Чонгук
2011 год, Сеул, Корея
— Чонгук, ты слышишь меня? Я знаю, что слышишь. Открой глаза, малыш. Я с тобой. Я рядом. Детка, посмотри на меня… Я не спешил возвращаться и не хотел открывать глаза, но голос отца звал меня, врезался в сознание и вытаскивал из состояния блаженства и эйфории. Почувствовал, как кто-то взял меня за запястье. Хотелось стряхнуть холодные пальцы, потому что они вытаскивали из другого мира, где я, казалось, обрёл покой. Дёрнул рукой. Веки задрожали и сквозь ресницы с трудом разглядел силуэт: нечёткий и расплывшийся. — Доктор! Он приходит в себя! — громко закричал отец. Резкий звук встревоженного голоса вонзался в мозг и причинял страдания. С невероятным усилием я открыл глаза. Надо мной склонился отец — он гладил меня по голове и убирал прилипшие пряди со лба. Сердце забилось, в голове загудело, а потом монотонно и противно запищало. Пик. Пик. Пик. — Гуки, всё в порядке. Ты жив! С тобой всё в порядке, — исступлённо шептал папа. За его спиной появилась фигура врача в белом халате. — Ну что вы так переживаете, господин Чон? Мы же говорили вам, что Чонгук спит под действием лекарств. Сейчас мы возьмём анализы и убедимся, что с ним всё в порядке. Доктор подкатил к кровати небольшую стойку с пробирками для анализов, но перед этим склонился, проверяя моё состояние: прощупал пульс, сверял и записывал показания монитора, тихо комментируя результаты отцу. На моём лице была кислородная маска, а руку обвивала капельница, очищающие лёгкие и кровь от ядовитого угарного газа, которого я успел наглотаться. Мои глаза были прикованы к лицу папы, который старательно избегал моего взгляда, а если и смотрел, то с какой-то болью. Он казался осунувшимся, худым и бледным. Совсем другим… Я открыл рот, чтобы задать вопрос, но не смог. Язык не слушался, а горло царапала боль. — Папа… — с трудом прохрипел я, собрав все силы, как только врач вышел из палаты. — Врач сказал, что уже можно снять, — отец склонился и убрал с лица кислородную маску. Пульсирующая венка у него на виске буквально кричала о том, что у отца была тяжелая ночь. — Меня заверили, что ты пробудешь всего пару дней в больнице под наблюдением. И тебя скоро выпишут домой. Он поднёс стакан с трубочкой к моим губам и помог попить. Когда наши взгляды встретились, я заметил непривычный блеск в его глазах. Тревога, радость, осуждение, праведный отцовский гнев… и страх. Его взгляд был полон сострадания и того самого страха, который живёт внутри каждого родителя с первых секунд жизни своего ребёнка — страха навсегда его потерять. Меня охватило огромное чувство вины, а веки защипало от солёных слёз. — Пап… прости меня, — слова сорвались с губ сами собой, но на самом деле кричало сердце. — Прости, что заставил волноваться. Что прогулял школу и оказался там… — Ты жив. Это самое главное. А с остальным… со всем разберёмся, сынок, — папа переплёл наши руки и ласково поглаживал внешнюю сторону ладони своим большим пальцем. Не представляю, что пережил он, пока я находился тут без сознания. — Папа, ты же не веришь, что это сделал я? — приподнявшись с подушек, я с тревогой всматривался в лицо отца, вспомнив обвиняющие слова Намджуна у «скорой помощи». — Конечно, не верю, — отец тяжело вздохнул, прижавшись лбом к костяшкам моих пальцев. — Но ты не представляешь, в каком состоянии я был, когда мне позвонили на работу и сообщили о пожаре. Расскажешь, как всё произошло? И я рассказал всё без утайки: как сбежал из школы, повинуясь странному предчувствию и желанию найти друга. Как заметил начало пожара и бросился спасать Сунхи. С раскаянием признался, что мне не хватило сил дотащить его тело до выхода. Я всхлипнул, чувствуя, как горькие рыдания рвались из груди. Склонившись ко мне, папа обнял, успокаивая. Я рассказал всё, вплоть до того момента, как потерял сознание. — А месье Лепран где? Что с ним? — отстранившись, с волнением спросил я. — Лепран? Если ты о том молодом человеке, который спас тебя, то он здесь. Его привезли в эту же больницу. Сынок, как только разрешат вставать, нужно будет зайти к нему и поблагодарить за его мужество. Если бы не он… — голос отца дрогнул, и он замолчал, боясь вслух произнести печальный исход событий. — Хочешь, сделаем это вместе? — Нет. Я сам. — Гуки, всё, что ты мне сейчас рассказал, тебе придётся повторить следователю. Меня предупредили, что скоро должны прийти из полиции. Если тебе тяжело или ты пока не готов к разговору, я могу позвонить и отменить их визит. — Всё нормально, пусть приходят. — Я не смогу присутствовать при вашем разговоре, — отец горько вздохнул и потёр покрасневшие от усталости глаза, — я отпросился вчера с работы, всю ночь был с тобой в палате. Ещё на один день меня уже не отпустят. Мне скоро нужно идти, сынок. Отец заботливо поправил лёгкое покрывало у меня на груди. — Не переживай, я ж не маленький, справлюсь.***
Ким Сокджин пришёл не один, а в сопровождении следователя Мин Юнги. Он озадаченно сдвинул очки на кончик носа, когда увидел аппараты, подключенные ко мне. — Чонгук, как ты себя чувствуешь? Ты в силах поговорить с нами недолго? — первым делом спросил он. — В силах. — Тогда давай по горячим следам пробежимся по всему тому, что случилось вчера утром. Обращайся ко мне просто — Юнги. Договорились? Следователь в дорогом костюме взял стул у стены, чуть выдвинув его вперёд и сел. Я мало смыслил в брендах, но чувствовал, что здесь пахнет лейблом с трудно произносимым названием, за которым стояли лаконичные фасоны и заоблачные цены. Поначалу мне казалось, что я повторю свой рассказ и мы попрощаемся. Ну, максимум — следователь задаст пару уточняющих вопросов. Не тут-то было! Как только я замолчал, господин Мин пододвинул стул почти вплотную к кровати и вытащил из внутреннего кармана пиджака блокнот и ручку. «А вот теперь он всерьёз взялся за дело, — понял я, — до этого была лишь разминка». — Я думал, что расследованием будут заниматься пожарные, папа говорил, что у них есть специальное подразделение, которое изучает улики и устанавливает причину возгорания, — я насторожено изучал молодого следователя, которого Ким Сокджин представил директором департамента безопасности Сеульской полиции. — Всё верно, но в этом деле пострадал подданный иностранного государства, поэтому в министерстве решили, что моя помощь в расследовании не будет лишней. Чонгук, а почему ты начал тушить пожар курткой? — Теперь я понимаю, что это была глупость, но огнетушителя не оказалось на месте. Куртка - это единственное, что оказалось у меня под рукой. — Огнетушитель валялся за стойкой сторожа, по всей видимости, именно им и оглушили Сунхи. Чонгук, а какой у тебя рост? — Сто пятьдесят сантиметров, — Юнги с прищуром посмотрел на меня и что-то пометил у себя в блокноте, — сто сорок семь, — чуть тише уточнил я. — Сунхи всё это время был без сознания? Может, он успел тебе что-то сказать? Я отрицательно покачал головой. — Чонгук, расскажи, почему ты стоишь на учёте в инспекции? Я замолчал, заметив, как потемнело лицо Ким Сокджина. — Как твой представитель, Чонгук, напоминаю, что ты не обязан отвечать на все вопросы, — он сказал это с таким нажимом, словно призывал меня замолчать. — Вся необходимая информация есть в твоём личном деле. Закрыв глаза, я потёр пульсирующие виски. Голова взрывалась от огромного количества мыслей. В меня словно бес вселился. Внутри всё забулькало и заклокотало, словно в кастрюле на огне, которую довели до кипения, минуя стадию подогрева. Мне до сих пор было обидно от того, как обошлись со мной взрослые. Сейчас, глядя в пронзительные глаза Юнги, захотелось, чтобы он узнал, как всё было на самом деле, захотелось довериться ему, как врачу на приёме. — Я расскажу, — уверенно ответил я. — Это случилось в феврале, практически сразу перед каникулами и окончанием начальной школы. Наверное, и к лучшему. Потому что было слишком много шумихи, слишком много внимания и слухов. Не хотелось после произошедшего что-то объяснять и доказывать всем, что я не опасен. — А что, появился повод тебя опасаться? — Конечно же нет! Просто никто не ожидал, что я был способен постоять за себя и дать отпор. — Почему? — Я был незаметным. Такие, мне кажется, есть в любом классе: упрямые тихони. Их обычно не замечают, про них вообще не думают. Чтобы обращать на себя внимание, ты должен чем-то выделяться. Не выделяешься? Значит, не стоишь внимания. Во всяком случае так было в нашем классе. — То есть ты не выделялся? — быстро уточнил Мин Юнги. — До определённого времени… В конце учебного года заболел наш куратор и к нам на замену поставили нового. Им оказался молодой учитель математики господин Джи Вон, высокий, статный, на мой взгляд, с чересчур тонкими чертами лица, брюнет, при виде которого девчонки были готовы упасть в обморок, а мальчишки со смехом наблюдали за их реакцией. Господин учитель раздавал расписание, говорил о важности предстоящих тестов, которые совсем скоро нас ожидали. — У кого-нибудь есть вопросы? — уточнил Джи Вон и обвёл взглядом класс. К моему удивлению Юджин, главная причина многих конфликтов в нашем классе, поднял руку: — А вы точно закончили институт? Сколько вам лет? — невинно хлопая глазами, спросил он и прыснул в кулак. От такой наглости учитель оторопел, но быстро сменил растерянность на маску высокомерия и, чеканя слова, спросил: — Это имеет какое-то отношение к учебному процессу? На лице Джи Вона было написано, что он считает нас всех идиотами, а вопрос Юджина лишь это подтверждал. После этого он разговаривал с нами брезгливо и при любом удобном случае издевался, доказывая нашу никчёмность. Урок завершился тем, что он написал задачу на доске и торжествующе обвёл презрительным взглядом класс, выбирая жертву. Ей, естественно, оказался Юджин. Тот долго потел и сопел у доски, тупо глядя на условие, не понимая, как подступиться к решению. — Один великий писатель сказал, что человек подобен дроби: числитель — это он сам, а знаменатель то, что он о себе думает. Чем больше знаменатель, тем меньше дробь! Так вот, Юджин, ваша дробь стремится к нулю! Собственно, ничего другого я от вас и не ожидал, — Джи Вон со стуком положил мел на стол, надел очки и торжествующе оглядел замерший класс. — Не может быть полноценного интеллектуального развития без знания математики. Перед вами элементарная задача! Каким же нужно быть бездарным и примитивным созданием, чтобы из трёх способов решений ты, Юджин, не был способен найти ни одного! Юджин понуро молчал, растеряв весь запас дерзости и наглости. Его лицо стало жалким. Я еще никогда не видел столь быстрого преображения из непререкаемого авторитета в униженного подростка. Мне даже на какой-то момент стало его жалко. Весь класс угрюмо молчал, не спешил прийти Юджину на помощь, опасаясь, что следующей жертвой для издёвок учитель выберет его. — Пяти, — тихо произнёс я, но мой шёпот был услышан. Учитель стянул очки и вытянул шею, высматривая, кто это сказал. — Что-о? Я не расслышал, кто это сказал? — У этой задачи пять решений, — чуть громче ответил я, подняв на учителя глаза. Под ошеломлённое молчание я вышел к доске и, взяв мел с учительского стола, начал выводить решения на доске. Класс, онемев от изумления, следил за моими выкладками. — Первые три относятся к арифметическому способу решения, здесь мы находим ответ с помощью элементарных действий, — мел стучал по доске в полнейшей тишине, — но, если мы составим уравнение, установив зависимость между величинами, эту же самую задачу мы уже решим алгебраическим способом. Когда прозвенел звонок, я дописывал ответ под четвёртым решением, но никто не тронулся с места. — А пятый способ? — буркнул Юджин, который всё так же продолжал стоять рядом со мной у доски. — У меня мел кончился… — Держи мой и пиши дальше, — Юджин откинул правую створку доски, выделив мне место для последнего способа решения. — Последний способ не всегда применим к решению текстовых задач, но здесь… графический способ будет самым коротким и оптимальным. Потому что как только мы изобразим условие в виде рисунка… Я схематично нарисовал чертёж из пересекающихся кругов и заштриховал искомый сегмент. Как только я это сделал, за спиной возбуждённо загудел весь класс, выкрикивая правильный ответ. Джи Вон булькнул, схватив свои конспекты со стола, и судорожно прижал их к груди. Обвёл потерянным взглядом класс, невнятно промямлил, что у него уже начался следующий урок, и выскочил из класса, как ошпаренный. Сокджин и Юнги слушали мой рассказ не перебивая, с огромным любопытством и восхищением в глазах. — И после этого случая ты стал популярной личностью в классе? Видимо настолько популярной, что Юджин почувствовал угрозу своему авторитету, а может, опасаясь нападок и насмешек одноклассников, решил поставить меня на место. В тот же день, после уроков, он собрал компанию и подкараулил меня в раздевалке в тот момент, когда я переобувался. Они выхватили мой ботинок и начали его перекидывать друг другу. Им было весело, они были охотниками, выбрав меня в качестве жертвы. Они кидали и кидали ботинок туда-сюда, надеясь, что я начну бегать за ним и умолять его вернуть, подзадоривая воплями, что раз я такой умный, догадаюсь какое верное решение у задачи «как получить назад свой ботинок». Намекая, что я должен был упасть на колени и умолять вернуть мне обувь. Но я не вёлся на их насмешки и издевательства, демонстрируя всем своим видом, что меньше всего на свете хочу играть с ними в эту гнусную игру. Рано или поздно им это должно было надоесть. Видимо, потеряв интерес к забаве, Юджин решил напугать меня другим способом. Он выхватил из кармана канцелярский нож и двинулся на меня, размахивая им перед лицом. Поначалу я отступал и защищался рюкзаком, выставляя его перед собой, как щит. Рука нащупала в боковом кармане рюкзака небольшой цилиндрик. И тут я вспомнил, что отец давным-давно положил мне туда газовый баллончик. «Мне так будет спокойнее, Гуки. Ты часто возвращаешься поздно вечером через пустырь один. Я из-за ночных смен не всегда могу тебя встретить. Используй баллончик только в случае опасности», — сказал он, убирая его в рюкзак. И это был как раз тот самый случай! Я выхватил баллончик и направил в лицо Юджина. Я бесстрашно встретил его изумлённый взгляд. Юджин потерялся лишь на мгновение, потом улыбнулся. Это была не миролюбивая улыбка, призывающая закопать топор войны. Он снова перешёл в наступление: — Ты что, осмелился мне угрожать, хлюпик? Посмотрите на него! Кишка тонка! Да у него руки трясутся! Ты даже прыснуть из баллончика боишься! Драться не умеешь, пользоваться баллончиком ссышь, ты только и можешь, что выслуживаться перед учителями, — подначивал и нагло цедил Юджин. — Хватайте его и тащите в туалет, там продолжим нашу беседу. Окунём в унитаз! Мочи заучку! Они не успели ничего сделать. Даже шагнуть в мою сторону не смогли. Юджин замахнулся, в попытке выбить баллончик из моих рук. Я брызнул едкой струёй прямо ему в лицо. — А как же охранник, учителя? Неужели никто не видел, не мог вас остановить? — Охранник сидел и следил за камерами наблюдения снаружи, не обращая внимания на происходящее в раздевалке. А потом… Потом эвакуировали всю школу, потому что находиться в помещении стало невозможно. Для охранника пришлось вызывать скорую, потому что он начал задыхаться и потерял сознание. Как оказалось у него была астма. А удушающий газ спровоцировал приступ. Вместе с ним увезли и Юджина - тот не мог разлепить глаза, которые опухли и покраснели, он орал громче, чем сирена скорой помощи, увозящая их. А меня… меня не отчислили только потому, что до конца учебного года оставалась всего неделя. Наказанием стало то, что поставили на учёт в инспекцию по делам несовершеннолетних. — Расследования не было? Почему не учли тот факт, что на тебя напали и просто вынудили защищаться? Расследование этого случая было настолько формальным, что мне даже рот не дали открыть в своё оправдание, когда пригласили в кабинет к директору. Там уже был инспектор, мой папа и мама Юджина. Как оказалось, она была какой-то шишкой в департаменте образования и всё время визжала, так, что вся её шея покрылась пятнами, угрожала, что не оставит этот случай просто так, добьётся чтобы в школу пришла инспекция с проверкой безопасности пребывания в этом учебном заведении. Видимо её угрозы подействовали на всех присутствующих. — Господин Чон, — обратился директор к моему отцу, — из нашей школы исключают за драку, а тут такой вопиющий случай, нападение и причинение вреда не только однокласснику, но и нашему охраннику, который между прочим, находился при исполнении обязанностей. Я не хочу устраивать скандал и выгонять Чонгука из школы с позором. Подумайте над тем, чтобы сменить школу. Это будет лучшим решением для всех. Мы аттестуем Чонгука по тому баллу, который он набрал на данный момент. И это была не просьба, это была настоятельная рекомендация. Взрослым было легче просто меня убрать, отчислить и забыть эту историю, как страшный сон. Мой папа не решился идти против: так и сделал, забрал документы. А я… я после этого твёрдо решил ни с кем не дружить в новой школе, никого не подпускать к себе близко и постараться, как можно дольше оставаться незаметным для всех. Не получилось… — Чонгук, Ким Сокджин сказал мне, что у тебя нет друзей в новой школе. Это правда? — Юнги прищурился и посмотрел так проницательно, словно пытался прочитать мои мысли. — Простите, — мой голос дрогнул, а во рту пересохло, — я очень устал говорить. Мы можем на сегодня закончить? Я не знаю, как вам этот рассказ поможет в расследовании, но спасибо, что выслушали. Мне стало легче. Откинувшись на подушки и отвернувшись к окну, я закутался в одеяло с головой, всем видом демонстрируя, что разговор окончен. Мин Юнги и Ким Сокджин вышли так тихо, что их отсутствие заметил не сразу. Я действительно очень устал от допроса, поэтому решил отложить визит вежливости к господину Лепрану до завтра.*******************