Огонь все пожирает. Он все разрушит, чтобы начать заново.
— «Ной», 2014.
1902 г. По серебряной сети рельс, опутывающих дороги тусклого Лондона, скользил ведомый парой крепких лошадей и рассчитанный на дюжину пассажиров, не меньше, блекло-синий экипаж. Но среднестатистический лондонец за всю свою жизнь так ни разу на нем и не прокатится. Более того, если задать ему в лоб вопрос «А куда направляется сия конка?», ожидаемо пожмет плечами, поскольку ни разу за все годы так и не озадачился этим вопросом. Но если бы и озадачился, то непременно не на шутку удивился, ведь данный экипаж все это время не имел определенного маршрута, ни пенса не требовал и мог оказаться сразу в нескольких местах одновременно. Наверное и потому в утренний час-пик непроходимо был забит людьми, что даже яблоку упасть места не находилось. Однако еще больше добрый гражданин удивился, если бы понаблюдал за ним. То, конечно, вряд ли бы вышло ввиду то и дело, как назло, мешающихся повозок, карет, а с недавних пор и набирающих популярность автомобилей, но если бы получилось, то окончилось изумительным наблюдением, что с утра, как чудно, народец на конку запрыгивает, да только вот никогда с нее не сходит, а редеет как-то незаметно, право, как по волшебству. С наступлением вечера же ситуация диаметрально противоположная. Пожалуй, и к лучшему, что добросовестному жителю Лондона не приходит в голову этот вопрос. Раз люди пользуются, стало быть, надо им! Чего голову морочить? Анна, отнюдь, не среднестатистическая барышня из дождливой столицы, а счастливая пассажирка чудаковатой конки. В несметный раз дождавшись своей очереди на ступеньках в экипаж, она шагнула в нефритовое пламя, а вышла уже в величественном атриуме Министерства Магии Британии. Однако мысли девушки были загружены вовсе не работой, а супругом, который уже во второй раз ночевал вне дома. Занимательно, что приходить за пятнадцать минут до начала рабочего дня для него было делом безотлагательным в отличии от ночлежки дома. И даже сегодня он уже во всю подготавливал свой рабочий стол в небольшой комнатке, откуда из эркера представал вид на бездонное Министерство с сотней точно таких же словно сот оконц и кабинетов за ними. — Я могу понять, когда ты единожды гостишь у кузины, но когда это повторяется дважды… — с претензией начала Анна, стоя в проходе. — Давай обсудим все вечером, это не разговор на пять минут, — быстро проговорил Оминис, нервозно замельтешив по ящикам. — Скажи сейчас, я хочу знать, — стала жестче от его абсолютной невовлеченности в разговор девушка. — Эльзе простительно пристрастие к алкоголю как и всем мракоборцам, но тебе… — неодобрительно вздохнула Анна. — Слушай, я тогда сама поговорю с ней и попрошу тебя не спаивать, раз уж тебе не хватает силы воли бросить эту вредную привычку самому! — Нет! — резко прекратил он шарить по ящикам и развернулся к супруге. — У Эльзы сегодня важное собрание мракоборцев, ты все равно ее не застанешь. Прошу, Анна, дождись вечера и мы поговорим. — Тогда до вечера, — смутилась от его острой реакции она, но виду не подала. — Надеюсь хоть сегодня я увижу тебя дома. К работе Анна так и не приступила, сетуя начальнику на тяжкую аллергию от укуса зубастой герани. Тот, увы, был не посвящен (да и не горел желанием вникать), что в ее с мужем доме герань была вполне обычная, без единого клыка. А жуткие фурункулы и покраснения на руке были заслугой знакомого каждому еще со школьной скамьи заклинания.***
Едва теплый оберег на шее теперь стал значить для Эльзы еще больше, чем прежде. Символ, обещание, клятва. Созданная из горящих кровоточащих сердец как утешение и надежда. С тоской потирая кулон, девушка складывала немногие книги, письма и документы в саквояж. Остальных вещей оказалось тоже немного, хотя то вполне объяснимо. Сколько может унести вечный кочевник? Бесконечные странствия научили довольствоваться малым, отдавая все имеющееся пространство под самое дорогое: артефакты, реликвии, древние свитки и сундучок с воспоминаниями. В тот момент она прекрасно осознавала, что вернуться в этот дом ей не удастся, возможно, уже никогда. Но, может, оно и к лучшему? Внезапно в окне мелькнула вспышка. «Разве я ждала сегодня гостей?» Подойдя к окну, Эльза обнаружила быстро крадущуюся по дорожке к дому девушку, только одетую совсем для себя несвойственно на мужской манер. Даже отливающие рыжинкой каштановые волосы были замаскированы под мужскую стрижку, а на самый лоб нелепо налезала кепи. «Она что, думает, я ее не узнаю, если она вырядится как мальчишка-трубочист?» Эльза быстро отскочила за штору. Взмах палочки, поднял иглу над пластинкой, мигом обрушивая тишину на здание, а сама хозяйка поспешила прокрасться в спальню, дабы остаться незамеченной нежданной посетительницей и наверняка выяснить цель ее визита.***
Проникнуть в обитель змей выступало задачкой не из легких, если хозяева не ждали посетителей, но и к этому была готова авантюристка. В развернутом комке бумаги прятались подслушанные бормотания спящего супруга. Что требовал змеев дом она не знала, как правильно произносить слова на змеином языке она не знала да и значение этих слов она тоже не знала. Но времени мешкать нет, в любой момент Эльза может вернуться с собрания. — Хесэ, — ничего. — Сщесх, — не годится. — Шссаяя Щетса, — не подходит, — Эшаса, — дверь едва дернулась. В этом-то направлении и решила действовать девушка. — Эхшаса, — Дверь еще раз дернулась, уже громче, но не отворилась. С десяток попыток оказались немногим лучше. — В пасть дракона этот парселтанг! — она гневно стукнула по тяжелой двери ладонями, но постаралась взять себя в руки. — Эхша-сса, — глубоко произнесла Анна и то ли из-за старательного копирования произношения супруга, то ли из-за сжатой от злости челюсти дверь отворилась. Проследовав по темному даже в дневное время коридору второго этажа, Анна уткнулась в знакомые три двери. Слева или справа? Сейчас ответ был очевиден, только вот любопытство так и подмывало подглядеть, что же посередине за самой интересной дверью со змеями на бронзовой ручке. Не время. Самовольно тянущаяся вперед рука резко сменила свое направление к невзрачной двери справа. Под все той же пыльной изъеденной молью шторой мирно спала на кулаке девушка в картине. — Э-э-эй! — Анна несколько раз постучала по раме, прежде чем ее обитательница, наконец, проснулась и недовольно сморщилась. — Что это за рвань на тебе, Сэллоу? — Ты хочешь свободы или нет, поганка? — Стало быть, ты все же нашла мои слова занимательными? — Эвриала одарила победным взглядом сверху вниз, хотя и уровень глаз особы располагался сильно ниже собеседницы ввиду сиротливого расположения на полу. — Я в курсе, что Оминис учил ее парселтангу, знаю о их родстве и о легилименции. У тебя есть что-то еще, что мне стоит знать? — Все ли ты знаешь о легилименции? — интригующе ухмыльнулась девушка из портрета. — Душенька, я знаю такое, от чего у тебя глаза на лоб полезут. Это я тебе обещаю, — коварно прошептала она, сверкнув глазками. — Чего стоят твои обещания? — недоверчиво хмыкнула девушка. — Разве ж у тебя есть выбор, коли ты ко мне обратилась? Право, если бы Эльза так мерзко ухмылялась, Анна бы ее собственноручно придушила. Но эта поганка, разумеется, не имеет ничего общего с хорошей приятельницей кроме, разве что, черт лица. — Чего ты хочешь? — ребром поставила вопрос она. — В моем доме тебе точно местечка не найдется, можешь не рассчитывать. Как насчет «Сиплой сипухи»? Будешь хоть публику занимать. — Вот еще, — презрительно скривилась высокомерная персона. — Доставь меня в Париж, полукровка, иначе и слова от меня не добьешься. — В Париж?! — выпала Анна. — А может лучше я тебя сразу в трактир сдам? — Тогда все тайны твоего муженька станут общественным достоянием, не сомневайся, — скалилась бледнокожая, въедаясь своими серебряными глазами. — Предвкушаю заголовки газет. Не забуду и про тебя, Аннушка. Задрав подбородок и закрыв глаза, пытливая девушка с досады прорычала. — Куда именно в Париж? — К Паулин конечно же, — сразу переменилась в лице Эвриала и горделиво выпрямилась, манерно проводя пальцами по вырезу. — Но я не буду против и Лувра. — Как же, сдалась ты в Лувре… — прыснула Анна. — Снимут Мону Лизу и повесят тебя. — Не понимаю, что все только находят в этой… — завистливо поджало губки произведение искусства и, поведя бровью, хмыкнуло, — посредственности. — Какая же ты невыносимая, — на выдохе пожаловалась девушка и, раскрыв холщовый рюкзак, принялась с упором запихивать в него немаленький портрет. — Не лапай меня своими грязными пальцами, Сэллоу!!! Я тебе не оборванка какая-то! — успела выдать она, перед финальным толчком. — Фу-у-ух… — вытерла выступившие капли пота со лба похитительница портретов. — Похоже, пришло время посетить Францию…***
Эльза, отхлебнув абсента, проводила взглядом из окна удаляющуюся к воротам фигуру с висящим на плече бесформенным рюкзаком. Что внутри, ей было известно, только вот она предпочла не вмешиваться.***
Окутывающий небольшие уютные улочки аромат свежеиспеченной слоенной сдобы и кофе, непринужденно беседующие мадам и месье на верандах модных кафе, относительно теплый для поздней осени воздух и повсюду благоухающие бутоны. Все это определенно являлось теми факторами, почему Париж покорил сердце Анны. Благо, хватило смекалки переодеться, а не являться в грааль утонченности в незнамо чем. В этих местах даже дворники и то выглядели прилично. Анна еще раз глянула на темно-синюю табличку песочного здания с рядами ажурных балкончиков и сверилась в листочке с адресом, по которому ей подсказали искать художницу Паулин Коломбье. Совпадало. За тяжелыми деревянными дверьми со стеклянными вставками поджидала уходящая высоко вверх винтовая лестница. Анна точно знала, что искать таинственную незнакомку нужно под самой крышей, но каждая скрипучая ступенька давалась с трудом из-за подступающего волнения. Не только от того факта, что идет в гости к совсем не знакомому человеку, но и из-за гложущих тайн. «Стоит ли вообще будить спящего дракона? Может лучше оставить как есть?» «Нет, так не пойдет. Оминис не расскажет всю правду, а значит, нужно выяснить самой. Он плохеет день ото дня и если ничего не предпринять, то кончит как те непросыхающие завсегдатаи пабов.» Одного стука в пошарпанную дверь оказалось достаточно, чтобы хозяйка ее отворила. Хрупкая светловолосая девушка с выделяющимся крючковатым носом, судя по округлившимся глазам, не привыкла к незнакомцам. — Puis-je vous aider? — Простите, я не знаю французского… — неловко улыбнулась Анна. Быстро сообразив, она подставила палочку к горлу для перевода, но незнакомка аккуратно остановила за запястье измазанной в темной краске рукой. — Всье вь пор'ядке, я говор'ю по-английски, — произнесла она хорошо различимо, но с типично французским акцентом. — Дело в том, что я подруга Эльзы Деф из Англии, — неуверенно начала Анна. Француженка при произнесении имени старой подруги едва заметно вскинула бесцветные брови. — Я привезла Вам портрет Эвриалы. Она сама меня об этом попросила, — затараторила она от стеснения и ударила себя пальцами по лбу. — В смысле не Эльза, Эвриала. — Пр'о'одите, — жестом пригласила внутрь девушка. Внутри было совсем не так, как Анна себе представляла обитель художницы из Франции. Безусловно, холсты, краски, мольберты были, но совсем не те, что рисовало воображение. Отдающая желтизной мансарда была просторной, но не ввиду размеров, а ввиду отсутствия достаточного количества мебели. Матрац, лежащий прямо на полу, брусничная изогнутая софа, пара шкафов да и камин — вот вообщем-то и все, что было из мебели в этом помещении. В остальном пара мольбертов, разбросанные деревянные палитры, кисти разных форм и размеров и довольно мрачные, нагнетающие картины в преимущественно черно-красных оттенках. Через рваные котом обои в оливковые веточки тут и там светились дырки кирпичной кладки, а на паркете в месте рабочей зоны художницы практически не осталось ни одного не заляпанного краской дюйма. — Пр'ощу пр'ощения за беспьор'ядок, совсем не ждала гостьей. Впр'очем, так у меня всегда, — хозяйка поманила светлой палочкой фарфоровый чайник из шкафа и, бросив заварку, залила кипятком из котелка, что висел над камином. — Вам повезло, я как р'аз 'отела попить чаю. Но если, — озадаченно посмотрела она на Анну, — Ви пр'едпочитаете покр'епче, то у меня еще есть абсент… — О, спасибо, не стоит, — попыталась вежливо отмахнуться гостья. — Мнье не жалко, — хлопала глазами Паулин, совсем не меняясь в лице словно подмороженная Глациусом. — Будьете? Анна выдавила улыбку и кивнула. — Пожалуй, остановлюсь на чае, спасибо. Эта зеленая напасть скоро полмира сгубит. Из шкафа ей в руки подлетела изящная кружка, которую следом наполнил вырвавшийся из рук француженки чайник. — Интер'есное пр'едполеженье. Я пью его уже пьять льет. Помогает пр'иходу музы. Пр'исаживайтесь, — Паулин указала узкой ладонью на диван, местами испачканный брызгами черной краски и потрепанный коготками. Было в ее движениях что-то дерганное и медлительное одновременно. Даже формальной улыбки Анна так и не удостоилась. Пять лет явно не прошли даром. — Благодарю. У Вас есть кошка?— повертела головой гостья, как тут со шкафа спрыгнул огромный кот аккурат рядом на диван. Таких уродливых кошек Анна еще не встречала, даже не беря во внимание пугающий размер с собаку: черная морщинистая кожа без единой шерстинки, светящиеся голубые глаза и длиннющие клыки. Создание тихо прошипело, подрало спинку бедного дивана и благородно устроилось умываться. — Этьо матагот. Эльза подар'ила, когда не смогла спр'авиться с ним сама. У Фантьома довольно сложный хар'актьер'. — Да уж, — опасливо озиралась на то и дело шипящего соседа Анна. — Ви пр'ивезли пор'тр'ет Эльзы? — грея тонкие пальцы кипятком в кружке, перешла к сути француженка. — Да… Дело в том, что я на самом деле жена кузена Эльзы, Оминиса, — Анна не думала заканчивать, но вдруг от произнесенного имени француженка вытянула тонкие губы в еще более тонкую ниточку и медленно покивала будто ей стала понятна истинная причина визита незнакомки. — Не подумайте, я и сама Эльзу хорошо знаю еще с юношества, но… мой муж в последнее время ведет себя довольно странно и… — Анна задумалась, как лучше сказать, чтобы это не казалось вздорным, — Эвриала пообещала мне дать ответы на вопросы, если я доставлю ее к Вам… или в Лувр, — мимолетно улыбнулась Анна и в лице Паулин впервые проскользнула беглая улыбка. Паулин не ответила ничего, лишь потупила взгляд в паркет, поэтому Анна поспешила в рюкзак за картиной. Едва голова выглянула, как тут же воскликнула: — Pauline! Mon âme! Ох, сколько лет, сколько зим. Я так скучала. За что же ты оставила меня с этой паршивкой? — Ну надо же… — сквозь потуги удивилась Анна, маякнув тем самым Паулин помочь, — не уж-то Эвриала может к кому-то тяготеть? — Не к кому-то, а к mon amour, Pauline! — Всье же ето я ее писала… Навер'ное мне 'отелось, чтобы Эльза так относилась ко мнье, — она обхватила за покрытую бронзой раму и предусмотрительно поставила картину на мольберт так, чтобы Эвриале были видны собеседницы. — Я не 'отела обижать так Эльзу, мне на'одилась эта ее стор'она вдохновеньем. 'Отела навсегда запечатлеть ее такой пер'ед у'одом. Эвр'иала мой едьинственный пор'тр'ет, больше я пор'тр'етов не писала… — француженка задумчиво оглядывала предмет своего творчества. — Но Эльзе ето не понр'авилось… Ей 'отелось, чтобы я видела в ней лучшее, а я же так не умею… — она мрачно усмехнулась и махнула рукой на свои работы. На одной из бросающихся в глаза картин в дверь скреблась рука. Скреблась безнадежно, до срывания ногтей. На второй ветвистые руки пугала разрывали холщовый мешок и выпускали красные соломенные потроха наружу. Где-то одиноко покачивалось кресло-качалка в пустом поле или едва-едва горела почти потухшая газовая лампа, но тревожности последние вызывали даже больше. — Ваши картины… — мрачные композиции не позволяли оторвать Анне глаз. — Они пугающие, но искусство же бывает разным… — как только получалось отвлечься, то больше возвращаться к ним не хотелось. — Да эти картины само совершенство! Не преуменьшай заслуг Паулин! — остервенело встала на защиту Эвриала. — Мньогим они не нр'авьятся, не пер'еживайте. Но Эльзе они нр'авьились. Поначалу. Так же, как и я. — Сочувствую, что у Вас не сложилось, — даже за стабильной невозмутимостью Анна чувствовала проскальзывающее сожаление собеседницы. — Не стоить. Так и дольжно било бить. Пр'инять меня могу только я сама. И мои твор'ения, — она посмотрела на Эвриалу и по-особому мягко улыбнулась. — А Эльза со вр'еменем стала все больше смотр'еть сквозь. Кюда-то далеко… Тр'ебовала зачитывать Р'ембо. А я ведь даже поэзию не люблю… Анна сочувственно смотрела на девушку, но кроме как перевести тему, не знала других способов помочь человеку в таком состоянии. — Прекрасно Вас понимаю! Мы беседуем компанией, а она заводит разговоры о Шопене. Это же невыносимо! — с улыбкой воскликнула Анна. — По'оже на Эльзу, — тускло и задумчиво улыбнулась француженка. — Эвриала, чего же ты молчишь? Я свою часть уговора выполнила. Теперь дело за тобой. — Мнье лучше уйти… — Паулин хлипко направилась к выходу, но была остановлена за руку. Однако Анна достаточно быстро пожалела о своем решении, получив когтистой лапой по руке. Так еще и от неожиданности облилась кипятком, к которому так и не притронулась. — Ай! — истошно визгнула она от резкой боли. Взмах палочки быстро залечил раны и высушил одежду, однако сфокусированный взгляд Паулин немного пугал. — Что-то не так? — Ньет-ньет… Вспомньилось, — она указала пальцем на свою работу, где виднелась верхняя часть знакомого лица Эльзы. И картина даже могла бы показаться нормальной, если бы не внезапно появляющиеся на лбу кровавые царапины и переходящее сначала в испуг, а затем и в ярость выражение лица со вспышкой глаз ярко-желтым. — Пр'оститье за Фантьома… Матаготы пр'ир'ождьенные охр'анники… — В хрупких руках девушки эта бешенная кошка-переросток вмиг становилось ласковым котенком. — Даже не знаю, завидовать или сочувствовать такому питомцу, — усмехнулась Анна. — Я лишь хотела сказать, что Вы можете остаться, мне не стеснительно. В конце концов, Эвриала все равно Вам расскажет. Так хотя бы будет правильнее. — Так и быть, Аннушка, я посвящу тебя в их грязные секретики, — елозила от нетерпения в своем кресле девушка. Паулин нервно закусила ноготь и, опустившись на матрац со своим питомцем, сжалась. — С чего бы начать? С чего бы начать? — размышляюще потерла подбородок Эвриала. — Начну с главного! У кузенчиков был роман еще в школе. — Челюсть Анны медленно опустилась, а глаза метнулись на Паулин в надежде, что та ее разубедит в честности своего творения. — Эльза и Оминис..? — даже произносить эти два имени вместе казалось чем-то из ряда вон неестественным. — Именно так, — кивнула картина. — Эльза винила себя за то, что была вынуждена оставить его, а потом сама же игнорировала многочисленные письма. Я ей говорила ответить, раз уж ей так невмоготу, но она лишь рыдала и ничего не предпринимала! За это я ее саму и обвинила в ее проблемах, а ей, видите ли, это нашлось оскорбительным, — возмущенно пыхнула Эвриала. — Он? Часто писал? Ей? — в недоверчивой улыбке наклонила голову Анна. — По три письма в неделю! Минимум! К чему же так много? — сетовала девушка в бордовом платье. — И каждый раз это заканчивалось до скуки однообразно, — лениво протянула она, — рыдания, самоистязания и летящие предметы. Помешательство! «Вздор! Звучит как вздор. Как самый глупый вздор, который только могла придумать эта поганка.» — Да врешь ты, — не стерпела ахинеи Анна. — Ничего такого он ей писать не мог. За все время от силы пару писем, и то о нашей помолвке и о выходе Себастьяна. — Тют Эвр'иала может и не вр'ет. Эльза часто запир'алась в кабьинете и запр'ещала мне тюда входить, — тихо вмешалась Паулин. Внутри все опустилось в одно мгновение. Если допустить хотя бы возможность того, что это правда, то… Он все это время утаивал такое? И его поведение… Могло ли оно быть связано? А сейчас? Сейчас он еще что-то чувствует? А она? Обида обмана начала стремительно душить. — Мне пора, — холодно бросила Анна и вскочила с места. — Спасибо, Паулин, за радушие и за гостеприимство. — До свьидания, Анна, но бюдьте остор'ожны, Эльза пор'ой может бить жестока, — высказала напутствие француженка, гладя ластящегося кота. — Я могу за себя постоять. Всего хорошего, Паулин.***
Свинцовые тучи поглощали своей серостью небеса, гнетуще наседая на и без того подавленное расположение духа. Остервенелый ветер пронизывал холодом, залезая под рукава шерстяной накидки, развивал каштановые пряди, как и извечно сухую траву, окружающую мрачный дом. На крыльце кузину супруга ждать не пришлось, входная дверь ласково приоткрылась, стоило только подойти к ней поближе. — Эльза..? — с глухим эхом раздалось имя хозяйки. Разглядеть хоть что-то в кромешной тьме казалось невозможным. Отклика не последовало. Старые половицы ведущей на второй этаж лестницы уныло заскрипели под давлением каблуков гостьи. Света наверху проходило больше ввиду открытых от занавеса темноты арочных окон. Одно из стоящих напротив них кресел не пустовало: макушка темных волос с серебристыми нитями едва выглядывала из-за спинки, а вальяжно висящая на подлокотнике рука хило держала пустой граненный бокал на невысокой ножке. — Анна, — не повернув голову и наполовину, рутинно поприветствовала хозяйка и веером кисти пригласила в кресло справа. При подходе взгляд упал на стоящий около столика кожаный саквояж, сильно потертый в нескольких местах. — Куда-то собираешься? — с холодком в голосе спросила гостья, усаживаясь. — Да, — протяжно покивала Эльза, аморфно пялясь в окно напротив. — Хочешь выпить? На дне хрустальный графина осталась жалкая зеленая лужица. — Ты ведь знаешь, почему я здесь? — Знаю. Ты украла мой портрет. От кого, от кого, а от тебя не ожидала, Анна Сэллоу, — девушка лениво посмеялась. — Что мне оставалось делать? — возмутилась она, смотря на профиль собеседницы. — До тебя он крепче вина ничего не пил. Вчера не вернулся домой, а с утра на работе от него за милю несло табаком, — скорчилась она. — Хорошим табаком, между прочим. Из Гватемалы. — Прекрати, Эльза. — Отчего-то это только больше позабавило ее, провоцируя на смех ехидны. — Мне больно смотреть на то, что с ним происходит, он ускользает прямо из моих рук. — Жалобы Анны помогли привести развеселившуюся в чувство. Выражение лица Эльзы перетекло в тоскующее, а взгляд сполз в пол. «Она виновата. И она это прекрасно понимает.» — Скажи, тебе мало мужчин на свете? И женщин. — На лице Эльзы проскользнула ухмылка удивления на подобную осведомленность. — Почему тебе обязательно нужен именно мой муж? Или он очередное твое несерьезное увлечение? Эльза тихо вздохнула. — Увлечение… — уголки ее губ приподнялись в мягко-печальной улыбке, пока она, смотря на дно бокала, крутила его в руке. — Анна, Анна, ты еще спрашиваешь почему… Потому что он… выглядит как лунная ночь, пахнет как дождь, ощущается как горячая ванна в холодной комнате, а звучит как лучший ноктюрн Шопена. — На пару секунд в доме зависла тишина. — Потому что он одновременно горький и сладкий как кофе с тремя ложками сахара, джем из лимонной цедры или темный шоколад. — Ее глаза поднялись к темно-серому полотну небосвода. — Потому что он в пасмурном небе, слезах, темноте и меланхолии. Рожденный в кромешном мраке, — она устремила голову вбок к стоящему у стены старинному шкафу, — но светящий ярче всех прочих… Это же и есть самое настоящее чудо. Нет таких больше, Анна. Ни среди мужчин, ни среди женщин. Ни в этом городе, ни в любом другом, — веки ее зардели, глаза наполнились безнадежной тоской, но губы дрогнули в трепетной улыбке и продолжила она уже глуше прежнего: — Знаешь, я столько бежала куда-то, а в итоге вернулась туда, откуда все начиналось. Ее слова, отнюдь, не утешали и даже не вызывали сочувствия. Возможно жалость и разгорающееся полымя в груди Анны от мысли что Эльза говорила о ее, ее муже. — О чем ты говоришь? — медленно спросила она и сощурила на ней свои глаза. — Какая еще «лунная ночь»? Какой «дождь»? Какой «шоколад»? Он же живой человек, — с упреком высказала Анна. — Ты заблуждаешься и видишь только десятую часть, я знаю его почти всю свою жизнь. Я была с ним, когда ты исчезла. Сначала Себастьян, затем ты… Он был разбит, стал еще более закрытым и просто невыносимым, — эмоционально сетовала она. — Поверь, ты не захочешь терпеть такое, сбежишь при первом конфликте. Оно тебе не надо, Эльза. Ты даже со своими шрамами выглядишь как вейла, найди себе кого-нибудь попроще… На бледном усыпанном родинками лице запрыгали мышцы от метающихся эмоций боли и злости. Его обладательница резко вскочила с места и начала расхаживать перед окном, нервно щипая себя за плечо. — Попроще? Попроще?! Считаешь, что знаешь его?! Тогда ответь на простые вопросы, Анна, и я больше никогда на него не посмотрю. — Она остановилась и, впившись жадными серыми глазами в лицо своей гостьи, засыпала вопросами: — Почему его патронус фестрал? Почему в качестве закладки он использует бордовую розу? Почему ему так нравится запах белых роз, но тебе он ни разу не подарил ни одной? Что за шкатулку он слушает по ночам? Что это за кулон, который был на нем с детства и сейчас у меня? — вытащила она из-под блузы украшение и продемонстрировала. — В конце концов, что, во имя Горгоны, он в себе хранит?! — почти истерично вскрикнула она. Анна на это ничего не ответила, а лишь в замешательстве помотала головой. Эльза с томной улыбкой покивала и поведала уже сильно мягче, далеко уплывая в своих воспоминаниях: — Он подарил мне этот кулон на первое и единственное рождество, что мы встретили вместе, и многие годы я видела лишь его отражение внутри. Я ему тогда подарила шкатулку. Бутон бордовой розы я вручила ему на наше первое свидание. После рождественского бала мы летали с ним на фестрале, — из нее вырвался трепетный смешок, пока у Анны в это время карта за картой разлетался выстраиваемый годами замок. — В тот же вечер он сорвал мне бутон белой розы. Он любит темный шоколад, сосновый клевер, американских писателей и французские стихи. Его любое произведение Lacrimosa Моцарта, а любимое небо предгрозовое. Я его первый поцелуй, первая девушка и первая любовь. Скажи мне, ты знала это, Анна? — взгляд отразил ее присутствие, а тон спал: — Нет, ты не знала… Для него ты пахнешь тюльпанами, а я белыми розами. Так было всегда, Анна, просто ты никогда не замечала. Опустошение. Обида. Злость. Колючие нити неприятных эмоций скатывались в единый ком. Ком вспыхнул синим холодным пламенем. «Она просто запуталась. Все совсем не так, » — успокаивающе лепетал внутренний голос. — Эльза… Он сделал свой выбор, — спокойно произнесла Анна. — Ты — прошлое, а я настоящее. Его жена я, не ты. И ты должна его отпустить. На это она посмеялась. — Ты настоящее? — снисходительно поджала она губы, опустив голову. — Знаешь, в чем ирония? «Пока смерть не разлучит нас» вовсе ж не о том, чтобы быть вместе всю жизнь, а о том, чтобы после смерти не искать встречи. — Какое это вообще имеет отношение к их разговору, Анна так и не поняла. — Для меня он будет всегда большим, чем для тебя, как бы прекрасно и ужасно это ни было. Как и я буду для него большим, чем ты. Не веришь мне, сама спроси его. — Думаешь, я бы стала идти к тебе, не поговорив сначала с ним? — ухмыльнулась Анна, смакую сползающую уверенность с лица собеседницы. — Я же сказала, он сделал свой выбор. Я дала тебе шанс выйти достойно из этой неприятной ситуации, но ты им не воспользовалась. — Анна самодовольно пожала плечами. — Ему было так стыдно, он умолял меня не оставлять его. И, конечно, я останусь с ним. Как и всегда. Серый взгляд мрачнел все больше, отчужденно метаясь в сомнении и неуверенности. Проявляющаяся в ее лице беззащитность хоть немного давала чувства контроля над ситуацией. — Нет… не может быть… — Не пристало тебе больше унижаться, Эльза. — Нет… Я должна поговорить с ним… Он обещал… — задрожал ее голос, перед тем, как она фурией сорвалась с места в сторону лестницы. — Остановись! — пришлось бежать за ней вслед, пока она не успела трансгрессировать, но, ожидаемо, беглянка не слушалась. — Эльза! С невиданной легкостью тяжелая входная дверь поддалась легкому взмаху ее кисти. До ворот оставалось всего с несколько секунд. Ноги едва не запинались о встречные камни, тяжелую теплую юбку с трудом удавалось поднимать, чтобы не запутаться в ней и еще нескольких слоях под, а легкие заполыхали огнем. — Обливиэйт! — выкрикнула в спину Анна и Эльза замерла, окаменев. Применять по работе заклятие забвения приходилось не раз, в собственных целях по мелочи — не больше трех, во имя общего блага — всего единожды прежде. По крайней мере, сейчас это далось много проще. — Прости, дорогая, но ты сама не ведаешь, что творишь. Зачарованная простояла в ступоре с несколько минут с широко распахнутыми стеклянными глазами. А когда процесс наложения заклинания завершился, то быстро заморгала, растерянно смотря на стоящую перед собой девушку. — Анна Сэллоу? Что ты здесь делаешь? — Хотела пригласить тебя к нам с мужем на ужин. Ты придешь? — изучающе вглядывалась в мимику околдованной опытная волшебница. — Ужин? — скорчилась в непонимании Эльза. Ее растерянность вызывала опаску, не слишком ли много удалось стереть. — Не вижу толку поглощать пищу за пустой болтовней. Уж увольте, — буркнула девушка и озадаченно обернулась на свой дом. — Какие дурацкие цветы… Мертвыми они красивее… — Свое желание она тут же поспешила претворить в жизнь, достав палочку из-за пазухи и обратив прекрасные белоснежные розы в ветхие, иссохшие бутоны. — Поняла тебя, Эльза, — в смешанных чувствах покивала Анна, опасливо поглядывая на девушку. — Тогда я пойду. — Иди-иди… — отрешенно махнула ей рукой она, потирая лоб. «Так будет лучше всем, Эльза, вот увидишь.»