Чонгук
2011 год, Сеул, Корея
Я проснулся раньше будильника. Резко подскочил в кровати со стойким ощущением, что проспал. Дёрнулся к телефону и с облегчением откинулся снова на подушку — до подъёма еще сорок минут. Можно ещё поспать… Лёг я вчера очень поздно. Тест, который задал господин Чхве, делал почти до часу ночи, чуть не заснул прямо за столом. Лучи солнца сквозь приоткрытые шторы всё же заставили открыть глаза. И тут же, вместе с проснувшимся сознанием, меня накрыли смущение и неловкость. Что же я натворил вчера? Моё желание сделать подарок Тэхёну, казавшееся вчера таким правильным, сегодня я ощутил жалким и нелепым. Мало того, что подкинул подарок Тэхёну в шкафчик, я еще и записку ему подложил. Да я просто расписался в своей глупости! Такой неслыханной смелости я не мог позволить себе раньше даже во сне. Что за странный порыв? Видимо, в тот день здравый смысл сказал мне «пока!» — как иначе объяснить мой поступок? Схватив подушку, я прижал её к лицу, заглушая крик, который рвался из груди. Может, не поздно всё ещё исправить? Можно прийти пораньше в школу и постараться выудить из ящика хотя бы записку. Откинув одеяло, я опустил ноги на пол и принялся ногой наощупь искать тапки, но не нашёл их. Один на месте, второго нет. Вот чёрт! Улетел под кровать. Пришлось распластаться на полу чтобы выудить тапок, по закону подлости притаившийся в дальнем углу. Полтергейст его туда закинул, что ли? — Доброе утро, Гук-и. Ты чего вскочил в такую рань? От неожиданно прозвучавшего вопроса я непроизвольно дёрнулся и припечатался головой о дно кровати. Но тапок всё же оказался у меня. Зажав добычу в руке, я выполз, отряхивая с пижамы пыль, и уселся на полу. В дверях стоял сонный отец, его волосы еще были примяты с одной стороны, совсем как у ребёнка, а в глазах плясали искорки смеха. — Мне нужно сегодня пораньше в школу прийти. Сделаешь завтрак? — Конечно. Яичница подойдёт? Я кивнул в ответ и поднялся на ноги. На ужин тоже была яичница, но отец помнил это лучше меня. Он взлохматил мои волосы и чуть грустно заметил, рассматривая меня на расстоянии вытянутой руки: — Ты так похудел… Когда ты так успел вырасти? — Я выгляжу так же, как и раньше. Посмотри внимательно. — Нет. Что-то в тебе изменилось. Ещё чуть-чуть, и ты станешь весьма привлекательным юношей. — Привлекательным это вряд ли. Посмотри на мой нос. Он просто огромный. — Ерунда. Ты очень похож на маму, а значит будешь очень красивым. Просто подожди годик-два. Вот увидишь, от девчонок отбоя не будет. Отец говорил это так уверено, что его слова звучали как официальное заявление, и казалось, что будет всё именно так, как он сказал. Папа обвёл глазами мою комнату и вдруг предложил: — Давай в выходные обновим тебе комнату? У нас в магазине после ремонта осталась краска. Можно будет содрать обои и покрасить стены. В моей комнате были выцветшие обои и старый спальный гарнитур. Выбирала мебель и эти обои моя мама. Может, поэтому мне не хотелось ничего в ней менять. Мне казалось, что каждая вещь здесь — стены с голубым абстрактным рисунком, кровать со стёганым лоскутным покрывалом, комод с заедающим вторым ящиком — все они помнили её руки. Прошло почти три года. Иногда мне казалось, что мама была в этой комнате только вчера, а иногда, что её и вовсе не было в моей жизни, только в мечтах. …В то утро мы вместе с мамой убирались в квартире. Я как всегда вытирал пыль, а мама мыла полы. Не прошло и часу, как вокруг всё сверкало чистотой и пахло свежестью. Вдруг зазвонил сотовый, который мама оставила на кухне. Она побежала и поскользнулась — на натёртом ей до зеркального блеска полу. Ударилась головой и потеряла сознание. Я испугался, бросился к ней и начал трясти, пытаясь привести в чувства. Мама вскоре очнулась, и казалось, что с ней было всё в порядке. Но мы ошибались. Чуть позже она пожаловалась на головную боль и прилегла на диван отдохнуть, а меня отправила гулять, чтобы не шумел и не мешал ей спать. Я ушёл, а она заснула. Но так и не проснулась. Я нашел маму мертвой, когда вернулся с прогулки. Мне тогда было всего девять лет. Я сам вызвал скорую, позвонив 911, связался с папой. Я включил телевизор и сидел на полу перед экраном без звука, до тех пор, пока не приехали взрослые. — Малыш, ты испугался? — спросил меня врач в синем халате, когда накрыл тело мамы синей медицинской пелёнкой. — Нет, — совершенно искренне ответил я. Я действительно не испугался, действовал на каком-то автомате. И с того дня вообще перестал чувствовать страх. Я не волновался перед контрольной или перед выступлением на сцене, мне не было страшно, когда мы смотрели у Югема фильмы ужасов. Страх словно умер во мне в тот день. В день смерти мамы. — Давай подождём с ремонтом до каникул. Три недели осталось. — Договорились. Кто первый в ванную? Я уже нацепил тапки и, нырнув под рукой отца, побежал, шлёпая сланцами по голым пяткам, под добрый смех в спину.***
Оказавшись в школе, я прямиком направился в сторону старших классов. Идя по коридору, тайком поглядывал на длинный ряд железных шкафчиков и, найдя нужный, воровато оглянулся. Вокруг не было никого. Я прислонился лбом к дверце, пытаясь в щель разглядеть, где лежит записка, судорожно соображая, что не догадался захватить из дома ничего подходящего, чем бы её можно было подцепить или открыть шкафчик. — Что за… чем ты тут занят? — услышал я за спиной. Бли-и-ин! Обернувшись, я чуть не подпрыгнул на месте. Мюнги стоял передо мной. Прищурив глаза, он протянул долгое: «А-а-а-а?» А я онемел, голос пропал, казалось язык присох к нёбу. Капец я везучий! Какой стыд! — Что ты здесь вынюхиваешь? Признавайся! Страшно не было, скорее стыдно. В голове пусто — я не знал, что ответить. Мозг в самый нужный момент просто отключился, только сердце работало, как положено. Вокруг нас уже начал собираться народ. Я стоял, прижатый спиной к шкафчику Тэхёна, упрямо сжав зубы и игнорируя все вопросы. Мне хотелось испариться, скрыться отсюда, только чтобы меня никто не видел. Точнее, чтобы меня не увидел Тэхён, который уже пробирался сквозь толпу к нам. — Что за шум, а драки нет? — он подозрительно оглядел Мюнги и, заметив за его спиной меня, вопросительно вскинул брови: — Он опять к тебе пристаёт? — Заступаешься всё за него. Зря. Он обычный воришка. Я сразу почувствовал, что с ним что-то не то. Крутился у твоего шкафчика. Высматривал, что внутри. Если бы не я… — И что же по твоему мнению он хотел украсть у меня? Учебники или, может, тетради? — Ну-у… — Мюнги в замешательстве уставился на меня: — Чего молчишь? Признавайся! Беззвучно выдохнув, я попытался что-то объяснить, но потом, опомнившись, сжал зубы и хриплым голосом просипел: — Я не вор… — потупив взгляд, я посторонился, пропуская Тэхёна к его шкафчику. Предчувствуя, что произойдёт дальше, я прямо сейчас был готов провалиться со стыда. Видимо, решив для этого просверлить взглядом дыру в паркете, я не сводил глаз с выбранного места, не смея посмотреть на Тэхёна. Сейчас он откроет шкафчик, прочитает вслух мою глупую записку, окончание которой точно потонет в дружном хохоте собравшихся, и… Тэхён больше никогда не посмотрит на меня по-доброму и с улыбкой. Наверняка, в его глазах будет теперь только осуждение, сожаление или даже отвращение. Я сцепил за спиной руки в кулаки, впившись ногтями в ладони, и приготовился к самому худшему. Тэхён ввёл код на дверце и открыл шкафчик. Я заметил, как тень удивления промелькнула на его лице, когда глаза наткнулись на сложенную записку. Тэхён развернул и бегло её прочитал. Буквально доли секунд и она оказалась у него в кармане. Тэхён как ни в чём не бывало скинул с плеча рюкзак, вытащил тетради и убрал их в шкафчик. Потом он достал кисточку. Мою кисточку! И… заправив её, как настоящий художник за ухо, повернулся к собравшимся: — Ничего криминального не случилось. Расходимся. Концерт окончен. Чонгук пришёл сюда, потому что я обещал ему дать почитать книгу. Видимо ему очень не терпелось её получить, поэтому он и оказался здесь раньше меня. Тэхён повернулся ко мне и еле уловимо подмигнул. Толпа разочаровано выдохнула и, поняв, что продолжения концерта не будет, начала медленно расходиться. Молчание, повисшее между нами, давило. Сделать вид, что ничего не произошло, сказать «пока!» и разойтись, было бы абсурдно. Начать разговор, когда нужных слов было так мало и на язык лезли совсем не те, что нужны, было очень трудно. Но нужно. — П-почему ты всем соврал про книгу? — тихо спросил я, когда мы остались с Тэхёном только одни в коридоре. — Мне понравились слова в твоей записке. Это было очень искренне… и мило. Я медленно поднял взгляд и с волнением посмотрел в глаза Тэхёну. Он не шутит? Приятное ощущение тепла сжалось пушистым комочком в груди. Тёплая, как парное молоко, улыбка Тэхёна растворила колючий стыд. Я вдруг поймал себя на мысли, что успел сосчитать все пять родинок на его лице, запомнил как карие глаза переливались в лучах света, какие мягкие и красивые губы у Тэхёна и насколько заразительно они расплываются в улыбке. Меня бросило в незнакомый жар, грудную клетку что-то сдавило, и я смог только шумно с облегчением выдохнуть. — И потом, ты знал, что в Китае тот, кто спас человека, становится как бы его должником? — продолжал дальше уже очень серьёзно Тэхён. — Погоди, я что-то не понимаю, кто кому должен? Тот, кто спас, или тот, кого спасли? — Я тебя спас на крыше, значит я твой должник. Потому что как бы дал тебе новую жизнь и отвечаю за всю твою дальнейшую судьбу. «Он точно Маленький Принц! Мы в ответе за тех, кого приручили — совсем как в книге!» — мелькнуло у меня в голове, и я счастливо улыбнулся Тэхёну.***
Сокджин
В одиннадцать утра я закрыл файл с оценкой результатов психологического тестирования группы школьников, которое проводил наш институт в конце учебного года, и сохранил его в папке «Тестирование 2011. Школа Чунан». Отнял руки от лица, потерев уставшие глаза, и тут же упёрся взглядом в обтянутый узкой красной юбкой зад моей ассистентки, которая, наклонившись, убирала папки на нижнюю полку шкафа. Двадцатипятилетняя Сэвон Янг работала со мной уже второй месяц. Три фактора повлияли на решение о принятии её на работу: наличие обручального кольца, скромное серое платье и диплом гуманитарного университета с отличием. Но, видимо, я просчитался: не прошло и недели, как «серая мышка» преобразилась. Теперь мой слух раздражал цокот её каблуков по паркету, нос чесался от терпких духов, а взгляд непроизвольно зависал то на ярко-красной помаде Сэвон, или — как сейчас — в глубоком вырезе белой обтягивающей блузки. Она присела на стул напротив меня и призывно водила пальцем по полуобнажённой груди, с преувеличенным вниманием разглядывая что-то в мониторе. «Похоже, что я теряю хватку. Сначала так проколоться с ней, потом с Чон Чонгуком. Пора принимать меры». — Сэвон, можно личный вопрос? — Да, конечно, — радостно откликнулась моя ассистентка, вскинув на меня влажные глаза. — Как ты думаешь: стекло пропускает ультрафиолет? — Не пропускает… — растерянность сквозила в её голосе. — А почему вы это спросили? — Сначала я подумал, что ты решила позагорать в кабинете, только поэтому ты почти тут обнажилась. Тогда может, тебе жарко? — Нет, — щёки Сэвон залил румянец, сливающийся с цветом её помады. — В таком случае, застегни блузку, если тебе не жарко. А если жарко, то можешь включить кондиционер. Сама. Пульт на стене. — Я не понимаю, — пролепетала она, но руки непроизвольно дёрнулись к разрезу, — если это шутка, то… — Нет, не шутка. Выкинь из своей головы все мысли на мой счёт. Ты не в моём вкусе. Да застегни ты, наконец, свою блузку! — раздражённо прикрикнул я. — Что? — девушка сделала круглые глаза, фальшиво пытаясь придать лицу возмущённое выражение, — Вы не… я совсем не… — начала оправдываться она. Лицо залила краска стыда, и она судорожно принялась застёгивать пуговицы на груди. — Да не напрягайся ты так. Просто ты не моём вкусе. И вообще, меня мало интересуют девушки. Так более доходчиво? Это последний раз, когда я делаю подобные замечания. Слишком много от тебя внимания ко мне и слишком мало к работе. Последнюю фразу я говорил уже уставившись в экран монитора, а пальцы в привычном темпе быстро бегали по клавиатуре. Я сделал вид, что не заметил слёзы, застывшие в её глазах и то, как она практически побежала на выход из кабинета: — Сэвон! — окликнул я её в спину. — Принеси мне личное дело Чон Чонгука, седьмой класс, школа Чунан. У меня была отвратительная работа, но я её любил. Нет, речь сейчас не о работе профессора психологии в Сеульском университете, это всего лишь ширма. Основной своей работой я считал деятельность в корпорации «Hive» , руководил которой Крон. В мои обязанности входило предварительное тестирование и психологическая подготовка кандидатов для службы в «Hive». Работая на Крона, я чувствовал себя ювелиром, который из обычного мутного алмаза, шлифуя и срезая ненужное, делал из людей бриллианты. После моей обработки из людского шлака и отбросов получались идеальные, послушные машины для выполнения самых сложных заданий. Именно то, что было необходимо Крону. Только пройдя мою психологическую обработку и справившись с базовым курсом в тренировочном центре, кандидат получал допуск на первый уровень проекта «Hive». И вот сейчас мои ноздри трепетали от нетерпения. Я чувствовал, что нашёл бриллиант. Удивительные глаза, проникающие в самую душу, смотрели на меня с фотографии личного дела Чон Чонгука. И улыбка! Искренняя, заставляющая обязательно улыбнуться в ответ. Мне достаточно было увидеть сцену в столовой, когда Чонгук оказался один против компании старшеклассников и сумел взглядом сломить их напор, чтобы понять, что у Чонгука был дар. Эмпатия — так называется врождённая способность чувствовать человека, только похоже, он об этом не подозревал, а уж как пользоваться этим даром — и подавно. Но я не мог сообщить Крону об этой уникальной находке, не проверив результаты своих догадок. Поэтому договорился с отцом Чон Чонгука об индивидуальных занятиях в моей клинике под благовидным предлогом — проработать с мальчиком его психологическую травму после смерти матери. Открыв папку, я вновь принялся изучать дело. Мне важно было понять, что я пропустил, когда тестировал Чонгука. Вставив чёрные капли наушников в уши, включил первую запись нашей беседы: — Чонгук, скажи мне, ты дружишь со сверстниками? — Конечно, дружу. — А кого из них ты любишь больше всего? Тишина, которая длится довольно долго. — Хорошо, Чонгук, спрошу чуть по-другому. Если бы у тебя было одно лишнее яблоко, с кем бы из твоих друзей ты им поделился? — С Югемом. — Это твой одноклассник? — Да. И живём мы рядом. А еще у него мама готовит очень вкусно пулькоги с жареным тофу. — Это тот мальчик, с которым я тебя видел в коридоре сегодня? — Нет. Это Тэхён. — А он кто для тебя? Тоже друг? Опять повисла тишина и вопрос остался без ответа. — Ну хорошо, Чонгук, давай выбирай, чем мы сегодня займёмся — картинки или загадки? — Картинки. Будут новые? — Конечно. Слышен звук выдвигающегося ящика и шорох бумаги. Это я положил на стол десять карточек с чернильными пятнами: пять из них — черные, две — красно-черные и три — разноцветные. — Посмотри внимательно на рисунки и назови всё, что увидишь — только обязательно уточни, где ты это видишь на рисунке и почему пятна вызывают у тебя этот образ. Можешь карточку крутить, наклонять, переворачивать вверх ногами, то есть рассматривай, как тебе захочется. Понял задание? — Ага. — Вот этот рисунок что тебе напоминает? — Летучую мышь, — сходу, не раздумывая, ответил Чонгук. — Хорошо. А тут ты кого видишь? — Медведя? — чуть неуверенно ответил он. — Покажи, где ты его увидел? Молодец. А тут? — Человек смотрит в зеркало. — Продолжим? Я выложил карточку перед Чонгуком. Тот долго её рассматривал, закусив губу, не решаясь дать ответ. — Некоторые люди могут что-нибудь увидеть в отдельных частях кляксы. Попробуй, может быть, у тебя тоже получится. Слышен скрип грифеля по бумаге. — Что ты рисуешь, Чонгук? — Смотрите, если вот тут дорисовать две линии, клякса будет очень похожа на дерево. — А где ты видел такие деревья, с фиолетовыми листьями? Снова тишина и слышно шуршание сминаемой бумаги. Заключение: Ответы Чон Чонгука были достаточно типичными, девяносто процентов из них попадали в наиболее распространенные варианты. Толкование давалось целому пятну, изредка его элементам, фон исключался из восприятия картинки, что свидетельствует о логически упорядоченном подходе к реальности и стереотипности мышления. На протяжении сеанса, чтобы скрыть нервное состояние, испытуемый часто крутил в руках карандаш или начинал рисовать. Все рисунки состоят из хаотичных абстрактных линий. Фигуры или силуэты людей отсутствуют. Чертовщина какая-то. Я не мог так ошибиться. Чонгук абсолютно обычный ребёнок. По крайне мере, тест Роршаха говорил именно об этом. Это полное фиаско. Хорошо, что я не рассказал о мальчишке Крону.