Мой ангел убил меня. Она пустила стрелу прямо мне в сердце. Лгу. Она промахнулась. Зря только учил её держать в руках оружие. Она влюбилась в меня И больше не видела жизни без меня. Всей душой верила в меня, Когда искренне умоляла, Уверяю, так и было. Я убивал ради её голубых глаз, Она оказалась такой хорошенькой, Что я свихнулся. Готов обменять свою кровь на её слёзы. Знаете, какие у неё слёзы? Я знаю, помню, какие они на вкус, Пресытился ими, но по-прежнему хочу ещё. Она так просто встала передо мной на колени, Что я на секунду усомнился, Можно ли будет с ней играть. Она сказала, что сделает всё, о чём я только попрошу, А я обманул её. Я сказал, что мне ничего не надо. Хотел от неё жизни, но получил смерть. Буду скучать по ней всей, По её голосу, по её рукам, по её коже, По её глазам, по её крикам, по её волосам, По её шее и ногтям, по её пальцам, по её ногам, По её ненависти, по её прикосновениям, Буду скучать по той, кого убил. Я разрушил ей жизнь. Сожаления? Их нет. Хотел власти над ней, Ведь мне так нравилось, когда она искала во мне спасенье. Она страдала по моей вине и я нещадно обливал её грязью, Превосходила меня по всем параметрам, Поэтому я и любил её такую, Такую сильно-слабую. Любил извращённой любовью Свою угольную принцессу, что с голубыми глазами. Обожаю ночь, когда она рассказала мне сказку, Обожаю её поцелуи, что только в прошлом теперь, Обожаю её слова, оставляющие ожоги на теле, Обожаю её, вспоминаю её, люблю её! Я запомнила твоё имя, Я запомнила твои губы, Я запомнила твои руки, Я запомнила твои сны, Я запомнила, как ты ломал меня, Я запомнила боль, что ты причинил мне, Я запомнила, как ты назвал меня красивой, Я запомнила, как умоляла тебя, Я запомнила, как ты играл со мной, Я запомнила обещания, что давала тебе, Я запомнила, как ты унижал меня, Я запомнила твоё тело, Я запомнила твой голос, Я запомнила твой вкус, Я запомнила твою силу, Я запомнила твои требования, Я запомнила, как ты смотрел на меня, Я запомнила, как ты встал передо мной на колени, Я запомнила твою маску, Я запомнила твою одежду, Я запомнила слёзы, пролитые перед тобой, Я запомнила, как ты уничтожил мои мечты, Я запомнила, как ты обманул меня, Я запомнила, как нам было хорошо вместе, Я запомнила, что меня тошнило от тебя, Я запомнила, как ты манипулировал мной, Я запомнила, как просила тебя, Я запомнила, как ты раздевал меня, Я запомнила, как ты гладил мои волосы, Я запомнила твой корабль, Я запомнила твой запах, Я запомнила твои интонации, Я запомнила твоё дыхание, Я запомнила звёзды, что светили лишь нам, Я запомнила твоё восхищение, Я запомнила, как ты проклял меня, Я запомнила, как ты взял меня, Я запомнила, как ты любил меня, Я запомнила твою душу, Я запомнила наши чувства, Я запомнила твою веру в меня, Я запомнила твои лёгкие, Я запомнила твоё сердце, Я запомнила твоё оружие, Я запомнила наше безумие, Я запомнила нашу любовь, Я запомнила тебя, Эмонд Рен.
Ненавистная планета! Пустая планета. Неудивительно, что Чаши здесь не оказалось. Зря только проделал весь этот путь. Кто же здесь может жить? Так много снега. Сколько же времени уйдёт на то, чтобы замёрзнуть здесь насмерть? Пахнет злобой. Кому же там делают больно? Я знаю, что так и есть. Детский смех не может подвести, такой скрипучий и жестокий. На кого злится этот ребёнок? Он свернул в узкий переулок Паркена и, прислонившись к покрытой копотью стене, стал наблюдать за избиением мальчика. Щупленькая фигурка сжалась в калачик, подтянув согнутые в коленях ноги к животу и прикрыв лицо ладонями. — Чего ты здесь таскаешься? Мы ведь запретили тебе появляться в городке, — мальчик, что сидел верхом на своей жертве, набрал в затянутую варежкой ладонь как можно больше холодного оружия в виде снега и протолкнул за шиворот своему «врагу». Жертва заёрзала под ним, но мужественно продолжила хранить молчание. Зачинщик драки наконец поднялся и махнул рукой двум своим «последователям», мол, можно бить дальше. На вид им было около десяти лет, а вот объекту их издевательств явно было меньше — года на три или, быть может, четыре, сложно было определить из-за громоздкой одежды. Мальчик хрипел, пытаясь что-то сказать, но звонкий смех мальчишек заглушал любые попытки остановиться. Хотя, может, он вовсе и не просил их остановиться. В носу защекотало, и через пару секунд на снег брызнула кровь. Ну наконец-то! Красный — цвет боли, цвет страданий. Видимо, избивали до первой крови, потому что, нанеся ещё пару ударов по ногам, мальчишки отступили на несколько шагов назад, а их главарь сплюнул на землю, показывая тем самым свою позицию. — Опять он скулил, как щенок. — Наверное, звал свою мамочку. — Видели, как я ему врезал? Он сразу свалился в снег. — Да, отличный удар. И когда он только перестанет таскаться сюда? Сидел бы со своей мамкой в их жалкой лачуге. — Папа говорит, что даже таким падальщикам, как они, надо чем-то питаться. Вот они и выползают из своих нор к нам, людям. — Пошли отсюда, пока не провоняли полностью. Они скосились на высокую фигуру в чёрном и быстрыми шагами скрылись за ближайшим поворотом. Мальчик прокашлялся и попытался сесть. Он скатал снег в комок и приложил к носу. Вновь зашёлся кашлем, сплёвывая кровь рядом с собой. Отбросил грязный снег и натянул на голову шапку, огляделся в поисках сумки. Поднялся и, чуть пошатываясь, направился к сумке, покопался внутри, проверяя, всё ли цело, и закинул ремешок себе на плечо. — Что у тебя там? — голос, раздавшийся через модулятор маски, заставил мальчика чуть ли не подпрыгнуть на месте. Его прошибло холодом ещё сильнее, чем когда снежные хлопья таяли у него на коже, стекая ледяными лезвиями вниз по позвоночнику. — Что-то для твоей мамы? Сердце забилось чаще, когда он поднял глаза на говорящего. Округлились от шока, потому что такой, как он, мог бы при желании убить его, а он не мог допустить этого. Никак не мог. Ведь дома его ждала мама. Он со всех ног бросился вперёд в попытке прошмыгнуть мимо и выбраться из тупика, но сильная рука, схватившая его за шиворот, не дала этого сделать. Рен развернул дрожащего мальчика к себе и резким взглядом оглядел его. Из-под шапки торчали тёмные волосы, от голубых глаз разило ужасом, разбитый нос распух, а на подбородке алели мазки крови, тонкая куртка из поношенного материала, штаны, порванные на коленках, через прорези была видна покрасневшая кожа, и ботинки, которые явно были не по размеру. — Твоя мама запретила тебе разговаривать с незнакомцами, верно? — пронзительный голос, от которого хотелось зарыться в саму землю. Лёгкий, почти невидимый кивок со стороны ребёнка. — Давай тогда знакомиться. Меня зовут Рен, Эмонд Рен. — Мне нужно д-домой, — тихо вымолвил мальчик. — Я отведу тебя домой. Твоя мама, наверное, заждалась уже, — он взял чужого ребёнка на руки. — Показывай дорогу. Нельзя доверять таким людям. Незнакомец не стал бы помогать ребёнку, не преследуй он какую-нибудь цель, личную и эгоистичную. Рен пробирался через снег в сторону леса, всё дальше и дальше от аванпоста. Мальчик прижимался сильнее и сильнее, чисто на основе инстинктов, чтобы получить больше тепла, уткнулся носом ему куда-то в шею и, протиснув маленькие ладошки ближе к лицу, грел их паром изо рта. Какой же ты весь чистенький! Неужели не хочется отомстить тем мальчишкам? Что, слишком горд для мести? Ты просто ещё не представлял, как они бы корчились от боли, когда бы ты ломал им кости. Просто представь. Всё ещё не можешь. Ничего страшного. Мы с тобой и с этим справимся. Сейчас, я только разберусь с твоей дражайшей мамочкой. А папочки у тебя нет случайно? Хотелось бы весь комплект, конечно же. Когда вдали показалась хибарка из дерева, мальчик поспешно дёрнулся и стал вырываться из цепких рук мужчины. Стоило отпустить его, как он побежал вперёд, врываясь в объятия тёмных стен подобно метели. Прекрасно знал обстановку в доме, так что с закрытыми глазами мог отыскать там всё, что требуется. Он быстро зажёг лампадку и направился к кровати, скрытой за перегородкой, где лежала его тяжело больная мать. — Мам! Ты меня слышишь? Мам! Я уже вернулся, — он принялся доставать из сумки лекарство, пряча то у матери под подушкой. — Мой милый, ты вернулся, — она с трудом открыла глаза и едва шевелила пересохшими от жажды губами. — Что… — а после и вовсе зашлась приступом сухого кашля, стараясь обнять сына теплом голоса. — Что у тебя на лице? Это они с тобой такое сделали? — чуть приподнялась вверх на трясущихся руках. Одеяло сползло вниз, обнажая покрытую вязким потом шею и грудь, к которой прилипла ночная сорочка. — Прости меня! Сегодня тебе придётся вновь есть паёк, — надломленным голосом. Рен застал милую картинку, войдя в дом, ведь мальчик забрался на постель к матери, пытаясь забрать её тепло и отдать свой холод, чтобы сбить температуру. — Всё хорошо, я скоро поправлюсь. Вот увидишь. Скоро ведь весна, — жалкое обещание, сорвавшееся с её губ, пробудило в нём мурашки по всему телу. Какая жалость! Под маской расплылась безумная улыбка, когда он подошёл ближе — его заметили. — Ты привёл друга, милый? Он застал меня не в лучшие времена, — она пыталась сосредоточиться на высокой фигуре в чёрном плаще, но в глазах неумолимо плыло, а света от лампадки едва хватало, чтобы осветить комнатку. Свела брови вместе, зажмурив глаза и стиснув губы. Тяжело сглотнула, чувствуя, как сын ухватился за её ладонь. В горле пересохло, а из лёгких что-то рвалось наружу, заставляя грудь вздыматься высоко вверх. Волосы прилипли ко лбу, и она едва живым движением убрала их пальцами свободной руки, размазывая жар по вискам. — Твой друг, милый, он, — приступ кашля, заставивший мальчика плакать, — он кто? — Никто, — одно лишь слово через модулятор маски и её тело остудилось на отчаянно короткую долю секунды. Помутневшими глазами она глядела на его маску, невольно прижимая сына обеими руками к своей груди. Что-то подсказывало ей, что незнакомец пришёл к ней в дом с нечистыми намерениями. Нужно защитить сына! Держать его возле себя и никуда не отпускать. Откуда только взялась эта слабость по всему телу? Снова над ним издевались мальчишки. Мой сыночек, никому не отдам тебя. Что тебе приготовить на ужин? Я наскребу кредиты и куплю тебе что-нибудь вкусное. Твой друг странно выглядит. Зачем ему маска? Это что, оружие? Иди ко мне, мой хороший. Я тебя согрею. Что он делает? Почему забирает тебя у меня? Неужели я была такой плохой матерью? Нет, не была, потому что ты кричишь отпустить тебя. Что тебе от нас нужно? В голове всё смешалось! Что я вообще делаю на полу? Вы уходите без меня… без меня. Подожди, я быстро, сейчас я соберусь и пойду вместе с вами. Зачем ты закрыл дверь? Я ведь ещё здесь. Где мой сын? Ничего не вижу. Ты что, убил меня?***
Рассвет касается мира, но только не меня. Я хочу к своему сыну. Не видела его уже почти год. Что с ним? Его украли у меня, и я не смогла его защитить. Ночью меня преследуют кошмары — наша с ним разлука. Зачем он тебе понадобился? Что ты хочешь с ним сделать? Я тебя запомнила, несмотря на свою слабость. Я тебя запомнила. Надеюсь, ты хорошо с ним обращаешься. Ты ведь хорошо с ним обращаешься? Он хотел попробовать заварные пирожные. Купи моему сыну заварные пирожные! Потому что я не могу ему купить их. Где вы сейчас?***
— Я хочу обратно к маме. Почему мне нельзя к ней? — Потому, что ещё не время вводить её в нашу игру. — Я не хочу играть ни в какие игры. Ты забрал меня у неё. Хочу к маме. Она умрёт без меня. — Не умрёт. Ты ведь оставил ей лекарство под подушкой. Я знаю, ты чувствовал, что я заберу тебя. Ты хороший сын, Ник, раз позаботился о матери таким образом. — Ненавижу тебя. — А маму любишь? — Всем сердцем. Она — самый добрый человек во всей галактике. Она, она… — Ангел? — Самая лучшая. А ты — вор! — Вижу, ты уже отдохнул, и мы можем продолжить нашу тренировку.***
Пусть мир растворится, ведь мне без тебя ничего не надо. Солнце прекратило светить, потому что я вспоминаю твой плач. Ты упал с дерева, мой хороший. У тебя ничего не болит? Хочу тебя увидеть. Ты, наверное, уже так сильно вырос. Ты ведь не плачешь там, да? Обязательно найду способ разыскать тебя. Скажи, что у тебя всё хорошо. Ты так давно мне не снился! У тебя же не идёт там дождь? Может, я смогу прийти к тебе этой ночью. Ты далеко, но я чувствую, ты ещё жив. Я знаю, верю в хорошее. Мы с тобой обязательно встретимся.***
— Твоя мама — лгунья. — Неправда! Она никогда не врёт. Только не мне. — Большей ерунды в жизни не слышал. «Вселенная была создана, чтобы ты увидел её своими глазами». Ты в это веришь? — Конечно, верю. А ты просто бесишься, что я не слушаюсь тебя. — Верно, ты не слушаешься. Тебя можно приструнить только твоей матерью. — Потому что я скучаю по ней. Ты говорил, что мы скоро увидимся. Когда наступит это твоё «скоро»? — Через год? — Но мне тогда будет уже девять. — Надеюсь, к тому времени ты поумнеешь и не станешь злить рыцаря Рен, как это было сегодня. — Она — не рыцарь. Больше похожа на злого хатта. Говорила гадости про мою маму, хотя даже ни разу не видела её. Как только смеет?.. — Нос она тебе не сломала, но в следующий раз сломаю я, если полезешь к рыцарю первым. — Значит, этого никогда не случится, потому что первыми всегда лезут они, а не я. — Что она говорила о твоей маме? — Всякие гадости, как обычно. Сказала, что она никогда не найдёт меня. — Она и не найдёт, если только ей не помочь.***
Сегодня у Арвен Иримэ был выходной. Тащиться в городок и вычищать там полы в заведениях, принадлежавших жадному до всего существу, необходимости не было, поэтому она всё утро провела в своей хибарке. Через щели и небольшое окошко доносились крики птиц, порой завывал холодный ветер, пробираясь в дом и хозяйничая там с занавеской, насильно приглашая ту на танец, осенний свет пробивался сквозь сумерки комнаты, пытаясь высушить влажный воздух, что оседал в лёгких. Она лежала на узкой койке, длинные тёмные волосы разметались по обе стороны от головы, а лёгкий свитер бордового цвета и штаны-комбинезон едва грели её тонкое тело. Подняться на ноги не было сил, что-то тяжёлое, невидимое придавило ей грудь, какой-то монолитный блок давил ей на кости, кроша рёбра в порошок, превращая сердце в лепёшку, а лёгкие стирая до основания, но она каким-то чудесным образом оставалась живой. То сжимала, то разжимала тонкие пальцы, с губ порой слетал тихий, приглушённый всхлип, полный отчаянной ничтожности, ведь она оказалась беспомощной перед маской того чудовища, что забрал её сына. Слёзы катились по щекам, кожу щипала солёная влага, и она прикрыла глаза, смачивая длинные, дрожащие ресницы росой своей боли, что шла с самого дна её души. Катились всё дальше, вниз по щекам, по шее, пробрались слёзы даже к ней в нутро, омывая внутренности, а она по-прежнему тяжело дышала, влачила жалкое существование, грея крошечную надежду, что придёт день, и она встретится со своей плотью и кровью, со своим сокровищем, со своим сыном. Мир утратил свои краски, всё превратилось в серую, грязную массу, от которой исходило жуткое зловоние. Луна перестала светить ей в ночи, ведь теперь ей в подружки навязалась грусть, от которой она заходилась приступами тошноты, харкая кровавыми сгустками, но это было не смертельно, она верила, что не умрёт, пока не увидит его. Дрожащие губы повторяли его имя, как мантру, наполняя комнату лёгким шёпотом. Из груди выдернули саму жизнь, отдав взамен Пустоту, чёрную, вязкую, так, что все кости сводило судорогами, а кожа пылала немыслимой, безутешной скорбью. Больше ничто не вызывало улыбку на её бледном лице, голубые глаза перестали сверкать, а голос лишился своей живой звонкости. Тело лишилось всяких сил, и каждое утро она умоляла себя подняться и пойти на работу, ведь она обещала заплатить одному головорезу, который согласился разыскать её сына. Жила одной лишь этой мыслью, что совсем скоро соберёт нужную сумму, больше года ведь собирала эти чёртовы кредиты, чтобы можно было заплатить аванс. Ночью кричала, надрывая связки, ведь ей каждый раз снился её сын, виделась их последняя встреча, когда холодные руки, затянутые в перчатки, вырвали его маленькое тело из её дрожащих объятий, а маска осуждающе и с каким-то дьявольским удовольствием смотрела на её жалкие попытки добраться до двери, где он остановился, наблюдая, как она пыталась ползти вслед за ними. Чувствовала, будто ей сжимали горло стальной хваткой, и она знала, что это всё делал с ней он: набрасывал на неё раскалённую проволоку с шипами, что больно врезались в кожу, пуская ей кровь и занося яд под кожу в виде безумия. Она сходила с ума, голова готова была взорваться от напряжения, но он крепко держал её, прижимал к себе, как непослушного котёнка, а она лишь хныкала и умоляла его, просила не трогать сына, не делать ему больно, поэтому он терзал её, вновь и вновь толкая её на пол и унося прочь её ребёнка. Она кричала ему в спину, что он жестокий тиран, ненавистное ей чудовище, ад в чистом виде, безжалостный садист, который мучает её, терзает, заставляет захлёбываться прогнившими слезами, а он даже не оборачивался, просто шёл вперёд, скрываясь в темноте, но она знала, что он обязательно вернётся. Каждую ночь возвращался. Тоска полностью поглотила её, и она медленно таяла на глазах, позволяя смертельным волнам подхватить её, обнять и утешить. Нет, нельзя позволять себе подобной роскоши, её мальчик хотел, чтобы она выжила, потому и спрятал лекарство ей под подушку, спас свою маму, чтобы потом она спасла его. Она в вечном долгу перед ним, не может вот так вот легко сдаться, опустить руки. Твердила себе, что должна быть сильной, что должна пережить эти мучения, которые длились вот уже несколько лет. Умирала каждую ночь, а утром возвращалась к жизни. Душа покрылась коркой крови и кости каждую секунду словно тёрли наждачной бумагой, а каждый вдох отдавался агонией по всему телу. Лишь воспоминания о сыне помогали ей всплыть на поверхность на несколько жалких секунд. Сладость заполняла раны целебным бальзамом, ведь её сын улыбался, и она клялась себе, что будет сражаться за него до последнего вздоха, отдаст жизнь за него, сделает всё, лишь бы вновь услышать, как он зовёт её мамой. Вспоминала, как пела ему колыбельные, когда он был совсем крошечным, он был единственным, для кого её голос превращался в мёд, когда она тянула гласные, чтобы её сыночек быстрее уснул. Лишь рядом с ним она была счастлива, могла ощутить свободный полёт, и ни одна хищная птица не была в силах настигнуть её. Это конец? Нет. Вновь и вновь она выуживала из себя воспоминания, как они сидели на поляне перед домом и глядели на ночное небо. Однажды во время таких посиделок он спросил её об его отце, и она ответила ему, что он её сын, только её и Луны. Обещала ему, что никто не посмеет отобрать его у неё, что они всегда будут вместе, она всегда будет защищать его, подставит себя под удар, лишь бы спасти его, а он смотрел на неё глазами, полными любви, и верил каждому её слову, знал, что мама никогда не соврёт ему, что только рядом с ней он будет в безопасности. Лето на планете было коротким, но тёплым, так что каждый вечер перед сном они выбирались наружу, ложились на траву и она рассказывала ему сказки. Придумывала истории о дальних планетах, о том, зачем была создана Вселенная, а он ловил каждое её слово, понимал, что мама любила его больше всего на целом свете. Её нежные слова пробуждали в нём слёзы, и она, вытирая их, твердила ему, что нет надобности плакать, ведь Вселенная сияет ради него, ради её сына, и была создана лишь для того, чтобы его голубые глаза смогли её увидеть. Теперь же она осталась одна и её сердце мёрзло, не зная куда деться от лютого мороза. От прошлой жизни ничего не осталось, лишь отголоски, что поддерживали в ней жизнь. Она скучала по нему. Через приоткрытую дверь ввалился дроид-уборщик и, прокрутив свою серую «голову» по кругу, отметил кучу старого хлама, который хозяйка хибарки принимала за мебель. Он покатил свой металлический корпус вперёд и остановился перед койкой, где лежала Арвен, выводя её своим едва слышным трением шестерёнок из оцепенения. Она подскочила на кровати, силясь вспомнить, у кого в городке был такой дроид. А даже если и был, зачем бы к ней стали посылать дроида? Нет, на ум всё же никто не приходил, дроид явно был не из этого городка, да и вряд ли с этой планеты. Опустив ноги на пол, она поспешила натянуть ботинки, после чего опустилась перед механической жизнью на одно колено. Осмотрела внимательным взглядом его чистенький корпус, блестящий чёрной краской, и перевела взгляд на горящие лампочки на серой стали. — Откуда ты здесь? — вопрос казался ей глупым, но что-то толкало её спросить его об этом, а собственный сиплый голос вдруг показался ей чужим. Дроид не издавал ни звука, и она решила, что он, видимо, обрабатывал сказанные ею слова. Нужно просто подождать. Наконец он отъехал на пару метров назад, послышался щелчок, знаменующий открытие маленькой панели, а затем перед глазами женщины появилась фигура её сына, сотканная из синего цвета. Ник смотрел на кого-то снизу вверх, и она решила, что наверняка это была та самая фигура, что украла его у неё. Она отметила, что он подрос, стал выше, тёмные волосы взлохмачены, лицо стало серьёзнее, лишилось своей детской невинности, но не ожесточилось. Мальчик говорил, что хочет видеть маму, и от его болезненного голоса у неё сжалось сердце. Когда запись закончилась, она потребовала, чтобы дроид проиграл её снова, хотя запомнила каждую деталь. Вместо этого дроид закрыл панель и направился к выходу. Ей ничего другого не оставалось, кроме как броситься за ним, крича на бегу, чтобы он подождал её. Она не могла упустить возможность, что сама кинулась ей в руке. Наконец за долгие годы разлуки ей предоставился крошечный шанс увидеть своего сына, конечно, она видела запись с ним, но этого было мало. Хотелось большего, хотелось обнять его, прижать к своей груди и поцеловать его мягкие щёки, спросить, хорошо ли с ним обращались, узнать, как он питался всё это время, не обижал ли его никто, разузнать все подробности. Дроид спешил вперёд, умело обходя упавшие на землю сухие ветки, вороша начавшую гнить листву своим весом. Арвен старалась не отставать, боясь потерять надежду, что сверкнула в её царстве мёртвых, но споткнулась о корявую ветку и больно приложилась челюстью о землю. Быстро поднялась, не обращая внимания, что до крови прикусила язык, и побежала дальше, так, что в боку нещадно закололо. Наконец выбралась на открытую в лесу поляну, заметив, как дроид скользнул вверх по открытому трапу и скрылся за дюросталью небольшого корабля. Арвен разочарованно выдохнула, тяжело дыша, и, ухватившись рукой за бок, опустила голову вниз, и длинные волнистые волосы дождём посыпались ей на плечи и лицо, скрывая от любопытных глаз. Она заметила его, но виду пока не подавала, стараясь выиграть себе пару мгновений на восстановление сил, чтобы потом броситься мимо него вдогонку за «мёртвой» конструкцией. Чувствовала, как оншарил по её фигуре, будто изучал противника, пытался пробиться внутрь, вскрывая лезвием её волосы, чтобы разглядеть черты лица, но она лишь ниже опустила голову, не давая ему такой возможности. Он бросал в неё снаряды своего довольного безумства, вынуждая поднять голову, открыться, поддаться его тянущей, густой ауре. Он смотрел на неё распахнутыми леденистыми глазами, понимая, что его сейчас стошнит от её беспомощности. Предвкушал дальнейшее развитие событий, медленно, почти лениво скользя по её дрожащему телу острым, пронизывающим взглядом, что подобно бритве, отрезал от неё кусочек за кусочком. Отметил её жалкие попытки быть сильнее, собраться, и тихо усмехнулся. Он доводил её до грани своей Силой, не воздействуя напрямую, а просто давая понять, что та рядом, и он в любой момент может ею воспользоваться. Она подняла голову, обнажая перед ним чувственное лицо, быстрым движением убрала прилипшие ко лбу волосы, шумно вдохнув, отчего грудь резко поднялась выше. Расширившиеся зрачки почти поглотили радужку её глаз, оттесняя голубизну до самого края. Крылья прямого, чуть вздёрнутого носа то широко расходились, то сходились, выдавая её замешательство и беспокойство. Рот приоткрыт, но настроена она была решительно, на щеке царапина, видимо, зацепилась за ветку, пока бежала сюда. Её продолговатое, миленькое лицо выражало мольбу — готова умолять кого-угодно, лишь бы ей дали увидеться с сыном, но за всей этой открытостью скрывалась твёрдость — готова бросить все свои силы на его поиски. — Тот дроид, — Арвен остановилась, сглотнув. Облизала пересохшие губы и набралась смелости посмотреть на мужчину. Простая чёрная одежда, высокий рост, уверенный подбородок, идеальный контур губ, выделяющаяся линия скул, опасные глаза, спадающие на лоб пряди чёрных, вьющихся волос. Так, хорошо, хоть не носит маску, успокаивала она себя. Уловила его взгляд, ответив своим прямым, требовательным. — Мне нужен тот дроид. Пожалуйста. — Потому что он показал тебе запись с твоим сыном? — его голос обволакивал, накидывая на неё пелену, но она дёрнула головой, скидывая чары. — Это я послал его к тебе, нам надо кое-что разъяснить. — Ты знаешь, где мой сын? — она сделала к нему навстречу шаг. Сердце от радости облетело всю галактику за считанные секунды и, вернувшись обратно в её тело, придало ей сил. — Пожалуйста, скажи мне, где он. Прошу, не молчи. Он делал это специально? Доводил её до неизбежного исступления, пронзая ей душу ядовитыми стрелами неизвестности. Он должен что-то знать. Обязательно должен. Как-то он же достал эту чёртову запись с моим сыном. Пусть только поможет мне! Почему же он молчит? Надо узнать, что он хочет взамен. Пойду на всё, лишь бы найти своего сына. Быстрым шагом она сократила расстояние между ними и схватила его за руку обеими ладонями, накрывая ту своими холодными пальцами. — Я сделаю всё, что ты скажешь, только, пожалуйста, скажи мне, где мой сын. Умоляю! Я умру, если не увижу его. Прошу, — Арвен поднесла его ладонь к своим обескровленным губам и поцеловала ту в отчаянии. — Прошу, — повторила она обессиленно. Она смотрела на него влажными, молящими глазами, больше походя на затравленного зверька, которого тяжело ранили. Да, её тяжело ранили, когда лишили самого дорого. Заставили тонуть в бесконечной бездне горя и ненависти к самой себе за то, что не уберегла. Теперь она не упустит шанса. Её тёплый, нежный жест, казалось, растрогал мужчину, потому что он с какой-то грустью, которой не было наименования, проследил за тем, как слеза скатилась вниз по её щеке. В тот момент она показалась ему маленькой девочкой, столь юной и чистой, что внутри поднялось ликование — он не ошибся. — Я помогу тебе найти твоего сына за определённую плату, — его оглушающий голос выбивал из неё любые подозрения, потому что он сказал заветные слова. — О цене поговорим позже, — было что-то дурное в том, как он произнёс эти слова, что камнем осели в озере её глаз. — Твой сын у одного из рыцарей Рен, на которого я работаю. Добываю ему всякую информацию, иногда ценные побрякушки. Он неплохо платит, но ты, думаю, тоже хорошо мне заплатишь, верно? — она тут же послушно закивала, подразумевая под платой кредиты. — Вообще-то, это твой сын убедил меня, что ты хорошо заплатишь. Он умеет просить. — Конечно, конечно, — затараторила она. — Всё, что угодно, — ломая неосознанно себя на части и прощаясь с прошлой жизнью. Её сын хотел, чтобы она пришла к нему, чтобы спасла его. Неужели она будет задумываться о цене?***
Больше жизни, Арвен. Скоро ты увидишь своего сына. Он заходил к ней несколько минут назад и сказал, что скоро они прибудут на Добивающий. Он успешно сможет посадить корабль в одних из дальних доков, поскольку тот зафиксирован в системе Первого Ордена, поэтому проблем возникнуть не должно. Но вот дальше им придётся скрываться от океана штурмовиков, так что прокрадываться придётся через вентиляционные пути. Она сначала возмутилась, предложив ему идею провести её как заложника, но он сказал, что плохо лжёт, так что их могут раскрыть. Ладно, она согласна на всё, лишь бы обнять сына вновь. После очередного обсуждения деталей он вернулся в кабину пилота, бросив напоследок, чтобы она была готова. Она и так была готова. Даже первый полёт в космос не мог перекрыть волнения, что она испытывала, представляя встречу со своим сокровищем. Теперь-то её кошмарам наступит конец, никто больше не будет преследовать её в ночи, больше не будет ощущения падения. Она станет свободной. Заберёт Ника из этого ужасного места, расплатится с этим мужчиной, а затем вновь наскребёт кредитов и купит ему те самые заварные пирожные, будь они прокляты. Держись, Арвен. Держись! Больше ты не будешь одинока. Скоро ты его обнимешь. Ты ведь так близка к нему, как никогда раньше. Больше не надо плакать. Подними голову выше, будь сильной. Помни, что он тебя любит. Помни, что ты любишь его. Давай же, смелее. Ты можешь, ты всё можешь. Вытри слёзы, если только это не слёзы радости. Посадив корабль в самых дальних доках, он через внутреннюю сеть передал короткое сообщение и, нажав на кнопку, открыл люк, чтобы дроид смог выбраться. Направился к женщине, что свято верила в его помощь, и застал её в коридорном отсеке, стоящей лицом к стене и прислонив лоб к мягкой обшивке. — Пора, — она вздрогнула от его голоса, развернувшись к нему заплаканными глазами. — Я смогу, — прочитала она немой вопрос на его лице. — Это просто от радости, — пояснила она, выдавив тенистую улыбку. Надо поторопиться. Он говорил, что у них будет мало времени. Как и обещал, он посадил корабль вплотную к стене, совершенно точно рассчитав координаты, поэтому, когда люк открылся, перед глазами женщины предстала вентиляционная решётка. Сердце забилось чаще, когда он, чуть повозившись, а затем пустив в замок бластерный заряд, снял наконец решётку. Сам проход оказался достаточно большим, чтобы его можно было преодолеть ползком. Она старалась не отставать, но всё же физической подготовки ей явно не хватало. На висках выступил пот, но просить даже о минутной передышке она не смела. Цена была слишком высокой. Они пробирались всё дальше вглубь и она удивлялась, как можно было запомнить столько поворотов. Больно ударилась головой, случайно её приподняв. Стены давили со всех сторон и ей на секунду показалось, что проход стал уже. — Ещё недолго осталось. Поднажми, Арвен, — его приказной голос вырвал её из размышлений об убивающих стенах. — Ты знаешь моё имя? — Ник проболтался. — Я твоего не знаю. — Эмонд. Эмонд, значит. Что ж, я запомнила. Вскоре проход чуть расширился и она испустила довольный выдох. День становился всё лучше и лучше. Терзавшая её утром боль ушла, когда корабль совершил гиперпрыжок, а затем она оказалась здесь. Всё лучше и лучше, потому что всё шло строго по плану. Арвен оказалась такой доверчивой, как самый настоящий ангел. Это слово всё хотело сорваться с его рта, но в роковую секунду он сдерживался, прикусывая щёку изнутри. Напоминал себе, зачем придумал всё это, и холодный расчёт вновь овладевал им. Нужно держать ситуацию под контролем. Теперь они оба у него в руках, и мать, и сын. Святые, ты оказалась ещё лучше, чем я тебя запомнил в прошлый раз. Видимо, тогда действительно были не лучшие времена. Да, ты ведь болела, у тебя была горячка. Видишь, какой я добрый, не отобрал тогда у тебя лекарство, ведь знал, что нам ещё предстоит встретиться. У тебя замечательный сын, принцесса, хоть и строптивый. Заметил, ты тоже такой становишься, если речь не идёт о Нике. В этом вы похожи, его можно заткнуть только упоминанием о тебе. Знала бы ты, как сильно он надоедал мне, каждый день заводя разговоры о том, какая у него замечательная мама, какая она добрая. Наверное, он подсадил меня на этот наркотик, но за три года потребность в дозе возросла, так что теперь ты необходима мне здесь, рядом со мной. Хочу чувствовать тебя всю! Ты ведь поиграешь со мной, правда? Арвен… ну что за чудесное имя? Мне нравится. О, а ты можешь умолять меня ещё? Это так сладко, и когда ты плачешь, мне хочется слизать твои слёзы языком. Ты оказалась такой хорошенькой девочкой, что я даже придумал весь этот план ради тебя. Мы почти уже пришли. Дав ей знак остановиться, он прополз чуть дальше и развернулся к ней лицом, конструкция вентиляции в этом секторе позволяла свободно встать в коленно-локтевую позу. Снимая очередную решётку, он мельком скользнул взглядом по дрожащей от нетерпения женщине, отмечая её неверие. Она ведь увидится с сыном, верно? — Тут высоко. Я буду держать тебя за руки, так что полезешь первой. — Он там? — почему-то шёпотом спросила она. — Ещё нет, если я правильно запомнил его расписание, то сейчас у него тренировка. Она скоро должна закончиться. Арвен кивнула и подтянула ноги ближе к корпусу. Протиснула их вперёд перед собой, а затем, сглотнув ком в горле, перекинула в отверстие люка. Придвинулась чуть ближе к краю, махнув зачем-то ногами в воздухе, совсем как маленькая. Протянула ему обе руки, и он вцепился в них жёсткой хваткой, так что она сразу поняла, что он её не уронит. Вновь придвинулась ближе к краю, заглядывая ему в глаза. Ей нужно было получить одобрение, понять, что он готов. Он кивнул, и она соскользнула вниз. Ему пришлось самому наклониться вниз, вытянув руки, чтобы она, наконец, смогла коснуться ногами гладкого пола. Мгновение он продолжал держать её за запястья, прикидывая её вес, прежде, чем отпустил, услышав её шумный выдох. Она оглядывалась вокруг, ничего не понимая. Где она? Её сын точно жил в этой комнате? Здесь так чисто, казалось, проведи пальцем по любой поверхности, та заскрипит. Арвен почувствовала себя невероятно грязной в своей потрёпанной одежде. Из мебели только самое необходимое, но даже это было самым лучшим, самым дорогим, в этом она не сомневалась. Когда её взгляд упал на маску, что покоилась на тумбе, за спиной раздался тихий хлопок — теперь она оказалась в одной клетке со зверем. Знакомая маска. Слишком знакомая. Её преследовала такая же. В тот день, в тот проклятый день эта самая маска смотрела на неё, усмехаясь, когда вырывала Ника из её рук. Паника вот-вот грозилась задушить Арвен, но она всё равно нашла в себе силы развернуться к мужчине. Он упивался её страхом, она знала это, потому что его безумная улыбка выдала его с потрохами. Момент истины настал, теперь не было нужды притворяться «добреньким», теперь он был самим собой. Растерянность на её лице питала его изнутри, и это было чистым наслаждением наблюдать за тем, как её широко распахнутые глаза сомкнулись в ненависти к самой себе за столь постыдную доверчивость. Она всё поняла, сложила два плюс два, ведь сама пришла в логово коварного манипулятора. Он уничтожил её. Разрубил на части. Он задушил её. Утопил её. Он вырвал душу из её телесной оболочки. После себя оставил лишь горечь. — Мой сын, — глотая раскалённые эмоции, она раскрыла глаза, глядя прямо на него. — Он хотя бы здесь, на этом корабле? Ответь мне что-нибудь! Попытайся оправдаться. Нет! Не надо! Никогда не прощу тебя за этот обман. Как ты мог поступить так с нами? Что мы тебе сделали? Тебе приносит удовольствие смотреть на мои метания, наблюдать за тем, как я доверилась тебе? Ты всё разрушил. Ты даже не человек. — Да, — короткое слово, заставившее её внутри взвыть. — Сейчас у него тренировка. — Я хочу его увидеть, — мысленно поблагодарила себя, что голос остался твёрдым. — Умоляй, — с кривой усмешкой произнёс он, явно наслаждаясь ситуацией. Она ведь уже умоляла его. Столько раз говорила «пожалуйста», что, наверное, уже язык натёрла себе этим словом. Нет, он хотел другого. Она чувствовала в этом подвох. Интуиция внутри твердила ей, что умолять надо по-другому. Нужно использовать другой метод. Словами на него не воздействовать. Как ещё люди умоляют? Они становятся на колени, принцесса. Она чуть нахмурилась, сводя брови в напряжении. Глаза увлажнились, но ей было плевать, пусть слёзы катятся вниз, пусть он видит, что ей больно. Именно этого он и хотел от неё, хотел её мёртвой, униженной, хотел видеть её падение. Не отрывая глаз от его лица, Арвен медленно опустилась на колени перед ним. Сложила руки домиком и поднесла их вверх, опустив голову ниже, позволяя волосам упасть вниз, в очередной раз прикрывая её лицо. — Я умоляю тебя, прошу, позволь мне увидеться с моим сыном, — она говорила тихо, но даже так её голос срывался под давлением эмоций, что переливались в ней, как вода в море при шторме. — Я обещаю, что сделаю всё, о чём ты попросишь, только, пожалуйста, позволь мне обнять его, позволь мне поговорить с ним хотя бы минуту. Заклинаю тебя, — зажмурив глаза, произнесла она обречённо, и на пол упал солёная капля. Он едва сдержался, чтобы не припасть к полу губами, слизывая ту языком. — Ты умоляешь? — Да. — Давай ещё! Она непонимающе вскинула голову, встречаясь с его холодным взглядом. Как же мне умолять зверя? Что ещё нужно сделать? Соображай! Думала, что сейчас взорвётся от напряжения. В голове лихорадочно летали слова, но их она уже произнесла, а он сказал «ещё». Руки сами опустились на колени, сжимая пальцами ткань штанов. Чего же ты от меня хочешь? Я покажу тебе, что я хочу. У тебя такое скудное воображение! Сократив расстояние между ними, он с лёгкостью опустился на колени перед ней. Рыцарь Рен опустился на колени перед женщиной, не почувствовав при этом даже укола гордости. Подушечками пальцев правой руки он приподнял ей подбородок, отмечая, как покорно она поддалась ему. — Я тоже могу встать на колени, — раздирая её кожу до самого мяса одними лишь словами. Она всё продолжала с непониманием смотреть на него, проклиная его в глубине души и обрекая на вечные муки. Он видел это по её взгляду, огонь которого погасить не удалось. — Это ничего не значит. — Тогда как? — с трудом разлепляя дрожащие губы, чтобы задать ненавистный вопрос. Больше жизни, Арвен. Больше боли, Арвен. Ради сына, Арвен. — Подумай ещё, — слова колючим снегом пробрались ей в вены, замедляя ток крови. Ради сына, Арвен. Резко вскочив, она бросилась к двери. Замок не работал, как бы сильно она не лупила по тому кулаками. Прижала лицо к холодной поверхности, стуча по той ладонями. — Ник! Ты слышишь меня? Мама здесь, милый, я пришла за тобой. Ещё немного и я заберу тебя из этого места. Ник. Мой сыночек, — уже тише говорила она, сорвав себе голос криками. Когда Рен навалился на неё сзади, прижимая её тонкое тело к двери, она не сопротивлялась. В этот раз он уже грубо схватил её за подбородок, разворачивая к себе. Позвонки в шее захрустели так, что она, чтобы уменьшить давление, поспешила развернуться к нему корпусом, насколько ей позволяла подобная позиция. Упёрлась ему плечом в грудь, когда он больно вдавил её щекой в поверхность. — …всего лишь увидеть сына. Прошу. Я так долго его не видела. Я сойду с ума, пожалуйста, — шептала она, подставляя ему заплаканное лицо. — Ты совсем не умеешь торговаться, уголёк, — так же тихо вторил он ей в самое ухо. Посадил птичку в клетку, но даже если и отпустит её, то она не улетит. — Мы только начали, поэтому я прощу тебе твою первую попытку, но учти, — касаясь носом её шеи, — за тобой должок. Толкнув женщину в центр комнаты, Рен смерил её трясущееся тело довольным взглядом и, бросив, что после тренировки она увидится с сыном, покинул свои апартаменты. «После тренировки» — золотые слова для неё. Нужно ждать. Она очень надеялась, что ещё пару минут и она его увидит. — Не люблю, когда ты устраиваешь сюрпризы, — голос мальчика звучал почти осуждающе. — Этот тебе понравится, уверяю тебя. Рен знал, что ему понравится. Он сам клянчил у него «этот самый сюрприз», так что у разочарования не было ни единого шанса. Когда они подошли к двери и мужчина активировал замок специальной ключ-картой, Ник первым нырнул внутрь, но, сделав шаг, замер. — Мама, — всё, на что хватило его сил. Они бросились друг к другу и, она, упав перед сыном на колени, заключила его в крепкие объятия. Он и сам не отставал от неё, зарывшись лицом в её волосы и сжимая её плечи своими ещё детскими руками. Оторвавшись от сына спустя целую минуту, она стала внимательно рассматривать его, отмечая, как он вырос. — Ты стал таким взрослым, мой хороший, — опавшим голосом, полным боли говорила она, целуя его лицо. — С тобой хорошо обращались? Расскажи мне всё, — требовала она, осторожно ощупывая его плечи пальцами, словно не верила, что он стоял прямо перед ней, живой, настоящий, не просто её фантазия. — Я так рад тебя видеть, мам, — радостно говорил он, не скрывая своих слёз. Сюрприз и вправду удался. — Ты такая бледная, — отметил он. — Это от переживаний, милый. Теперь это уже позади, я тебя больше не оставлю, — пальцы задели край туники, отодвигая в сторону ткань. — Что это у тебя? — опасливо спросила она, не веря, что нашла синяк на плече у сына. Арвен поднялась с колен и гневно посмотрела на мужчину, прислонившегося спиной к стене. — Ты бил моего сына? Попробуй ещё раз, голубоглазка. Я весь трепещу от страха перед тобой. — Всё хорошо, мам. Я получил его на тренировке, всё уже почти прошло. — Ты бил моего сына? — делая шаг к нему навстречу, всё требовала от него ответа Арвен. Он чувствовал, как в ней кипела ярость и, наверное, обладай она Силой, то вовсю уже пускала бы Молнии. — Я просто замешкался, вот и получил, — объяснял ей сын, держа мать за руку. — Такое часто случается во время тренировок. — Если ты посмеешь ударить моего сына, то я… — Убьёшь меня? — подсказал ей Рен, улыбаясь. — Да! — словно это было очевидно для всех, кроме него. Мысль о том, что её сыну делали больно, была невыносимой. Когда она не успевала защитить своего ребёнка от избиения мальчишек, то тихо плакала потом у его постели, думая, что он спит. Он отлично понимал желание матери защитить его, потому что однажды вернулся домой со сломанной рукой, и ей пришлось голодать несколько дней, чтобы можно было расплатиться за лечение сына. Комлинк запищал, и, нажав на маленькую кнопку, Рен услышал, что поступил приказ стянуть все силы в Неизведанные регионы, поскольку Старкиллер теперь уничтожен. Похоже, он заигрался в свои игры, пропустив важное событие. Арвен инстинктивно прижала сына ближе к себе, когда мужчина отбросил комлинк в сторону и, хитро сверкнув глазами, обратился к Нику: — Покажешь маме, чему ты научился в пилотировании?