Чонгук
2011, Сеул, Корея
Лепран лежал в другом крыле госпиталя, в отдельной палате с улучшенными условиями. Другого я и не ожидал. Я стоял перед матовой стеклянной дверью, топчась на месте и не решаясь зайти. Не знаю почему, но медлил и чувствовал себя крайне неловко… Речь подготовил еще вчера, раза два повторил, пока шёл по коридорам больницы, и ни разу не сбился. Но сейчас, когда нас разделяла только дверь, мне хотелось развернуться и уйти. Словно что-то мешало зайти и выполнить задуманное. Страх! Вот что удерживало меня от того, чтобы зайти в палату. Я смотрел на своё размытое отражение в стекле и мне отчего-то было не по себе. Очень странное чувство, ведь для него не было никаких объективных причин. Ну не убьёт же меня этот француз?! Максимум — откажется разговаривать и выгонит прочь. Я сомкнул пальцы на дверной ручке и с силой толкнул её. Месье Лепран сидел на своей комфортной кровати в шёлковой пижаме. Он порывисто повернулся на звук открывшейся двери и недоумённо посмотрел на меня. Словно ожидал увидеть кого угодно, только не мою персону, но потом вежливо улыбнулся. От былого лоска француза не осталось и следа — он очень пострадал во время пожара. Острое чувство вины всколыхнулось внутри. Мучительно было осознавать, что причина этих ожогов и шрамов — я. Начав говорить, я стыдливо отводил и прятал взгляд, стараясь только украдкой смотреть на Лепрана. С каждым словом напряжение, поселившиеся внутри тугим комком, медленно отступало. Моя сбивчивая, но искренняя речь, видимо, произвела на Лепрана впечатление, и когда я замолчал, он мягко поманил рукой, разрешая пройти. Он всё так же продолжал мне мило улыбаться. Только подойдя ближе, заметил, как на виске просвечивала и бешено пульсировала голубая жилка. Она толкалась под кожей и вздрагивала. И от сочетания этого нервного биения с улыбкой на лице мне стало снова не по себе. — Всё хорошо, мой мальчик. Главное — ты жив. Лепран протянул руку и аккуратно, чтобы не повредить повязку, переплёл наши пальцы. Его глаза похолодели на сотую долю секунды. Потом на лицо вернулось то же приветливое выражение с улыбкой в краешках губ, только вот пронзительные серые глаза выдавали совершенно другую эмоцию. Он выглядел очень доброжелательным, но почему-то доброта не шла Лепрану, казалось, что она была маской. Я искренне недоумевал: куда делась его привычная заносчивость и отстранённость? А дальше он перешёл на французский и принялся что-то быстро говорить, но я не понимал ни слова из его речи. Я решил, что это были обычные наставления взрослых, потому что точно с такой же интонацией в голосе произносил нравоучения мой отец. Приходилось только улыбаться и кивать головой в ответ, как китайский болванчик. Внезапно произошло совершенно невообразимое. Лепран, бросив мельком взгляд за моё плечо, резко стёр улыбку с лица и умоляюще закричал что-то, глядя на меня, судорожно дёргая при этом рукой, в которой держал мою ладонь. Казалось, что он хотел её вырвать из моих рук, только я ощутил, как он напротив, сжал еще сильнее пальцы, не выпуская мои. Француз втянул голову в плечи и второй рукой прикрыл лицо, словно защищался. Он что?.. Ожидал удара от меня? Я был в шоке от стремительных, непонятных перемен в его поведении и не понимал, что происходит. Даже не обернулся, когда услышал торопливые шаги у себя за спиной. Продолжал тупо стоять и оторопело смотреть на истерику Лепрана. Жесткий хват за плечо, и меня буквально отшвырнули к стене, а между мной и Лепраном, тяжело дыша, встал Тэхён. — Не смей! Чонгук, не смей его трогать! — прозрачные пакеты со льдом выскользнули из рук Тэхёна и с грохотом упали на пол. Его крик отразился звоном в моих ушах, в глазах потемнело. До меня только сейчас дошло, как всё это выглядело со стороны. Будто я напал на Лепрана! Тот, словно подтверждая мою догадку, затрясся в безмолвном плаче, скрывая лицо в изгибе локтя, продолжая при этом бормотать на непонятном мне языке. Тэхён замер в полушаге от меня, вслушиваясь в причитания Лепрана. Его полный паники взгляд метался, перепрыгивая то на француза, то на меня. — Ты сдурел? Зачем ты ворвался в палату и накинулся на него, Чонгук? Зачем начал срывать повязки? Что на тебя нашло? Все мышцы Тэхёна были напряжены, и я чувствовал исходящий от него гнев. — Накинулся?.. Я пришёл поблагодарить за спасение. Но я и пальцем не трогал его, Тэхён! — мой голос панически повышался и наконец превратился в крик, такой громкий, что Тэхён отшатнулся. — Не трогал! Высокие ноты словно повисли в воздухе, дрожа в полупустой палате. Поражённый собственным криком, я, опустив глаза, прошептал: — Он всё врёт, Тэхён… — Вот как? — голос Лепрана вкрадчивый, но в нём отчётливо звенели ноты ярости и злости. Он медленно сполз с кровати и сделал шаг ближе. — Стоило тебе, Тэхён, только выйти из палаты, как Чонгук ворвался и с криком набросился на меня, обвиняя, что это я поджёг картины. Я как мог отбивался. Ты же сам всё видел! Но что я могу сделать в таком состоянии… Смотри… Он протянул к Тэхёну дрожащую руку, демонстрируя содранный бинт и кровоточащую рану. Еще несколько секунд назад повязка была на месте, в целости и сохранности. И я точно её не трогал. Я ошарашено дёрнулся вперёд, не веря глазам. — Чонгук! — встревоженно крикнул Тэхён, вставая между нами и загораживая Лепрана спиной. — Ты что собрался делать? Не смей приближаться! — Тэхён, ты что? Как ты мог такое про меня подумать? Поверь мне… — почти умолял я. — Это же я… Чонгук. Посмотри на меня… Мне очень нужно, чтобы ты посмотрел… Но Тэхён отвёл взгляд. Я только исступлённо мысленно повторял: «Поверь мне! Мне! Не Лепрану! Посмотри в мои глаза!», не зная, как еще убедить его в своей невиновности. Тэхён замер, раскачиваясь на месте, то в сторону француза, то в мою. Словно не решался, чью сторону принять, кому из нас поверить. Потом повернулся к Лепрану, и начал ему что-то говорить на французском, мягко увлекая за рукав пижамы в сторону кровати. Но тот вырвался и усмехнулся едкой улыбкой: — Тэхён, ты меня разочаровал. Ты сейчас что? Собираешься встать на защиту этого психически нестабильного мальчишки? Я, рискуя собой, вытащил его из огня. А что сделал он? Накинулся на меня. Ты думаешь, это слёзы от боли, что он причинил?.. Нет, mon cher… Боль причиняешь мне ты — своим недоверием. Ты сомневаешься в моих словах, закрываешь глаза на то, что видел сам, отрицаешь факты! — он снова, буквально в нос, ткнул Тэхёну кровоточащую рану. Тэхён побелел и растерялся: — Месье Лепран, я… — Не говори мне ничего… Не думал, что произвожу впечатление лгуна. Жаль, что я не заслуживаю от тебя даже малой толики доверия, после всего того что сделал. Уходите оба немедленно из палаты! Видеть вас не хочу. С этими словами Лепран развернулся и медленно направился к кровати. Тэхён побледнел еще больше, на нём не было лица. Он обмяк, будто напрочь лишился воли, эмоций, мыслей. — Идём отсюда, — безжизненным голосом сказал он. Тэхён сжал мою руку так, словно поймал ядовитую змею и пытался её удушить. Липкий страх пробрался холодом внутрь меня. Я пошевелил рукой, пытаясь ослабить болезненную хватку. Тэхён посмотрел на меня пустым взглядом и отпустил кисть. Мы не успели выйти. На самом пороге Лепран окликнул умирающим голосом: — Тэ, пригласи ко мне врача. Нужно сменить повязки. И приложи пока лёд. Мне одному не справиться. Я вышел, а Тэхён остался в палате. Дверь оглушительно хлопнула, разделяя нас. Я сполз по стене и осел на пол. Сидел в ступоре, не шевелясь и не моргая. Бессмысленным взглядом смотрел на закрытую дверь, надеясь, что она сейчас распахнётся и ко мне выйдет Тэхён. Сердце заныло, отказываясь принимать случившееся. Мысль, что происходящее — это неправда, заполняла меня целиком, я из последних сил цеплялся за несуществующую надежду. «Тэхён, не уходи… вернись ко мне… Поверь мне…», — отчётливое желание звучало в голове мольбой. Но нет… Всё кончилось. Всё хорошее в моей жизни кончилось в тот момент, когда эта дверь, лязгнув, захлопнулась за моей спиной. Еще никогда мне не было так пусто: и снаружи, и внутри. Пустота поселилась точно в центре груди — там, где раньше уютным клубком жила любовь, обогревая каждую клетку и распространяя в вены спокойное счастье. Я медленно встал и, еле передвигая ногами, побрёл в свою палату, размазывая по щекам жалкие слезы.***
Говорят, Вселенную постичь невозможно, но всё в ней состоит из очевидных вещей. Ночь сменяла день, а день переходил в ночь. Дни проходили за днями. Я ходил, говорил, жил, но меня не было. Словно завис между сном и реальностью. Стоило мне только закрыть глаза, я видел Тэхёна. Его губы, его улыбку, его глаза. Как сейчас: зажмурюсь — Тэхён идёт мне навстречу по школьному коридору, открываю глаза — передо мной никого. Я сходил с ума. Сон и реальность переплетались в клубок, стирая между собой зыбкие грани. Остановившись возле шкафчика Тэхёна, с тоской посмотрел на железную дверцу, за которой была пустота. Намджун взял меня за руку и покачал головой: — Чонгук, его нет. Тэхён улетел. Я молча кивнул и направился дальше. Тэхён исчез из моей жизни. — Знаю, — осознание этой истины далось очень тяжело. — Его телефон не отвечает. — Он сменил симку. Зачем ему во Франции корейский номер? Я больно прикусил губу. Я потерял связь с Тэхёном, он растворился и исчез. Наверное, как и все, поверил в мою виновность. Когда окружной суд — инстанция, которой предстояло определить моё будущее, собрался, чтобы вынести свой вердикт, итог казался всем предопределённым. Моё личное дело к тому времени пополнилось новыми терминами и отягчающими формулировками, такими как интроверт, социальная заторможенность, асоциальное поведение. К моему удивлению, Ким Сокджин выступал в мою пользу и категорически возражал против моего помещения в колонию. Он на протяжении двух часов вёл перекрёстный допрос, придирался к каждой детали следствия, обосновывал свои заключения с научной точки зрения. Под конец судебного заседания предложил для всех альтернативное решение. Дальнейшее обучение я буду проходить в закрытой школе. Ким Сокджин продемонстрировал рекламный ролик с аккуратным кампусом, залитым солнечным светом, огромным стадионом и счастливыми лицами учеников, бегущих на занятия. Решающим стало слово Мин Юнги, который и принял заявление от месье Лепрана о моём нападении на него. Следователь признал, что дело основано на догадках, а не на объективных фактах. В сложившейся ситуации эта закрытая школа для меня будет гораздо лучше, чем исправительное учреждение. Брошюра, которую в зале суда раздал всем Ким Сокджин, информировала о выдающихся успехах выпускников этой школы, высоком проценте поступления в вузы — и всё благодаря железной, практически армейской дисциплине. Тут председатель суда с ехидцей обратился к Ким Сокджину, не возьмёт ли тот на себя груз ответственности стать моим наставником? Он, очевидно, полагал, что господин Ким под благовидным предлогом откажется. Однако тот с гордостью подтвердил, что возьмёт на себя эту ответственность, только с одним условием. — При условии, что Чон Чонгук питает ко мне доверие и согласен, чтобы я стал его куратором, — сказал он, поворачиваясь прямо ко мне. Мне ужасно надоело это судебное заседание, тем более до этого моего мнения никто не спрашивал. Я переглянулся с отцом и молча кивнул, завершая этот цирк. После суда я в сопровождении Намджуна направился в школу, чтобы забрать свои тетради и учебники. Все ученики были уже на каникулах. Школьный коридор встретил нас непривично звенящей тишиной. Кодовый замок шкафчика пиликнул, распахнув дверцу. Что-то выскользнуло с полки и упало на пол точно между мной и Намджуном — записка, сложенная вдвое, на обычной бумаге, вырванной из блокнота. Именно такие писал и подсовывал мне в шкафчик Тэхён. Некоторое время мы молча смотрели на неё. — Что… — Намджун присел на корточки и потянулся к ней. — Что это такое? Я молниеносно нагнулся, схватил записку и зажал её в кулаке. — Это так… ерунда. Формулы писал, чтобы не забыть. Судорожно начал пихать как попало тетради в рюкзак, чертыхаясь, что они не помещались. С зажатой запиской в руке это делать было очень неудобно. — Давай я сложу всё аккуратно, — Намджун протянул требовательно руку и забрал рюкзак. — Ты чего такой бледный, Чонгук? Вспотел весь. Тебе нехорошо? — Да, — ухватился я за эти слова, как за спасительную соломинку. — Что-то мутит. Я отойду, хорошо? Я быстро. Мне нужно было срочно испариться, освободиться от опеки Намджуна. Записка жгла руку. Хотелось немедленно её открыть и прочитать, что написал Тэхён. Но только не в присутствии посторонних. Я попятился. — Ты куда? Туалет в другую сторону, — Намджун прищурился и положил руку мне на плечо. — Я… я в душевую, — резко высвободил плечо и под пристальным взглядом Намджуна направился в сторону спортзала, придумывая уже на ходу. — Весь взмок. Пойду умоюсь быстро.***
Намджун
Блядская дверь в душевую спортзала ни в какую не хотела сдаваться. Трещала, прогибалась под ударами, но стояла намертво. За ней шумела вода. Подозрительно долго, чтобы Чонгук до сих пор не закончил. За это время я бы успел не только сполоснуть лицо, но и вымылся бы раз десять. Что-то случилось. Точно случилось. На меня накатывала чудовищной силы тревога, она затягивала в себя, с каждой минутой всё больше превращаясь в панику. Я сильнее пнул дверь ногой, отгоняя от себя мысль, что будет, если опоздал. Мудак! Сокджин же просил присмотреть за Гуком. Не оставлять его одного. Точно не без причины. Он был сам на себя не похож, когда начал собирать вещи из своего шкафчика. Я замер, прислушиваясь. Опять позвал Чонгука. Без толку. С яростью пнул дверь снова. Ещё раз, ещё. Разбежавшись, я врезался плечом и вырвал с корнем замок из косяка. Влетел внутрь. Чонгук сидел в душевой кабинке на кафельном полу, прижав колени к груди. Прямо в одежде и кроссовках. Безучастно таращась в пустоту под струями воды. Весь левый рукав белой толстовки был в бурых разводах. На полу валялись осколки зеркала. Когда он успел его разбить? Я даже не слышал! Подскочил к нему, присел рядом на корточки, осматривая сбитые в кровь костяшки. Столько крови не могло быть из-за таких повреждений. Задрал рукав и оцепенел. Запястье рассекал уродливый, кривой порез. Моментально перехватил его рукой, плотно зажимая края раны. Кровь струйкой сочилась по пальцам, стекала на пол, смешиваясь с водой, и растворялась в водовороте. — Ты что, блядь, творишь?! — закричал я и подхватил Чонгука под мышки, потянул наверх, но он повис на мне, как тряпичная кукла. Ледяная вода нещадно била по нам. Чонгука трясло мелкой дрожью. Прижал обмякшее тело к стене, не давая сползти на пол. Одной рукой нащупал кран с горячей водой и открыл его до упора. Остатки холодной воды в трубах моментально сменились кипятком, и в следующее мгновение нас обожгло по-настоящему. — Зачем ты здесь? — прошептал Чонгук побелевшими губами. — Услышал, как ты звал. Из душевой не доносилось ничего, кроме глухого шума воды. Я догадывался о причинах, знал, что глубоко внутри Гук выл, срывая голос, даже не рассчитывая, что его услышат. Чонгук поднял на меня взгляд и жёстко сказал: — Зря спешил. Мне лучше было умереть… — Придурок! Жить. Ты должен жить! — Для чего? — Чтобы доказать, что Тэхён совершил самую большую ошибку в своей жизни, когда уехал с Лепраном. — Ты правда думаешь, что это ошибка? — Уверен.***
Чонгук
«14 июля 2011 года # Сегодня будет последняя запись в дневнике. Завтра я уезжаю в закрытую школу и оставляю этот дневник дома, спрячу его в надёжном месте. У меня нет телефона МП, чтобы позвонить или написать ему. Поэтому последняя запись — моё письмо к нему. И пусть он никогда не сможет прочитать его. Это даже к лучшему. Знакомство с тобой — это лучшее, что случилось в моей жизни. Всё, что было до тебя — такое блёклое и пустое, что вспоминать о нём не хочется. Я слишком поздно понял, что поселившееся внутри чувство — бесповоротно. Его невозможно отрицать, от него никуда не деться. Любовь. Огромная и сокрушительная. А сокрушить она оказалась способна даже меня. Я сломался и испугался, когда потерял тебя. От меня осталась сухая оболочка, которая больше не боялась смерти, а ждала ее с нетерпением. «Лучше бы ты умер» — эти слова звенели в моей голове, когда я резал осколком зеркала вены на запястье. Наверное, ты прав, так было бы лучше. Я сам хотел этого, хотел провалиться в черную дыру с рваными краями навсегда, но упав туда, понял, что иногда нужно умереть, чтобы вернуться. Поэтому знай: я вернусь к тебе. Когда я вырасту, я разыщу тебя, где бы ты ни находился. Я найду тебя и обязательно буду рядом».***
Я вытащил из портфеля клочки записки от Тэхёна, которые в приступе отчаяния порвал в школе и выбросил, а потом украдкой от Намджуна подобрал. Расправил и сложил пазл из обрывков. Мне всё еще было тяжело дышать, читая её — слова расплывались из-за наплывших слёз. Одна, предательская, упала на клочок бумаги, и буквы в последней строчке поплыли, смешавшись с засохшими каплями крови. Клей прочно зафиксировал фрагменты на последней странице дневника, так что разорвавшая сердце фраза, вновь сложилась в целое: «Чонгук, никогда больше не подходи ко мне, исчезни из моей жизни. А лучше умри»***************************