Омега весь оставшийся день думал об этом, переживая, что Бакуго сильно на него злится. И ночью долго не спал, смотрел в окно на луну, которая светила ярким белоснежным светом, а рядом маленькие точечки, не уступающие в белоснежности старшей сестре — звёзды. В тёмной комнате Изуку поднял и взглянул на свою правую руку, вспомнив слова Тодороки:       «Остальные сказали мне, что он каждый день сидел тут, держал твою руку у своего лба».       Изуку улыбнулся, но после снял улыбку, опустив руку, и пробормотал:       — Он же мне… Я же его… Люблю… Но снова расстраиваю его. Наверняка, он не придёт завтра…       Но Мидория оказался не прав, и Бакуго пришёл его проведать. Он пришёл рано утром, перед университетом. Альфа открыл дверь, заглянул в палату. Зеленоволосый сладко сопел. Кацуки тихонечко прошёл в палату и сел на стул. Голова омеги была повёрнута в сторону Бакуго. Сопение было слышимым и немного свистящим. Бакуго с улыбкой глядел на погружённого в сон свой предмет воздыхания. Потом, заметив, что одеяло находится на уровне чуть ниже пояса, решил натянуть его и прикрыть Изуку. Но кудрявый почувствовал движение и приоткрыл глаза. Разглядев Бакуго, он уже раскрыл их широко.       — Кацуки?.. Ты пришёл?       — А почему ты удивлён?       — Я думал ты злишься на меня.       — С чего бы?       — Ну… Ты вчера убежал резко.       — Прости за это. Что-то эмоции вспыхнули… Не стоило, думаю, кричать так. Ты итак столько пережил. — ответил Бакуго, виновато почесав затылок.       — Ничего. Я совсем не злюсь.       — Даже не удивлён… — вздохнув, Бакуго огорчённо ещё сказал, — Сказали, что я могу посещать тебя каждый день по десять минут не более…       — Оу… Ты потом домой уйдёшь?       — Я возьму рюкзак и в университет пойду.       — Правда? Молодец, хи-хи. — задорно улыбнулся омега.       — Да, мама, такой я молодец.       Парни оба посмеялись. Но после смеха Изуку почувствовал боль в груди, пришедшую и ушедшую.       — Ой!..       — Ты в порядке? — обеспокоено спросил красноглазый.       — Да, да нормально.       — Будь осторожнее.       Изуку кивнул.       Поболтав оставшиеся минутки, Бакуго ушёл, а Мидория остался рад визитом Кацуки.       Друзья, услышав новость, что Изуку очнулся, наплевав на пары, рванули скопом в больницу, озадачив врачей и медсестёр.       — Куда вы такой толпой к нему? — ошеломлённо взирая, спросила смотрящая за Изуку при болезни и сейчас, медсестра.       — Он же очнулся? На нужно его увидеть! — сказал Денки.       — Ну пришли бы в разное время… Давайте тогда по очереди. Не надо вваливаться в палату всем. Вы и вы первые. — сказала медсестра указав на Каминари и Киришиму.       — Ха-ха! Я первый. — хвастливо проговорил Денки.       — Можно и я ещё третьим? — спросил Серо.       — Хаа… Идите. — со вздохом ответила медсестра.       Каминари, Киришима и Серо зашли в палату. Увидев открытые глаза Изуку, сразу же подбежали к кровати и все трое синхронно спросили:       — Как ты?       С удивлением Изуку похлопал глазами, после захихикал:       — Хи-хи-хи, сойдёт… Все одновременно сказали, так забавно.       — Мы рады, что ты очнулся. Бакуго каждый день тут был. — сказал Ханта.       — Я знаю. — ответил зеленоглазый.       — Откуда?       — Тодороки сказал. Он первый сегодня приходил, подарил мне небольшой букетик розовых тюльпанов.       — Оооу, Тодороки тебе цветочки подарил. — ехидно проговорил Серо.       — Тц… Тодороки… Теперь он мне разонравился. — недовольно сказал Денки.       — Почему? — спросил Мидория.       — Да он за Орочи заступался!       — А, и это я знаю. Я согласен с ним.       Жёлтоволосый, просто охренев, выпучил глаза. А затем спросил с таким же взглядом:       — Мидория, ты больной?       — Нет. Нельзя избивать людей.       — ДА НЕ ЧЕЛОВЕК ОН! — яростно крикнул Денки.       — Солнце, успокойся… — сказал Киришима.       — Денки, блять, успокойся. Реально, не будьте сами придурками, что людей бьют, этого Орочи жизнь сама накажет. Да и к тому же Мидория воплощение доброты, чему ты тут удивляешься?       — Допустим! Ну нахуя защищать его?!       — Да не защищают они его! Объяснил тебе уже! Умерь свой пыл, заебал!       — Заебал я тебя?! А знал бы ты, как ТЫ меня заебал!       — Ну давай расскажи мне!       — Пошли отсюда вон. — раздался позади Каминари голос жутко недовольно и грубо.       Желтоглазый обернулся на Киришиму, что смотрел огненным взглядом волка не похуже Бакуго.       — Что вы тут устроили вообще? Вышли оба.       — Э-эйджи?.. — голос Денки стал тихим и испуганным.       Серо схватил друга за руку, и они вместе вышли.       — Ты извини их. — сказал Киришима.       — Ох, ничего. Бывает, что они ругаются с друг другом.       — Но не здесь же, когда ты тут больной лежишь, итак столько пережил, а вместо того, чтобы настроение поднять, портят его.       — Они совсем мне его не испортили.       — Я рад. Точно лучше себя чувствуешь?       — Да. Правда болит тело ещё. Да и дышать бывает трудно, мне и поставили эту штучку на лицо.       — Надеюсь ты поскорее выздоровеешь. Бакуго так волнуется.       Услышав это, Мидория сразу покрылся краской.       — Хотя со словами Серо я согласен.       — Ага.       Когда Киришима вышел из палаты, медсестра указала на Урараку, Тсую и Моному.       — Дальше вы.       Они зашли в палату. А Киришима огляделся, не увидев в поле своего зрения Каминари.       — Серо, а где солнце, то есть Денки? — спросил он, подойдя к чёрноволосому.       — Побежал в ту сторону, к туалетам.       Эйджиро пошёл туда. Придя, он зашёл в уборную, и ему послышался плачь.       — Солнце?       Плачь резко исчез. Но альфа уже услышал из какой кабинки это было и постучал.       — Солнце? Что случилось?       Денки шмыгнул и выглянул с заплаканными глазками, приоткрыв дверцу.       — Солнце, ты почему плачешь? — обеспокоившись слезами любимого, спросил Киришима.       — Ты… Ты не злишься на меня? — робко спросил тот.       — А? Ты из-за этого? Да, мне не понравилось ВАШЕ поведение. Но я не зол и обижен на тебя, с чего бы?       — Ну… — Денки снова шмыгнул и опустил глаза.       — Что ты себе там навыдумывал? Иди сюда. — Киришима притянул к себе омегу и обнял, поцеловал его волосы, — Ты подумал, что я буду злиться и не разговаривать с тобой? Это как-то по-детски не считаешь? Я считаю, что нужно решать конфликты разговором, а не убегать. Ты неправильно всё понял. Я просто указал на вашу неправоту. Может ты ещё испугался, что я брошу тебя, увидев твою нехорошую черту? — красноволосый ласково посмотрел на своего омегу, — Никто же не может быть идеальным. А же тебя люблю и приму твои изъяны. Думаешь, я такой хорошенький? Я мог и вежливо попросить вас выйти, просто что-то немного вышел из себя.       — Правда не злишься, не бросишь?       — Нет, дурачок ты мой. — Киришима поцеловал Каминари в щёку.       Денки разревелся.       — Ну что ты снова? — спросил Эйджиро, поцеловал любимого в нос.       — Не з-знаю-у-ю… Я р-рад…       Киришима целовал его лицо и вытирал текущие слёзки. Когда Денки успокоился, красноволосый, трясь своим носом о его носик, сказал:       — Я люблю тебя, слышишь?       — Да, я тоже люблю тебя.       — Ну что, пойдём?       Жёлтоволосый резко прижался к альфе.       — Ох… — он обнял омегу, поглаживая его голову.       Денки отпрянул от Эйджиро.       — Пойдём.       Вернувшись к ребятам, Монома, Тсую и Урарака уже поговорили с Изуку, и в палату ушли Джиро, Яойорозу и Мина.       — Я не могу, на него без жалости не посмотришь… Поскорей бы он выздоровел. — печальным голосом сказал Монома.       — Правда… — проговорила Тсую, — Очако, ты могла бы говорить с ним помягче.       — Я сказала как есть, что он дурак. Должен кто-то ему об этом сказать. — ответила Урарака, — Я просто уверена Бакуго тоже сказал ему. Всему виной его глупость… Хотя главная вина конечно же лежит на Орочи Куроде, если он не был бы таким ёбнутым.       — Ну что, Денки, наплакался? — спросил Серо, взглянув на красные глаза друга.       — Отвали.       — Ты чё там ныл то? Из-за Изуку? — спросила кареглазая.       — На него его парень злобно зыркнул и сразу в слёзы. — ответил Серо.       — Да заткнись! — крикнул Каминари.       — Хах, чё за бред? — усмехнулась Урарака.       Денки покраснел от злости и, толкнув Серо плечом, пошёл, топая ногами.       Киришима измерил обоих злым взглядом, а потом сказал чёрноволосому:       — Я не только на него злобно зыркнул.       И последовал за своим омегой. В этот момент Денки столкнулся с Шинсо.       — Что это за злая недоспевшая помидорина? — сшутнул Шинсо.       — Свали с дороги.       Шинсо отошёл, дав пройти Каминари и Киришиме.       — Хитоши, ты пришёл к Изуку? — спросил Монома.       — Ну да. Я купил ему розы. Таких насыщенно-алых не видел ещё. — ответил ему фиолетоволосый, держа в руках букет роз.       Нейто сразу же с обидой нахмурился.       — Ждите очереди. — сказала медсестра.       — Очереди?       — Из-за того, что мы все тут толпой прибежали, нас пускают по три человека максимум. — сказал Ханта.       — А, ясно.       Через пару минут ребята вышли из палаты, и Шинсо зашёл в палату.       — Привет, полумёртвый. — шутя обратился он к Мидории.       — Шинсо? Привет… Я не думал, что ты придёшь.       — Почему же?       — Но ты же вроде на больничном. Из-за травмы.       — Я уже вышел. Да и это не сравнится с тем, какие травмы получил ты, раз при смерти лежал. Кстати, это тебе. — сказал Шинсо, показав цветы.       — Ох, красивые, спасибо. Мне Тодороки тоже принёс, вон. — Изуку головой показал на тумбу, на которой стояли тюльпаны в вазе. Поставь розы в эту же вазу.       — Тодороки?.. Понятно… — Хитоши подошёл к тумбе и поставил розы в вазу, — Как ты вообще? Тебе лучше?       — Немного.       Внезапно послышался бег, затем крик:       — Изуку!       А после резко открывшаяся дверь.       — Изуку! — в палату влетела зеленоволосая женщина, подарившая Мидории жизнь. Его мама.       — Мама?       — И-изуку! Я так рада, что ты живой! Открыл глазки! — подбежав к кровати, говорила она со слезами, — Когда мне позвонили, я так испугалась! Ты больше недели лежал в коме, а я и не знала!       — Мамуль, успокойся. Я тут, смотрю на тебя.       — Мой сын… — женщина наклонилась и поцеловала Изуку в лобик, — Как же так получилось, Изуку?       — Это долгая история… Давай потом об этом?       — Хорошо… Как ты сейчас себя чувствуешь? — спросила она, всхлипывая.       — Чуть-чуть лучше.       — Мой сынок… Вот знала, что ты должен был остаться дома.       — Мама, не волнуйся так. Всё хорошо. Я не один живу, я говорил, со мной Бакуго.       — А толку от этого Бакуго, если ты молчал о происходящем и не говорил даже ему. — вдруг вставил слово Шинсо.       — Ой, это твой друг?       — Да… Это Хитоши Шинсо.       — Здравствуй, я Инко Мидория, его мама.       — Здравствуйте. — ответил Шинсо.       — Изуку, ты снова обо всём молчишь? — спросила Инко.       — Ты о чём?       — Ты же всегда скрывал от меня, что над тобой издеваются. В итоге я узнавала всё от учителей. Малыш, почему ты всегда молчишь?       — Я, наверное, пойду. — сказал Шинсо и пошёл в сторону двери.       — Пока, Шинсо. — попрощался с ним кудрявый.       Когда захлопнулась дверь, Инко вновь спросила:       — Изуку, почему?       — Я не хочу, чтобы за меня кто-то переживал.       — Но как же? Я же твоя мама, это же твои друзья. Почему ты молча терпишь издевательства, не прося помощи, не рассказывая никому? — слёзы не сходили с её глаз, — Мы столько школ меняли… Каждый раз я отправляла тебя туда со страхом, а потом ты прибегал домой и запирался в комнате, не пуская меня. Я не понимала в чём дело. Но с каждым разом догадывалась. Пыталась говорить, но ты врал, что всё хорошо. Я узнавала от учителей, плакала, я так переживала, мне было так больно. Твои травмы — нож в сердце.       Если сравнить чувство вины с водой, а Изуку со стаканом, то вода наполнила этот стакан до краёв. В голове его возникли слова Бакуго:       «Ей будет очень больно, что ты скрывал такое! Разве это правильно по отношению к своей МАМЕ?!»       — М-мама, прости меня… Прости п-пожалуйста… — глаза кудрявого также заслезились, а губа затреслась, — Обещаю, что б-больше не буду молчать… Мам, прости…       — Верю… — Инко снова поцеловала своего сына в лоб.       Его мама была последней кто пришёл навестить Изуку.       Организм мальчишки восстанавливался очень долго. До конца апреля он точно пролежал. И только в первую неделю мая он встал на ноги, но находиться в больнице ему предстояло ещё примерно неделю, до абсолютно полного восстановления. То что он уже ходил ещё не значило, что он мог покинуть больницу, организм ещё должен был окрепнуть.       Но все были очень рады, что Изуку наконец ходит и чувствует себя лучше, конечно, больше всех Бакуго, он был безмерно счастлив, и, увидев стоящего на ногах с капельницей в коридоре больницы Мидорию, не сдержавшись, обнял его, крепко прижав.       — Кацуки, слишком сильно. — проговорил сжатый Изуку.       — Ой, прости. Ты так долго лежал…       — Ага… Но всё уже хорошо, мне гораздо лучше, скоро выпишусь. — сияя широкой улыбкой, говорил кудряшка.       — Да… Я рад.       — Поскорее бы вернуться ко всем. Они мне столько сообщений накидали, как узнали, что я с кровати встал, хе-хе… Сказали, что позже придут.       — Принести тебе чего-нибудь вкусного?       — Нельзя же.       — Жёлтого это не останавливало. Меня тем более не остановит.       — Тебя наругать могут.       — Всё равно. — протянул Бакуго.       — Ладно, хи-хи. Мне бы хотелось что-нибудь твоего приготовления. — хитро улыбаясь, сказал Мидория.       — Если хочешь… — смущаясь, ответил блондин.       — Привет, Мидория. — послышался позади Бакуго голос.       Изуку заглянул за Бакуго, а красноглазый обернулся.       — Привет, Тодороки. — ответил кудрявый.       Бакуго ничего не ответил, лишь нахмуренно посмотрел на него.       — Чего ты? Не поздороваешься со мной?       — Больно надо.       — Оставляешь мне рану в сердце… — грустно произнёс Тодороки.       — Чё?       — Такой красивый. А я ведь проникся к тебе симпатией.       — Что блять?! — Кацуки приблизился к нему и крикнул, — Что за хуйню ты городишь?! Мозги расплавились?!       — Неужели ты не чувствуешь ко мне того же?       — НЕТ!       — Ой, Тодороки, ты оказывается что из… гомосексуалов? — прошептал последнее слово Изуку.       — Мидория, это шутка. — сказал Шото.       — А… Ой…       — Ублюдские у тебя шутки! — прокричал светловолосый альфа.       — Твоё самочувствие лучше ведь да? — обратился гетерохром к Изуку.       — Да.       — Мы тебя все ждём. — с улыбкой сказал Тодороки.       — Я скоро, хи-хи.       — Спросил о самочувствии его? — спросил Бакуго.       — Да.       — Тогда вали.       — Почему ты меня гонишь?       — Да ладно, Кацуки. Я и с ним не против поболтать. — сказал Мидория.       — А я против. — выскочило из уст блондина.       — А? Почему? — Изуку с непониманием поморгал.       Осознав сказанное, он тут же начал смущённо отнекиваться:       — Т-то есть не против, вообще плевать мне… Идите в задницу!       Послав их, он, злобно топая, удалился.       — А чего это он? — недоумённо вопросил зеленоглазый омега.       — Не знаю. — прекрасно понимая, приврал Шото Тодороки.       — А как у тебя дела, Тодороки?       — Ну… У меня нормально. Всё как всегда… — вздыхая, и как-то тяжело ответил Тодороки.       — Всё хорошо?       — Да, нормально. — ответил он уже обычным тоном, — Что ты вообще о Бакуго думаешь?       — Что думаю?       — Ага, как относишься к нему?       — Как… Отношусь? — Изуку прикрыл своё покрасневшее лицо.       Тодороки заметил это и слегка расширил глаза, удивившись.       — Только не говори ему… Он мне нравится… В том самом смысле.       — Оу… Так до этого я всё зря делал?       — Что?       — Цветы, приглашение на свидание, которого у нас так и не было.       — Ой… На самом деле мне тогда он не нравился, тогда когда мы с тобой познакомились, но потом… Прости…       — Да что же ты, не извиняйся. Ты не должен извиняться за то, что тебе нравится другой. Да и это даже хорошо.       — Хорошо?       — Да. На самом деле мой отец хотел, чтобы я женился на ком-то богатом, перспективном. — начал разноволосый альфа, — Собственно он хочет за меня решить за кого я выйду в будущем. Конечно же я этого не хочу. Но самое главное то, что я хочу сбежать из этого дома. Как можно скорее. И почувствовав к тебе симпатию, я хотел ухватиться за тебя, за такой шанс. Я думаю так было… Я раздумывал о чувствах к тебе и пришёл к такому выводу.       — О, вот как. Мне жаль, что я не могу помочь тебе.       — Не понимаю твоих извинений. Помогать мне, выходя за меня, или как минимум встречаясь, это странно. Всё же по любви должно быть так?       — Потому, что у меня нет таких чувств к тебе, я и не могу помочь, и мне жаль.       «Если меня раздражают его непонятно за что извинения, то как бесится Бакуго?» — подумал Тодороки и вздохнул.       — Слушай, если тебе кажется, что тебе нравится человек, который чуть не убил другого человека, ты тоже больной, как этот человек?       — Ты говоришь об… Орочи? — неуверенно спросил омега.       Потерев затылок, Тодороки кивнул.       — Я так не думаю.       — Не думаешь? — удивился гетерохром.       — Нет. Возможно, ты увидел в нём то, что мы не увидели. Так что я не считаю, что это плохо.       — Правда?.. Ох, спасибо… Я почувствовал небольшое облегчение. Просто в груди будто что-то ёкнуло, когда увидел его.       — Надеюсь у вас всё получится. Может быть рядом с тобой он станет хорошим человеком. — подбадривающе сказал Мидория.       — Спасибо. Ладно, я тоже пойду. Выздоравливай скорее. — Шото потрепал волосы кудряшки.       — Пока.       Тодороки попрощался с Изуку и вышел из больницы. Оказавшись снаружи он увидел Бакуго, который ещё не ушёл и стоял во дворе больницы.       — Думал ты уже на пути в общежитие. — сказал гетерохром, подойдя к блондину, — Меня ждёшь?       — Чё? Да нахуй ты мне сдался?.. Только спросить хотел…       — Так всё-таки ждал, когда я выйду?       — Пошёл нахуй!.. Тц… Ты подумал о своих чувствах к нему?       Тодороки издал короткий смешок.       — Подумал. Я больше не соперник тебе, можешь не волноваться.       — Ха, я и не волновался. Ты и до этого был соперник так себе. — гордо сказал Бакуго.       — К тому же… Ему нравится другой человек. А раз я знаю это, то точно пас. Решать за него, кто будет рядом с ним, я не смею. Пусть он выбирает сам.       — Нравится другой?.. И кто? — искорки надежды засверкали в глазах светловолосого альфы.       Но Тодороки прямо отвечать не собирался, лишь сказал:       — Спроси у него.       Обломавшись, Бакуго недовольно буркнул под нос.       — Может проводить тебя? — спросил Шото.       — Чё? Себя проводи.       — И снова рана на сердце.       — У тебя горячка что ли?!       — Нет.       — А мне кажется да!       — Может выпьем?       — А? Чё? — Кацуки недоумённо нахмурил брови.       — Выпьем вместе? Если только не решил бросить.       — Нет, пока не бросил.       — Пока? А ты планируешь? Похвально.       — Не нужна мне твоя похвала! Пошли уже!       Альфы зашли в бар неподалёку, заказали там пиво. Пили до вечера, когда пиво заканчивалось, заказывали ещё.       Как это бывает, алкоголь своеобразная сыворотка правды, и пьяные парни стали очень откровенными с друг другом. Будучи в похожих ужасных семейных ситуациях, они могли друг друга понять, и выдали всё, что можно было. А после уснули прямо в баре. И проснулись в нём же.       — Блять бошка… Кто похмелье придумал?.. — держась за больную голову, пробормотал Бакуго.       Взглянув на спящего Тодороки, он потряс его, пытаясь разбудить:       — Эй. Солнце встало.       — М?.. Какое солнышко? — промямлил зарывшийся в руках Тодороки.       — Вставай блять! — Бакуго ударил того по голове.       — Ой! А… Уже утро… А мы в баре? — Шото резко поднял голову и огляделся по сторонам.       — Ага, мы похоже тут уснули.       — Как спалось?       — А как спишь пьяным? Как убитый! Только не высыпаешься в итоге…       — Да… Чувствую себя помятым. — Тодороки потёр глаза.       — Ты первый раз пил?       — Нет. Я уже пробовал алкоголь, но, конечно, не напивался так.       — Понятно… Ты помнишь о чём мы говорили?       Сначала помолчав, Тодороки ответил:       — Кажется мы рассказали почти всю свою жизнь.       — Ты…       Шото перебил Кацуки и сказал:       — Бакуго… Я обещаю, что всё это останется между нами. Никому ничего не скажу.       — Спасибо… Я тоже никому ничего не скажу.       — И тебе спасибо. Твоя мама умерла ужасной смертью… Пусть это случилось очень давно, прими мои соболезнования.       — Ты пьяный куча раз просил соболезнования принять. — сказал, усмехнувшись, Бакуго.       — И правда. В общежитие сейчас пойдёшь?       — Да, дальше спать пойду.       — Проводить тебя?       — Ты опять?       — А что? Ты меня в кровать не пустишь?       — Я тебя убью нахуй.       Дойдя вместе до общежития, они попрощались.       — Спать, спать, спать… — бормотал Бакуго, готовясь плюхнуться на кровать.       Но, когда был уже подле кровати, вдруг вспомнил:       — Бля, нет… Изуку навестить надо. К Изуку надо… Слушать нотации, как нехорошо пить алкоголь.       В больнице Мидория заметил, что Бакуго неважно выглядел.       — Кацуки, всё хорошо? Выглядишь помято, будто…       — Будто пил, я знаю, что ты скажешь. Просто Тодороки предложил выпить, я не отказывался.       — Тодороки? Ого, не ожидал, что он тебе пить может предложить. Может ты лучше бы дома отдыхал, а то голова, наверное, болит?       — М? Чё не будешь говорить, что «пить очень очень плохо, ай-ай-ай Бакуго»?       — Ты всё равно не слушаешь. Не буду ничего говорить. Я просто надеюсь, что бросишь. Самое важное сейчас, чтобы ты посетил психиатра. Я могу с тобой сходить, когда выпишусь, подождать за дверью, чтобы ты не волновался.       — Да не волнуюсь я! И не волновался… Я был уже у него, пока ты тут лежал.       — Правда-правда? И что? Что он сказал? О чём вы говорили? — воодушевлённо и радостно спрашивал Изуку.       — Давай, когда тебя выпишут?       — Ну скажи.       — Изуку. — приструнил его альфа.       — Блин… Ну ладно.       После визита к Изуку, Бакуго вернулся в общежитие. Тяжело перебирая ногами, он прошёл в комнату и упал на кровать.       — Спать…       Так он и уснул, ни разу не шевельнувшись, словно мёртвый.       Все ждали выписки Изуку и хотели устроить вечеринку в честь этого. Но всё вышло несколько иначе. Узнав точную дату своей выписки, Мидория попросил Каминари спрятать его у себя в день выписки. Изуку хотел вечером сделать для Бакуго небольшой сюрприз. До этого он спрашивал у Киришимы, что можно было бы Бакуго подарить, но чётких интересов у того не было, да и тот богат и может сам позволить себе многое, поэтому придумать, что ему подарить Изуку было очень трудно, он хотел подарить ему что-то особенное, то, чтобы выразило тёплые чувства парнишки к альфе. Но он так и не придумал чего-то, на его взгляд стоящего, стоящего.       И вот вечером, когда Бакуго в комнате не было, его отвлёк Киришима, кудряшка быстренько забежал туда. Когда уже блондин возвратился в комнату, в ней было темно, окно зашторино.       — Чё? Хули тем…       — Happy Birth… — начал Изуку, стоящий в темноте с тортом в руках, его лицо освещали свечи на торте.       — А! БЛЯТЬ! — вскрикнул Бакуго, напугавшись.       — Ой!       — Чё за хрень?! — Кацуки ударил по выключателю, — Зачем так резко возникать в темноте?! Придурок! — Бакуго захлопнул дверь и прошёл к столу.       — Прости, я просто…       — Стой… А ты чё… Тут? — альфа расширил глаза.       — Сюрприз! Happy birthday to you!       — Happy birthday было недели две назад.       — Ну я же говорил, что отпразднуем вместе, хи-хи. — улыбался кудряшка.       Бакуго выхватил торт и поставил его на стол.       — А? Кац…       Не успел он сказать, блондин обнял его. Немного удивившись, Мидория покраснел, а после кротко улыбнувшись, тоже обвил его руками. Так они застыли в объятьях пару минут.       Потом Изуку сидел за столом, а Бакуго, убрав свечи, разрезал торт ножом, который он нашёл одиноко лежащим на общей кухне.       — Я не знал твоих вкусов, поэтому интуитивно выбрал, не знаю угадал ли. — сказал омега.       Торт был шоколадный с вишнёвой начинкой и вишенками сверху.       — Прямо в точку.       — Правда?       — Люблю шоколад. И вишню люблю.       — Да? О, я угадал, как здорово! Вообще я думал, что ты сладкое не очень любишь, исходя из твоего характера.       — Я и правда не часто сладкое ем. Но любимое из сладкого у меня есть.       — И я угадал! Я, можно сказать, уже с полуслова тебя понимаю, хи-хи.       — Ага. Тарелки, вилки есть?       — Тарелки? Вилки? Ой…       — Ты мне предлагаешь до дома мотаться?       — Ну… Давай попросим у других ребят в общежитии? Или может на общей кухне тарелки видел?       — Нет, всё себе растащили. Не хочу я просить ни у кого. Потом ещё возвращать им.       — Да ладно, что такого. Я думаю, они дадут, потом вернём и уже из дома принесём своё.       — Да я и сейчас могу принести.       — Но поздно и темно уже… Я спрошу у них. — Изуку встал со стула.       — Ты английский то знаешь? Китайский? Вьетнамский? Русский то точно не знаешь. У нас же в общежитиях иностранцы селятся, это мы с тобой исключения.       — Английский у меня середнячок… А что у нас русские в общежитии живут?       — Двоих видел.       — Круто. Может ты всё-таки спросишь?       Смотря на Изуку, подумав, Бакуго ответил:       — Нет.       — Ох… — совсем не понимая, омега насупился.       — Я доеду до дома, жди. Хоть кусок съешь, заобнимаю до смерти.       — Ох, приятная смерть на самом деле.       — Ты уверен? — Бакуго улыбнулся злой улыбкой.       — Эм… Теперь не очень.       — Ахаха, жди. Не ешь.       Изуку ждал его около двадцати минут, смотря на торт, который так и говорил: «Съешь меня».       — Когда он придёт блин… Хочу торт съесть… — проворчал про себя кудрявый.       Бакуго ворвался в комнату, открыв дверь ногой. Пакет с тарелками и вилками он поставил на стол, а сам свалился на кровать спиной к Изуку и закрылся одеялом.       — Кацуки, что-то случилось?       — Да не… Всё прекрасно блять!.. Хочу вскрыться!       — Что? Почему? — Изуку встал и подошёл к кровати, — Да что случилось то?       Бакуго промолчал.       — Кацуки?.. Кацуки, — зеленоглазый наклонился к нему, встав на колени, и, поглаживая его по голове, прикрытой одеялом, говорил, — что бы тебя не расстроило, всё будет хорошо, давай поедим тортик, я думаю он поднимет тебе настроение, м — Блондин резко поднялся и взглянул на зеленоволосого омегу. Посмотрев на предмет обожания, настроение его сразу же улучшилось.       — Давай.       — Ура! — обрадовался Мидория, встав с колен, он сел за стол и начал раскладывать тарелки с вилками, — Ой, нам же две тарелки хватит, зачем тут ещё? Тут ложки есть?       В пакете было где-то пять тарелок, две вилки и две ложки.       Встав с кровати, Бакуго ответил:       — Мы же не сразу весь торт в себя впихаем. Да и к тому же, если будем есть ещё что-то в комнате, пригодятся.       — Ну да. Садись.       Альфа сел, а затем, подпирая ножом, положил кусок торта в тарелку Изуку.       — Спасибо, но я мог и сам взять.       — Мир не схлопнулся, если Я тебе кусок положил, так что не вякай.       — Ха-ха, да я не вякал, просто сказал.       После Бакуго положил и себе.       Скушав треть куска, Мидория спросил:       — Может кружек ещё надо было? Для чая? Попили бы чай.       Альфа посмотрел на него с лицом:       «А чё ты до этого молчал?»       — Что? Сам только сейчас об этом подумал. Мы можем всё-таки попросить других, чтобы никуда не ездить.       — Тц… Не люблю вести диалоги с незнакомцами, это вызывает дискомфорт.       «Точно. Интроверт же.» — подумал Изуку.       — Ну в магазине или ресторане ты же озвучиваешь запрос.       — Это другое, я просто прошу, мне дают за деньги и всё на этом. А здесь… Люди могут быть всякие, тем более они другой национальности, у них может быть иной менталитет. Вообще люди могут быть навязчивыми, независимо от нации. Сколько таких видел, только нервы треплят… Я кстати с таким живу!       — Что? Я навязчивый? — с недовольством вопросил кудрявый.       — А что нет?       — Я просто забочусь о тебе.       — Слишком навязчиво заботишься.       Щёки зеленоглазого надулись от злости.       — Раздуй шарики, а то лопну. — Бакуго тыкнул пальцем в щёку Изуку, — Один лопнул.       — Эй! — Изуку отмахнулся и прикрыл щёку.       — Хе-хе… Но спасибо, что не стал расспрашивать почему такой разгневанный пришёл.       — Я не хочу больше с тобой ссориться. Я просто… Буду ждать, когда ты сам захочешь мне рассказать. Думаю, так и надо было с самого начала. Дать тебе время. Я… Просто буду рядом с тобой, поддерживать тебя. — омега показал зубки, мило и широко улыбнувшись.       Он привёл Кацуки в смущение.       — Хах, я тоже не хочу ругаться.       — Думаю, из всего произошедшего мы вывели для себя уроки. Давай твёрдо, честно пообещаем никогда… Никогда, никогда, никогда не ссориться вновь, что бы не случилось. Давай вместе находить компромисс. — Изуку вытащил мизинчик и дотронулся им по руке Бакуго.       Блондин своим мизинцем обвил мизинец Мидории и повторил:       — Никогда.       Они поклялись на мизинцах.