Намджун
апрель 2012 года,
пригород Пусана, Корея
Мельком бросив взгляд на часы, заметил, что до назначенного времени оставалось минут двадцать. В два глотка допил кофе и, смяв пустой картонный стаканчик, прицелившись, закинул его точно в центр мусорного ведра. Кафе, как и кофе, который здесь делали, было средней паршивости, девушку сюда бы я точно не повёл. Но эта забегаловка оказалась единственной в шаговой доступности от школы Чонгука. Зная, каких усилий Ким Сокджину стоило согласовать у руководства мою встречу, решил не испытывать удачу — приехал задолго до назначенного часа и сейчас был вынужден коротать время в этом кафе. Вернувшись из Франции, я вдруг осознал, что мне было просто необходимо увидеть парня, убедиться, что с ним всё в порядке. Я направил запрос руководству школы на посещение Чонгука. Ответ на электронную почту пришёл достаточно быстро. Минуты две я с удивлением изучал отказ, понимая, что, пусть и в корректной форме, но меня послали нахер. Пришлось подключить старые связи — бывший психолог нашей школы Ким Сокджин теперь работал в «Hive», только через него мне удалось добиться встречи. Я уже потянулся за сумкой, чтобы идти, когда соскучившийся за барной стойкой официант взял в руки пульт и маленькое кафе сотряслось от резкого звука заставки новостной службы YTN. Вздрогнув от неожиданности, покосился на плазму. На экране уже появилось изображение очень симпатичной ведущей. —… И в заключении выпуска сенсационная новость: в Сеуле совершена кража, которую полиция уже назвала самым дерзким ограблением банков в истории человечества. Бросив взгляд на слишком возбуждённую ведущую я всё же притормозил. На экране замелькали известные мне кадры Апкучжона — района, который считался одним из самых богатых в Сеуле: роскошь люксовых магазинов, шикарные рестораны, тихие улицы, стильно и вычурно одетая молодёжь на крутых машинах были его визитной карточкой. «Вот тебе и хвалёная безопасность Сеула. Интересно, почему грабители выбрали этот район?» — не успел подумать я, как ведущая, словно отвечая на мой вопрос, начала рассказывать подробности. — Чтобы ограбить «Хансонский банк», преступнику не пришлось врываться, угрожая оружием или вскрывать сейф. Четырнадцатого апреля автомобиль банка перевозил сорок восемь миллионов долларов, когда возле торгового центра Galleria Luxury Hall его догнал на мотоцикле полицейский и сообщил водителю, что под автомобиль заложена бомба, которая должна взорваться. В результате четверо инкассаторов вышли из автомобиля, а патрульный в униформе начал осматривать снизу транспортное средство. Через несколько мгновений из-под машины пошёл дым и показалось пламя. Мужчины, сопровождающие автомобиль, по указанию патрульного поспешили укрыться на подземной парковке торгового центра, — ведущая сделала многозначительную паузу и картинно нахмурила брови. — И дым, и полицейский оказались фальшивыми. Преступник беспрепятственно сел в автомобиль и скрылся с места преступления с деньгами. В настоящее время у полиции нет подозреваемых по данному делу. И тем не менее нашей новостной службе удалось выяснить, — снова воодушевилась ведущая, — что для расследования такого резонансного дела полиция привлекла свои лучшие кадры. На месте происшествия был замечен сам директор Департамента общественной безопасности полиции Сеула. А наш источник в полиции высказал мнение, что к ограблению могла приложить руку известная банда «VESPA», специализирующаяся на подобных преступлениях. На этих словах за её спиной возник стоп-кадр, где мужчина в чёрном костюме требовательным жестом прогонял оператора. Я в изумлении распахнул глаза, узнав в нём того полицейского, который давал показания на судебном заседании у Чонгука. «Земля точно круглая. Надо же было увидеть Мин Юнги вновь, именно в тот день, когда я приехал к Чонгуку», — рассеяно размышлял я, подходя к шлагбауму закрытой школы. Тот ролик, который Ким Сокджин показывал во время суда, очень походил на реальность. Если честно, то когда ехал в школу «Hive», ожидал увидеть, как минимум, каменную крепость с решётками на окнах и колючей проволокой по периметру. Но всё выглядело совершенно безобидно. Забор из вечнозелёного кустарника, на территории — небольшой пруд с утками, в центре огромной территории — трёхэтажное каменное здание в английском стиле, перед которым возвышался флагшток с развевающимся полотнищем. Школа «Hive» выглядела как обычная частная школа. Вот только судя по расписанию, которое я с удивлением изучал в холле, учебная программа разительно отличалась от школьной. Уроки китайского, французского, английского, курсы актёрского мастерства и культурологии шли вперемешку с программированием, менеджментом и психологией. Вдвое больше занятий физкультуры, чем в нашей школе, и огромный выбор дополнительных спортивных секций. Ровно в назначенное время в холле появился Чонгук. Я с каким-то чувством отцовской ревности отметил, что мальчишка за это время вырос и изменился. Это уже был не тот трогательный и неловкий ребёнок, который не знал, куда деть свои неуклюжие руки и ноги: Чонгук удивительным образом начал превращаться в юношу с потрясающе пропорциональной фигурой, приобрёл уверенный и спокойный взгляд человека, точно знающего, что он скажет или сделает в следующий миг. — Привет, Чонгук, — я шагнул ему навстречу, протягивая руку, — был в Пусане по делам. Вспомнил, что ты здесь учишься, вот и решил заехать узнать, как у тебя начался новый учебный год. — Всё хорошо, — лаконично ответил он, не ставя под сомнение мою невинную ложь о случайном визите. — Пойдём, прогуляемся? Погода просто класс. — Ага, как раз для прогулки, — Чонгук кивнул на окно. — Дожди в Пусане, если верить метеорологам, идут всего пятьдесят дней в году. Но мне кажется, что они наглым образом всем врут. С самого утра, не переставая, с неба сыпалась противная морось, грозя перейти в настоящий ливень. Даже утки вылезли из пруда и, нахохлившись, спрятались под огромным кустом. Мы доехали на такси до парка Йондусан и поднялись на смотровую площадку башни Пусана, с которой открывался нереальный вид на город и море. И даже сделали на память несколько снимков на полароид в квартале «Сорок степеней», пронизанным атмосферой середины прошлого века — с узкими улочками, изогнутыми крышами старых домов, с мощёными булыжниками переулками и деревянными фонарями. Чонгук на полном серьёзе поверил мне, что если спрятать снимок под мышку — тот проявится быстрее. Сгорая от нетерпения, он послушно спрятал фотографию и только когда я, не удержавшись, прыснул в кулак, догадался, что его развели, как несмышлёныша. Паршивый был апрель в этом году: робкая весна еле-еле вступала в права, на город обрушился самый настоящий весенний ливень, а не успевшая толком оттаять земля не желала впитывать в себя воду, и лужицы превращались под ногами в озёра. Нам пришлось спрятаться в небольшом рыбном ресторанчике на рынке Чагальчхи и, пока дожидались угря на гриле, принялись рассматривать получившиеся снимки. Вот на одном Чонгук, погрузившись в свои мысли, смотрел на море: его отрешённый взгляд был направлен не в мир, а куда-то внутрь себя. На другом снимке Чонгук обернулся — как раз в тот момент, когда я окликнул его в извилистом переулке старого квартала. Он вопросительно и очень по-взрослому смотрел прямо в объектив. Только на одной фотографии, когда Гук этого совсем не ожидал, мне удалось подловить момент его искренней радости. Сияющие глаза и искромётная улыбка, от которой у меня на секунду перехватило дыхание. В искорёженной жизни Чонгука эта улыбка была, как поцелуй солнца, которое выглянуло из-за туч, как раз в то мгновение, когда я поймал этот кадр. — Я оставлю себе эту фотографию? — Да. Конечно. — Чонгук, тебе нравится учиться в этой школе? — осторожно спросил я. — Скучать здесь точно не приходится, — уклончиво ответил он, аккуратно вешая промокшую от дождя куртку на спинку стула. — А друзья? У тебя они здесь есть? — Это лишнее. Абсолютно не нужный атрибут жизни. В этот момент я уловил в его интонациях лёгкое напряжение, словно Чонгук дал себе установку держаться со мной в чётко очерченных им же границах: не сказать ни одного лишнего слова, не выдать ни одну живую эмоцию, ограничиться в разговоре только парой общих, самых простых и банальных фраз. Он откинулся на спинку стула и провёл рукой по своим каштановым волосам, в которых словно запуталось солнце. А я, под его пристальным взглядом, внезапно почувствовал себя неуверенно, растеряв все аргументы. Взгляд скользнул к шрамам на левой руке, изуродовавшим его запястье. Металлический браслет, который носил Чонгук, возможно должен был скрывать их, но я с удивлением отметил, что тот был абсолютно не нужен. Шрамы стали белей и тоньше, чем несколько месяцев назад. Они вообще казались незаметными. Я уже собирался спросить у Чонгука, не сделал ли он пластику на руке, но передумал. Не захотел вызывать в его памяти ту застарелую боль. — Господи, какой же я идиот, чуть совсем не забыл, — я потянулся во внутренний карман пиджака и достал небольшой бархатный мешочек, — Держи. Когда я увидел его на ярмарке в Сент-Этьене, то почему-то сразу вспомнил о тебе и купил не раздумывая. Ослабил завязки и в раскрытую ладонь Чонгука скользнул кулон, очень напоминающий армейский жетон — овальной формы тонкая серебристая пластина. Вот только вместо номера с одной стороны её украшала изящная вязь готического шрифта по кругу, а с другой королевская лилия. Цепочка выскользнула сквозь дрожащие пальцы и мерно покачивалась как маятник, пока тот затаив дыхание рассматривал кулон. — Что здесь написано? — «Post tenebras spero lucem». В переводе с латинского означает «Надеюсь на свет после мрака». Нравится? В ответ я получил такой взгляд, что содрогнулся. Ни у кого — ни до, ни после него — я не видел такого пронзительного, честного и откровенного взгляда.***
Чонгук
Казалось, что в тот миг у меня внутри всё оборвалось, рассыпалось вдребезги. Воспоминания, которые я так старательно спрятал глубоко в памяти, вспыхнули яркой вспышкой. Надежда затопила внутренности и сдавила горло, заставляя задохнуться. «Сент-Этьен — это же во Франции?.. Значит этот кулон…». — Очень, — еле выдохнул я, — это от Тэ? Я с надеждой заглянул в глаза Намджуну, но он только отвёл взгляд. Внутри неприятно заныло от нехорошего предчувствия, я оцепенел в ледяной неподвижности в ожидании ответа. — Нет, Гуки… Это от меня. Но Тэхёну я подарил точно такой же. Я кивнул понимающе и еще крепче сжал кулон в кулаке, словно у меня в руках, наконец, появилась ниточка, которая связывала нас с Тэхёном. И от этого на душе стало спокойней и легче. — Как он? — голос против воли охрип. — Теперь с ним всё хорошо, — Намджун серьёзно посмотрел мне в глаза и я понимающе кивнул: — Ага, — и тут до меня запоздало дошло. — Но это значит… что было плохо? — Было. Лаконичный ответ ударил наотмашь. Я настороженно смотрел на Намджуна, слегка склонив голову, пауза повисшая между нами давила могильной плитой. Боясь дышать, ждал, что Намджун расскажет мне чуть больше о Тэхёне. Сцепив под столом руки в кулаки, приготовился к самому худшему — узнать правду и пустить в сердце боль человека, которого любил. Казалось, что я снова начал падать в чёрную бездну, у которой нет дна. Всё это время меня на плаву держала только одна мысль, что у Тэхёна во Франции всё хорошо. Ведь не могло быть иначе, он был всего в шаге от своей мечты. Это невозможно, немыслимо… Он был самой лучшей частью меня, которую пришлось вырвать с корнем из сердца, отпустить ради того, чтобы ему было хо-ро-шо! Земля поплыла под ногами, стоило только представить, что с Тэхёном случилось что-то непоправимое. Что? Авария? Болезнь? Его избили? Нет… нет, только не это! В ушах стучал пульс. Вокруг всё теряло очертания, я видел только Намджуна, сидящего напротив меня, и ощущение неизбежности в его взгляде обрушилось на меня, сметая всё на свете. — Что с ним?.. — прошептал я, смаргивая слёзы. — Чонгук, мальчик мой, — позвал тихий голос Намджуна, выдёргивая из тёмного морока, — это история Тэхёна. И только он должен решать, кому доверить её. Понимаешь? Сейчас всё уже в прошлом. — Понимаю, — я упрямо буравил Намджуна взглядом. — Насколько всё было плохо? — Настолько, что не хватит твоей фантазии, — он выдержал мой требовательный взгляд. — Вы оба столько дров наломали, что мне порой хочется вас обоих хорошенько отшлёпать. Чонгук, расскажи лучше мне про Лепрана. Всё, что знаешь. — А при чём здесь Лепран? — ощетинился я. — С чего вы решили, что я что-то о нём знаю? — с вызовом бросил я, скрестив руки на груди. — Гуки, пожалуйста. Просто расскажи мне правду. Мне кажется, что Лепран сыграл не последнюю роль в том, что произошло с тобой. Не зная фактов, у меня ничего не получится. — А что может вообще из всего этого получиться? — Нужно вернуть твоё честное имя. Только так можно тебя спасти. Я только сейчас, впервые по-настоящему понял — он не предполагал, не догадывался. Намджун точно был уверен, что меня подставили. — А кто вам сказал, что меня надо спасать, а?! — психанул я. — Надеешься, что справишься со всем сам? Почему же ты так упорно пытаешься доказать, что тебе никто не нужен? Пару секунд я буравил Намджуна взглядом. Он задавал столько вопросов! Много вопросов. Очень много сложных вопросов. Ответы на которые обязательно будут ещё сложнее, в этом я не сомневался. Но выбора всё равно не было, Намджун был прав в одном — я чувствовал, что мне нужно было уносить ноги из этой школы, но понятия не имел, как это сделать. Порывисто выдохнув, я начал излагать свою версию произошедшего, совершенно отличную от той, которую на суде Мин Юнги зачитал из письменного заявления Лепрана о моём нападении. И о которой никто, кроме меня и Лепрана, не знал. — Вот же козёл, — рыкнул Намджун, когда я закончил. — Почему ты не возражал, не рассказал на суде про это? У меня появилось ощущение, словно кто-то со всей силы ударил под дых, выбив весь воздух. Потому что я понял, что Намджун действительно искренне переживал за меня. — Это же очевидно, Намджун. — Не мне. — Мне бы никто не поверил. Слово сопливого ребёнка против убедительной истории известного художника. Я бы только усугубил своё положение, добавив в личное дело запись «склонен к вранью». — Неправда! — Намджун нахмурился, наморщив лоб. — С чего это ты так решил? — Даже Тэхён мне не поверил, — я грустно усмехнулся, — что уж говорить про судью… Всё закрутилось. Сначала я был в шоке, что Тэхён так поступил: встал на сторону Лепрана. А потом они уехали во Францию, и стало бессмысленно что-либо говорить. На самом деле, рассказывая сейчас это, я боялся, что и ты не поверишь во всё это, — у меня вырывался нервный смешок, — или хуже того, начнёшь меня осуждать. — За что? Намджун не донёс палочки до рта, замер, недоумённо уставившись на меня. Кусок рыбы выскользнул и упал назад в тарелку. — Я подумал, что ты догадался, что я… — и зажмурил глаза, потому что мой мир трясло. Впервые он пошатнулся, когда я познакомился с Тэхёном на крыше, и вот теперь, когда заблокированные воспоминания вспыхнули с новой силой, всё снова перевернулось вверх дном. — Ты ведь знаешь, что мне… нравился Тэхён. — Я не полиция нравов, — мягко улыбнулся в ответ Намджун. — Ты хуже… Иногда, но бываешь. Я пытался разглядеть на лице Намджуна замешательство, вызванное моим откровением. На сто процентов был уверен, что в его голове среди чётко разложенных по полочкам принципов не было места подобным отношениям. А вот в моём хаосе они вполне прижились. Намджун задумчиво постукивал пальцами по столу, видимо, размышляя и сопоставляя факты. Потом, спохватившись, посмотрел на часы и поморщился. Отодвинул тарелку и требовательным жестом подозвал официанта. — Чёрт, время пролетело незаметно. Чонгук, пойдём я провожу тебя до школы? — Уезжаешь? — грустно спросил я. — Да, — констатировал он очевидный факт. — Я что-нибудь обязательно придумаю, но ты уж постарайся: держи хвост пистолетом, — Намджун оплатил счёт и встав из-за стола, глядя в глаза, строго сказал: — Не важно, насколько сильно ты бьёшь, Гук. Важно, какой ты держишь удар. Запомни это.***
— Ну вот и всё, — сказал Намджун, кивнув на жёлтый автобус, показавшийся из-за угла, — я всегда буду рядом, Гук-и, обещаю. Если нужна будет помощь — обращайся. — Относительно рядом, — понуро ответил я, — в другом городе. — Дай мне время. Я постараюсь разрулить эту ситуацию. Обещаю. К остановке плавно подъехал автобус и замер. Намджун похлопал меня по плечу, поднялся по ступенькам, и за ним закрылась дверь. Он бросил на меня взгляд через стекло, и, отсалютовав рукой на прощание, уехал. Нужно было уходить в школу, до ворот которой было чуть больше двадцати метров, но я застыл, как цементом облитый, смотря вслед автобусу. Поднялся ветер — я застегнул ветровку и засунул руки поглубже в карманы, крепко зажимая цепочку кулона в кулаке. Вдруг меня окликнули: — Какие люди и без охраны… От неожиданности я чуть не подпрыгнул. Сзади, плечом к плечу, стояли трое крепких высоких парней, нацепив на лица противные ухмылки. Им было около восемнадцати лет и выглядели они весьма угрожающе. А сбитые костяшки точно не сулили ничего хорошего: с такими свяжешься — проблем будет выше крыши. А они мне нужны? Своих хватало. Я же не идиот. — От этой остановки, — тот, что был повыше всех остальных, указал на скамейку под пластиковой крышей, — и до рынка — наша территория. И за проход по ней нужно платить. Надеюсь, ты в курсе этого? Я усмехнулся и расправил плечи. Хуже этой нелепой причины прицепиться был бы вопрос: «закурить не найдётся?». — Ну так что? Деньги есть с собой или нам помочь тебе карманы проверить? — А вы всю территорию пометили или только этот столб на остановке? — фыркнул я в ответ. Плевать мне было и на этих парней, и на их нелепые угрозы. Я уже собрался послать их всех нафиг, развернуться и уйти, как меня сзади стукнули по плечу. — Ты где шатаешься, кусок недоразумения? Кто за тебя работать будет? А ну, топай отсюда на точку живо. На меня смотрел худой пацан примерно моего возраста, в тонком свитере с дыркой у ворота, который был ему велик размера на два. Выразительно поигрывая бровями, подавая сигнал ему подыграть. — Рады тебя видеть, Чимин, — широко улыбнулся один из парней. Произнесенная фраза должна была смахивать на искреннюю, но в ней сквозило столько фальшивых нот, что она производила впечатление прямо противоположное. — Этот с тобой пасётся, что ли? Уж больно он чистенький… Не похож на пусанского. — Недавно у нас в детском доме появился, — врал, как дышал, мальчишка, — не обтёрся ещё. — Кстати, Чимин-и… — прищурившись, тот, что покрупнее начал двигаться в нашу сторону. — Говорят, ты вчера вечером неплохой куш сорвал. Со старшими нужно делиться. Напоминаю, если вдруг у тебя амнезия. Мальчишка напрягся. Он инстинктивно схватился за задний карман. Я усмехнулся: «Так спалиться! Этим жестом он выдал себя с потрохами». — Братан, ты о чём? Я сейчас только что говорил своему другу, — мальчишка сделал паузу и выразительно посмотрел на меня. — Чонгуку, — добавил я. — Да! Я только что говорил Чонгуку, что пора менять точку. Совершенно ничего не заработали, люди стали аккуратнее. Правда же, Гуки? — спросил он так, будто мы с ним были сто лет знакомы. — Я понять одного не могу, ты нас за лохов держишь? — вены на шее амбала вздулись так, что казалось, он того и гляди сорвётся. Между их лицами оставалось несколько сантиметров, в которые не втиснулась бы даже ладонь. Чимин вдруг неожиданно харкнул ему в лицо, толкнул в грудь и сорвался с места. Да так, что я даже рот не успел открыть и инстинктивно дёрнул со всех ног за ним следом. — Лучше плохо бежать, чем хорошо драться, — бросил он мне на ходу. — Сюда! — крикнул, виляя между мусорных баков, от которых исходила жуткая вонь. «Охренеть, как быстро он бегает», — промелькнула в голове мысль прямо перед тем, как Чимин притормозил в подворотне и буквально впихнул меня, утрамбовав в узкую щель между домами. Проход был настолько узким, что я подумал, что прямо тут и подохну, застряв навечно. — Голова пролезла, пролезет и жопа, — шепнул Чимин и начал медленно, приставными шагами продвигаться вдоль кирпичных стен. — Чимин, сучоныш мелкий! — раздался злобный крик. — Тебе не жить! Несмотря на абсурдность ситуации, я громко рассмеялся, потому что здоровым парням ни за что было не просунуться в такую узкую щель. Чимин в ответ поднял руку вверх и гордо показал им средний палец. — Найдём и этот палец тебе первым сломаем! — продолжали бесноваться парни. — Ага, счас! — ухмыльнулся Чимин. — Мечтать не вредно! Мы вылезли с другой стороны улицы. Чимин окинул меня изучающим взглядом с головы до ног и, когда зацепился за цепочку, зажатую в моей руке, хищно блеснул глазами. — Неплохая цацка. Могу помочь её хорошо загнать, — максимально небрежно сказал он. — Даже не думай! — я стиснул зубы и угрожающе двинулся вперёд. — Да ладно, шучу я, — он протянул руку, — Пак Чимин, будем знакомы. — Чон Чонгук, — огрызнулся я, но руку пожал. — И часто ты так развлекаешься? — Только когда скучно становится. Пойдем, я тебя выведу отсюда, чтобы ты не нарвался на этих уродов. Он размашисто зашагал вдоль забора. Не знаю почему, но я пошёл за ним. Мы свернули за угол и словно попали в мир крошечных домов и узких проулков. Весь этот район до сих пор жил в прошлом столетии. Переулки, которыми Чимин меня вёл, были практически пустыми, не считая пары пьяниц, устроившихся прямо на земле у какой-то забегаловки. Поёжившись от холодного ветра, Чимин обхватил плечи руками, пытаясь согреться. Я снял свою ветровку и накинул ему на плечи — он почти утонул в ней. Улыбнувшись, плутовато спросил: — Не боишься, что украду её у тебя? — Да забирай. В школе новую выдадут. И мы рассмеялись. Чимин сказал, что в выходные дни, если хорошо покрутиться у баров и на рынке, то можно неплохо заработать. — Как заработать? — непонимающе уточнил я. — Срезать кошелёк. Лучше телефон, наличку сейчас почти не носят, а карты быстро блокируют, как только спохватятся, — деловито пояснял Чимин. — А телефон, особенно если последняя модель, можно выгодно сбыть. Мимо нас шмыгнула здоровая крыса, скрываясь между мусорными мешками, стоящими вдоль забора. — Ты живешь здесь? — я брезгливо поморщился. — Нет. Живу я в детском доме. Правда сбежал оттуда уже неделю назад. — Как это сбежал? Зачем? — Чтобы денег заработать. Думаешь, у нас так же шоколадно, как в вашей школе? Ничего подобного. — А эти жлобы? Что им от тебя было нужно? — Пф… Денег! Ты как с луны свалился. Все отстёгивают им. И попрошайки, и карманники. — За что? — За крышу, за матрас в подвале. Они и отмажут от полиции, если попадёшься. Но только хрен они от меня деньги увидят. Потому что меня полиции не поймать. Я виртуоз. Внезапно вынырнувшая из подворотни чёрная машина с визгом затормозила, заблокировав узкий переулок и перекрыв нам дорогу. Чимин в панике обернулся: издалека к нам приближались трое парней, по очертаниям и быстрой походке напоминающие тех, от которых мы убегали. Мы оказались запертыми в вонючем проулке. Деваться было не куда. — Капец, — сквозь зубы выдохнул Чимин, — мы в жопе. Попали! Открылась задняя дверь и из автомобиля вышел… Ким Сокджин. — Чонгук! Живо в машину! Где тебя носит? Забыл, что тебе будет за нарушение правил посещения? Почему ты не пошёл в школу, когда тебя привёз Намджун? Затравленный взгляд Чимина судорожно метался между мной и стремительно приближающимися парнями. Даже я понимал, что при посторонних на него не посмеют напасть, но стоит только нам уехать, от Чимина живого места не оставят. — Ну давай… Прощай, Чон Чонгук. И спасибо за куртку, — скинув ветровку Чимин протянул мне её обратно. — Я не поеду, — попятился я от Сокджина, осознавая, что скорее всего, очень скоро пожалею о своём решении. — Что-о? — это был явно не тот ответ, который он рассчитывал услышать. Мысль пришла моментально. — Я никуда не поеду без него, — мой палец ткнул в тощую грудь Чимина. — Я не хочу оставлять его здесь одного. Сокджин придирчиво оглядел Чимина и перевёл взгляд на меня. Я склонил голову к плечу и улыбнулся. Сокджин вздрогнул и как-будто поддался моему мысленному заклинанию: «Согласись! Сделай, как я прошу!» — Ты его спросил, хочет ли он этого? Кто он такой, ты знаешь? Что из себя представляет? Чимин оглянулся и гулко сглотнул. Амбалы остановились совсем рядом, угрожающе поигрывая сталью кастетов на руках. Они нагло продолжали пасти Чимина, дожидаясь, когда машина уедет. — Я бегаю быстрее всех в детском доме, — дерзко заявил Чимин — видимо, кроме этого ему больше нечем было похвалиться. — Легкоатлет, что ли? — насмешливо спросил Сокджин. — Лучше, — плутовато улыбнулся Чимин. — Вор! Сокджин на мгновение задумался и приоткрыл дверь машины еще шире: — Живо оба в машину, пока я не передумал. Я не гарантирую, что его не отправят назад. Нужно будет получить согласие администрации и утрясти перевод из детского дома, но… попытка не пытка. Чимин, не дослушав, юркнул в автомобиль и гордо, с торжествующим видом, показал в окно троице обалдевших парней средний палец.***
— Суки! Вы еще меня под ноль побрейте! — отбивался Чимин от пытающейся подстричь его женщины. — Мы в армию попали, что ли? Нет! Это всего лишь школа! Мы учащиеся, а не наёмники. Кто сказал, что мы лысыми должны ходить? Я же сидел смирно, наблюдая, как мои остриженные тёмные волосы падали на пол, смешиваясь со светлыми чиминовыми. — Ты еще потом спасибо скажешь, — сдул я очередную прядь, упавшую мне на лицо. — За что? Мы теперь как болваничики друг на друга похожи! Универсальные солдаты, блядь, — он посмотрел умоляющим взглядом на женщину: — А может андеркат сделаем? — Это что? — ножницы над его головой перестали лязгать. Чимин закатил обречённо глаза. — Виски сбриваем, а на макушке оставляете длину. Между прочим, первыми такую стрижку стали носить британские солдаты в период Первой мировой войны. Женщина на секунду задумалась, воровато обернулась, чтобы проверить, что сержант не наблюдал за нами и спросила: — Фотография есть? Чимин выудил телефон и быстро отыскал нужное изображение. Та недолго изучала и кивнула понимающе. — Ну если солдаты носили… Не ори только больше. Попробую. Я усмехнулся. Этот пройдоха даже тут умудрился выделиться. Интересно, а с формой он тоже что-то особенное придумает? На деревянных стульях перед нами уже был сложен аккуратной стопкой набор вещей. Семь пар носков, трусы, высокие кожаные берцы, спортивная форма, два комплекта камуфляжной формы и зеленый берет. — А что скажешь, если ротный заметит? — Под беретом не заметит. Если нужно, я в нём и спать буду! — Ну и смысл выделываться, если всё равно никто не увидит? — Чтобы жить во внутренней гармонии с собой. Терпеть не могу, когда все под одну гребенку. Мне хоть трусами наизнанку, но нужно отличаться от других. — Забирайте вещи и живо в казарму! — басом приказал старшина — жуткого вида огромный, накачанный мужик. Мы тут же подскочили и, минуя лестницу на второй этаж, следом за ним вышли к длинному коридору. В комнате, в которую он нас привёл, вдоль стены стояли двухэтажные металлические кровати с серыми голыми матрасами. — Верхняя моя! — выкрикнул Чимин. Он проскочил мимо меня и, закинув свой мешок с вещами наверх, запрыгнул на свою постель, свесив ноги. Я решил уступить и бросил свой тюк внизу. — Чонгук, слушай, а ты точно уверен, что это школа, а не армия? Я что-то не совсем понял, когда подписывал договор. — Болван, всегда читай документы, которые подписываешь! Это всё та же закрытая школа, только теперь нас распределили в специализированное подразделение, — я улёгся на кровать и закинул руки под голову. — Всего пять лет, Чимин, отмучаться. И мы будем свободны. — Пять лет — большой срок. За это время что угодно может произойти. — Думаю, что худшее, что могло произойти, с нами уже случилось, — ответил я, проваливаясь в сон.