***
В сентябре была истерика. Были слезы, очень много слез, были рыдания до хрипоты, были десятки выкуренных сигарет и был ужас, проникающий до самых костей. За это было стыдно, и хорошо, что больше никто это не видел. Сейчас же Зденек был холоден и сосредоточен. Худшее, как ему казалось, уже было позади, и главное унижение тоже в прошлом. А в настоящем, в котором от Праги до немецкой границы можно было дойти за день, нужно было действовать решительно. Чехословакия убедился, что можно рассчитывать только на себя. Собственное правительство согласилось на условия Германии, Англия и Франция отдали Чехословакию на растерзание агрессивным соседям, а союзники по Малой Антанте… Нет, с Малой Антантой всё намного сложнее. Эту компанию даже союзниками назвать нельзя. Зденек, может, и верил еще в искренние братские чувства югославского и румынского народов, но к их правительствам относился почти так же, как к правительствам Польши и Венгрии. То есть очень плохо. Зденек невнимательно дослушал последний на сегодня общий доклад — Франция говорил о событиях у Испании, — чувствуя на себе взгляды десятков других стран. Чехословакия сознательно нарушил правила протокола и надел на рядовое собрание черный костюм и такой же черный галстук, но намек явно был понят. Зденек собрал бумаги со стола — он должен был конспектировать хоть какие-то выступления, но вместо этого листы были изрисованы собственным гербом и исписаны словами «Где же мой дом?» — и подумал поговорить со своими сыновьями, как вдруг к нему подошел высокий плечистый мужчина с русыми волосами и пронзительными глазами — Союз Советских Социалистических Республик. — Алексей, — Чехословакия почтительно кивнул. К этому человеку он испытывал если не доверие, то как минимум симпатию. Алексей был воспитанником одной из богатейших великих держав, но очень усердно работал и никогда не жил в роскоши, а Зденек ценил людей, способных не только к интеллектуальному, но и к физическому труду. — Вы прочитали сегодня очень информативный доклад. Нас чрезвычайно волнует ваша судьба, — сказал Алексей на чистом немецком языке. Хорошее образование давало о себе знать. — Вы ведь встречаетесь со Стефаном и Михаем по этому вопросу? Чехословакия подавил желание закатить глаза. Сейчас опять начнется почти то же самое, что и с Малой Антантой, снова будут обвинения в том, что Прага приняла условия великих держав, не согласовав это с другими членами альянса и отказавшись от помощи Советского Союза, хотя уже ни сама Прага, ни тем более Зденек не могли ничего изменить. — Так точно. Мы должны обсудить дальнейшие действия по предотвращению эскалации. Алексей кивнул. Видимо, он тоже слабо верил в успех этой идеи, но вежливость не позволяла сказать об этом прямо. Зденек вопросительно изогнул бровь: а где же обвинения? — Заверяю Вас, что Советское государство продолжает поддерживать борьбу чехословацкого народа за свою свободу вне зависимости от проводимой вашим руководством преступной политики умиротворения империализма, — от откровенных слов Алексея Зденек удивленно распахнул глаза. — Для Вас же лично, Зденек, у меня тоже есть предложение. Нам стоит обсудить его тет-а-тет. Дело приобретало неожиданный оборот. Алексей — или Советский Союз? — как будто отделил ошметки Чехословацкого государства от его народа, и самого Зденека причислял к последнему. Тот ожидал, что негативное отношение советского руководства распространяется на всю страну, и это было бы вполне заслуженно: Чехословакией управлял крупный капитал, а деятельность коммунистической партии была сильно ограничена несколько лет назад, а Зденек вообще думал, что скоро ее совсем запретят. Может, дело как раз в ней, в коммунистической партии? Зденек решил, что следует подробнее узнать о ее деятельности, что, однако, было затруднительно теперь в следствие не только постоянной угрозы захвата государства, но и полулегального положения самой партии. Хотя если неполных двадцать лет назад была предпринята настоящая попытка построить коммунистическое государство Венгрией и даже Словакией, значит, было в этой идеологии что-то ценное? А был ведь еще и Вашек, который, кажется, читал подпольные левые газеты? Нет, в этом вопросе Зденеку точно стоило разобраться, пока время еще есть. — Хорошо. Где и когда? — Чех уверенно упер руки в бока. — В два часа ночи в бильярдной, — как ни в чем не бывало ответил Алексей. — Вы не спите в это время? — В такое время мало кто может спать. Вы, кажется, тоже этим страдаете. — Я вообще не сплю, — признался Зденек, отворачиваясь от Алексея и замечая стоявшего здесь же неподалеку Владислава. Словак, одетый сейчас в темный тренч и оттого смахивающий скорее на военного, нежели на стенографиста, стоял, прислонившись к стене и упорно не смотрел в сторону Зденека. Тот в последний раз кивнул Алексею и направился к сыну. — Привет. Устал за сегодня, да? — Поздоровался с ним Зденек. Лацо наконец посмотрел ему прямо в глаза. — Здравствуйте. Все хорошо, — не отводя взгляд, ответил он. Врет, догадался Зденек. Обычно люди не смотрят собеседнику в глаза, когда произносят ложь, но Владислав это знал и всегда делал прямо противоположное, что его и выдавало. — Как Катерина? Должно быть, волнуется, что постоянно на работе пропадаешь в такое время. Вы до сих пор в Братиславе? — Да, — в той же манере ответил словак. Односложные фразы тоже для него малотипичны. Зденек был уверен, что дело не в общей ситуации в стране, по поводу которой Словакия, кажется, вообще не переживал, зато избегал вопросов о жене уже некоторое время. С этим тоже нужно будет когда-то разобраться. — Вам бы уехать подальше от границы. Хотя бы в Скалицу или в любое другое место. Желательно пока что вообще подальше от своих земель, дабы избежать всякого рода провокаций. Словакия пожал плечами. — Катерина не захочет уехать, а у меня в других местах работы нет. Да и на провокации я не ведусь. — Ясно, — Чехословакия нахмурился. — Не знаешь, как там Вашек? Он сегодня даже не приехал, совсем плохо себя чувствует? — Сказал, что тело ломит, — да, это типичный симптом для потери территорий. Зденек и сам мог бы пожаловаться на это, вот только некому жаловаться было. — О, здравствуйте, дядь Стефан. Чех обернулся. Действительно, к ним уверенной походкой приблизился Стефан. Зденек сделал максимально нейтральное выражение лица, чтоб не показать своего отвращения и презрения к товарищу по альянсу. Стефан за последние десять лет заметно похорошел и теперь выглядел здоровым и полным сил, и казалось, будто его совершенно не тревожили нынешние страдания друга, который, в свою очередь, даже в зеркало смотреть боялся. — Здравствуй, Зденьку, здравствуй, Владислав. Жаль, что приходится вас прерывать, но нам пора на собрание, Михай уже ждет. — Удачи вам. До свидания. Мне нужно редактировать рукопись, — Владислав быстрым шагом, почти бегом направился в сторону выхода из здания. Еще одна проблема в копилку проблем Чехословакии. Пару дней назад возник вопрос признания словацкой автономии, и теперь и без того нервный в последнее время Владислав — хотя кто вообще мог чувствовать себя спокойно в окружении трех крайне недружелюбных держав? — закрылся окончательно. Зденек некоторое время даже думал предложить ему с женой переехать в Прагу, но быстро понял, что в этом городе очень небезопасно. Он бы и сам с большим удовольствием уехал хоть куда-нибудь, подальше от фашистского Дамоклова меча, но он не был просто человеком, который может оставить страну в беде и переждать бурю в безопасности, нет. Если он так это сделает, то какого будет его людям? А с другой стороны, у него есть сыновья, и обрекать их на страдания в таком юном возрасте — для Зденека они казались юными даже сейчас, когда обоим уже перевалило за шестьдесят, — было просто отвратительно с его стороны. Короче говоря, не было ни секунды, когда бы Зденек не задавался вопросом «Что делать?» Чехословакия тоже зашагал к их сегодняшней переговорной, не обращая внимания на Югославию, хотя тот не отставал и в покое Зденека оставлять не собирался. — Румыния надеялся, что за счет Тешинской области можно удовлетворить территориальные претензии Польши, чтобы не допустить его сближения с Венгрией, — торопливо посвящал Зденека в курс дела Стефан. — Но он очень просчитался, и теперь и у Польши есть Тешин, и Венгрия все активнее претендует на твои южные земли, что бы он не утверждал в выступлениях и частных беседах. Наша первостепенная задача — не допустить захвата Словакии, иначе катастрофы не избежать. Зденек до боли сжал челюсти, с трудом сдерживая желание высказать все, что думает и о ситуации в целом, и о Румынии, и о Венгрии и обо всех окружающих вообще. Они быстро вошли в переговорную, где их за круглым столом уже ожидал Королевство Румыния, склонившийся над разложенной обновленной карте Европы и внимательно ее изучавший. Стоило всем занять свои места, как Чехословакия первый взял слово. — Итак, господа, я прекрасно понимаю, что политика — дело неблагородное и жестокое и что каждый здесь преследует свои корыстные цели, но от имени всего чехословацкого народа я выражаю искреннее недовольство вашими действиями. Вы, кажется, посмели забыть, что мы некогда заключили договор, целью которого была защита наших земель от внешней агрессии, либо вы оба подумали, что об этом забыл я. Да будет вам известно, что именно ваша политика привела к тому, что само мое существование находится под угрозой. — Не очень удачно мы начинаем переговоры, — попробовал перебить его Румыния, но Чехословакия резко ударил ладонью по столу. — Если молчите, то будьте добры молчать постоянно, Королевство, раз уж Вам не хватает ума просчитывать свои действия хотя бы на один шаг вперед. У вас был шанс что-то сказать, и вы им не воспользовались. — Чехословакия, успокойтесь, давайте обсудим все цивилизованно, — эти слова Румынии действительно несколько утихомирили чеха, хотя все понимали, что ненадолго. — Ну давайте обсудим. Вы главную проблему видите в Венгрии — и в этом действительно есть доля смысла, особенно с учетом отсутствия у вас границы с другими агрессорами. Потому вы решили договориться с Германией, что если не вмешаетесь в наш с ним конфликт, то он повлияет на Будапешт, так? А от обязательств по альянсу сочли себя свободными, когда первыми на мою территорию вошли немецкие войска, а венгерские присоединились к ним немного позже, — Чехословакия бросил взгляд на карту. — Вы же сами как огня боитесь требований Будапешта, так почему не хотите действовать?! — Венгрия заявил, что не имеет ко мне претензий, — сказал Югославия, записав что-то в тетради. — С ним ситуация не такая простая, как может казаться. Германии невыгодно будет, если у них с Польшей появится общая граница, потому он не может поддерживать все венгерские требования, в том числе и на мои, и на твои, Чехословакия, территории. Здесь более остро стоит вопрос Эрдея… то есть Трансильвании. Королевство Румыния изумленно глянул на Королевство Югославию. Ни для кого не было секретом, что одним из главных страхов румына было остаться один на один с Венгрией, без союзника в лице Югославии и его поддержки, поэтому любые заявления Королевства он принимал очень близко к сердцу, тем более те, что непосредственно его касались. Румыния понимал, что он, конечно, сейчас гораздо сильнее остатков Чехословакии, но с Венгрией тягаться было бы опасно. — Нет, Будапешт не будет распылять военную мощь на два фронта, — заметил чех. — Думаю, они сначала разберутся со мной, а вот Германия в первую очередь озабочен «воссоединением» всех немцев. — Да, не стоит забывать, что у него и к Польше претензии, — вставил слово Румыния. — Если вопрос с Восточной Пруссией не решится в ближайшее время, их отношения могут значительно ухудшиться. С такой перспективой следует держать Венгрию и Польшу на расстоянии друг от друга, поэтому я тоже считаю, что им не отдадут то же Прикарпатье. — То есть вы считаете, что Германский Рейх не позволит им забрать мои земли? — Вклинился Чехословакия. — Ну здесь… амбивалентная ситуация, — Югославия замялся. — С одной стороны, ему не нужна их общая граница. С другой — они все еще в крайне близких отношениях и точно не разругаются из-за Вас. Если что и произойдет, то Германия даст им границу, не сомневайтесь. Повисло напряженное молчание. Румыния задумчиво стучал карандашом по столу, Чехословакия сцепил руки и медленно дышал. — Из положительных моментов можно отметить, что, во-первых, Венгрия должен ограничиться южными регионами Словакии, причем лишь теми, где венгры составляют большинство, чтобы это можно было оправдать правом на самоопределение народов, — продолжил Югославия. — Во-вторых, по этой же причине я не вижу причины волноваться за остальные земли, прилегающие к Германии. Там живут только славяне, не имеющие к Рейху отношения. — Вас послушать, так все мои немцы страстно желали присоединиться к Германии, — огрызнулся Чехословакия. — Не хотите посчитать, сколько из них сбежало от него в 1933 после смены режима или весной от Австрии? — Это не такие существенные цифры, чтобы принимать их во внимание. К тому же мы с самого начала заявляли, что это ваши с Рейхом внутренние дела, в которые не стоит нас впутывать, и призывали установить с ним добрососедские отношения, — будто маленькому ребенку принялся разъяснять румын. — Ваше правительство в итоге последовало этому совету и приняло условия Германии. Я совершенно согласен с господином Югославией, что теперь, когда правам этнических немцев ничего не угрожает, у него больше не должно быть к вам претензий. — Не должно быть или не будет? И потом, не хотите рассказать, как у трансильванских венгров дела? Вы ведь так переживаете, что Венгрия заберет Эрдей, так почему бы не установить и с ним «добрососедские отношения», а? — С явной издевкой спросил Чехословакия. — Вопрос с Бессарабией опять же вы не решаете, а про Югославию я вообще молчу. — Ну расскажи, раз начал, что со мной не так, — Югославия окинул недобрым взглядом Чехословакию, на что тот только фыркнул. — Давайте не будем усугублять ситуацию! — Повысил голос Румыния. — Мы не переходим на личности, а обсуждаем шаги по обеспечению безопасности нашего альянса. — Так это Ваш король заявил, что Балканской Антанты больше не существует, — бросил Югославия. — Тем не менее, у нас остаются общие проблемы, а главная из них — Венгрия. Как мы будем ему противостоять? — Пропустите через свою территорию советские войска, — сказал Чехословакия. После этих слов вдруг повисло такое гробовое молчание, что было слышно, как кто-то ходит в коридоре. Тишину нарушил румын. — Нет. — Почему? — Это угроза моей безопасности. — Я не прошу их у себя оставить, прошу лишь дать им дорогу к моей земле. — Нет! Во-первых, нет гарантий, что они не останутся на моей территории и не попытаются провести революцию, во-вторых, помощь Советского Союза связана с позицией Франции, а Франция вам не оказывает поддержку. — Думаете, я не договорюсь с СССР? — Если и договоритесь, есть еще первый пункт. — Тогда сами мне помогите. Союзники мы или кто? — В этом нет смысла, — прервал тираду Югославия. — Я уже сказал, что Рейх дальше не пойдет, а Венгрия не заберет существенные территории. А если они и попытаются что-то подобное сделать, то на подобный случай у нас есть международное сообщество и Лига наций. — Они сейчас до моей Праги могут дойти за полдня, а у меня нет ни вооружения — потому что все заводы были в Судетах, — ни оборонительных сооружений — потому что все, что мы строили, оказалось в глубоком немецком тылу. Пока международное сообщество среагирует — при условии, что оно среагирует, — Гитлер уже будет принимать парад на Вацлавской площади. — Ваши предложения? — Спросил Румыния, хотя и так уже знал ответ. — Для начала можно прекратить вести античехословацкую пропаганду в газетах. Да, Юго, я тоже читаю «Политику». Потом, можно было бы явно и четко выражать поддержку моему государству вместо того, чтобы только его в чем-то винить. И главное — военная помощь. Хватит переглядываться! Я не прошу вас воевать, прошу лишь показать, что вы на это готовы. — Нет, — без раздумий ответил Югославия. «Будь проклята балканская дипломатия!» — подумал Чехословакия. — Нет, в последней войне и так погибло огромное количество моих людей, мы не можем так рисковать. Вообще, мне кажется, Вы очень преувеличиваете. По соглашению в Мюнхене вам предоставляются гарантии после урегулирования вопросов с национальными меньшинствами. Соответственно, лучшим вариантом будет предоставить им возможность самоопределяться. — Королевство Югославия будет учить меня обращаться с нацменьшинствами? — Чехословакия невесело хохотнул. — А Германский Рейх, наверно, у нас специалист по обеспечению благополучия евреев. — Господин Чехословакия, — Румыния повысил голос, — Вы сегодня слишком часто нарушаете не только протокол, но и банальные правила этикета! Держите себя в руках. Мы осознаем нестабильность Вашего положения, но это не повод вести себя нецивилизованно. Касаемо меньшинств, мне представляется здравой французская идея согласиться на определение границ по переписи населения 1910 года. — Két idiótával beszélgetek… — Вздохнул Чехословакия. — Мы здесь все говорим по-венгерски, знаешь ли, — продолжил недовольно румын. — Если мы желаем сохранить мир в Европе, нужно использовать все возможные средства. А Вам, господин Чехословакия, стоит перестать оказывать необоснованное сопротивление воле великих держав и нашим миротворческим усилиям, чтобы не дай Бог не спровоцировать своих соседей на агрессию. Но — я повторяю это ясно и четко — в вопросах венгерских претензий я солидарен с господином Югославией. Будапешт должен ограничиться территориями с преимущественным венгерским населением, и ни километра больше он не получит. Однако вопрос с автономией Словакии следует решить незамедлительно. — А именно согласиться на требования словацкого сейма, — закончил за него Югославия. — Для обеспечения внутриполитической стабильности. С нашей стороны гарантируем Вам, что будем оказывать давление на Венгрию и в ответ просим информировать нас о ходе ваших следующих с ним переговоров.---
К собственному удивлению, сегодня вечером Зденек смог поспать целых четыре часа. За последние несколько месяцев это был рекорд. Может, он бы проспал и дольше, но не хотелось заставлять ждать такую державу, как Советский Союз. Да, Советский Союз… Зденек был плохо знаком с ним до войны, потому что сам Алексей был по политическим меркам крайне скрытен и в обществе не появлялся, да и в первые годы своего реального существования он не мог общаться с большинством стран. Удивительно, подумал Зденек, как за каких-то… Сколько, четыре? Да, всего за четыре года отношений все поменялось. Прямо как с Югославией, но наоборот. Чех поднялся с софы и глянул в зеркало. Поправил прическу и костюм — его уже не спасет аккуратный внешний вид, но это не значит, что поддерживать его не надо. Когда с этим было покончено, Зденек наконец вышел из комнаты и закрыл дверь. Бильярдная располагалась на первом этаже, куда мужчина и отправился, к счастью, в это время суток нормальные люди если и не спали, то хотя бы оставались в своих номерах. Не хотелось бы встретить кого-нибудь, Зденек слишком устал за день переговоров, и ему повезло: до самой бильярдной он не увидел ни души. Они не смогли сегодня договориться, Стефан и Михай оставались совершенно глухи к доводам Зденека. «Решить вопрос нацменьшинств?» Что еще за идиотизм! Оба королевства как будто не слышали самих себя, обвиняя Чехословакию в том, в чем были виноваты сами. Но в этом же должна быть объективная причина, думал Зденек, спускаясь по лестнице. Румыния всегда смотрит на то, какие шаги предпринимает Югославия, и никогда ему не перечит. Югославия пытается отдалиться от чехословацких проблем, но в большей степени тех, что связаны с Германией. С Венгрией ведь все не так: Югославия соглашается повлиять на него, несмотря на отказ вступать в открытое противостояние и даже шаги, которые можно было бы назвать дружественными по отношению к Будапешту. Значит, и Румыния может попытаться наладить отношения. Но есть еще Польша, который тоже претендует на политический вес в регионе. У Польши хорошие отношения с Венгрией. А с Югославией и Румынией? Они про него почти не говорили, Польше же не нужны их территории. Но если воспринимать его союзником Венгрии, то он тоже не должен испытывать симпатии к Балканам. То есть Варшаву можно счесть недругом как минимум Румынии, если следовать географическому принципу. Странно, решил Зденек, что Матьяш не приехал на конференцию, он бы все прояснил. Венгрия и Польша не действуют сами по себе, им внушает уверенность позиция Германского Рейха, в этом можно было не сомневаться. Но что там говорили сегодня про их общую границу? Если Рейх ее не поддерживает, а в вопросе захвата Словакии не высказывает однозначной поддержки Венгрии… Может, они не так близки, как может показаться? А может ли это быть причиной того, что Венгрия не предъявляет претензий Югославии, хотя имеет все основания? Тогда получается, что… Чехословакия замер. Нет, быть такого не может. Это значило бы, что Югославия связан с Германским Рейхом. Возможно ли это? Зденек продолжил рассуждать. Югославия не боится Венгрии, потому что точно знает, что тот опасается претендовать на Славонию, Воеводину или Краину. Югославия с самого начала обострения германо-чехословацких отношений подталкивал Зденека к выбору пути наименьшего сопротивления. Югославия не хочет оказывать военную помощь или давить на Румынию для пропуска советский войск, потому что ему не выгодна эскалация конфликта… Как будто все куски пазла вдруг встали на положенные места. Когда Зденек подошел к бильярдной, ее дверь открылась и оттуда появился сам Стефан. Увидев Чехословакию, он очень удивился, как и сам чех. — Зденьку? Что ты здесь делаешь в такое время? — Я пришел к Алексею. Иди прочь, — бросил Зденек, не смотря на Стефана, но тот резко схватил его за плечо и развернул к себе. Чех тихо выругался и поднял голову, смотря югославу прямо в очи. — Нам нужно поговорить. — Хорошо, даю тебе ровно минуту на объяснения. Стефан медленно убрал руку. Чехословакия заметил некоторое волнение в его серых глазах, но счел это притворством. Югославию он всегда принимал за очень искреннего и честного человека, но, с другой стороны, он его и за своим другом когда-то считал. — Ладно, буду краток. Я знаю, что Германия планирует вместе с Венгрией и Польшей вас полностью подчинить, и это будет трагедия для твоих народов, а вместе с ним ставится под угрозу твоя собственная жизнь, как было с Австрией… — Так если ты знаешь, — прервал его Зденек, — то почему ничего не делаешь, чтобы помочь? — Такова позиция моих властей. Я не могу действовать им наперекор и давать тебе гарантии, сам понимаешь. — Нет, не понимаю. Ты даже не пытаешься воздействовать на свою власть, имея на руках доказательства того, что вы обязаны были бы вмешаться. Ты уже давно перестал быть немощным Сербией, будущее которого определяют высшие силы. Ты, казалось бы, стал страной, способной на проведение собственной политики, и человеком, к мнению которого прислушивается даже король, который тоже тебе кое-чем обязан, но ты этим не пользуешься, — чех помотал головой. — Я не верю, что ты об этом забыл, а значит либо ты струсил, либо тебе все равно. Лицо Югославии стало сине-бледным, словно средняя полоса на его флаге. — И раз ты боишься, я вынужден обратиться к человеку, способному пойти наперекор политике «умиротворения». Спокойной ночи, Стефан, — Чехословакия зашел в бильярдную и громко хлопнул дверью, не давая Югославии возможности оправдаться. На одном из столов Советский Союз треугольником устанавливал пирамиду. Когда вошел Зденек, Алексей поднял голову и вежливо улыбнулся. — Guten Morgen, — сказал он по-немецки. — Я говорю по-русски, — произнес Чехословакия, подходя к столу. Союз удивленно поднял брови. — Тогда доброе утро. Присоединитесь? — Он кивнул на стол. — Вынужден отказаться. Не люблю русский бильярд. Алексей поставил ярко-желтый биток на сукно, наклонился к столу, выждал несколько секунд — и одним уверенным движением увел кий вперед, разбивая пирамиду. — Завораживающее зрелище, — промолвил Зденек, пока Алексей доставал из лузы закатившийся туда шар и отставлял его в сторону. — У Австро-Венгрии это была любимая метафора политики. — Бильярд? — Да. — В этом есть смысл, — Советский Союз обошел вокруг стола. — Чтобы началось движение всех шаров на поле, иногда достаточно лишь одного импульса, а дальше начинается цепная реакция. — Дрянная метафора, как по мне, — хмыкнул чех. — Здесь на столе все шары равны, влияют один на другой лишь при непосредственном контакте, а игрок не может просто взять и убрать мешающий шар с его законного места. В бильярде есть правила, которые ты обязан соблюдать, если хочешь, чтоб с тобой кто-то играл, а также тут всего два спортсмена, не зависящие ни от кого со стороны. Едва ли это похоже на политику. Алексей продолжил уменьшать количество шаров на столе, а Зденек все так же наблюдал, не решаясь заговорить первым. Несмотря на полную неясных мыслей голову, он чувствовал себя удивительно спокойно — как смертник перед казнью, когда надеяться уже не на что, — хотя мерзкое чувство от общения с Югославией не спешило исчезать. — Где Вы выучили русский язык, товарищ поручик? — Неожиданно спросил Советский Союз, прерывая игру. Зденек поперхнулся воздухом, но быстро взял себя в руки. — Если Вы знаете об этой моей тайне, то и ответ Вам известен. — Не может быть тайной то, что записано на бумаге, — спокойно сказал Алексей. — Что правда, то правда. Да, я проехал всю вашу территорию вместе с другими австро-венгерскими пленными, а в таких поездках хочешь-не хочешь выучишь язык, — невесело усмехнулся Зденек. — А потом мы вернулись домой, но русский язык не забылся. Да… Такое наивное и простое было время в ту войну. — Какое угодно, но точно не простое, — резко бросил Советский Союз. — Время войны не бывает простым, Вы, полагаю, тоже это почувствовали. Собственно говоря, для этого я и позвал Вас сюда, Зденек. Чех отшатнулся от стола, к которому неосознанно успел прислониться. Разговор в одно мгновение стал очень серьезным. «Нужно было с этого и начать». — Буду откровенен: ваша борьба уже проиграна, а время упущено. Ваша власть не смогла вовремя и верно среагировать на империалистическую угрозу со стороны Венгрии, Польши и Германии. Ваши «союзники», которые могли бы им помешать, предпочли умыть руки и использовать Вас как разменную монету, не осознавая, что в попытке избежать новой войны они лишь приближают ее. — Как думаете, много мне еще осталось? Союз ответил не сразу, раздумывая, что бы сказать, пока Чехословакия взволнованно ожидал вердикта, словно обвиняемый на суде. — В лучшем случае не более, чем год, — наконец сказал Алексей. «Это катастрофа», — пронеслось в голове Зденека. Он и до этого не очень надеялся на лучший исход и даже почти смирился с нерадостной перспективой очередной потери суверенитета, но теперь, когда это вслух произнес не просто кто-то, а сам Советский Союз, чех вдруг осознал всю тяжесть своего положения. — Зная, точнее, догадываясь, какая судьба постигла Австрийскую Республику, мы думали предложить вам политическое убежище, — размеренно продолжил Алексей. — Однако после Вашего сегодняшнего доклада стало ясно, что Вы не согласитесь… Зденек, пожалуйста, держите себя в руках. — Я и держу себя в руках, — Чехословакия принялся быстро ходить из одного угла комнаты в другой, теребя в ледяных руках лежавшую в кармане пиджака визитную карточку. — Однако знаете, речи о том, что тебе жить меньше года, мало способствуют спокойствию. Всего двадцать лет… Мои народы жили в рабстве многие века, чтобы за два десятка лет снова вернуться в это состояние? — Нет, — чуть громче сказал Алексей, не желая выслушивать тираду, — поэтому мы предлагаем помощь. Империализм обречен, а вместе с ним обречены и угнетатели. Ваше буржуазное государство почти уничтожено — примите это, — но Чехословакия должна существовать, это должно быть независимое, свободное государство, в котором люди смогут осуществлять свою волю и трудиться не из-за страха оказаться на улице без еды и надежды, а благодаря желанию сделать мир лучше и идти всем вместе в светлое будущее. — Всем вместе в светлое будущее… — Эхом повторил Зденек. — Вы же сами говорите, что мы обречены. Ни слова про буржуазию, прошу Вас! Дело вовсе не в ней. Германия — вот проблема. Они, немцы, ненавидят славян и евреев, а ведь они составляют абсолютное большинство нашего населения. Если Германия получит все мои земли, сами понимаете… Англия, Франция, Юго и прочие утверждают, что немцы не будут выходить за пределы Судет, но я не верю. — И правильно не верите. Полагаю, они будут лишь рады Вашему исчезновению с карты мира — ибо так решится одна их проблема, — с полной уверенностью в голосе заявил Союз. — Однако я не для этого Вас позвал. — Хотите предложить мне единственно правильный выход? — Это слишком громко сказано, но да. Меня волнует судьба лично Вас, Зденек, и Ваших сыновей. Чех удивился. — Конец Австрии всем известен, и с Вами поступят точно так же, как с ним: или просто убьют, или выставят все как самоубийство, это лишь детали. Уезжать Вы не собираетесь, и это достойно уважения, но Вашей жизни угрожает опасность, поэтому мой Вам совет — уходите в подполье. — Как я и думал, — печально усмехнулся Зденек. — Вы человек опытный, смерти от естественных причин не боитесь, а терять Вам почти нечего. — Здесь вы неправы. Знаете, пока я наблюдал за вашей революцией и гражданской войной, я понял кое-что. Люди по-настоящему бесстрашно могут бороться за идею лишь тогда, когда это идея будущего. Вам, коммунистам, действительно нечего было тогда терять, ведь проиграй вы в борьбе — остались бы героями все равно, и сочувствующие думали бы про вас: «Да, у них не получилось, но за какое же правое дело они сражались». Но если бы сейчас пришлось снова бороться, скажем, с иностранными захватчиками-капиталистами, и они бы победили — народ был бы подавлен. Ведь та война за светлое социалистическое будущее, в которую гибли их приятели и братья, которая принесла это самое счастье, оказалась совершенно бессмысленной. А зачем тогда снова сражаться, если это будущие длилось так недолго? Алексей внимательно слушал. — И вот с моими народами так же. Столетиями мы под чьим-то контролем: чехи — под немецким, словаки — под венгерским, Подкарпатье — то вообще под кем попало. Но наше «счастливое будущее» — то есть долгожданное освобождение — наступило в 1918 году, но так быстро ему пришел конец. И теперь мы снова обречены жить в подчинении. Думаете, кто-то не опустит руки после такого? — Нет, если у людей будет тот, кто их поведет, кто станет воплощением идеи свободы. — Намекаете на меня? Неужели я похож на идею? — Любое государство — это идея, — Алексей не считал нужным уточнять, что он подразумевает под термином «государство». — Зденек, судьба Чехословакии не в меньшей степени зависит от Вас, чем от остальных ваших людей. — Любопытная идея. Поразмышляю об этом на досуге. Вы, кажется, еще что-то хотели сказать и о моих сыновьях? Алексей снял пиджак — видимо, в комнате было достаточно тепло, но Чехословакия чувствовал лишь озноб, — повесил его на стул и вернулся к столу, на котором еще было несколько шаров. «На родине у него, видимо, вовсе нет свободного времени, чтоб играть в бильярд». — Вацлаву и Владиславу будет безопаснее вместе с нами в Москве, — небрежно бросил Алексей. Чехословакия думал уже возмущенно сказать «С чего Вы взяли?», но быстро понял, что в словах Союза был смысл. Ни в одном городе скрыться нельзя, а скрываться определенно нужно. В международном сообществе ходили слухи, что над попавшими в руки Рейха государственными воплощениями собираются проводить эксперименты, и для Зденека это звучало дико и глупо, но сейчас было лучше перестраховаться. Даже без учета слухов — их ведь просто могут убить! И даже если за Владислава заступится Венгрия — тоже лицо в немалой мере заинтересованное, — о Вацлаве заботиться некому. А если он связан с коммунистической партией, то ему никак нельзя попадать в руки фашистов. С другой стороны: что ждет их в Москве? Это место незнакомое, по-русски ни один, ни другой не говорит, да и Советский Союз они знают едва ли. — Я даю Вам гарантии, что с ними ничего не случится, — продолжил он. — Когда ситуация станет более стабильной или в том случае, если они изъявят собственное желание, я сделаю всё, чтобы они добрались до ваших земель. — Вряд ли они согласятся к вам ехать. Вашек еще подумает, но у Лацо жена в Братиславе, которая отказывается переезжать даже в другой город, не говоря уже про заграницу. Я бы с удовольствием их отправил подальше, сами понимаете, но они уже не считают себя детьми и потому полагают, что могут сами решать, что им делать. — Вы даже не можете на них повлиять? — С иронией в голосе спросил Алексей, что от него звучало странно. — Могу попробовать, пока есть время. Другое мне скажите, не известно ли Вам в этой связи, куда делся младший германский сын? Кажется, имя у него было Людвиг. Союз неожиданно поднял на него глаза и изучающе смотрел несколько секунд. — Почему я должен об этом знать? В конце концов это сын Рейха. — А мне казалось, что ему очень близки идеи коммунизма, а Вам известно, что немцы коммунистов не очень любят. — Зденек, Ваши намеки не к чему. Если пытаетесь меня в чем-то уличить, то делаете это напрасно. Кроме того, стоит беспокоится о Ваших детях, а не о германских. Если ответ на мое предложение будет положительным, рекомендую ехать через территорию Румынии, а не Польши. — Это я и сам знаю, — Зденек думал уйти, но, глянув на дверь, вспомнил кое о чем. — Вот что я еще хотел спросить. Какие у вас отношения со Стефаном? — С товарищем Стефаном у нас отношения намного лучше, чем с Югославией, — ответил Алексей, хитро щурясь. — Он жаловался, что Вы сегодня чрезвычайно эмоциональны. — Еще бы, — Зденек нахмурился. — В последнее время я как будто совсем потерял возможность себя контролировать, а мысли в голове все мешаются друг с другом, так что я иногда даже не могу вспомнить, что сам хотел сказать. Как будто в одной комнате громко разговаривает целая компания людей, и ни слова не разобрать. — Типично. Один мой хороший друг утверждает, что так сказывается народное волнение. — Уж не знаю, что там сказывается, но это очень мешает. И так цугцванг, а я даже работать нормально не могу. Хотя что уж там, Стефан и Михай, вроде как, находятся в лучшей ситуации, но ведут себя как совершенные идиоты, будто не происходит ничего необычного, — скривился Зденек. — Они проводят ту линию, что приказало правительство. — Вы их оправдываете? — Ни в коем случае. Тем не менее, ситуация со Стефаном не так однозначна, потому что иногда мыслит очень здраво. — Ключевое слово — иногда. — Его государство все еще не признает меня, поэтому содержание наших бесед достаточно ограничено, однако его взгляды на положение угнетенных слоев у Российской империи или у других буржуазных стран сходятся с моими. — А, ну конечно. Он точно так же ненавидит Российскую империю, потому что так же его ненавидел Княжество или Королевство Черногория, а до этого Черногория и Брда, так что смею заверить, что угнетенные слои его волнуют в последнюю очередь. Потому что я в жизни не поверю, что изнежившийся за последние годы Стефан стал так озабочен проблемами бедных рабочих, что стал коммунистом. — Вы плохого мнения о своем товарище, ведь он мыслит в верном направлении. И потом, я ведь тоже не родился с «Капиталом» в руках и учением товарища Ленина в голове. — Югославия в сговоре с Германией и Венгрией, так что он думает в любом направлении, но точно не в верном, — мрачно заметил Зденек. — Возможно. Его государство защищает свои интересы и думает, что для этого лучше обратиться к Германии. После его отношения к белой эмиграции меня ничего уже не может удивить, но я склонен считать, что Стефан не поддерживает королевскую власть. — На каком же основании Вы так считаете? — На основании объективных данных, — просто сказал Алексей. «Разведка», — понял Чехословакия. — Пусть так, но мне совершенно без разницы, кого поддерживает или не поддерживает Стефан. Он воплощает Королевство Югославию, державу, которая оставляет меня на произвол судьбы в тот момент, когда ее помощь нужнее всего, — Чехословакия устало закрыл лицо руками. — Он не заслуживает того, чтоб его уважать. — О Матьяше Вы думаете так же? — Ну Вы и сравнили! Нет, Матьяш — это… Матьяш — это другое. Советский Союз не хотел отвечать, видимо, сочтя бесполезным устраивать спор с человеком, который, по собственному же заявлению, плохо контролирует свои мысли и не замечает очевидного отсутствия логики своих убеждений, да и самому Чехословакии было неинтересно продолжать эту линию. — Я, наверно, пойду, — наконец-то сказал Зденек. — Конечно. Подумайте над моим предложением, — Алексей крепко пожал чеху руку. — Доброй ночи. Удачи Вам. — Спасибо. Доброй ночи.---
Оставшиеся письма — порвать, документы — сжечь, чтоб ни строчки не попало в чужие руки, пистолет — зарядить и кинуть в карман, деньги — к черту деньги, бесполезные куски бумаги, фотографии — ценнее их не было ничего, но нельзя их оставлять, и брать нельзя — выдадут и потеряются, поэтому Зденек лишь одну прячет в карман куртки и нещадно рвет остальные на тонкие полосы. Сегодня всё произошло так быстро и внезапно, но настолько ожидаемо, что Чехословакия до сих пор не мог поверить, что это не страшный сон, а самая настоящая реальность. Паника сковывала его мысли, и голова была совсем пуста, но руки действовали автоматически, как будто зная, что нужно делать. За ним придут, Зденек знал это наверняка, его допросят и убьют, его дом обыщут, проверят каждую щель и половицу, поэтому нужно сделать так, чтобы ничего важного они не нашли. Сейчас, уничтожая все улики, Чехо-Словакия как будто наблюдал за собственными действиями со стороны, как будто он читал роман, в котором главному герою приходится спасаться бегством, но в жизни было намного страшнее, эту книгу нельзя было закрыть и отложить на ночную тумбочку, нельзя было пропустить самые пугающие страницы и продолжить читать с того момента, где все в безопасности. Чехословакия знал, что так будет, с самого начала, еще с тех пор, как год назад — казалось, что с того момента прошла настоящая вечность — уничтожили Австрию, когда его территорию присоединил Германия. Зденек знал, что будет следующим, но к его доводам все оказались глухи. Они утверждали, что немцы обойдутся Судетами, а Венгрия не заберет Словакию, и если с первым были точно неправы, то во втором была доля истины. Словакии дали автономию в ноябре, а теперь сейм объявил о независимости, а немцы — ну и совпадение! — вошли в тот же день в Прагу, чтобы подчинить себе остатки некогда сильной страны Европы. Чех не сомневался, что никто не поможет, и спасение народа зависит теперь лишь от действий этого же народа. Напряженный слух вдруг уловил стук в дверь на первом этаже; Зденек замер. За ним уже пришли? Стук повторился, теперь он звучал четче и настойчивее. Хорошие люди так не стучат в двери, и мысль Чехо-Словакии подтвердилась. Нельзя попадаться им на глаза, но куда бежать с мансарды? Он уже не успеет спуститься и спрыгнуть из какого-нибудь окна- Точно, окно. Зденек открыл его и выглянул. Оно находилось прямо над крышей соседнего дома, и если правильно рассчитать, можно спрыгнуть как раз на ее конек, высота небольшая, метра два с половиной, хотя если промахнуться, то скатишься вниз и улетишь прямо на землю… Чехо-Словакия отбросил эту мысль и полностью открыл окно. Главное — думать меньше, так становится почти не страшно. Ему повезло: зацепившись руками за карниз окна, он смог осторожно вылезти и мягко спрыгнуть на крышу. Только что делать теперь? Он мог бы добраться до края и попробовать слезть с другой стороны, но крыша была скользкая, и на удачу рассчитывать не хотелось. «Хорошо, что Вацлав и Владислав в безопасности», — думал Зденек, пытаясь сохранить равновесие. Можно было бы подождать, пока незваные гости уйдут, и вернуться в дом, но была слишком большая вероятность их встретить, да еще и не известно, как скоро они уйдут, а Чехо-Словакия чувствовал, как ему становится холодно здесь на улице. В тот момент, когда он снова порадовался, что отправил сыновей в Москву, из открытого окна его кабинета раздались голоса, и его воодушевление вмиг сменилась ужасом. — Кого видят мои очи! — Воскликнул Чехия, когда в комнату вошел одетый в черную военную форму Словакия. — Да у нас тут целая делегация, как я погляжу. Словакия, Венгрия, пшек, Германия. Чем обязан такому вниманию? «Делегация» рассредоточилась по комнате. Вацлав скрестил руки на груди и прислонился к письменному столу, наблюдая за нежданными гостями. Словакия прошел к окну и сел на подоконник, не сводя с брата глаз. Владислав сделал вид, что чувствует себя расслабленно, поэтому непринужденно мотал ногой, но Вацлава было не обмануть: он сразу заметил, что словак теребит в руках обручальное кольцо и перекидывает его с пальца на палец. Рядом встал Венгрия-старший, Матьяш, который, судя по выражению лица, вообще не хотел здесь находиться. Он рассматривал картины на стенах, стоявшую в углу печатную машинку, карту на шкафу, из которого перед самым их приходом вылез прятавшийся Вацлав. Польская республика, которого Вацлав не уважал и даже не боялся, по-хозяйски открыл упомянутый шкаф и начал шариться в вещах, там лежавших. Едва ли там можно было найти что-то занятное, если только Станислава не интересовали документы по положению крестьян в Кошицком крае в 1935 году. Третий Рейх — Вильгельм — выглядел уверенно и спокойно. У него были размеренные движения и цепкий холодный взгляд, от которого Вацлаву становилось не по себе. С такими людьми шутить нельзя. — Здравствуй, Вацлав, — поздоровался Рейх. — Мы хотели бы поговорить с твоим отцом. — С Чехо-Словакией? Какая незадача, его как раз нет дома. — Действительно незадача. Может, ты знаешь, где он? Чехия развел руками. — Увы, я никогда не спрашиваю, куда идут члены моей семьи. Видимо, зря — вон, Владья аж к вам пришел. — Слушай сюда, шутник, — заявил Станислав, когда разочаровался в попытке найти что-то ценное в шкафу, — либо ты говоришь, где спрятался Зденек, либо живущие на моей земле чехи очень сильно пострадают. — Замолчи, Польша, — проговорил Венгрия. — Зачем нам вообще Зденек? Чехия у нас есть, Словакия у нас есть, а Чехословакии больше не существует. Что Зденек сможет нам сделать? — Он может владеть важной информацией, — ответил Германия. — У государственных органов и так есть вся информация. Займитесь лучше делом. — А венгр дело молвит, — продолжил Чехия. — Расскажите, например, что собираетесь делать и как Словакия дошел до жизни такой. — Мы приняли решение, что для обеспечения полноценного экономического развития вашим землям нужен внешний контроль. Я буду управлять твоими землями, Протекторат Богемии и Моравии, а Словакию буду лишь консультировать и направлять. — Кажется, вы думали передать Словакию мне, — вставил слово Матьяш. - У вас есть время подумать над этим, пока я буду в Москве. — Руки прочь! — Прошипел Словакия. — Я — независимое государство, и только я могу решать, что делать со своей землей! — Когда отдашь Венгрии причитающиеся земли, — усмехнулся Польша. — А я бы не отказался от остальной части Тешинской Силезии. — Территориальные вопросы мы решим позже. Организованно. Протекторат, — Рейх повернулся к Вацлаву, — ты едешь со мной в Берлин. Сегодня. — Нет, — отрезал Вацлав и подошел к двери. Он собирался сделать что-то очень глупое, но важное. — Я не буду вашим «союзником» и рабом. Я не знаю, почему на это согласился Словакия, Бог ему судья, но я не сдамся. Вы все воспользовались бездействием международного сообщества и обвинили нас в угнетении национальных меньшинств. Каждый из вас понимает, что это неправда, но вы использовали это как повод, чтобы вторгнуться на наши земли. Хороший политический ход. Даже наше правительство, состоящее из трусов и предателей Родины, решило вам подыграть. Только одного вы не учли: страна — это не ее правительство, а ее народ, — Зденек гордо поднял голову и уверенно посмотрел на присутствующих в комнате. Словакия отвел взгляд. — От имени свободного чешского народа я объявляю вам войну. С вашей стороны, Словакия, Венгрия, Польша, единственно правильным решением будет осознать, что Германия вас не считает за людей и лишь использует. Фашизм вскружил вам голову, очаровал неземными перспективами, но он сперва уничтожит вас, а затем сам вымрет. Опомнитесь, пока есть время. Колени дрожали, когда Вацлав быстро вышел из кабинета и сбежал по лестнице вниз. Польша попытался побежать за ним, но Венгрия резко схватил Станислава за руку, не давая это сделать. Выбежав на улицу и вдохнув холодный воздух, Вацлав осознал, что впервые в жизни сделал что-то достойное.---
Когда через несколько часов после захвата немцами Праги Королевство Югославия получил телеграмму, отправленную из Бухареста, в ней было лишь четыре слова. «ЧС ЗАХВАЧЕНА ЗД МЕРТВ» Стефан почувствовал, как мир вокруг темнеет, мотнул головой и снова прочитал. ЧС — Чехословакия, ЗД — очевидно, кто… Югославия медленно убрал телеграмму в карман, достал пачку сигарет и закурил. Выглянул в окно, посмотрел на проходящих по улице людей, не обремененных проблемами. — Значит, он был прав… — Тихо произнес Стефан. — Будь я проклят, он действительно был прав.***
— Да, невесело было, — усмехнулся Сербия. — Зато как выяснилось в итоге, Румыния ошибся. Чехословакия не только выжил, но и, потеряв всего лишь Подкарпатье, вернулся на карту мира одним из сильнейших государств соцлагеря. — Среагируй Лига наций на угрозу фашизма тогда, никто бы не пострадал, — пессимистично заметил Черногория, проверяя остальные телеграммы в ящике и не находя ничего более занятного. Александру повезло больше: кроме старых документов он нашел несколько пачек медицинских бинтов, гуталин, целую россыпь сломанных наручных часов — когда-то их починкой увлекался Словения, — несколько музыкальных дисков и даже Библию на албанском языке. На вопрос, откуда она могла взяться в этом доме, ни один не смог найти ответ. С другой стороны, сколько еще тайн скрывает старый югославский дом?